Обычно нанайцы не умели плавать сами и детей своих не учили этому полезному делу, хоть и жили тысячи лет на реке. Для нас это было и непонятно и странно. Мы-то сами, без всяких учителей, лезли в воду, как только начинали ходить. Вода-это жизнь!
Как-то перед Новым годом за мальчишками нанайцами приехали родственники, чтобы забрать их домой на зимние каникулы. Узнав, что я научил Витьку плавать, они позвали и меня. Дорога оказалась долгой и трудной. Сначала на грузовой машине по зимнику, накатанному по льду замёрзшего Амура, потом на гусеничном вездеходе ГАЗ-49 до стойбища.
С десяток избушек приютилось на берегу Амура. Все жители, даже самые маленькие, вышли встретить нас. Быстро накормили, напоили горячим чаем и тут же уложили кучей на нары. На следующий день Витька разбудил меня чуть свет.
– Вставай быстрей! Пойдём помогать рыбу тащить,– пристал ко мне, как колючий репей к собачьему хвосту. – Потом поешь.
Мы догнали нескольких нанайцев уже на реке. Нам дали по топорику и показали, где и как надо рубить лёд. Самый крепкий нанаец завёл бензопилу «Дружба» и принялся пилить лёд на квадратики. Часа через два получилась длинная полынья шириной метра полтора. С одного конца получился пологий спуск в воду. Его-то мы и прорубали топорами. Толстая верёвка, привязанная к столбу, намертво вмороженному в метровый лёд, уходила вглубь полыньи.
– Интересно, чем это мы будем рыбу ловить, – подумал я.
Издалека донеслось рычание трактора, и с берега на лёд выехал ДТ-54. Он подъехал к нам и развернулся на месте. Нанайцы отвязали от столба верёвку и намотали её на крюк позади трактора. Водитель поддал газу, из выхлопной трубы на капоте мотора вылетело облачко гари, смешно раскачивая крышечку. Гусеницы принялись крошить бугристый лёд, и верёвка потихоньку поползла за трактором.
Вскоре из воды показалось что-то страшное и огромное. Я видел в книжках картинки с осетрами. Но те были размером с человека. А здесь на льду оказалась гигантская Царь-рыбина.
– Видал! Калугу взяли! Тонны на две потянет, – толкнул меня в бок довольный Витька. – На всю зиму хватит еды.
– Вот это рыбалка! Кому рассказать, так не поверит никто на свете, – пронеслось в моей ершистой голове. – Запросто может человека проглотить!
– Пошли домой. Есть охота. Вечером придём и посмотрим, как мужики будут рыбу пилить, когда замёрзнет, – быстро пробурчал и помчался домой мой узкоглазый друг.
Я поплёлся за ним, оглядываясь на невиданное чудище, застывшее на льду могучего Амура.
Застава.
Прошло всего 20 лет после Второй мировой войны. Наш сосед Китай быстро забыл, кто освободил его от японских захватчиков в 1945 году. Неспокойно стало на советско-китайской границе. Участились провокации и нарушения с той стороны реки Уссури. Пришлось увеличить количество пограничных застав по всему Дальнему Востоку.
Недалеко от моего родного города Бикин построили новую заставу имени Жидкова. На её торжественное открытие приехали лучшие люди Дальнего Востока. От нашей школы выбрали меня, как самого начитанного ученика. На небольшом строевом плацу во главе парадного строя приметил я молодого старшего лейтенанта с атлетической фигурой и добрыми глазами. Дождавшись удобного момента, подкатил к нему с просьбой показать что-нибудь необыкновенное.
– Сразу после обеда жди меня возле нашей столовой, хорошо? Я такое покажу, что запомнишь на всю жизнь! – обрадовал меня мой старший товарищ в зелёной фуражке.
Добротную солдатскую порцию умял за пять минут и выскочил на крыльцо, чтобы не упустить удачу.
– Давай-ка, мой юный друг, для начала подтянись на перекладине десять раз, а я посмотрю, есть ли у тебя порох в пороховнице.
– С такой едой, как у вас, я тридцать раз подтянуться могу!
– Тогда, отставить перекладину! Следуй за мной!
