Нора Робертс
Слезы луны
Глава 3
Бренна ворвалась в дом Галлахеров не в самом лучшем настроении. Постучаться ей даже в голову не пришло. Они с Дарси всегда заходили друг к другу как к себе домой, сколько себя помнили.
Дом постепенно менялся. И пяти лет не прошло, как они с папой переложили пол на кухне – небесно-голубого, как летнее небо, цвета, – а в июне прошлого года она поклеила в комнате Дарси миленькие обои с узорами из розовых бутончиков.
Несмотря на мелкие переделки, дом сохранил прежнюю атмосферу. Он дышал гостеприимством и уютом, и даже когда стояла тишина, стены будто излучали музыку.
Теперь, когда здесь живут Эйдан с Джуд, повсюду расставлены цветы – в вазах, банках, бутылках. Джуд обожает цветы, планирует весной заняться садом и уже просила Бренну построить беседку. «Что-нибудь под старину, – решила Бренна, – под стать небрежным линиям дома, выстроенного из старого камня и крепкого дерева». Она уже мысленно видела эту беседку и надеялась со временем осуществить свою идею.
Бренна вошла в дом с хмурым лицом, но, когда услышала донесшийся сверху смех Дарси, ее губы тронула улыбка. Она подумала, что с женщинами куда приятнее иметь дело, чем с большинством мужчин.
В бывшей комнате Шона, где Бренна нашла девушек, мало что осталось от старого жильца. Шон забрал в коттедж на эльфийском холме и полки с нотами, и скрипку, и бойран – кельтский бубен. Оставил только кровать, старый комод и выцветший коричневый ковер – тысячи раз сидела на нем Бренна, слушая игру Шона и притворяясь, что ей смертельно скучно. Сначала она полюбила его музыку – так давно, что уже не помнила ни момента, ни мелодии, словно эта любовь преследовала ее всю жизнь. Посвящать в свою тайну Шона она не собиралась, считая, что кнут действеннее, чем пряник. Хотя, видит бог, до сих пор никому не удалось расшевелить этого лентяя, заставить сделать хоть что-то со своими творениями.
А ей так хотелось, чтобы упрямец Шон выполнил наконец свое предназначение и подарил свою музыку миру.
Бренна напомнила себе, что это не ее дело и не за этим она сегодня пришла. Надо выяснить, чего хочет Джуд.
Обведя взглядом комнату, Бренна обнаружила, что стены не выдерживают никакой критики. На фоне выцветших обоев бросались в глаза темные прямоугольники, оставшиеся от картин и еще черт знает от чего. Огромные дыры от гвоздей еще раз доказывали, что хозяин комнаты всегда выбирал путь наименьшего сопротивления.
Бренна прекрасно помнила, что всякий раз, когда мать Шона порывалась привести комнату в порядок, тот улыбался и просил ничего не трогать. Ему нравилось так.
Бренна облокотилась на дверной косяк, уже начиная обдумывать, как превратить холостяцкую берлогу в жизнерадостную детскую.
Джуд и Дарси стояли к ней спиной, глядя в окно. Бренна в который раз удивилась про себя, какие они разные. Дарси с роскошными локонами, свободно струящимися по спине, – ослепительная, будто солнце, и Джуд – нежная, тонкая, словно лунный луч, с собранными в простой узел густыми каштановыми волосами. Обе среднего роста, а значит, на добрых три дюйма выше Бренны. Сложение тоже примерно одинаковое, хотя у Дарси более соблазнительные формы, чего она и не думает скрывать. Обе невероятно женственны.
Нет, Бренна ни капельки им не завидовала, просто хотелось бы не чувствовать себя полной дурой, когда надеваешь платье и туфельки.
Сейчас не до этого. Бренна сунула руки в карманы мешковатых рабочих штанов и вскинула голову.
– Разве можно решить, какой должна быть детская комната, если целый день таращиться в окно?
Джуд обернулась, и ее хорошенькое серьезное личико осветилось улыбкой.
– Мы смотрим на Эйдана с Финном, они ушли на пляж.
– Как только мы заговорили о тканях, обоях и красках, бедняга выскочил из комнаты как ошпаренный, – подхватила Дарси. – Заявил, что ему надо дрессировать собаку.
– Ясно.
Бренна выглянула в окно. Эйдан и его молодой пес Финн сидели рядышком на берегу и смотрели на воду.
