Олег Александрович Сабанов
Зовут ее Муза
Конец календарной весны ознаменовался моросящими дождями, навевающими щемящую тоску задолго до прихода коротких хмурых дней поздней осени. К тому же для меня все складывалось не лучшим образом. Начатая повесть намертво застопорилась после первой написанной страницы, отчего с каждым прожитым мгновением разрасталось тягостное ощущение внутренней пустоты, еще более сковывающей творческое воображение. Даже вышедшие из-под пера классиков произведения в такие периоды я оценивал невысоко, находя их до зевоты нудными, предсказуемыми, далекими от реальной жизни, а их немеркнущую с годами популярность обычно списывал на самые разные обстоятельства. Свои же собственные с позволения сказать литературные изыскания меня и вовсе вгоняли в краску стыда, заставляя проклинать тот день и час, когда на старенький ноутбук была установлена программа для написания текстов. По правде сказать, я пребывал в состоянии некоторой подавленности еще с майских праздников, когда после загородного пикника умудрился в пух и прах разругаться со своей пассией из-за сущей ерунды. Вгорячах Алиса попросила меня забыть дорогу к ее дому вместе с номером телефона, что я обязался непременно сделать, будучи тоже на взводе. Одиночество в момент ссоры меня пугало меньше всего, так как тогда я уже мысленно общался с героями задуманной повести, иногда даже сам становился ими и пытался понять, как точнее отобразить чувства, поведение и фразы вымышленных персонажей. Однако внезапно вставшая на пути творческого процесса непроницаемая стена лишила меня их пестрой компании, отчего поначалу легкие приступы меланхолии становились все более болезненными и продолжительными.
Сквозь раздражение и апатию, окутавшие сознание ползучим туманом, я чувствовал приближение алкогольного полузабытья, но чем усерднее пытался отогнать провоцирующие мысли, а также забыть о самом факте существования горячительного зелья, тем отчетливее вспоминал его приятное жжение внутри вместе с последующим расслаблением. Сопротивляться искушению оказалось трудно, так как пляшущий под его дудку ум неустанно генерировал логичные, в общем-то, соображения о том, что жизнь коротка, а потому лишь идиот будет отказывать себе в доступном удовольствии, которое к тому же необходимо сейчас в качестве анестезии. Конечно, алкоголь вряд ли поможет выбраться из тупика, зато хотя бы скрасит пребывание в его удушающей атмосфере. Подобные доводы все чаще посещали отяжелевшую голову и на пике одного из приступов уныния возымели-таки кумулятивный эффект, заставив меня со скрипом подняться с кресла, умыться, одеться и выйти из квартиры.
В ту благословенную пору я вынужден был экономить буквально на всем, включая основные продукты из потребительской корзины, где наряду с овощами, крупой и растительным маслом неизменно присутствовали самовольно добавленные мною туда спиртные напитки. Оказавшись в отделе алкогольной продукции ближайшего от дома супермаркета, я, стараясь не смотреть на манящие полки с винами, коньяками и виски, схватил большую бутылку бюджетной водки, после чего без промедления направился к кассе. Мне не терпелось как можно скорее вновь усесться в свое кресло, чтобы начать смаковать давно знакомую хандру, полностью подчиниться ей, словно безмолвный раб извращенной госпоже и, хмелея после каждой опрокинутой рюмки, получать в процессе самоуничижения нездоровое удовольствие. Обычно я погружался в глубины вселенской тоски под звуки тихой минорной музыкой, папка с файлами которой всегда терпеливо ждала своего часа на рабочем столе моего ноутбука. При полном отсутствии попыток утешить себя, каким-либо образом поднять настроение, встрепенуться, до предела сгустившаяся мгла уныния рано или поздно начинала поразительным образом отторгать меня, выталкивая со своего темного дна на залитую светом надежды и вдохновения поверхность, где оставалось только пережить похмелье.
Дорога между магазином и двором моего дома пролегала через небольшой сквер, лавочки которого облюбовали тусующиеся подростки, праздношатающиеся бездельники и местные пьянчуги.
– Угости сигареткой, брателло! – услышал я сиплый голос, когда поравнялся с одной такой стайкой.
В ответ моя голова автоматически произвела отрицательный жест, качнувшись пару раз из стороны в сторону. Помятый тип с испитой физиономией и татуированными руками, опытным взглядом угадавший очертания бутылки у меня в пакете, сразу же добавил с плохо скрываемой издевкой:
– Водички хоть налей, раз другого ничего нет, а то спирт бодяжить нечем! Вон Мурка сбегает с тобой. Ты же постоянно здесь ходишь, значит рядом живешь.
