Нурсултан Назарбаев
Моя жизнь. От зависимости к свободе
Лихие времена
Из Сарыарки в Алатау
Предыдущую главу я закончил словами «Впереди – Алматы». В эту короткую фразу я хотел вместить свою любовь и тоску по прекрасному городу у подножия величественного Алатау. Кто в те времена не хотел жить в Алматы? Великолепный город, который начинает сниться каждому, кто увидел его хоть раз. К тому же это город на моей родной земле, куда я с детства ездил на лошади, на телеге, а позднее – на автобусе. Столица нашей республики. Алматы притягивает меня еще по одной, точнее, главной причине – буквально рядом с городом жили мои родители. Мать, когда переживала, что ее сын долгие годы работает далеко и видеть его доводится только раз в год, во время его отпуска, сокрушалась: «В Алматы работа находится всем, но почему-то только не моему Нурсултану». Теперь я возвращался в Алматы. Но, признаться, в душе особого ликования не было. Потому что за два года до этого, в 1977 году, скончалась мама. Она так и не увидела возвращения сына в Алматы. Тогда было ощущение, словно небо свалилось на землю. Я буквально до этого ездил в Шамалган, виделся с мамой.
Перед поездкой в Москву я хотел побывать в ауле, повидаться с матерью. Она в последнее время болела. Я привозил ее в Темиртау, положил в клинику комбината, где она получала лечение. В то время это было очень хорошо оборудованное, специализированное лечебное учреждение. Но состояние ее не улучшалось. Она сама знала это, поэтому просила отвезти обратно, в аул. Отвезли. Когда я приехал, она уже лежала в кровати. Мне сказали, что она уже неделю не может встать. Я присел рядом с кроватью, взял ее за руку, рассказал о своих делах, послушал ее. «Сынок, я, наверное, больше не увижу тебя», – сказала она сквозь слезы. «Нет, мы еще долго будем вместе. Теперь я чаще буду приезжать, скоро вообще буду рядом, в Алматы», – бодро отвечал я. Она произнесла благословение. Попрощавшись, я вышел на улицу. Мне показалось, что кто-то идет сзади. Обернулся, смотрю – мама. В течение недели она не могла встать с постели, а тут сама вышла вслед за мной. Мы сели на лавку. Она обняла меня, гладит по руке и говорит: «Ты старший из детей, присматривай за братьями и сестрой, помогай им». И добавила: «За меня не переживай, я последую за твоим отцом».
Святая моя мама! Как бы я ей ни служил, все равно буду в вечном долгу перед ней!
Дорожить матерью нужно при ее жизни. Несмотря на трудности, нужду и лишения, именно она посвящает тебе всю любовь сердца, самые светлые чувства, день и ночь думает и заботится о тебе. Радуется твоим достижениям, скрывает недостатки, прощает все твои вольности. Надо отбросить в сторону все нескончаемые дела, всю суету и в первую очередь оказывать внимание, уважение своей матери. Увы, об этом с сожалением думаешь только по истечении времени. Каждый год я бываю на могиле матери и про себя прошу у нее прощения.
Кто мог подумать, что ее здоровье пошатнется так быстро? После выдвижения на должность секретаря Карагандинского обкома партии я был на собеседовании в ЦК, в Алматы, затем поехал на утверждение в Москву. Получив весть, что она в тяжелом состоянии, вылетел обратно, но пока доехал, моя милая мама оставила этот мир. Успел только на похороны. Горе мое было беспредельно, что не мог быть рядом с ней в последние минуты, не услышал ее последние слова.
Долгое время я мечтал возвратиться в Алматы, часто думал об этом. Тем не менее, когда через два года после кончины матери меня пригласили на должность секретаря Центрального комитета партии, мне, признаться, нелегко было прощаться со ставшей для меня золотой колыбелью землей Сарыарки, с друзьями и товарищами. Казалось, часть сердца остается в этом ставшем родным крае. Было такое ощущение, что это временно. Жизнь показала, что это чувство не обмануло.
Замечательные в Сарыарке люди! В первую очередь они смотрят на твой труд, честность и человечность. Хороших людей не чуждаются. Ценят твои достоинства. Уважают тех, кто их имеет. В Темиртау и Караганде прошли двадцать лет моей жизни. В молодые годы, отдаваясь всецело работе, день и ночь занимаясь порученным делом, я не задумывался об отдаленности родного аула. Оказывается, тоска тоже такое чувство, которое постепенно впитывается в сознание. Лишь временами пронизывает тебя всего какая-то необъяснимая волна.
