Наше общежитие закрывалось ровно в полночь. Приходилось кидать камешки в окна друзей, которые открывали окно в туалете на втором этаже, спускали простыню и поднимали нас наверх.
Летом девушки уехали работать по распределению на Южный Сахалин, а мы поехали в Биробиджан на практику. Так и разбежались по большой стране наши пути-дорожки.
В те годы моя сестра Люся училась вместе со своим мужем пограничником в Заочном Юридическом Институте на правоведа. В школе она учила французский язык, а в институте надо было осваивать английский. Пришлось мне напрячься и взять на себя большую часть её заданий. Даже экзамены мы с ней сдавали вдвоём. Она выкидывала в форточку английский текст, я тут же переводил, писал и передавал шпаргалку с переводом через очередного студента, идущего на экзамен.
В нашем техникуме тоже было заочное отделение. Два раза в год приезжали на целый месяц взрослые тёти и дяди, сдавали курсовые работы, экзамены и слушали лекции. Все они работали в разных городах Приамурья и Приморья, учиться им было некогда, и мы помогали им делать и сдавать лабораторные и курсовые работы.
Поздними вечерами, а то и всю ночь напролёт, приходилось на общей кухне или в коридоре вычерчивать чёрной тушью на больших листах ватмана схемы радиоприёмников, передатчиков, телевизионных камер, блоков питания или антенн.
За эту работу заочники рассчитывались с нами продуктами, которые они привозили из дому. Один из них, телевизионный мастер из Владивостока, попросил меня срочно написать за него дипломную работу. Пришлось попотеть изрядно. Всё сделал на совесть. Юра внимательно прочитал готовый диплом и попросил переделать, вставить пару ошибок, затуманить главные мысли, чтобы дипломная комиссия оценила работу не на пять, а на четыре, пусть даже с минусом.
– Ведь не поверят, что я сам писал итоговую работу, давай, выручай! – уговорил он меня.
Пришлось ломать то, что с таким трудом изобретал по ночам. В душе моей всё переворачивалось от возмущения, что приходится халтурить. Больше никогда в жизни я не поддавался на уговоры сделать работу кое-как, за что и получал частенько по шее и по другим частям тела.
Хороший мужик Юра, уезжая в свой Владивосток, на прощанье приобнял меня и подкинул классную идею:
– После учёбы в техникуме поезжай в Бауманку, твоё место там.
Всего несколько обычных слов круто изменили всю мою дальнейшую жизнь. Это сейчас молодым легко и просто что-то узнать, что-то найти, достаточно достать смартфон из кармана и спросить всезнайку Google.
А тогда мне пришлось побегать, поискать знающих людей, чтобы выяснить, что это за Бауманка, и где она находится. Потихоньку стал копить деньги на авиабилет до Москвы и готовиться к поступлению. Я не смог купить школьные учебники за девятый и десятый классы, в которых никогда не учился. Выручили меня купленные в букинистическом магазине две книги: справочник по элементарной математике М. Я. Выгодского и справочник по физике для поступающих в вузы под общей редакцией проф. Н. П. Калабухова. По ним и готовился день и ночь, навёрстывая упущенное.
До сих пор удивляюсь, как мне тогда удалось сдать вступительные экзамены в МВТУ имени Н. Э. Баумана. Без репетиторов, без подготовительных курсов, без школьных знаний. Чудеса да и только. Мало того, я ещё и сдавал вступительные экзамены по математике устно и письменно в МИФИ за ребят из Баку.
Стыдно признаться, но тогда я получал по 40 рублей за каждое такое некрасивое деяние. Эти два умных справочника до сих пор лежат у меня на полке на самом видном месте, чтобы исправлять пробелы в знаниях очередного школьника или студента, скатившегося на двойки и тройки, и пришедшего ко мне за помощью.
Четыре года учёбы в техникуме пролетели, как огненный метеор по небу. Наши чудесные преподаватели и начальники относились ко мне очень хорошо, даже слегка подправили мою биографию, простив мою единственную единицу в зачётке, выставленную строгой мадамой за моё единственное посещение такого «необычайно важного» предмета, как «Телефонная связь», где изучали схему и устройство настольного телефонного аппарата ТА-56, который я раскурочил на атомы ещё в свои неполные шесть лет. Мне, будущему специалисту по телевидению, было зазорно изучать такую древность и тратить время понапрасну. Пришлось пересдавать этот экзамен самому Марку Россинскому. В итоге за отличную учёбу мне торжественно вручили диплом в красной обложке. Пять лет никому не удавался такой подвиг.