– Приятно посмотреть! Широкоплечий, сильный мужчина и красивая собака на зимнем пляже.
– Он погружен в размышления. Держу пари, о предстоящем отцовстве.
Дарси бросила последний влюбленный взгляд на брата, отвернулась от окна и подбоченилась.
– А пока сильный пол философствует, слабые женщины должны заниматься прозой жизни.
Бренна легонько похлопала Джуд по почти незаметному животику:
– Как мы поживаем?
– Прекрасно. Врач говорит, что оба здоровы.
– Слышала, тебя тошнит по утрам.
– Эйдан волнуется по пустякам, – закатила глаза Джуд. – Можно подумать, я первая женщина, забеременевшая с начала мироздания. Обычный токсикоз. Скоро пройдет.
– А я бы на твоем месте ему устроила, – заявила Дарси, плюхаясь на кровать. – Заставила бы носить меня на руках с утра до ночи! Когда родится ребенок, ты забудешь, как тебя зовут. Помнишь, Бренна, когда Бетси Даффи родила первенца? Бедняжка два месяца подряд засыпала на воскресной службе. Со вторым ребенком сидела как мешком из-за угла прибитая, тараща глаза, а когда родила третьего…
– Хватит, – рассмеялась Джуд и хлопнула Дарси по ноге. – Я уловила твою мысль, но пока готовлюсь только к первому. Бренна, что скажешь о стенах?
– М-да, видок не очень. Не переживай, мы приведем их в порядок. – Бренна щелкнула пальцем над дыркой в стене размером с пенни. – Заделаем дыры, покрасим нормально.
– Я сперва хотела обои, но в конце концов остановилась на краске. Что-то светлое, солнечное. И можно развесить картинки. Со сказочными героями.
– Лучше повесь свои рисунки, – предложила Бренна.
– Ой, я не настолько хорошо рисую.
– А книга с твоими собственными историями и иллюстрациями – пустяки? Ты отлично рисуешь, и ребенку полезно расти в окружении картинок, нарисованных его матерью.
– Правда? – задумалась Джуд. – Пожалуй, я закажу рамки, и посмотрим, как они будут смотреться.
– Рамки должны быть яркими, как леденцы. Дети любят яркие краски, во всяком случае, так считает моя мама.
– Хорошо. – Джуд глубоко вздохнула. – Теперь полы. Не хочу их застилать, так что надо отциклевать и заново покрыть лаком.
– Легко. И часть плинтусов придется заменить. Я сделаю так, чтобы новые не отличались от старых.
– Отлично. Я вот еще что подумала. Комната большая, и я бы хотела сделать отдельный уголок для игр. А по этой стене – полки для игрушек, и под окном – маленький столик со стульчиком.
– Можно, только, если сделать угловые полки, мы лучше используем пространство, и получится как бы отдельная зона, понимаешь? Сделаем такие, которые можно устанавливать по-разному. Если надоест, поменяешь интерьер.
– Угловые… – Джуд прищурилась, пытаясь представить, как это будет выглядеть. – Да, мне нравится. А ты, Дарси, что скажешь?
– Что вы прекрасно разберетесь без меня, а моя задача – отвезти тебя в Дублин и накупить красивой одежды для беременных.
Джуд машинально приложила ладонь к животу.
– У меня еще ничего не заметно.
– Ну и что? Одежда в любом случае понадобится раньше, чем полки, а ты уже о них думаешь. Поедем в следующий четверг, в мой выходной. Я и денежки отложила. Бренна, что скажешь?
Бренна уже доставала из ящика рулетку.
– Конечно, поезжайте, только без меня. Я слишком занята, чтобы целый день таскаться по дублинским магазинам и ждать, когда вам надоест вздыхать над очередной парой туфель, без которых вам жизнь не мила.
– Тебе не помешали бы новые ботинки. Эти вот-вот развалятся.
– Нормальные ботинки, меня устраивают. Джуд, скажи Шону, пусть найдет место для своего хлама, и я со следующей недели займусь этой комнатой.
– Это не хлам, – возразил появившийся на пороге Шон. – Знаешь, сколько счастливых ночей я провел в кровати, на которой сейчас развалилась Дарси?
– Теперь это хлам, и он мешает начать ремонт, – презрительно фыркнула Бренна. – Интересно, как надо лупить по гвоздю, чтобы получилась такая дырища.
– Все равно за картиной не видно.