Что сказать о назначении на новую должность? Конечно, было бы не совсем скромно говорить, что я добросовестно выполнял свою работу, поэтому оценили мой труд и выдвинули на высокий пост. Но как бы то ни было, я отдавался работе весь, это верно. За 20 лет прошел хорошую закалку, общался со многими людьми, с представителями самых разных национальностей. То, что я работал не в какой-то другой области, а именно в Карагандинской, сыграло в моей жизни свою особую роль. Без преувеличения, темиртауская и карагандинская школы готовят прекрасные кадры, закаляют их. Будучи самым индустриальным регионом Казахстана, имеющим стратегическое значение для всей страны и выпускающим особо важную продукцию в виде топлива, металлов и химических веществ, Карагандинский угольный бассейн и Казахстанская Магнитка всегда находились в зоне особого контроля Москвы. Такое же внимание уделялось и местным кадрам.
Итак, в декабре 1979 года я был избран на должность секретаря Центрального комитета Компартии Казахстана по вопросам экономики. Хотя сказать избран, может, и не совсем точно. Но человека тщательно изучают, смотрят пройденный им путь, включают в резерв, затем делают выбор среди многих. Предварительно в Алматы проводится очень серьезное собеседование, затем путь лежит в московский «большой дом», где надо пройти множество кабинетов, затем кандидатура рассматривается, обсуждается на секретариате Центрального комитета КПСС, и только после одобрения Кремля пленум республиканского Центрального комитета осуществляет «избрание».
Безусловно, в назначении меня в 1979 году секретарем ЦК Компартии Казахстана сыграло свою роль и мнение кого-то из руководителей партии. Однако, думаю, пройденный мной к тому времени жизненный путь дает мне веские основания полагать, что вырастили меня все же разные люди, встретившиеся на этом пути. Кто же они? Те, кто были моими наставниками, учили профессии, работали рядом, способствовали формированию меня как гражданина. Так, в Темиртау директор комбината О. Тищенко был большим специалистом в металлургии. Такие люди, как руководитель городской партийной организации Н. Давыдов, председатель Карагандинского облисполкома С. Досмагамбетов, руководитель треста «Казметаллургстрой» А. Коркин, и другие оказывали серьезную помощь конкретными делами, своим опытом, своей поддержкой. При подготовке проекта постановления Центрального комитета КПСС и правительства по Карагандинской области на завершающем этапе этой работы вся нагрузка пала на меня и Султана Капарулы. В то время первый секретарь обкома В. К. Акулинцев был в отпуске, за границей.
Когда работал горновым, немало было у меня наставников и среди рабочих. Трудно не только перечислить, но даже вспомнить их всех. Можно сказать, что мне известным образом помогли и такие люди, которые по разным мотивам творили мне зло, вставали на пути. Подобные преграды в молодые годы только закаляют, учат философски рассматривать положительные и негативные стороны жизни, различать хорошее и плохое.
Конечно, в выдвижении на такой большой пост в молодые годы, думаю, в определенной степени сказалось доброе отношение ко мне со стороны руководителя республики Д. А. Кунаева. Брежнев не ставил на такие должности молодых, он придерживался принципа «стабильности кадров». Я говорю «в молодые годы» по меркам тех времен, а так сорокалетнего человека разве можно назвать молодым? Казахская пословица гласит: «Если в 30 лет не разобьешь орду, то в 40 лет не завоюешь крепость». Насчет возраста. После обретения независимости, например, скольким молодым людям тридцатилетнего возраста мы доверили ответственные посты, а ведь большинство из них оправдало наши надежды. Кстати, с доверием относились к молодым кадрам и в бывшем Советском Союзе. Например, и Косыгин, и Суслов, и Громыко пришли во властные структуры в молодые годы. Так, Косыгин в 39 лет был назначен председателем Совета Народных Комиссаров РСФСР. Суслов избран секретарем Центрального комитета КПСС в 45 лет. Громыко в 34 года стал послом СССР в США.
