Николай Сергеевич Башев
Друг мой – Беркут_2
Каждое воскресенье мы проводили на реке в Морском клубе. Ходили под парусом на яхтах, качали мышцы тяжёлыми вёслами на нашей шлюпке, гоняли на моторных скутерах по Уссури.
В шлюпочные походы обязательно брали с собой и нашего китайца, чтобы приучить к коллективному труду и внести в его голову умение быстро мыслить. Волны и ветер помогали нам в этом стремлении.
Чуть зазеваешься, тут же окажешься за бортом, а то и парусом вмажет по ушам или по физиономии. Поначалу всё шло хорошо. Парень освоился довольно быстро. Мог часами грести, когда шли на вёслах. Помаленьку стали доверять и управление парусом при слабом ветре.
Амур – река могучая, очень широкая возле Хабаровска. Есть где ветру разгуляться. Налетит из-за острова шквал неожиданно и разметает многочисленные яхты во все стороны, иные и перевернёт. Шлюпка наша остойчивая, очень тяжёлая, трудно перевернуть, если только какой-нибудь дурак не подставит её боком к ветру при полных парусах.
В один из июльских походов, когда Хе сидел на корме шлюпки и управлял фока-парусом, проморгали мы налетевший резкий порыв ветра, по-нашему шквал. Все бы обошлось, да только наш подопечный забыл завести фока-шкот за специальный обушок на корме и намотал его на руку, чтобы легче было удерживать фок этим тросом.
Ветер рывком надул парус, как парашют. Бедный Хе взлетел высоко вверх, крутанулся в воздухе и грохнулся плашмя о воду. Мы с Петькой Соловьём прыгнули за борт, сообразив, что от сильного удара наш невольный «лётчик» потерял сознание.
Шлюпку на полном ходу не остановить. Выполнить разворот и вернуться надо минут 10, а то и больше. Пётр доплыл первым на место и принялся нырять, пытаясь достать ушедшего под воду непутевого «морехода». Тут и я подоспел.
Не дали мы утонуть бедолаге. Зато водички амурской наглотался он прилично. На всю жизнь крепко запомнил, что нельзя нарушать морские законы даже в тихую погоду и на море, и на реке, и на озере, и в стакане молока…
Шторм.
Наш Морской клуб располагался на реке Уссури, недалеко от места слияния её с батюшкой Амуром. Летом десятки самых разных яхт и водно-моторных скутеров наполняли весёлой жизнью необъятные водные просторы. В непогоду все они оставались в эллинге.
Только наша прочная военно-морская спасательная шестиместная шлюпка ЯЛ-6 устремлялась в азартный бой с ветром и волнами. Шесть загорелых пятнадцатилетних парней дружными взмахами пудовых вёсел выводили шлюпку из небольшой гавани на речную уссурийскую ширь.
По команде нашего главы экипажа – старшины Володи Семёнова, сидевшего на корме и управлявшего рулём, отточенными движениями быстро поднимали паруса и шли вниз по течению к Амуру. У каждого из нас было своё место и свои задачи.
Передняя часть шлюпки носила название бак, задняя – корма. Четыре поперечные доски для сидения, назывались банками. На первой банке от носа шлюпки сидели два самых легких и жилистых гребца, именуемые баковыми. Один из баковых гребцов управлял передним парусом – кливером, когда ветер позволял идти под парусами.
На средней банке располагались два гребца покрепче и с хорошей реакцией, чтобы своими вёслами работали в унисон с остальными гребцами.
На кормовой банке были места для самых крепких и сильных гребцов. Их называли загребными. Они должны были иметь отличную выносливость, могучие бицепсы, большую становую силу спины, сильные ноги и хорошее чувство ритма для выполнения мощных и ровных гребков во время гонок на вёслах. Только в этом случае можно было рассчитывать на высокую скорость шлюпки и на победу в различных соревнованиях.
Чтобы наполнить силушкой могучей наши мышцы, мы всей командой занимались через день в секции тяжёлой атлетики в спорткомплексе «Спартак», где пудовые гири и грузные штанги сами прыгали к нам в руки.
