Олег Александрович Сабанов
В городе детства
– Было дело по молодости! – пришлось признаться мне с иронией в голосе. – Жаль только, это не самая большая трагедия в моей жизни.
– Серьезно? – вполне правдоподобно выказала свое удивление Настя приподнятыми бровями и слегка приоткрывшимся ртом. – Неужели ей оказалась обнаружение вашего тайного логова в гараже?
Насмешливый вопрос весьма осведомленной о моем прошлом дамы воскресил в памяти длинные ряды из однотипных строений гаражного общества «Сигнал» вместе с вечно царившим в их пространстве букетом ароматов гудрона, горелого моторного масла и автомобильных покрышек. Именно там у двоюродного деда Виталика – ветерана ВОВ, имелся свой домик для машины, которую он то ли продал, то ли просто держал в ином месте, а может и вовсе никогда не покупал. Мой приятель частенько навещал дедулю из самых благих побуждений, иногда бегал по его поручению в магазин за продуктами, но обычно просто выслушивал истории одинокого ветерана. Взаимодействие поколений со стороны выглядело идеальным, однако в один из таких визитов юный тимуровец умыкнул ключи от пустующего гаража, чтобы, как он выразился, «у нас наконец-то появилась своя нора». Расчет Виталика оправдался – дедушка пропажи даже не заметил, поэтому изначальное намерение моего кореша «через недельку-другую» незаметно вернуть ключи на прежнее место естественным образом позабылось. На нашу радость, в гараже обнаружились старые стулья, а импровизированный стол из ящиков и досок в его центре мы соорудили сами. Электричество в «нору», или как ее окрестил на блатной манер один наш одноклассник «хату», подавалось бесперебойно, и вскоре оно стало для нас и наших друзей излюбленным местом. Мальчишеские тусовки обычно проходили по одному и тому же сценарию: под вырывающийся из охрипших динамиков старого кассетника музон, собравшиеся резались в карты, дымя при этом сигаретами и «перетирая» насущные проблемы, щедро используя для остроты выражений весь спектр нецензурных выражений.
Однажды мы с Виталиком и еще двумя одноклассниками сбежали с завершающего занятия урока физкультуры к универмагу, где попросили околачивающегося там пьянчугу за небольшое вознаграждение купить нам бутылочного пива, чтобы до самого вечера «оттягиваться» в своем логове по-настоящему, как взрослые. Поначалу все складывалось по ранее намеченному плану. Спустя полчаса мы уже вальяжно восседали посреди гаража за импровизированным столом, тянули горьковатое «Жигулевское», дымили сигаретами «Ява» и играли в подкидного дурака картами с изображениями обнаженных девиц в пикантных позах, ощущая себя ни больше ни меньше как гангстерами из американского боевика. Для создания соответствующей атмосферы в магнитофоне играла кассета с «блатняком», и как раз во время звучания композиции Вилли Токарева «В шумном балагане», врезанная в тяжелые ворота гаража калитка распахнулась, после чего на дощатый пол гаража поочередно ступили мой папа, отец Виталика и наш классный руководитель Вера Павловна. Немая сцена длилась несколько бесконечных секунд, в течение которых каждый из нас не мог шелохнуться, сидя возле усыпанного эротическими картами импровизированного игрового стола с сигаретой в зубах и бутылкой пива в руке.
Последующее суровое наказание выразилось в том, что до окончания шестого класса я находился под усиленным надзором и был серьезно поражен в правах, поэтому половину апреля, а также весь май вечерами не появлялся в компаниях ребят, опьяневших от весеннего тепла. Кто оказался стукачом, выдавшим наше тайное логово, так и осталось тайной, хотя поначалу мы с Виталиком были преисполнены решимости вычислить крысу. Постепенно тот злополучный день в гараже двоюродного дедушки моего кореша перестал выглядеть трагедией, и чем больше он отдалялся во времени, тем чаще заявляла о себе светлая грусть по прекрасной школьной поре со всеми ее катастрофами и победами. Неуемное стремление убежать из волшебного мальчишеского возраста и казаться самому себе взрослее, пуская табачный дым, цедя пиво, играя в азартные игры и сквернословя, сейчас вызывает только печальную улыбку. Лишь с высоты прожитых лет детские годы представляются утерянным раем, сам же проживающий их ребенок никогда не осознает своего завидного положения и с легкостью подгоняет отмеренное ему счастливое время, нетерпеливо ожидая то новогодних праздников, то окончания учебного года, то еще какого-нибудь события.
– После того, как нас в нем накрыли, и вправду казалось, что наступил конец света. Однако негативные эмоции выветрились с течением времени, поэтому тот день теперь не кажется черным, скорее наоборот… Возможно, лет через десять-двадцать происходящее теперь тоже будет вызывать во мне умиление с оттенком печали по безвозвратно ушедшему, – ответил я, очнувшись от нахлынувших воспоминаний.
– Так и произойдет, – согласилась Анастасия, добавив предельно туманную фразу: – А лет через сорок-пятьдесят окажетесь настолько счастливы, что станете недоумевать, как вообще можно было ностальгировать по какому-либо периоду своей жизни.
«Нетрудно догадаться, где мне суждено пребывать через сорок-пятьдесят лет, – подумал я, переваривая услышанное. – Может, она сектантка, и намекает на райские кущи после смерти, счастливые обитатели которых поражаются тому, как могли когда-то так цепляться за жизнь? Все-таки мутную даму себе нашел Виталик…».
Беззаботный вид женщины вместе с чрезмерной общительностью так и подмывали меня напомнить Анастасии о цели ее визита, как бы между прочим поинтересовавшись, не стану ли я помехой при уборке квартиры. Она словно угадала мое намерение и не дала произнести завуалированную колкость, заявив с участием в голосе:
– Ой, вы ведь устали с дороги, а я со своими расспросами пристаю! Пойду на кухню, не буду мешать.