«Его положение в столице своей республики было сложнее того периода, когда он частенько бывал в Москве» – эти слова из одной книги обо мне точно передают мою ситуацию, когда я приступил к новой работе в Алматы. Оказывается, в высшем звене власти Казахстана успели сформироваться различные группировки, влияющие на первого руководителя. Понятно, что не всем нравился человек, который буквально за десять лет до этого вышел из рабочей среды и, еще не достигнув сорока лет, пришел на одну из ключевых должностей в республике. Почему называю эту должность ключевой, потому что для любой республики промышленность, транспорт и связь являются важными отраслями, а в Казахстане они вообще представляли приоритетные направления. Насчет возраста тоже есть интересные мысли. Евгений Евтушенко, например, писал: «Сорокалетие – странная пора, // Когда ты еще молод и не молод, // И старики тебя понять не могут, // И юность, чтоб понять, не так мудра».
Алматы встретил меня всевозможными уловками, групповыми интересами, завистью. Для некоторых людей показались странными, даже непристойными неброскость нашей домашней мебели, то, что я в субботние дни мог идти на работу без галстука, занимался спортом, в том числе теннисом, который в то время считался признаком буржуазного образа жизни, что я часто ходил на спектакли, концерты. Не раз приходилось слышать, как за спиной смеялись: «О, наш секретарь ЦК играет в мяч!» Если за дастарханом исполнял песню под домбру, иногда читал стихи своих любимых поэтов, то такие люди воспринимали это как проявление чрезмерной «казахскости». Позже узнал, что не только здесь, но и в Москве поначалу свысока смотрят на приезжих из «провинции». Когда Николай Иванович Рыжков был избран секретарем ЦК КПСС, он поинтересовался у работавшего здесь на такой же должности Владимира Ивановича Долгих, как здесь проводят праздники, как они отмечаются, где собираются и можно ли туда ходить с женой. Долгих с удивлением посмотрел на него и ответил коротко: «Никто ни с кем нигде не собирается. Забудь об этом». Михаил Сергеевич Горбачёв, став секретарем ЦК в Москве, тоже столкнулся с таким положением. «С первого дня возникло чувство одиночества, будто выбросило нас на необитаемый остров, и никак не сообразишь, что с нами и что вокруг», – говорил он. Такое же чувство испытал и я.
Конечно, старался не принимать близко к сердцу эти моменты: не будешь же в угоду кому-то менять свою натуру. Ходил, куда должен был, общался с теми, с кем надо было. В первое время жил по соседству с известным актером Сабитом Оразбаевым, тесно общался с ним, часто вместе проводили время, беседовали, шутили, пели песни. Помню, как он удивился, когда я спел песню Иманжусупа. Тогда в Алматы не только песни, но и имя его вслух не произносилось. Я знал, что каждый мой шаг под надзором. Кого принимал, у кого был в гостях, с кем разговаривал и какие вопросы затрагивал – все это доходило до «первого». В Темиртау, Караганде такого вообще не было. Поэтому продолжал трудиться в том же свободном духе, который сформировался во мне в рабочей среде.
То, что должность секретаря Центрального комитета – большой рубеж в моей жизни, я осознал с первых дней новой работы. Мышление на республиканском уровне, постоянные контакты с союзными министерствами открывают возможности заниматься вопросами стратегического значения. За четыре с лишним года в должности секретаря Центрального комитета была проведена большая работа по укреплению индустриального потенциала республики, особенно серьезный прогресс достигнут в нефтяной, газовой, химической промышленности, в машиностроении, в производстве товаров народного потребления. По опыту работы, оправдавшему себя в Темиртау, поняв, что крупные вопросы решаются в Москве, я и на новом посту по возможности остро ставил проблемы перед Центральным комитетом КПСС, союзным правительством, министрами, прилагал усилия к их надлежащему решению. За четыре года по несколько раз побывал во всех областях республики, хорошо ознакомился с положением дел на крупных промышленных объектах. В ту пору приходилось заниматься такими крупными вопросами, как развитие производства нефти в западных областях, строительство Экибастузского теплоэнергетического комплекса, развитие Карагандинского металлургического комбината, освоение выпуска новых видов цветных металлов. Стремился системно, плодотворно работать по превращению Казахстана в индустриально-аграрную республику. В те годы я был награжден орденом Трудового Красного Знамени.