Широкими шагами мой командир направился по натоптанной тропинке, мимо курилки и склада, в дальний угол заставы. Сдержанное грозное рычание встретило нас на подходе к вольерам, где, почуяв чужого человека, насторожились пограничные овчарки.
– Службу знают! Хорошо их инструкторы подготовили. Сейчас я тебя с ними познакомлю, и они успокоятся. Я с ними часто выхожу на границу, проверяя пограничные наряды.
– Какие они огромные! Первый раз таких вижу!
– Служба у них опасная. Поэтому мои ребята отбирают в специальных питомниках самых мощных и умных собак. А теперь взгляни сюда, – указал на стенку крайнего вольера мой экскурсовод. – Смотри, мы вместо сетки стальной с наветренной стороны прибили лист жести, чтобы дождём клетку не заливало.
– Так надо было найти целый лист! А тут в серёдке дырень, вон какая!
– Эту дырень, как ты выразился, пробил головой наш самый большой пёс Ингуш, убегая от тигра. Не любят эти хозяева тайги наших овчарок, принимая их за волков. Там где тигр охотится, там волки боятся появляться. Нам же без овчарки делать нечего на такой сложной и опасной границе.
Через год мы снова встретились. Только не на заставе, а в городе, прямо у нашей калитки. Мой нечаянный экскурсовод, с новенькими капитанскими погонами на кителе, держал за руку мою старшую сестру. Вскоре они сыграли свадьбу, а мне повезло нянчиться с их детками во время моих каникул.
Охота.
Пришёл ноябрь. Выпал первый снег. Пора охотничья настала. А патронов как всегда маловато. Лето и осень удались на огороде урожайными, да и в лесу созрел богатый урожай ягод да грибов, вот и не хватило времени на лесную забаву.
Значит, парочка бессонных ночей уйдёт на то, чтобы дроби сковородкой накатать, свинец выплавить из старых аккумуляторов и пули да картечи отлить, из ношеных-переношенных валенок пыжей нарубить. А уж потом усесться поудобнее на низенькую скамеечку, разложить по порядку все приспособления премудрые на небольшом столике, меркой пороху отмеряя, снарядить патроны.
Одни, с самой мелкой дробью – на птицу да на белку, покрупнее – на утку пролётную и на зайчишку, ещё крупнее – на жирного гуся или лису с енотом. Дядька Фёдор ругается, когда лису дробью бьём, шкурка портится сильно и подранков много уходит, но дробью легче попасть в зверушку, чем одиночной малюсенькой пулькой.
Охота вещь серьёзная, требует верного ружья, сухого пороху, зоркого глазу, добротной одежды удобной и лёгкой, хорошего знания звериных повадок и везения изрядного. Без этого набора только ноги сотрёшь зазря и пустой домой воротишься без пёрышка разноцветного или хвостика пушистого. И останется семья без супчика наваристого, пирожков сытных, подушек-думочек и без тёплых курточек пуховых.
Рюкзачок за спину, лыжи короткие на ноги быстрые, и спозаранку в путь неблизкий отправляемся за таёжными дарами. Чем дальше в сопки заросшие уйдёшь, тем больше рюкзак ценными шкурками набьёшь. А если удача нечаянно отвернётся, то выручат капканы железные и петли из отожжённой проволоки и прочной лески.
Бежит впереди мохнатый Дружок, хвостом помахивает, вместо компаса дорогу показывает, добычу вынюхивает и голос подаёт в нужный момент. Сороки-трещётки только делу мешают, с дерева на дерево перелетают, тревогу поднимают, жителей лесных предупреждают, что настала пора им убегать-улетать или прятаться от нас, настоящих охотников.
Целый день топчем свежий снег и только к ночи добираемся до нашей землянки, упрятанной в глухом распадке от лихого люда. Быстро достаём трубу печную и устанавливаем на место, саму печку заполняем сухими щепочками и дровами, чиркаем спичкой и греем нехитрый ужин.
Раскладываем по полкам и развешиваем по крючкам припасы всякие и одежду запасную. Укладываемся пораньше спать на нары берёзовые. Завтра придётся затемно вставать: кто рано встаёт, тому на охоте везёт.
ХЭТС.