Отказывать в такой просьбе было неловко, да и конфликтовать с местными аборигенами, честно признаться, хотелось меньше всего, поэтому я вновь сделал жест головой, только теперь осмысленный и утвердительный. Сидящей на краю лавочки девице в спортивном костюме с полосками по бокам кто-то тут же протянул пустую пластиковую бутылку, взяв которую она медленно поднялась и подошла ко мне. Спутанные темные волосы чадрой спадали на лицо незнакомки, скрывая от меня черты, по которым обычно определяют приблизительный возраст человека.
В сопровождении дамы из компании пьяниц я и продолжил свой путь, не проронив по дороге ни слова, а также стараясь смотреть исключительно прямо перед собой. Хоть к алкоголичкам у меня отсутствовали широко распространенные предубеждения, я поймал себя на том, что здорово напрягся, будто рядом шагала не Мурка с лавки хорошо знакомого сквера, а неведомое существо, которого лучше сторониться. Когда мы вышли из лифта и оказались у входной двери моей квартиры, она вдруг дрожащим голосом спросила:
– Можно мне воспользоваться уборной?
Я уже было открыл рот, чтобы холодно бросить твердое «нет», но в этот самый миг сквозь немытые пряди разглядел ее виноватые глаза миндалевидной формы и по-детски надувшиеся губы. Сердце в груди защемило от подзабытого чувства пронзительной жалости, каковая возникала в далеком детстве при виде беззащитного котенка, пытающегося увязаться за всяким прохожим или голодного дрожащего щенка, замерзающего в зимнюю стужу.
– Да, конечно, – пробурчал я, вставил ключ в замок и открыл металлическую дверь. – Проходи.
Командированная алкашами за столь необходимой им водой особа юркнула в прихожую, ловко сбросила старенькие кроссовки, и мгновенно сориентировавшись, скрылась в туалете. Мне оставалось только поднять с пола оставленную пластиковую бутылку и пойти к мойке, чтобы ее наполнить. Увидев на кухонном столике рядом с недопитой чашкой чая свой ноутбук, я неожиданно ощутил знакомый каждому автору творческий порыв, а мгновение спустя уже бегал пальцами по клавиатуре, отображая в словах пришедшую идею. Чтобы столкнуть едва начатое произведение с мертвой точки, стоило лишь заставить одного из его героев налить себе стакан воды, и в результате такой, казалось бы, незначительной детали, повествование получило новый импульс.
Тем временем женщина успела помыть руки в ванной, после чего оказалась на кухне и принялась искать глазами пластиковую бутылку. Из-за резко поднявшегося настроения, скачки которого в последнее время напрямую зависели от наличия или отсутствия преград на пути творческого процесса, я радостно воскликнул:
– Чего озираешься!? Бери стаканы, откупоривай пузырь! Выпьем за знакомство, ежели не особо торопишься!
Словно привыкшая безропотно исполнять указания служанка, она быстро отыскала на полках шкафчика рюмки, после чего плеснула в них из стоявшей у плиты купленной бутылки и уселась напротив меня. Мы тут же чокнулись и выпили без предисловий и закуски, как вдоволь наговорившиеся приятели, давно исчерпавшие запас оригинальных тостов.
– Не хочу возвращаться в сквер, – вдруг заявила моя собутыльница, ничуть не поморщившись от водки. – Кто мое присутствие там оценит? А здесь я желанная гостья.
Меня трудно привести в замешательство, тем более после опрокинутой рюмки, однако я слегка растерялся и даже подумал, что ослышался, а когда молчаливая пауза стала затягиваться, озвучил первый пришедший в голову вопрос:
– Как звать-то тебя, ведь Мурка наверняка только псевдоним?
– Хотел сказать прозвище? Псевдонимы в ходу среди вашей братии, – она едва заметно ухмыльнулась и добавила. – Просто Мария. Если желаешь, зови Маша.
Ее ироничный тон, а особенно словосочетание «ваша братия», звучавшее завуалированной издевкой над моими литературными потугами, вновь заставили меня смутиться. От молчаливой женщины со спутанными волосами из пьяной компании, сшибающей у прохожих мелочь и сигареты, я ожидал короткого ответа на четко сформулированный вопрос, максимум пришедшейся к слову избитой шутки. К тому же было неясно, откуда эта Маша вообще может знать о моих занятиях. Неужели она с помощью дедукции сделала для себя определенные выводы по поведению хозяина, которой едва оказавшись в квартире, тут же бросился к ноутбуку?