Приходилось слышать, как некоторые отзывались о том времени только как о шумном торжественном шествии, на котором все восхваляли, возносили до небес «вождя»; дескать, в «верхах» буйным цветом расцвели беззаконие и произвол, а в «низах» наступила «анархия» и народ был предоставлен сам себе. Конечно, было не так. Жизнь продолжалась. Страна хоть с трудностями, но жила. Даже в период так называемого застоя государство не развивалось однобоко. Индустриальный потенциал Казахстана был сильный. Многие крупные промышленные объекты страны были сосредоточены у нас. Мощь Казахстана удивляла многих. Заводы полиметаллических месторождений в центре и на востоке республики давали одну треть всей меди страны, две третьих цинка и свинца, 90 % титана и магния; фосфоритные предприятия на юге – почти весь объем желтого фосфора Союза. Почти весь хром СССР производился в Актюбинской области. Но, имея такие богатства, народ Казахстана уступал другим республикам по уровню благосостояния. Потому что девять десятых всего производимого у нас сырья отправлялось для дальнейшей переработки в другие регионы Союза. Прибыль от окончательной продукции целиком доставалась другим республикам. Объем готовой продукции, производимой у нас, чуть-чуть превышал 10 %. Отсутствие перерабатывающих предприятий привело к тому, что в Казахстане, где овец выращивали миллионами голов, негде было шить обыкновенные полушубки для чабанов. Поэтому я специально ездил в Москву, в Центральный комитет партии, и встречался с М. С. Горбачёвым, который только приступал к своим обязанностям секретаря по сельскому хозяйству, просил его позвонить министру легкой промышленности Тарасову, после чего удалось добиться получения зарубежного оборудования для Семипалатинской фабрики по выделке шкур.
Столь важные стратегические вопросы, как размещение производительных сил, элементарно решались волей одного человека, без всякого планирования. Так, в местах скопления рабочей силы вместо строительства небольших предприятий по выпуску товаров народного потребления и повседневного спроса возводились огромные предприятия – «отраслевые флагманы». Например, в Костанае с целью занятия женщин производительным трудом был построен камвольно-суконный комбинат. Когда кое-как закончили устройство женщин на работу, оказалось, что среди населения резко снизилась доля мужчин. До этого я слышал, что в Елабуге намечается строительство завода по выпуску дизельных двигателей. Подумал: а почему бы не построить его в Костанае? Тогда решились бы и серьезные экономические проблемы, и демографические трудности. Вновь поехал в Москву, где секретарь ЦК А. П. Кириленко тепло принял меня. Не знаю почему, он даже поцеловал меня в щеку, будто давно скучал по Назарбаеву, посадил рядом с собой. Кажется, я постарался подробно донести до него наши мысли и планы и убедить в своей правоте. Смотрю, он как-то отрешенно слушает меня, мне казалось, мои слова как бы уходили в пустоту. Это я потом узнал, что у него уже было неважно со здоровьем, особенно с памятью. После моего монолога он спросил:
– Итак, что за проблема у тебя?
– Андрей Павлович, у меня просьба построить завод по выпуску дизельных двигателей в Казахстане.
Он вызвал заведующего отделом Центрального комитета Фролова. Был сделан звонок министру автомобильной промышленности Полякову. Вопрос был решен за каких-то десять минут. Кстати, этот завод сейчас собирает отечественные автомобили. Например, в 2020 году Костанайский завод выпустил 50 тысяч автомобилей. Сейчас «СарыаркаАвтоПром» уже предлагает 10 видов транспорта мировых брендов.
Что интересно, нашлись люди, которые, вместо того чтобы радоваться за быстрое решение подобных вопросов, раздражались, огорчались, приходили в негодование. Я стал замечать, что многим, а точнее членам нашего бюро, не нравились мои свободные взаимоотношения с Москвой, Центральным комитетом, правительством, мое умение доводить до конца начатое дело. Некоторые из них стали не просто завистниками, а моими противниками. Правильно пишет Билл Клинтон в своих мемуарах «Моя жизнь»: «У меня враги появлялись сами собой, просто потому, что это я, а после того как я пошел в политику, – из-за занимаемой мной позиции и перемен, которых пытался добиться». Я бы сказал, точно так было и у меня. Мои дела, конечно, дошли до ушей «первого». Однажды у Кунаева выскочило: «А ты, оказывается, в Москве вхож к членам Политбюро». Я рассказал о решенных мной вопросах, что все это делается ради республики. Но, чувствовалось, у него остался какой-то осадок в душе. Что поделаешь?..
