Олег Александрович Сабанов
В городе детства
Пожалуй, еще библиотека со стадионом тогда были значимы для меня в такой же степени, как Дом культуры и кинотеатр. В читальный зал я стал ходить с пятого класса исключительно ради того, чтобы при помощи вспомогательной литературы лучше выполнять домашние задания по таким гуманитарным дисциплинам, как история и литература. Получилось так, что с каждым его новым посещением меня все более пленила царившая там атмосфера, а потому хотелось задержаться в стенах библиотеки подольше, иногда вплоть до самого закрытия. Впоследствии я старался навестить читальный зал городского Дворца книги при каждом удобном случае, лишь бы вновь оказаться в обществе героев из произведений отечественной и мировой литературы, чаще всего не имеющих отношение к школьной программе. Стадион же зимой превращался в большой каток, поэтому магнитом притягивал к себе презревших опасность прилюдных падений любителей эффектно покататься на коньках под эстрадную музыку, в числе которых был и я. Эти залитые ярким светом прожекторов морозные вечера на заполненном розовощекими людьми коварном льду голубоватого оттенка, вспоминаются мне намного чаще, чем безумные юношеские вечеринки и дискотеки. Ну а в теплое время года мы с ребятами гоняли мяч по стриженой траве стадиона в составе детских футбольных команд и регулярно проводили турниры настольного тенниса возле главного здания физкультурно-оздоровительного комплекса, где располагались многочисленные спортивные секции.
– Прошу к столу, – громко сказала Настя, заставив меня вздрогнуть.
Как оказалось, пока я стоял у окна и путешествовал по волнам своей памяти, завороженный открывшимся видом, подруга Виталика успела вскипятить воду и заварить чай. Мне ранее уже приходилось выпадать из реальности из-за причудливой игры собственного воображения, но то случалось в одиночестве или окружении близких людей, когда на время можно было забыть об окружающем мире, не опасаясь последствий.
– Извините, знакомый пейзаж навеял воспоминания, – буркнул я в свое оправдание, усаживаясь за стол.
– Не удивительно, когда через столько лет возвращаешься в город детства, – понимающе кивнула она, разливая чай по чашкам.
В ее голосе сквозило какое-то снисхождение, а на умиротворенном лице неуловимо играла ироничная улыбка, отчего создавалось впечатление, будто женщина видит меня насквозь. «Похоже, балабол Виталик во всех подробностях живописал наши прошлые похождения, и теперь она считает себя прекрасно осведомленной о моей персоне», – подумал я, а вслух сказал:
– Многое, конечно, здесь изменилось за прошедшие годы, но вопреки выросшим на местах пустырей высотным домам с супермаркетами и рекламным баннерам вдоль сохранивших прежнее название улиц, у меня стойкое ощущение, что оказался в музее воспоминаний под открытым небом.
– А я вот вся в настоящем и даже шага из него ступить не хочу ни в сторону прошлого, ни в сторону будущего. С какой стати покидать место, где тебе хорошо? – заключила Анастасия.
Ее вполне логичный вывод сложно было оспорить, однако звучал он слишком фальшиво. Мне никогда не приходилось встречать настолько слившихся с настоящим счастливцев, что их переставали тянуть назад воспоминания или увлекать за собой мечты. Менее всего я желал задеть собеседницу, приготовившую чай с поистине божественным ароматом, но все-таки не смог удержаться от едкого комментария:
– Вот бы и мне такому научиться! Но, боюсь, в этой жизни уже не получится. Только если тронусь умом и стану блаженным…
– Не самый плохой вариант! – шутливо воскликнула она без тени смущения. – Если так называемый спятивший ощущают себя счастливым, то ему лишь остается пожалеть вечно недовольных нормальных. К тому же безумие нередко граничит с мудростью, как вам наверняка известно.
Слегка озадаченный словами человека, с которым едва успел познакомиться, я все же вынужден был внутренне согласиться с услышанным. Счастливые моменты обычно переживались мною именно в состоянии отсутствия ума, с его хаосом мыслей и постоянными оценками происходящего, неизбежно приводящими к неудовлетворенности самим собой и положением вещей в целом. И если считать счастье высшей ценностью, ради которой человек готов переносить тяготы с лишениями всю сознательную жизнь, тогда как минимум следует задуматься, не препятствует ли безостановочное рациональное мышление ее достижению. Что касается рождающейся из помешательства мудрости, то о живущих в иной реальности и потому способных мыслить без оглядки на устойчивые стереотипы гениальных безумцах написано предостаточно. Мой собственный опыт лишь подтверждал эти свидетельства, поскольку помогающие выбраться из творческого тупика наиболее оригинальные идеи я находил в близком к сумасшествию состоянии полной отрешенности, когда гасли импульсы окружающего мира и стихал присущий большинству разумных существ внутренний монолог, вследствие чего восприятие становилось по-младенчески чистым.
– Может, доля истины в ваших словах и есть, – осторожно согласился я. – Но все же хочется пребывать в относительно вменяемом состоянии до самого последнего вздоха, и если уж суждено кирпичу упасть мне на голову, то пусть вместе со здравым рассудком он заберет и саму жизнь.