– В таком случае, если вздумаешь что-нибудь повесить в коттедже, то лучше позови человека, способного отличить один конец молотка от другого. Джуд, заставь его поклясться, что ничего не тронет, не то к весне от коттеджа останутся развалины.
– Я сам заделаю чертовы дырки, только заткнись.
Шон произнес это с такой нежностью, что у Бренны екнуло сердце, и пришлось прибегнуть к сарказму.
– Ага, видали мы таких работничков. Помню, как ты сам починил засорившуюся раковину в пабе. Мне после твоего «ремонта» пришлось пробираться к ней вплавь.
Дарси хихикнула, и Шон бросил на нее ледяной взгляд.
– Джуд, если тебе срочно, то я сегодня же вывезу все, что здесь осталось.
Джуд бросилась спасать уязвленную мужскую гордость.
– Нет-нет, никакой спешки, Шон. Я просто…
Комната медленно закружилась, однако упасть Джуд не успела: Шон метнулся к ней через всю комнату, как коршун, и подхватил на руки. Бренна потрясенно разинула рот.
– Ничего страшного. – Джуд пришла в себя и похлопала Шона по плечу. – Просто голова закружилась. Бывает.
– Немедленно в постель, – заявил Шон, вынося ее из комнаты. – Дарси, позови Эйдана.
– Нет, все в порядке. Не надо…
– Позови Эйдана, – повторил он, хотя Дарси уже бежала к двери.
Бренна застыла на месте с рулеткой в руке. Старшая из пятерых детей, она не раз видела, как теряет сознание беременная мама, и не особо встревожилась. Гораздо больше удивила ее мгновенная реакция и неожиданная сила Шона. Он подхватил Джуд, как пушинку. А с виду – чистый тюлень.
Бренна тряхнула головой, прогоняя неуместные мысли, и поспешила в хозяйскую спальню. Шон осторожно уложил Джуд на кровать и прикрыл пледом.
– Шон, это смешно. Я…
– Лежи! – Он погрозил Джуд пальцем. – Я звоню врачу.
– Не нужен ей врач, – возразила Бренна, съежившись под его гневным взглядом.
Мужчины всегда поднимают панику.
– С беременными такое случается.
Бренна подошла к кровати, присела и погладила Джуд по руке.
– Моя мама могла растянуться прямо в кухне на полу, особенно когда носила Эллис Мей.
– Я прекрасно себя чувствую.
– Разумеется, но отдохнуть не помешает. Шон, пожалуйста, принеси Джуд воды.
– Я все же думаю, что ей нужен врач.
– Хватит с нее Эйдана.
Бренна сочувственно взглянула на приунывшую Джуд.
– Не грусти. Мама говорит, что, когда была беременна мной, папа вел себя точно так же, а потом привык. Мужчина имеет право бояться. Он ведь не знает, что происходит внутри тебя, правда? Шон, ты принесешь наконец воду?
– Ладно. Только не позволяй ей вставать.
– Со мной все в порядке.
– Конечно. Румянец вернулся, глаза блестят.
Бренна сжала руку Джуд.
– Хочешь, я пойду успокою Эйдана?
– Если ты думаешь… – Джуд осеклась, услышав стук двери и топот на лестнице. – Поздно.
Не успела Бренна встать, как в комнату ворвался Эйдан.
– С ней все в порядке. Чуть голова закружилась. С беременными случается. Она…
Эйдан, не слушая, проскочил мимо, и Бренна вздохнула.
– Как ты? Потеряла сознание? Кто-нибудь вызвал врача?
Бренна выпихнула в коридор прибежавшую вслед за Эйданом Дарси и закрыла дверь.
– Ты уверена? Она так побледнела…
– Поверь мне, все нормально. Теперь Эйдан продержит ее в постели до вечера, сколько бы она ни спорила.
– Мало того что раздуваешься, как корова, так еще каждое утро обнимайся с унитазом и падай в обморок. – Дарси выдохнула и приказала себе успокоиться. – Через что только не проходят женщины! А вы…
Она обличительно ткнула пальцем в Шона, вернувшегося со стаканом воды.
– Получили удовольствие, девять месяцев валяете дурака, и пожалуйста – получите своего младенца и распишитесь.
– Потому что бог – мужчина, – улыбнулся Шон.
Дарси недовольно поморщилась и тряхнула головой.
– Пойду сделаю Джуд чаю с тостами.