Брежневщина
Одна из глав сборника воспоминаний П. Е. Шелеста «Да не судимы будете» называется «Утверждение брежневщины». Как известно, этот человек долгое время возглавлял Компартию Украины, был членом Политбюро ЦК КПСС и имел непосредственное отношение к приходу Л. И. Брежнева к власти. Зная всю подноготную той системы, почему он назвал явление того периода брежневщиной? Но как бы ни писали и ни говорили нынешние писатели и ораторы, как бы ни старались показать только негативные стороны деятельности Л. И. Брежнева, а его самого как немощного, жалкого человека, возглавлять в течение 18 лет одну из двух самых крупных держав мира удается не каждому.
«Я работал с двумя Брежневыми. Здоровым и больным. Это разные люди», – писал Александр Бовин. Я же мог видеть только одного из этих двух людей – больного Брежнева. Да, мы в душе поддерживали здорового Брежнева, который работал в Казахстане и возглавлял кампанию по освоению целины, затем получил повышение и дошел до члена Политбюро, не выдержал сумасбродства волюнтариста Хрущёва и участвовал в операции по смещению его с поста, хотя это было очень рискованное дело, в случае провала которого можно было поплатиться головой. Поддерживали его первые энергичные шаги по исправлению многих допущенных его предшественником грубых ошибок. Внедрение пятидневной рабочей недели, установление пенсионного возраста для женщин – 55 лет, для мужчин – 60 лет, назначение зарплаты и пенсий колхозникам – все это хорошо было встречено народом. Следует сказать и о том, что Брежнев непосредственно и эффективно руководил укреплением Вооруженных сил Советского Союза, особенно разработкой и производством стратегических ракет. Мы радовались близким человеческим отношениям Д. А. Кунаева с ним со времен его работы у нас, благодаря чему для Казахстана было сделано много добрых дел. Однако с течением времени курс Брежнева начал меняться в плохую сторону. Достаточно сказать о торможении косыгинских реформ, подавлении с помощью танков Пражского восстания в 1968 году, вводе в 1979 году войск в Афганистан. Получение в мирное время трижды звания Героя Советского Союза, лауреата Ленинской премии в области литературы, сравнявшего его с такими гигантами, как Шолохов, Ауэзов, Леонов, Твардовский, Айтматов, самой высокой награды по общественным наукам – Золотой медали имени Карла Маркса, в конце концов, ордена «Победа», которым награждаются только в военное время, сделало его посмешищем на весь мир. Всех нас угнетало то положение, что с середины семидесятых годов в стране широкое распространение получили коррупция и воровство, стало обычным делом восполнять брешь в бюджете за счет поступлений от реализации алкогольных напитков, доведение общества до крайностей духовного обнищания. Не раз приходилось видеть, как он даже на рабочих совещаниях ограничивался только прочтением написанного текста, не добавляя ничего от себя. К тому же мы знали, что у Брежнева случился инсульт в 1976 году.
Я никогда не бывал на личном приеме у Л. И. Брежнева. Когда в 1980 году я ездил на утверждение в должности секретаря Центрального комитета Компартии Казахстана, меня принимал М. А. Суслов. И все же именно в том году удалось близко встретиться с Леонидом Ильичом. На 60-летие юбилей Казахстана приехали все члены Политбюро ЦК КПСС. Вид генерального секретаря производил удручающее впечатление. Совершенно отсутствующий взгляд, очень тяжелая походка. Когда он ходил, его почти все время поддерживали с двух сторон два дюжих парня.
Запомнились два эпизода. В перерыве торжественного заседания все руководство собралось в боковой от сцены комнате. Было очень жарко и душно, поэтому пили чай, сняв пиджаки. Неожиданно Леонида Ильича пригласили к телефону ВЧ. Когда он вернулся (вели его те же два парня), то громко поделился новостью:
– Польский руководитель Герек настойчиво требует встречи. Но люди Андропова говорят, что этого делать не следует. С ним, наверное, все кончено. Люди Андропова говорят, что там есть хороший парень, Каня.
В Польше тогда происходили сложные события. Там поднимала голову «Солидарность». И суть этого разговора я оценил впоследствии, когда Каня был избран первым секретарем ЦК ПОРП. Вот таким образом решались вопросы, затрагивающие судьбы миллионов людей.
