Олег Александрович Сабанов
В городе детства
Мне не хотелось покидать двор, поэтому сначала я медленно обошел его по периметру, еще раз посмотрел на окна пятого этажа, из которых некогда выглядывал сам, и лишь затем вышел на заснеженный проспект, после чего побрел в направлении хорошо видимого издали торгового центра. На первых этажах многоквартирных домов по ходу моего движения пестрели вывески салонов красоты, зоомагазинов, турагенств, стоматологических клиник и небольших забегаловок. Увидев на одной из дверей нарисованную кофейную чашку и в следующее мгновение уловив аромат бодрящего напитка, я сначала замедлил шаг, а потом решил заглянуть в попавшееся по дороге заведение, так как несмотря на свое облачение стал понемногу замерзать.
Внутри уютненькой кафешки с незатейливым интерьером оказался только один посетитель – сидевшая за дальним от входа столиком пышная дама, вперившая взгляд в экран своего телефона. Мне сразу же приглянулось место у выходящего на проспект окна, поэтому я проследовал к нему, предварительно повесив пуховик на вешалку-стойку рядом с входной дверью. На подошедшую вскоре ко мне девочку-официанта я обратил внимание лишь после ее повторного, более громко произнесенного приветствия, поскольку открывшийся вид всецело завладел моим вниманием. Заказав себе чашку кофе и сдобную булочку, я продолжил внимательно изучать видимый из окна фрагмент городского пейзажа, где отдельные сохранившиеся с прежних времен детали были способны активировать во мне целую вереницу воспоминаний. К примеру, за расположенном на противоположной стороне проспекта двухэтажным зданием Дома быта располагалось самое злачное место, куда пацаны из окрестных дворов стекались «перетереть» возникшие разногласия, нередко устраивая между собой кулачные бои. Или вход в подвал под бетонным козырьком на торце малосемейного общежития, где ушлый перестроечный кооператор за умеренное вознаграждение записывал недоступные для большинства альбомы зарубежных рок-групп, и мы с ребятами таскали туда свои бобины и кассеты магнитофонных лент.
В отличие от времен моего отрочества люди не успевали скапливаться на принявшей современный облик остановке общественного транспорта, поскольку к ней то и дело подъезжали автобусы с яркой рекламой по бортам. Невольно обратив внимание на зеленый «пазик», остановившийся с донесшимся в кафе сквозь оконное стекло натужным скрипом тормозных колодок, я успел заметить двадцать второй номер его маршрута и тут же вспомнил забавную историю. Будучи учеником девятого класса, я участвовал в новогодней костюмированной постановке, изображая на сцене актового зала школы мушкетера перед ребятами помладше и их родителями. За окнами установилась необычно теплая для конца декабря погода, видимо, по этой причине после завершения представления мне и еще двум задействованным в спектакле одноклассникам захотелось потешить свой подростковый эпатаж, прокатившись по городу прямо в сценических костюмах. Накинув зимние куртки, мы направились к расположенной рядом со школой остановке, где весьма удачно успели заскочить в уже отходящий автобус двадцатого, как нам казалось, маршрута. Однако в дороге выяснилось, что мы по ошибке сели не на двадцатый, а на совсем недавно начавший ходить двадцать второй автобус, который делал большой круг по городу. Это внезапное открытие нас слегка смутило, поскольку изначально мы планировали краткий вояж в самом центре, но сходить жутко не хотелось, а потому было принято единогласное решение прокатиться по кольцу. И надо же было такому случиться – старенький «лиаз» сломался в отдаленном микрорайоне унылых хрущевок и домов барачного типа, где обитали рабочие чулочно-носочной фабрики и кирпичного завода, а также располагалась обнесенная высоким бетонным забором с колючей проволокой колония общего режима. По просьбе водителя мы сошли возле одной из остановок и вместе с прочими пассажирами, которым, по всей видимости, было плевать на наш экстравагантный вид, стали ожидать следующего автобуса под номером двадцать два. Произошедшее поначалу казалось лишь мелкой неприятностью, этаким безопасным дорожным приключением, пока из-за угла стоявшей вдоль дороги хрущевки не появилась компания наших сверстников, лузгающих семечки и пускающих клубы табачного дыма. Проблема заключалась в том, что местные пацаны всегда были враждебно настроены к ребятам из центральных микрорайонов, куда нередко совершали вылазки, заканчивающиеся избиениями или массовыми драками. Поэтому нам троим, облаченным в шутовские костюмы мушкетера, пирата и веселого гнома, с несмытым гримом в виде подрисованных усов, шрамов и нарумяненных щек, появляться на их территории было, мягко говоря, нежелательно. Пока стая гогочущих аборигенов медленно приближалась к остановке, я успел мысленно попрощаться с жизнью и послать тысячу проклятий самому себе и одноклассникам за нашу дурацкую затею с катанием по городу. Пират все это время пребывал в ступоре, поэтому не проронил ни слова, а веселый гном то и дело порывался куда-то побежать, но сам только нервно дергался, оставаясь на месте, поскольку было ясно, что незаметно удрать оттуда уже вряд ли удастся. Свирепая расправа казалась неизбежной, однако, когда компания пацанов приблизилась к остановке на расстояние футбольного пенальти и стали отчетливо различимы отдельные слова из их «базара», со стороны дворов раздался протяжный свист, после чего вся ватага резко развернулась, а затем быстро засеменила в обратном направлении, так нас и не заметив среди ожидающих автобус людей. Вскоре прибыл грязно-желтый «лиаз» с цифрой двадцать два над лобовым стеклом, и лишь оказавшись в его прогретом салоне, мы стали понемногу успокаиваться, весь обратный путь благодаря фортуну за свое фантастическое избавление.