У бакового гребца была ещё одна необычная обязанность – по команде «Баковый, за борт!» он должен был выпрыгивать в воду и удерживать тяжёлую шлюпку от удара о прибрежные скалы при неудачных маневрах в сильный ветер. Почему-то прыгать в бурлящую холодную воду приходилось только мне, и не один раз за поход.
В безветренную погоду и в сильный шторм мы ходили на вёслах, а в хороший ветер ставили паруса. Движение под парусами на реке никогда не получается по прямой линии, обычно приходилось идти зигзагами, то есть галсами. Особенно трудно было управлять шлюпкой при встречном ветре, приходилось часто менять курс, перекладывать паруса с одного борта на другой и быстро выполнять разворот, чтобы не перевернуться.
Кроме этого надо было отслеживать движение других судов, чтобы избежать столкновения, хорошо знать рельеф дна, чтобы не наскочить на мель. Снять шлюпку с неё в сильный ветер очень трудно, а иногда и невозможно без посторонней помощи.
Долгие месяцы упорных тренировок позволили превратить тяжёлый труд в увлекательные походы по могучему Амуру. Молодые силы бурлили в нас и звали вперёд, не взирая на многочисленные опасности. Честно говоря, мы над этим не задумывались, сам чёрт не страшен был.
Климат на Дальнем Востоке носит муссонный характер, поэтому погода может меняться очень быстро. До обеда светит солнце, на небе ни облачка, а после обеда неожиданно появляются чёрные тучи, и начинаются ливни, нередко с грозами и шквалистым ветром. Спокойная гладь Амура в миг превращается в беснующееся море, а берега не разглядеть сквозь потоки воды.
Стремясь выплеснуть свой буйный адреналин, мы старались идти под парусами на грани дозволенного. Чтобы порывы ветра не опрокинули нашу шлюпку, мы «брали рифы», то есть уменьшали площадь парусов, подвязывая их специальными завязками – «риф-штертами», и свешивались за борт, как противовесы.
Вода пронзала нас со всех сторон: дождевые потоки сверху, бушующие волны снизу. Ветер терзал и наше судно, и наши тела, заглушая команды старшины.
Захлебываясь, но, не сдаваясь, раздирая рот, кричали:
– Мы сильнее бури, мы сильнее ветра, только батюшка Амур всех сильней на свете!
Любая оплошность грозила повреждением мачты или парусов, опрокидыванием шлюпки, потерей принадлежностей, продуктов, наших вещей и даже гибелью. Ни в коем случае нельзя было бросать перевёрнутое судно и пытаться в одиночку спастись. Обычно это плохо кончалось. Борьба с волнами, ветром, брызгами, и холодом выматывала пловца, и на финише просто не хватало сил выбраться на берег.
После нескольких часов борьбы со стихией рулевой направлял измученную шлюпку в узкие протоки между речными островами в поисках тихого местечка, где быстро и чётко выгружались на берег, ставили большую палатку, разжигали примус, кипятили чай, грелись сами и сушили одежду, промокшие снаружи, счастливые внутри.
Орлы над Хехциром.
Майские праздники для студента – это чудесная награда за долгие месяцы упорного труда. Можно забыть про учебники и беззаботно отсыпаться в опустевшем общежитии. Да кто же даст Кольке поваляться на кровати!
Мой товарищ уговорил-таки слетать с ним к его матери в глухую таёжную деревушку, чтобы починить обветшавшую крышу дома. Его отец пропал в тайге несколько лет назад. А в одиночку крышу не отремонтируешь. Что делать, надо помочь другу. Полетели.
Старенький АН-2 чихнул несколько раз и заскользил над бесконечными сопками, распадками, извилистыми речками и делянками леспромхозов. Я прилип к иллюминатору, наслаждаясь красотой Уссурийской тайги.
Во время захода на посадку мы услышали глухой звук сильного удара. Самолёт качнуло несколько раз в разные стороны. Из кабины донеслись крепкие возгласы. На стоянке мы увидели, что в правом стекле кабины зияет дыра.