Другой случай произошел во время грандиозного приема, устроенного в фойе театра имени Ауэзова. На нем присутствовало около тысячи человек. Два этажа фойе были заставлены столами. Едва все расселись, как Д. А. Кунаев предложил пространный тост за Леонида Ильича Брежнева – за маршала партии, за маршала армии и так далее. Но как только пригубили и поставили бокалы, «тостуемый» неожиданно поднялся и направился к выходу. Все руководство, естественно, направилось вслед за ним. Брежнев вышел на улицу, подошел к своей машине, и через минуту весь кортеж тронулся. Было совершенно ясно, что он просто забыл, куда и зачем приезжал. Какое чувство может вызывать такой человек, кроме жалости? Разве это не голый король, описанный Андерсеном? Причем его окружение делало вид, что не замечает подобного позора, и такое повторилось позже при Черненко. Я, конечно, запомнил эти моменты. Зачем в таком состоянии находиться на столь высоком посту?
Современный читатель, возможно, не очень хорошо знает имя руководителя правительства при Брежневе Алексея Николаевича Косыгина (годы его председательства – 1964–1980-й). А Косыгин – личность, которую знал и ценил весь мир. В книге Ли Куан Ю «Из третьего мира – в первый» есть такие слова: «Косыгин поразил меня как человек тонкий и многозначительный», что свидетельствует о признании советского премьера крупнейшими политиками мира. С этой точки зрения я бы назвал самым серьезным вредом, который нанесла брежневщина государству и народу, то, что она не дала развернуться в полную силу таланту, ставила преграды прогрессивным шагам виднейшего реформатора и знатока экономики Косыгина. Приступая к обязанностям Председателя Совета Министров, начиная участвовать в заседаниях Правительства СССР, я не раз слышал от коллег из других республик и работников аппарата восхищенные слова о том, как Алексей Николаевич владел хозяйственной ситуацией в стране, высказывал очень дельные, конкретные мнения по любому вопросу повестки дня, резко прерывал таких, которые, взобравшись на трибуну, изрекали пустые разглагольствования. Сейчас многие говорят о том, что если бы начатые Косыгиным реформы были доведены до конца, то история Советского Союза сложилась бы по-другому. Я, конечно, воздержался бы от столь категоричных суждений. Но очевиден тот факт, что экономическая система, основанная целиком на государственной собственности, на коллективной ответственности и через это ограничивающая личную инициативу человека, в конце концов завела страну в тупик. Вместе с тем было ясно, что такие реформаторские шаги Косыгина, как, скажем, предоставление свободы производственным предприятиям, оставление им полученного дохода, выборность директоров, если и не поправили бы коренным образом экономику, то в случае осуществления придали бы динамику экономике, оказавшейся в безвыходном положении, а ресурсы и резервы, имеющиеся в плановой экономике, были бы максимально задействованы, значительно бы возросла конкурентоспособность страны. К сожалению, Брежневу было чуждо такое обновление.
Было время, когда одни на волне перестроечной эйфории, а другие в воодушевлении от гласности стали говорить и писать так, будто о таком ходе истории они знали с самого начала. Лично о себе я не могу сказать, что сразу изучил и познал все стороны плановой экономики. Никто не отрицает, что работа по строительству нового государства, особенно по индустриализации, по восстановлению разрушенного войной народного хозяйства, на протяжении многих лет велась планово, и благодаря этому в стране было сделано очень много. Но невозможно было не увидеть и опасность окончательного отрыва той экономики от нужд и чаяний людей.
Один из примеров извращенной экономики имел место именно у нас. Скажу лишь одно: 95 % наших предприятий управлялось из Центра. 95 %!.. 53 % промышленных предприятий республики относились к союзным министерствам, 40 % – к союзно-республиканским министерствам. Тут комментарии излишни. Первое дело, которым мне пришлось заниматься после избрания секретарем Центрального комитета, было строительство комплекса экибастузских электростанций. И здесь я четко убедился в несуразности положения, которое встречалось повсюду в стране. Для строительства станций, которые стоили миллионы, быстро находились деньги, а для школ и детских садов, на которые требовались всего тысячи, их не находили. В то время 60 % товаров народного потребления поставлялось в Казахстан из других республик. Имея свыше 40 миллионов овец (в одно время мы из кожи лезли, чтобы довести это поголовье до 50 миллионов), казахстанцы везде становились в длинные очереди за мясом. Потому что у нас не предусмотрели строительство мясоперерабатывающих предприятий. Вследствие этого наша баранина в виде туш вагонами отправлялась за пределы Казахстана.