Весной 1968 года Бикинская средняя школа N°6 проводила меня последним звонком во взрослую жизнь. С Крайнего Севера приехал в отпуск мой брат Генка, глянул на меня, на больную нашу маму и крепко призадумался.
– Хватит тебе, Колька, восьми классов. Раз тебе так нравится возиться с транзисторами и проводами, то пойдёшь дальше учиться в Хабаровский техникум связи, сокращённо ХЭТС. Если хорошо сдашь вступительные экзамены, то получишь общежитие. Вечерами будешь подрабатывать на погрузке вагонов. Так и выучишься. А за нашу маму не беспокойся, её мы устроим в больницу, там за ней присмотрят. Тебе и так досталось с ней за этот год. Ведь совсем перестала вставать с кровати, – подвёл он черту на следующий день.
В июле я на пятёрки сдал вступительные экзамены, выбрал самую престижную тогда специальность «Телевизионная техника и радиорелейная связь», получил место в общежитии. Семь человек в небольшой комнате, кровати в два этажа. Поначалу мы занимались в разваливающемся старом кирпичном четырёхэтажном здании техникума. Вскоре бросили нас на отделку нового здания техникума. Мы месили бетон, таскали кирпичи по этажам, штукатурили стены, шлифовали мраморные полы, убирали мусор. Наши девчата вениками и тряпками наводили чистоту за нами.
На следующий год первого сентября сели за парты в светлых просторных аудиториях. После занятий помогали преподавателям и лаборантам заносить и устанавливать различное оборудование по комнатам и лабораториям.
Обедать бегали в дешёвую столовую строителей «Три поросёнка» в подвале соседнего дома. Готовили там отвратительно, но обед нам обходился всего в 37копеек. Молоденькие девчата-поварёшки, стоящие на раздаче, строя глазки, втихаря подкармливали нас, накладывая порции побольше, наливая сметаны до половины железной тарелки, сверху плеснув для вида щей без мяса.
Завтракать нам было некогда – спали до упора, почти до звонка на занятия. Хорошо, что техникум и общежитие были рядышком. Одной минуты хватало, чтобы наспех умыться и домчаться до своей аудитории. Скромный ужин готовили по очереди на общей кухне в конце длинного коридора. Обычно это была жареная картошка или отварные макароны. Плюс жиденький чай. За порядком в комнате следили сами: мыли полы, стирали занавески, гоняли пыль веником…
В конце октября я с другом записался в секцию тяжёлой атлетики в спортивном обществе «Спартак». Тренер нам попался классный, звали его Зекий Иванович. Из-за старой травмы спины он всё объяснял нам на словах, без показов упражнений. Поэтому приходилось трудновато в освоении техники жима, толчка и рывка. Для накачки мускулов мы где-то раздобыли обшарпанные гантели и пудовую гирю. Со временем обзавелись и собственной простенькой штангой, пружинными эспандерами, скакалками, перекладиной. Так наша комната в общежитии превратилась в маленький спортзал.
Особым шиком было подкинуть пудовую гирю повыше и с переворотом, а потом попытаться поймать её. Саша Мелешко пару раз уронил гирю со всего размаха на пол. От мощного удара лопнула плита бетонная.
Учёба стала для меня главным делом. Нам очень повезло с преподавателями. Худой и педантичный Пугачёв читал и разжёвывал нам лекции по устройству радиопередающих устройств, читает их до сих пор нынешним ученикам, и ещё сто лет будет читать. Толстушка русыня вместо уроков водила нас в кино на фильмы по классике русской литературы. Очень толковая математичка Комова острым углом логарифмической линейки навечно вбивала знания в наши зелёные головы.
У меня дома с пользой для дела хранятся три таких линейки. В те годы это была крутая вещь, типа современного Айфона. Когда мне надо удивить современных студентов, я предлагаю им соревнование, кто быстрее перемножит три числа. Я умножаю числа на своей деревянной логарифмической линейке, а они на Айфонах или планшетах. Победа всегда за мной. Сколько я ни пытался объяснить своим подопечным, как это работает, всё бесполезно. Никто из современных умников не осилил чудо инженерной мысли начала двадцатого века.
Кстати, извлечение столбиком корня квадратного из любого числа сейчас даётся с трудом даже круглым отличникам, а у нас круглые троечники легко справлялись с этой задачей.