Из разговоров экипажа с наземными техниками мы поняли, что, когда пролетали горный хребет Хехцир, наш АН-2 атаковал беркут. Оказывается, такое происходит довольно часто. За летний сезон орлы нападают на небольшие самолёты Хабаровского авиаотряда больше сотни раз. Наверное, они так охраняют свою территорию от чужаков и залётных Дон Жуанов.
Орбита.
Четыре года учебы в Хабаровском техникуме связи пролетели, как отпуск на море. Все друзья-однокурсники разъехались по стране в разные стороны к местам новой работы. Самая большая группа молодых техников отправилась в город Комсомольск-на-Амуре, в распоряжение Комсомольского радиоцентра.
В поселке Хурмули, расположенном севернее города юности, в то время строился новый объект космической связи «Азимут-К». Туда и направили дружную компанию ребят и девчат. У меня был свободный диплом, поэтому мог выбрать себе работу в любом городе. Куда-то ехать в одиночку не хотелось совсем и, погуляв летом по Москве, не добрав половину балла на вступительных экзаменах в Бауманское Училище, приехал в начале сентября 1972 года в Комсомольск-на-Амуре, а затем в Хурмули к своим товарищам по учёбе.
– Ура! Нашего полку прибыло! Теперь обеспечены и кетой, и икрой! – встретили меня друзья громкими криками.
Вечер провели за бутылочкой пива и рассказами о романтичном местном житье-бытье. Мне даже показали целый обзорный фильм, снятый Витей Ивановым на 8-мм киноплёнку. На экране я увидел шикарную девушку и дал парням слово, что она станет моей женой. Через три месяца мы с ней познакомились, а в июне следующего года сыграли молодёжную свадьбу в городе Комсомольске-на-Амуре в прекрасном Дворце Молодёжи, который довелось строить в школьные годы мои.
Все молодые специалисты, прибывшие на работу из Москвы, Ленинграда, Куйбышева, Ташкента, Новосибирска и Хабаровска были поселены в двух бараках в лагере для заключенных под названием «База».
В остальных жили бесконвойные заключенные (сокращённо «зэки»), прозванные народом «химиками», которые и строили станцию. Барак – это низкий длинный дом из утеплённых фанерных щитов. В каждом таком доме было по шесть комнат, по два крылечка, по два общих тамбура, где стояли по две железные бочки с питьевой водой, которую привозила водовозная машина два раза в неделю.
За колючей оградой лагеря коптила небо высоченная круглая кирпичная труба котельной, работающей на каменном угле. Паровое отопление нагревало радиаторы до сотни градусов. Это позволяло пережить суровые зимы без особых проблем. Только этот самый пар на выходе сбрасывался на улицу и, замерзая, нарастал огромными глыбами льда вокруг окон.
Общая уборная из горбатых досок стояла на отшибе. Все постройки были обнесены общим высоким забором из горбыля и тремя рядами колючей проволоки. По углам стояли сторожевые вышки, на которых до нашего приезда день и ночь несли службу часовые, в овчинных тулупах, валенках и с автоматами.
Уже весной следующего года обещали построить пятиэтажный дом и всем дать квартиры.
Станция космической связи «Азимут» состояла из двух частей: работающей «Орбиты-1» и строящейся «Орбиты-2», спрятанных в котловине между сопками в шести километрах от нашего жилья в восточном направлении.
Сам поселок Хурмули находился в километре от «Базы» в западном направлении за небольшой сопкой и представлял собой две широкие длинные грязные улицы с глубокой колеей, пробитой тяжёлыми лесовозами в мягкой земле.
Небольшие и приземистые, почерневшие от времени дома, срубленные из отбракованных брёвен кое-как, прятались со своими неопрятными огородиками за покосившимися заборами из штакетника. Узкий тротуар из толстых досок спасал народ в распутицу. Одна улица называлась Верхняя, другая – Нижняя, потому что тянулись по косогору.
В поселке жили в основном ссыльные, сосланные в далёкие тридцатые годы из центральных областей России, и которые работали в леспромхозах (лесопромышленных хозяйствах), разбросанных по тайге. Вблизи посёлка извивалась между сопками небольшая речка Хурмулинка.