Она удалилась, а Шон продолжал смотреть на закрытую дверь спальни. Бренна взяла его за руку и потянула к лестнице.
– Пусть побудут вдвоем.
– А вода?
– Выпей сам. – Бренна погладила его по щеке. – Ты белый как мел.
– Она укоротила мне жизнь лет на десять.
– Я заметила. Но ты молодец, успел ее поймать.
Бренна вошла в соседнюю комнату и взялась за рулетку.
– В ее организме столько всего происходит, а она, видимо, мало отдыхает, слишком увлечена своими планами, – продолжала Бренна, снимая мерки и записывая в блокнот. – Слишком разительные перемены за слишком короткое время.
– По-моему, женщины легче привыкают к новому.
– Наверное. – Бренна продолжала измерять и записывать. – Ты ведь помнишь, как твоя мама носила Дарси?
– Немного. – Шон отпил воды – от волнения пересохло в горле.
Бренна как ни в чем не бывало сновала по комнате, что-то измеряла, записывала цифры в блокнот, делала пометки прямо на стене. Несколько рыжих локонов выбились из-под кепки, видимо, когда она бежала в спальню.
– А что тебе больше всего запомнилось?
– А? – Шон пришел в себя и неохотно перевел взгляд с рыжих прядей на лицо.
– Ну из того времени, когда твоя мама была беременна Дарси. Что ты лучше всего помнишь?
– Я приставлял голову к ее животу и чувствовал, как Дарси лягается, будто ей не терпится выскочить и навести шороху.
– Здорово. – Бренна убрала в ящик рулетку и блокнот. – Прости, что бросаюсь на тебя. Настроение ни к черту.
– В последнее время частенько ты бываешь не в духе. – Шон улыбнулся и надвинул кепку ей на глаза. – Но я привык к твоим укусам и стараюсь не обращать внимания.
Он-то привык, а Бренне безумно хотелось по-настоящему укусить его, попробовать на вкус. Ха, если она это сделает, Шон сам упадет в обморок.
– Я займусь детской не раньше следующего понедельника, так что можешь не спешить забирать вещи. Только… – Бренна ткнула его пальцем в грудь. – Я не шутила, когда говорила о коттедже. Попробуй забить хоть один гвоздь, и я…
Шон рассмеялся.
– Если потянет взяться за молоток, – он дружески чмокнул ее в щеку, – я вызову О’Тул, не сомневайся.
– Да уж, будь добр. – Бренна раздраженно шагнула к двери и чуть не столкнулась с взъерошенным Эйданом.
– Она говорит, что чувствует себя хорошо. Я звонил врачу, и тот сказал, что ничего страшного. Просто ей нужно отдохнуть и держать ноги повыше.
– Дарси заваривает ей чай.
– Отлично. Джуд собиралась после обеда отнести цветы на могилу Мод и вот теперь переживает. Я бы сам сбегал…
– Лучше побудь еще немного с Джуд, а я сгоняю, – предложил Шон. – Я успею навестить Мод и вернуться к вечерней смене.
– Спасибо. – Лицо Эйдана прояснилось. – Она рассказала, как ты подхватил ее, уложил в постель и запретил вставать.
– Попроси ее больше не падать в обморок в моем присутствии. У меня сердце не выдержит.
Шон отнес Мод цветы – лиловые и желтые анютины глазки, собранные Джуд. Он редко бывал на старом кладбище, ведь там не покоился никто из его близких, но почему бы не подменить Джуд? Ему совсем не трудно.
Умерших хоронили у источника Святого Деклана, где смывали с себя пыль дорог паломники, приходившие поклониться ирландскому проповеднику. Неподалеку стояли три каменных креста, охранявшие святое место и несущие утешение тем, кто забирался так высоко, чтобы почтить усопших.
Отсюда открывался потрясающий вид – серая полоса залива под затянутым тучами грозовым небом, день и ночь ритмично бьющееся сердце Кельтского моря, протянувшегося до самого горизонта. Холодный сырой воздух пронизывала музыка воды и ветра, ей вторили птицы, не устрашенные непогодой.
Сквозь тучи струился слабый белесый свет. Кое-где торчали клочья мерзлой травы, хотя зима никогда не воцарялась здесь надолго – скоро между камнями пробьются свежие зеленые ростки.
Вечный, умиротворяющий круговорот.