Мы не только учились, работали, занимались спортом, но и время от времени крепко чудили. То волосы на наших головах становились на короткое время ярко-оранжевыми, а потом сбривались под ноль, то брюки клёш расширялись вставными клиньями до сорока сантиметров. Как только нас терпели преподаватели! Каких трудов им стоило победить нашу лень, разбудить интерес к учёбе.
Очень симпатичная экономичка напрасно пыталась научить нас считать деньги на ручном железном арифмометре, дедушке современных калькуляторов. Чтобы умножить любое длинное число на двадцать, надо было набрать это число специальными рычажками, а потом двадцать раз крутануть ручку с правой стороны этой уникальной вычислительной машины. Бесполезные и утомительные занятия с подсчётом сотен и тысяч рублей проходили мимо нашей головы, потому что жили мы копеечками, а если заводились рубли, то быстро находили им применение. Какая уж тут экономика. Главное – экономия!
Юрий Андреевич Селезнёв, наш классный руководитель, умный и добрый, открыл перед нами волшебный мир телевидения. Полюбили его сразу. После окончания КИИГА (Киевского Института Инженеров Гражданской Авиации) судьба занесла его на Дальний Восток, за 7 тысяч километров. Увлечение боксом в молодости придало лёгкую косолапость его походке.
Чтобы приукрасить нашу непростую жизнь, Юрий Андреевич организовал по субботам постоянные встречи нашей мальчишеской группы ТР-11 с девчачьей группой из кооперативного техникума. Эти вечера дружбы обязательно заканчивались танцами, после которых мы провожали девчат по улице Ленина до общежития. Строгие вахтёрши не пускали нас дальше входных дверей. Мимо них и мышь не могла прошмыгнуть. Удивительно, но никто из наших парней не влюбился в тех красавиц.
После первого курса Саша Красильников заманил меня в планерную школу. Сначала просто посмотреть, потом помогать растягивать резиновый шнур для запуска его планера в небо. Как-то незаметно дошла и моя очередь освоить старенький «Бланик» и подняться к белоснежным облакам. С высоты открывался потрясающий вид на Амур. Река всегда манила меня. Сманила и на этот раз. Белокрылого небесного парителя променял я вскоре на роскошные белые паруса.
У нас подобралась отличная команда в Морском Клубе. На настоящей военно-морской шлюпке бороздили сначала просторы Уссури и Амура, а потом добрались и до моря.
Загорелые и мускулистые, мы не знали отбоя от девчат, когда причаливали к городскому пляжу. В шлюпку набивалась целая стая этих галдящих разноцветных сорок, и мы катали их по величественному Амуру, натирая вёслами свои ладони до кровавых мозолей. Вот это было время!
Проблема была только одна, деньги, почему-то они испарялись с невероятной скоростью. Хотя на столе в нашей комнате всегда стояла трёхлитровая банка с медяками, которые мы туда бросали за произнесённые непечатные слова, за пропуски занятий, за опоздания в постель к гимну СССР в 24-00, за плохо помытые полы. Эти накопления трогать было нельзя до окончания летней или зимней экзаменационной сессии.
Раз в месяц мы получали стипендию в 20 рублей. Сразу отдавали 4 рубля 70копеек за общежитие, а на остальные жили до следующей получки. Иногда позволяли себе после тренировки забежать в гастроном за трёхлитровой банкой молока и батоном белого хлеба на двоих. Всё съедали прямо на улице. По большим праздникам на десерт я покупал за 32 копейки малюсенькую вкуснейшую сливочную шоколадку, делил по-братски на две сильно неравные «половинки», большую дольку съедал сам, меньшую отдавал Валерке Дончевскому. Потом отправлялись в кино на последний сеанс в Дом Культуры завода «Энергомаш». Иногда выбирались в центр Хабаровска в кинотеатр «Совкино» на улице Карла Маркса.
Там как-то в самые трескучие январские морозы познакомились с двумя девчонками из финансово-кредитного техникума. Они снимали угол в Нахаловке, самом захолустном районе города. По ночам там шалила местная шпана, и каждые наши проводы девчонок домой заканчивались дракой. Синяки нас не очень волновали, а вот порванная одежда сильно огорчала.