– Понимаю, – вздохнув, произнесла Анастасия и отхлебнула чай из чашки. – Оставаться в добром здравии до конца дней вполне естественное желание. Только почему все привязались к кирпичу? Куда больше вероятность угодить под колеса свадебного кортежа, например.
Постепенно мы разговорились, и битый час беседовали в общем-то ни о чем, но в то же время о многом по-настоящему важном, позволяя иногда мгновениям тишины растянуться до продолжительных пауз, придающих нашему общению неспешность и глубину. Чтобы не уходить от ответов на прямые вопросы собеседницы, мне волей-неволей надлежало быть предельно искренним при освещении некоторых подробностей из своей биографии. Сама же Анастасия по большей части говорила о том, как ей работается в офисе городского отделения почты, где со слов рассказчицы удивительным образом сложился дружный коллектив из сотрудников самых разных возрастов. Она с легкостью облекала в шутки даже самые серьезные темы, отчего время от времени создавалось впечатление, будто женщина рассказывает не о себе, а делится со мной содержанием просмотренного сериала. Лишь однажды во время нашей беседы, когда речь зашла о Виталике, ее серые глаза вдруг потемнели от грусти и с губ на мгновение слетела улыбка.
– Знаете, Виталя имел смелость не скрывать своих чувств и всегда напрямую мне о них говорил, – тихо произнесла Анастасия после выдержанной паузы, а затем с досадой добавила: – Чего я не могу сказать о себе, хотя он завладел моим сердцем с первой же встречи.
После второй выпитой за разговором чашки чая я решил под благовидным предлогом прервать затянувшееся общение, поскольку прекрасно знал ревнивую натуру своего друга.
– С вами безумно интересно, да и вообще хорошо сидим, но в моих планах вдоволь нагуляться по городу, пока не позвала обратная дорога. Поэтому вынужден раскланяться, – заявил я, неохотно поднимаясь из-за стола.
Женщина понимающе кивнула, заботливо добавив:
– Только одевайтесь теплее, на улице морозно.
Я не стал уточнять, будет ли она дожидаться Виталика или тоже вскоре уйдет, поскольку не считал себя в праве интересоваться взаимоотношениями Анастасии с хозяином квартиры, которые до сего дня от меня вообще держались в тайне. Причины мешкать отсутствовали, поэтому я быстро оделся, сказал «до встречи» вышедшей в прихожую женщине и минуту спустя оказался на улице, защищенный от холода объемным пуховиком и вязаной шапкой с веселым помпоном.
Первый этаж дома, где проживал Виталик, ранее занимал продуктовый магазин с яркой неоновой вывеской «Весна» над наружной витриной стеклянного фасада. Само собой разумеется, теперь он превратился в обложенный красно-белой плиткой бюджетный супермаркет, вследствие чего укутанные людские фигуры постоянно сновали туда-сюда возле его входа, как и много лет назад. На противоположной стороне улицы возвышалось здание бывшего «Детского мира», где сейчас, судя по узнаваемому благодаря всепроникающей рекламе логотипу, расположились офисы одного из коммерческих банков. И если преображение продмага советского образца в современный супермаркет казалось более-менее естественной трансформацией, то случившееся с когда-то беззаветно любимым предприятием розничной торговли, где кроме игрушек и конструкторов приобретались школьная форма, обувь, а также канцелярские принадлежности, выглядело не иначе, как осквернение главного символа самой счастливой и беззаботной поры моей жизни. В полете своей фантазии я на мгновение представил бывший магазин детских товаров этаким щедрым добряком, имевшим несчастье дожить до времен, с наступлением которых его насильно облачили в строгий деловой костюм и заставили делать то, к чему он никогда не имел склонности и даже испытывал отвращение.
Решив дойти до своего родного двора, где вместе с ростом посаженных согласно плану озеленения деревьев происходило мое взросление вплоть до окончания школы, я энергично зашагал по узкому тротуару под мерный скрип утрамбованного снега. Минут через десять двор детства по прошествии многих лет вновь принял меня в свои пределы, некогда казавшиеся отдельным миром посреди еще незнакомого белого света. Добравшись протоптанной в снегу дорожкой до игровой площадки, я встал лицом к пятиэтажному дому, на верхнем этаже которого в свое время обитал с родителями и невольно застыл столбом. Сколько раз мне вспоминались уютный свет его окон, цветочные горшки на однотипных балконах, дружные соседские посиделки возле подъездов, оглашающие весь двор звуки шумного свадебного веселья или траурного марша Шопена в исполнении безбожно фальшивящих музыкантов местного духового оркестра! В скольких сновидениях я взбегал по ступеням лестницы до своего последнего этажа, делал домашнее задание за письменным столом с выдвижными ящиками, наряжал вместе с родителями новогоднюю елку в большой комнате! От осознания факта того, что именно это убогое сероватое здание середины прошлого века из семищелевого кирпича и железобетонных плит, каковых по стране до сих пор стоит тьма-тьмущая, занимает столько места в моей душе, я оставался обездвижен, пока замерзшие пальцы ног не потребовали возобновить двигательную активность.