Шон присел на землю рядом с могилой Мод Фицджеральд и положил цветы у камня под высеченным словом «Вещунья».
До замужества мать Шона носила фамилию Фицджеральд, так что старая Мод приходилась ему родней. Он хорошо помнил миниатюрную седовласую старушку с проницательным взглядом спокойных туманно-зеленых глаз.
От этого взгляда становилось не то чтобы неловко, а чуточку неуютно, и все равно Шона к ней тянуло. В детстве он часто сидел у ног Мод, когда та приходила в паб, и с удовольствием слушал увлекательные истории, а позже, много лет спустя, из некоторых родились его песни.
– Джуд послала вам цветы. Она сейчас отдыхает. Понимаете, она ждет ребенка, и у нее иногда кружится голова. Такое бывает, не беспокойтесь. Ей надо полежать, и я вызвался отнести вам цветы. Надеюсь, вы не возражаете.
Шон помолчал и огляделся по сторонам.
– Теперь в вашем домике живу я, а Эйдан с Джуд переехали в большой дом, как принято у Галлахеров. Да вы наверняка знаете. Все равно им будет тесно в коттедже, когда родится ребенок. Ваша кузина Агнес Мюррей – бабушка Джуд – подарила коттедж ей на свадьбу.
Шон уселся поудобнее и бессознательно начал постукивать пальцами по колену в ритме волн.
– Мне нравится жить в коттедже, там очень спокойно. Странно только, что я никогда не видел леди Гвен. Представляете, она показалась Бренне О’Тул! Вы ведь помните Бренну, самую старшую из их девочек. Они живут недалеко от вашего коттеджа. Рыжая такая… ну, О’Тулы почти все рыжие, только у Бренны волосы как солнечные протуберанцы. Со стороны кажется, что можно обжечься, а на самом деле они теплые и шелковистые.
Шон умолк, нахмурился и кашлянул.
– В общем, я живу там почти пять месяцев, и Гвен ни разу не видел, я только иногда будто чувствую ее присутствие. А Бренна пришла починить духовку, и Гвен не только вышла к ней, но и заговорила.
– Женщины – странные создания.
Шон невольно вздрогнул – не ожидал, что встретит кого-то в таком месте. Подняв голову, он увидел мужчину с длинными черными волосами, синими глазами и насмешливой улыбкой.
– Я с вами согласен, – спокойно произнес Шон, хотя сердце тревожно забилось.
– И все-таки мы не можем без них обойтись, правда?
Мужчина поднялся с каменного кресла у подножия трех крестов, подошел ближе, бесшумно ступая мягкими сапогами по траве и камням, и опустился на землю по другую сторону могилы.
Внезапный порыв ветра взметнул его волосы, раздул короткую алую накидку, наброшенную на плечи.
На камни, траву и цветы хлынул яркий свет, сделавший их контуры более отчетливыми. Вдалеке, сплетаясь с музыкой моря и ветра, заиграли трубы и флейты.
– Если и можем, то недолго, – ответил Шон, спокойно глядя незнакомцу в глаза и надеясь, что сердце тоже скоро успокоится.
Мужчина положил руку на колени. Его серебристый костюм пронизывали золотые нити, а на пальце сверкало серебряное кольцо с синим камнем.
– Ты знаешь, кто я, не так ли, Шон Галлахер?
– Я видел картинки, которые Джуд нарисовала для своей книги. Она хорошо рисует.
– Теперь она счастлива? Замужем и ждет ребенка?
– Верно, принц Кэррик.
Во властном взгляде Кэррика мелькнуло удивление.
– Ты не боишься разговаривать с принцем эльфов, Галлахер?
– Ну, я бы не хотел, чтобы меня в ближайшие сто лет уволокли в логово эльфов, мне и здесь неплохо живется.
Кэррик запрокинул голову и заливисто расхохотался.
– Уверен, придворные дамы высоко оценили бы твою внешность и музыкальный талант. Однако ты мне нужен здесь, так что не беспокойся.
Посерьезнев, Кэррик наклонился к Шону:
– Ты упомянул, что Гвен говорила с Бренной О’Тул. Что она сказала?
– Разве вы не знаете?
Мгновение – и Кэррик уже на ногах.
– Я не могу входить в коттедж или пересекать границы сада, хотя мой дом находится под ним. Что она сказала?
Шон невольно посочувствовал эльфу: вопрос больше напоминал просьбу, чем приказ.