Небольшой вокзал, два магазина, две столовые, почта, клуб, милиция – вот и всё, весь поселок. Жителей было около пяти тысяч. Все мечтали когда-нибудь заработать много денег на лесоповале и уехать на свою родину.
Проходили годы, а исполнение давней мечты все откладывалось на потом из-за повального пьянства. Вагон вина местные мужики и бабы выпивали за несколько дней и ждали с нетерпением, когда в магазины завезут новую выпивку. Добраться до города можно было в сухую погоду на попутных машинах по разбитой грунтовой дороге или на поезде по леспромхозовской железнодорожной узкоколейке.
Пассажирский поезд был точной копией ковбойских поездов времен освоения Дикого Запада в Америке: небольшие двухосные зелёные вагоны с фанерными стенами и полотняным верхом тянулись за нещадно дымящим паровозом. В центре каждого вагона стояла железная печка «буржуйка» с кучкой угля рядом, который подбрасывался в топку кем-либо из более или менее трезвых пассажиров. Проводников никто и никогда не видел в глаза.
На грязных скамейках храпели те, кому ехать далеко. Стойкий запах несвежей рыбы, давно немытых тел и противной корейской рисовой водки «Пхеньянсул» за три рубля 62 копейки с печной копотью вперемешку вызывал у новичков обморочное состояние. Туалетов в поезде никогда не было, надо было потерпеть до следующей остановки и сбегать до кустиков.
Рельсы были уложены на высокой насыпи так криво, что поезд проходил 68 километров от Комсомольска до Хурмулей за четыре часа и так же «стремительно мчался» в ночи остальные 130 километров до конечной станции Березовской.
Вдоль железной дороги то там, то сям валялись ржавые колёсные пары и останки разбитых вагонов, оставшиеся после многочисленных аварий. Два раза в день, утром и вечером, к баракам подъезжали пузатый курганский автобус столетней давности и бортовой грузовик ЗИЛ-157, чтобы отвезти народ на работу.
Первая «Орбита» располагалась в круглом одноэтажном кирпичном здании с тремя лучами пристроек, в которых находились комнаты с аппаратурой связи, мастерские, столовая, спортзал. Над центральной частью смотрела в небо огромная 12-метровая чаша управляемой параболической приёмопередающей антенны.
Вторая «Орбита» размещалась в отдельном громоздком здании с 25-метровой антенной наверху. Космическая связь с подмосковной станцией «Азимут» в Дубне осуществлялась через спутник «Молния-1», постоянно вращающийся вокруг Земли по вытянутой эллиптической орбите.
Работа шла круглые сутки. Самым трудным было вручную наводить антенну на спутник. Со временем удалось получить новинку науки и техники, позволившую перейти на автоматическое сопровождение. Это было программное устройство, в которое надо было вводить по точкам параметры орбиты путём установки контактных штырей-перемычек в гнёзда на наборном поле. В те времена это был шедевр инженерной мысли, предшественник будущих компьютеров.
Основные аппаратные залы именовались по выполняемой функции: телевидение, приёмные устройства, передающие устройства, телефония, радиорелейные линии… Инженеры и техники в этих больших комнатах наблюдали за работой аппаратуры и быстренько переключались на резерв при отказе основных блоков, соблюдая принцип «связь должна быть бесперебойной». Любой сбой прерывал телефонные разговоры сотен и тысяч абонентов, оставлял без телевизионной картинки сотни тысяч телезрителей и прилично уменьшал нашу квартальную премию.
Строительство станций системы «Орбита» сблизило Москву и окраины, заменило ненадёжную связь по бесчисленным проводам и кабелям. Сейчас невозможно представить, что в те годы надо было идти пару километров на переговорный пункт, заказывать разговор и ждать час или более, чтобы 5 минут поговорить с любимой.
Осенняя рыбалка.
Кипит молодая кровь. Успеваем и на работу каждый день в смену по 17 часов, и с ружьишком пробежать по тайге, и в футбол сразиться с Хурмулинскими парнями не на жизнь, а на смерть. По субботам, как положено, в клуб на танцы вечерком.