Сложилась иррациональная, абсурдная ситуация. Ежегодно вводились в строй самые различные крупные промышленные объекты, осваивались огромные финансовые средства, неплохим был и уровень заработной платы, тем не менее повсюду господствовал бесконечный дефицит. Люди привыкли к тому, что хорошие товары можно приобрести только по блату, через полезные связи и знакомства. Удовлетворенный спрос на товары для населения составлял лишь пятую часть годового товарооборота, то есть недотягивал даже до четверти.
Мировая коньюнктура в семидесятых годах прошлого века была весьма выгодной для Советского Союза. После арабо-израильской войны 1973 года по решению мусульманских стран, экспортирующих нефть, были резко ограничены производство и экспорт данной продукции. На мировом рынке тут же взлетела цена на нефть. За баррель нефти надо было платить 34 доллара вместо 13 до этого. А основным источником экспорта Советского Союза являлась нефть. Только за счет экспорта нефти страна ежегодно получала примерно 16 миллиардов долларов. Конкретная покупательская способность того доллара, конечно, совсем другая. В то время наши магазины заваливали импортными товарами. Да, сибирская нефть текла в Европу, а обратно потекли потоки нефтедолларов. Благосостояние народа заметно повысилось. Возможность покупать на нефтедоллары большие объемы товаров народного потребления в свою очередь создавала иллюзию, что проводится значительная работа по повышению благосостояния людей. Но к началу восьмидесятых годов положение круто изменилось. Стоило Саудовской Аравии за короткий срок добиться увеличения в три раза производства нефти, как цена барреля упала до 10 долларов. Это сразу, как говорится, посадило Советский Союз на мель и в финансовом, и в бюджетном плане. Экономика, привыкшая бездумно поглощать нефтедоллары, оказалась на боку, ибо руководством страны ничего не было сделано по перестройке хозяйственных механизмов. Это один из исторических уроков, который должны усвоить все страны. Вот почему я не устаю повторять, что мы должны учиться жить как страна без нефти и газа, что должны избавляться от зависимости от мировой цены на сырье. И вот почему в последние годы мы взяли курс на форсированное индустриально-инновационное развитие. Мы не должны забывать, что рано или поздно богатства недр будут исчерпаны. К тому же сейчас мы переходим на рельсы «зеленой» экономики.
Поскольку покупать готовую продукцию было легче, чем делать капитальные вложения в производство собственной продукции, в стране затормозился научно-технический прогресс. В результате ведения хозяйства, ориентированного только на продажу сырья, а также политики холодной войны, которая вынуждала тратить средства на военно-промышленный комплекс наравне с США, страна вконец была доведена, как говорят, до ручки. И вообще, конкуренция в гонке вооружений – одна из основных причин крушения Советского Союза. Когда говорят, что на распад СССР повлияли внешние факторы, мы имеем в виду и это. Рональд Рейган, придумавший в свое время понятие «империя зла», в своих воспоминаниях открыто писал: «Для меня было ясно, что если там не произойдет каких-то изменений, то коммунизм рухнет под собственной тяжестью, и я думал о том, как мы как страна можем использовать эти трещины в советской системе, чтобы ускорить процесс ее крушения». На этом пути гонка вооружений стала главным орудием Запада. Страны НАТО в условиях холодной войны постоянно увеличивали вооружение, а Советский Союз, стремясь добиться стратегического паритета, огромные средства направлял на создание оружия, усиление армии. Разница была лишь в том, что у них для этой задачи хватало небольшой доли бюджета, у нас же военные расходы, образно говоря, переламывали хребет всего бюджета. Если конкретно, то СССР на оборонные нужды расходовал 20 % внутреннего валового продукта, а США – шесть процентов. В целях безопасности страны укрепление вооруженных сил, конечно, дело правильное. Но к такой конкуренции каждая страна должна приступать с учетом своего потенциала. У значительно богатых стран финансов легко хватало и на внутренние дела. Мы же добились вооруженного паритета за счет обнищания своего народа. Разумеется, в условиях войны ни на что не смотришь, а в мирное время вопросы конфликтного характера следовало бы решать мирным путем.