– «Его сердце в песне». Вот что она сказала Бренне.
– Я никогда не дарил ей музыку, – тихо произнес Кэррик.
Он поднял руку, и в небе вспыхнула молния.
– Бриллианты, рожденные солнцем, дарил ей. Высыпал к ее ногам, попросив уйти со мной. Она отвернулась от них и от меня. Не послушалась собственного сердца. Понимаешь, как больно, когда от тебя отворачивается единственная, кого любишь, кого будешь любить вечно?
– Нет. Я никогда никого так не любил.
– Мне жаль тебя, ибо, если ты не любил так сильно, то и не жил. – Кэррик поднял другую руку, и над землей опустилась тьма, пронизанная серебряными лучами и искрами. Заклубился густой туман. – Даже когда по настоянию отца она вышла замуж за другого, я собрал слезы луны и высыпал жемчужинами к ее ногам. И все равно она отказалась от меня.
– И драгоценности солнца, и слезы луны превратились в цветы, – продолжал Шон. – И она ухаживала за ними год за годом.
– Что мне время? – нетерпеливо воскликнул Кэррик. – Что мне год, столетие?
– Когда ждешь любви, год становится веком.
Кэррик сверкнул глазами.
– Слова твои столь же прекрасны, как и музыка. И ты прав.
Эльф вновь пошевелил пальцами, и солнечный свет вернулся, по-зимнему бледный.
– И все-таки я пришел к ней в третий раз. Из синих глубин вырвал я сердце моря и бросил сотнями сапфиров к ее ногам. Все, что у меня было, и даже больше, бросил я к ногам моей возлюбленной. А Гвен сказала, что уже стара, что слишком поздно. И заплакала. Впервые увидел я тогда ее слезы. И еще сказала моя любимая, что если бы вместо драгоценностей и обещаний вечности и богатства я подарил ей слова, что жили в моем сердце, то она, может, и согласилась бы променять свой мир на мой, отказаться от своего долга ради любви. А я не поверил.
– Вы разгневались.
Шон слышал эту историю бесчисленное количество раз. В детстве она ему даже снилась. Он видел во сне принца эльфов на белом крылатом коне, летящего к солнцу, к луне, к морю.
– Потому что любили Гвен и не знали, как выразить свою любовь словами.
– Чего еще можно требовать от мужчины? – спросил Кэррик, и на этот раз Шон улыбнулся.
– Не знаю. Однако наложить заклятие, разлучившее вас с любимой на века, – не самое мудрое решение.
– Она уязвила мою гордость, я вышел из себя, – сердито тряхнул головой Кэррик. – Трижды я просил, и трижды она мне отказала. Теперь мы ждем, когда любовь трижды встретится с любовью и трижды будет принята. Со всеми несовершенствами и достоинствами, горестями и радостями.
Кэррик вновь улыбнулся.
– Ты красноречив, Галлахер. Не разочаровывай меня, не медли, как твой брат.
– При чем здесь мой брат?
– Трижды.
Глаза Кэррика сверкнули синим огнем.
– Одна любовь уже принята.
Шон вскочил на ноги, сжав кулаки.
– Эйдан и Джуд? Ты наложил на них заклятие, ублюдок?
Кэррик вновь сверкнул глазами, прогремел гром.
– Глупец! Любовные заговоры – бабушкины сказки. Сердце заколдовать невозможно, оно сильнее любого заклятья. Взмахом ресниц можно наслать вожделение, улыбкой – желание. А над любовью ничто не властно. Любовь твоего брата к Джуд Фрэнсис так же реальна, как солнце, луна и море. Даю слово.
– Тогда прошу прощения, – успокоился Шон.
– Я не держу зла на брата, вступившегося за брата. Если бы я разгневался, – с усмешкой добавил Кэррик, – ты бы уже кричал ослом. За это я тоже ручаюсь.
– Благодарю за великодушие… – начал Шон и вновь встревожился: – А-а, вы думаете, что я стану второй ступенью в разрушении вашего заклятья? Если так, то вы не там ищете.
– Я прекрасно знаю, где искать, юный Галлахер. Узнаешь и ты, уж поверь, совсем скоро.
Кэррик учтиво поклонился и мгновенно исчез; в ту же секунду небеса разверзлись и начался бешеный ливень.
Шон долго еще стоял под проливным дождем, злой и озадаченный. Он бесповоротно опоздал на работу.