Из-за проявленной женщиной тактичности я вдруг почувствовал себя нуждающимся в особом отношении стариком, хотя, по правде сказать, действительно был значительно старше нее. Видимо, поэтому мне сразу расхотелось валяться на диване, и я, словно опомнившись, выпалил:
– Как раз собирался выпить чашку чая, так что нам с вами по пути.
Из кухонного окна открывался вид на убегающий в подернутую морозной дымкой даль центральный проспект, в ослепительном сиянии зимнего солнца напоминающий красочное изображение с туристического буклета. По обеим сторонам вдоль проезжей части возвышались пяти и девятиэтажные жилые дома, где мне многократно приходилось бывать в квартирах у своих приятелей, а также родительских знакомых. Приземистые же однотипные строения магазинов спортивных товаров «Старт» и галантерейного «Ландыш» мы с ребятами в качестве развлечения и вовсе посещали на регулярной основе. Я до сих пор помню кружившие нам голову запахи велосипедных покрышек, шайб, баскетбольных мячей и резиновых лодок, насыщавшие пространство первого, равно как и букет одеколонных ароматов во втором, витавший над прилавками с наручными часами, бижутерией, бритвенными принадлежностями и кожаными изделиями.
Плюс ко всему мне хорошо были видны шесть белоснежных колонн советского классического архитектурного стиля, украшающие главный фасад трехэтажного Дома культуры «Восход», и часть уютной площади перед кинотеатром «Спутник» с большой круглой клумбой в ее центре. Оба заведения сыграли значительную роль на раннем этапе моего земного бытия, поскольку вместе со стадионами они являлись тогда центрами общественной жизни и главными местами встреч для горожан всех возрастов. В Доме культуры существовало масса кружков и студий, в нем проходили самые заметные детские и юношеские мероприятия – новогодние елки, общегородские и районные конкурсы, олимпиады, лекции, встречи с интересными людьми, вечерние танцы, концерты для октябрят, пионеров и комсомольцев, а в перестроечное время ко всему перечисленному добавился видеосалон. С дошкольной поры его высокая колоннада, как и вся строгая симметрия монументального стиля вызывали во мне невольный трепет, напоминая о величественных королевских дворцах из любимых сказок. Однако чаще прочего я вспоминал колонну автобусов прямо напротив длинных каменных ступеней главного входа Дома культуры, к которым в первых числах каждого летнего месяца стекались ребята, чтобы оставить знакомый до каждого закоулка городок ради четырех удивительных недель на территории загородного пионерлагеря. Ну а проведенное в летнем лагере время можно смело считать наиболее яркой страницей из всей сказочной книги детства, и поистине уже счастлив тот, кому когда-то повезло прожить собранные в ней истории.
Что касается ничем не примечательного двухэтажного здания кинотеатра типового проекта, то оно вплоть до старших классов являлось для меня одновременно порталом в иной дивный мир, машиной времени и просто местом, куда всегда хотелось направиться с друзьями или даже в одиночку. Теперь сложно представить, но в ту пору далеко не на все картины можно было без труда приобрести билет, поскольку походу в кино отсутствовала альтернатива со стороны всемирной паутины и бесчисленных телеканалов, способных удовлетворять требования самых привередливых зрителей. Магия начиналась после того, как на стенде перед кинотеатром появлялась рисованная афиша с названием фильма, притягивающая к себе всеобщее внимание ярким маяком посреди серой улицы без сегодняшнего засилья наружной рекламы. Затем на скопленные самыми изощренными способами карманные деньги совершалась покупка билетов стоимостью в десять, тридцать пять или сорок пять копеек, в зависимости от времени начала сеанса и ряда в зрительном зале. Я хорошо помню, как вслед за его приобретением слонялся по просторному фойе кинотеатра в предвкушении просмотра фильма, рассматривая висящие по стенам картины местных художников вместе с репродукциями известных живописцев и тайком косясь на постепенно наполняющих кинотеатр зрителей. Первый звонок приносил в нетерпеливое предвкушение частицу затаенного волнения, хотя опоздание на сеанс было исключено. Со вторым нахождение в фойе начинало приносить дискомфорт, что заставляло меня наконец-то появиться в освещенном желтым электрическим светом зрительном зале и, найдя свой ряд, пробираться к выведенному шариковой ручкой на сером бумажном билетике месту, то и дело задевая колени не желающих приподниматься зрителей. Сразу после третьего свет плавно гас, отчего зачастую возникал эффект куриной слепоты, пропадающий с первыми кадрами предваряющего показ киножурнала, который вспыхивал во весь экран под приятное потрескивание некачественной кинопленки. Сам фильм мог оказаться увлекательным или до зевоты скучным, однако, как я уразумел много позже, моя мальчишеская тяга к важнейшему по определению вождя мирового пролетариата из искусств зиждилась не на одном только интересе к сюжетным поворотам картины. Дело было в том, что каждая, особенно иностранная лента, давала мне возможность удовлетворить мое жгучее любопытство, увидев на большом экране кусочек другого мира, надежно скрытого от нас в реальной жизни железным занавесом. Иногда я настолько увлекался разглядыванием фона, на котором происходило действие фильма, внимательно изучая каждую попавшую в кадр деталь – от блестящего автомобиля неведомой марки до экзотического дерева или неоновой вывески, что забывал о главных персонажах, пропуская мимо ушей произнесенные ими фразы. Еще более увлекательными казались исторические картины и фантастика, поскольку благодаря их декорациям я буквально переносился в далекое прошлое или будущее, напрочь забывая о том, что на экране умело сконструированная создателями ленты иллюзия.