Мне принесли горячий кофе с румяной булочкой на десертной тарелке, отчего я вновь вернулся в настоящее. Как выяснилось, за время моих блужданий по лабиринтам памяти, в заведении появился еще один посетитель. Грузный мужчина примерно моего возраста сидел за соседним столиком, видимо, ожидая свой заказ. Его лицо, а вернее косоватые глаза, мне показались знакомыми. С минуту я исподволь наблюдал за новым посетителем, помешивая свой кофе, а потом меня словно осенило: «Ведь это Витек Косой, только порядком раздобревший, ну и, само собой разумеется, постаревший!». С Витей Панкратовым, которого жестокосердные дети по понятным причинам прозвали Косой, я впервые встретился на дне рождения у Виталика. Мой друг пригласил его к себе на двенадцатилетие, поскольку они тогда были соседями по лестничной площадке, хотя учились в разных школах. Там мы с ним и познакомились, став впоследствии добрыми приятелями, правда обычно виделись только в Виталькином дворе.
Ошибиться я точно не мог – за соседним столиком восседал некогда щупленький и малость застенчивый Витек, наш общий с Виталиком дружбан. Как по мне – встретить знакомого человека через десятилетия, в течение которых с ним не поддерживалась связь посредством старой доброй переписки или современного виртуального общения, удовольствие так себе. В подобных случаях чаще всего приходиться с глуповатой улыбкой на лице выдавливать из себя шаблонные фразы о здоровье, детях, личной жизни, не забывая с тем же энтузиазмом самому проявлять живой интерес к уже давно чужому тебе человеку, неприятно поражаясь при этом вполне естественному изменению его внешнего облика. Но, видимо, сам факт пребывания в городе из моих снов об ушедшей поре волшебным образом избавил меня от въевшейся с годами привычки по возможности избегать такого общения, а потому в следующий момент я подсел к нему за столик со словами стандартного приветствия:
– Ну, здравствуй, Витя!
Выдержать долгий испытующий взгляд бывает нелегко, а когда оказываешься под прицелом косящих глаз и подавно. Тем не менее я смог сохранить невозмутимость, после чего оказался в дружеских объятиях Витька, подавшегося ко мне через столик.
– А я поначалу не мог понять, что за наглец уселся напротив, когда столько свободных мест! Любой растеряется в такой ситуации! – громогласно восклицал он, словно находился у себя на кухне. – Давай, рассказывай, как жизнь! А то смотался после окончания школы и не слуху не духу! Виталик как-то заикался о ваших контактах в соцсетях, но никаких подробностей не раскрыл.
Понимая, что лучше сразу удовлетворить такого рода любопытство, я постарался нарисовать подробную картину своего существования, начиная с того дня, в котором скорый поезд унес юношу под моими именем и фамилией из этих мест. Во время моего рассказа ему успели подать чашку чая, хотя в целом он длился недолго, поскольку я описывал лишь внешнюю сторону своей жизни, события которой вряд ли отличались особой оригинальностью, поэтому без труда умещались в короткие фразы. А вот передать словами свою постоянную внутреннюю трансформацию, к сожалению или счастью, не представлялось возможным, во всяком случае для меня, вследствие чего я не мог отделаться от ощущения, что говорю о постороннем человеке. В свою очередь Виктор поведал по большому счету схожую, ничем не примечательную историю собственного бытия, списывая каждый жизненный промах на козни каких-то зловредных людей и частенько скатываясь в философское мудрствование. Гримаса раздражения вместе с кривой усмешкой практически не сходили с лица когда-то улыбчивого паренька, жадно глотающего аккуратно подклеенные книжки в жанре научной-фантастики об увлекательном и справедливом мире недалекого будущего.
– Постой, а где ты остановился? – вдруг поинтересовался он, словно опомнившись.
– Сначала собирался в гостинице, но Виталик – добрая душа, приютил у себя. – ответил я. – Он не хотел сегодня на работу идти, но вызвали, а потому мне сам Бог велел пройтись по знакомым местам. К тому же его подруга Настя пришла… Зачем мне ей глаза мозолить? Нагуляюсь и вернусь вечерком, когда хозяин будет дома. Или давай вместе к нему завалимся немного попозже. Надеюсь, он против не будет.