Каждый раз, когда беру в руки свой смартфон Айфон, вспоминаю свою позорную единицу, своих друзей, свой ХЭТС, такой далёкий, такой родной.
2017 год.
Бедовая ракета.
Полёт свободной гордой птицы
По вечерам мальчишке снится.
Наутро крылья мастерит
С покатой крыши вдаль летит!
Юность моя кипела и бурлила, как рыбацкая уха на костре. Занятия в техникуме, стройотряд без зарплаты, кино и танцы по выходным, тяжеленная штанга в спортзале «Спартак» каждый день, походы по Амуру под парусом…
По вечерам брал паяльник в руки, чтобы спаять очередной радиоприёмник для друга или подружки. После таких напряженных деньков упасть на койку и проспать бы часиков 15, ан нет, далеко за полночь сидит ершистый пацан за столом, заваленным проволочками, железками, картонками и собирает очередную ракету. Да не просто ракету, а ещё и с крылатым ракетопланом.
Началось это увлечение в семилетнем возрасте. С соседскими мальчишками объезжали на велосипедах все стройки в нашем городке, высматривая, где работают газосварщики. У них-то мы и подворовывали карбид кальция во время обеденных перерывов.
Драгоценные куски этих волшебных серых камней позволяли нам наплевать на земное притяжение, и запускать высоко в небо банки из-под сгущённого молока. Достаточно было выкопать в земле небольшую ямку, налить туда пару кружек воды, бросить в воду кусочек карбида и быстро накрыть сверху перевёрнутой банкой без крышки… Раздавался хлопок, и банка устремлялась ввысь.
Если удавалось раздобыть побольше карбида, то запускали сразу целую гирлянду из связанных между собой банок. Острый мальчишеский ум догадался превратить простой полёт в настоящий фейерверк. В ход пошли магниевые ручки с калиток жителей дальних улиц. Откручивали их днём, когда взрослые были на работе. Потом брали в руки напильник и превращали изящные ручки в мелкий порошок, в который добавляли разные химикаты. Полученной смесью обмазывали наши банки изнутри. Запускали такие огненные шедевры поздними вечерами, под неистовый лай дворовых собак.
Прогресс в наших головах не дремал ни минуты. На свалке в воинской части нашли выброшенные жестянки со старыми кинофильмами. Оказалось, что киноплёнка прекрасно горит. Тут же дотумкались свернуть длиннющий кусок киноплёнки в рулон, этот рулон вытянуть в полуметровый стержень, обклеить его в несколько слоёв плотной упаковочной бумагой светло-коричневого цвета, приклеить снизу треугольнички стабилизаторов, и ракета готова.
Первые такие ракеты взлетали невысоко и скучно. Когда же попробовали, сразу после поджигания торчащей снизу полоски киноплёнки, резко сдавить хвостовик ракеты двумя дощечками, то удалось получить вместо огненной струи вулканическое извержение густого чёрного дыма. Высота подъёма отдельных удачных ракет достигала десятков и сотен метров. Это был настоящий успех. Цена его – опалённые брови и ресницы, ожоги на руках и босых ногах.
Иногда случались и откровенные неудачи. До большой беды, правда, дело не дошло, но пару раз мы могли крепко пострадать. Спасала интуиция. Особенно опасным оказалось испытание ракетного ускорителя для велосипеда. Никто не решился прокатиться с ним. Видимо я ошибся в расчётах, и результатом стал грандиозный взрыв. Велосипед отправился на металлолом, обгоревшая одежда – в костёр, а у меня на лбу появился первый шрам.
Шли годы. Мы взрослели и умнели. Наши ракеты становились всё мощнее и лучше. Их раскрашивали, наклеивали весёлые картинки, снабжали парашютами, крыльями, подневольными пилотами: мышками да лягушками. Если бы нам кто-нибудь подкинул тогда большой мешок денег на творчество, то сейчас мы бы танцевали вальс «Бостон» на Марсе.
Юнга.
Как хорошо быть юным моряком! Особенно если ты живешь в Хабаровске! Выходишь на крутой берег и замираешь перед величием реки Амур, принявшей в себя буйные воды Зеи, Буреи, Сунгари и Уссури.
– Если Ирану дать такие могучие реки, то через 5 лет Иран станет самой богатой страной в мире! – воскликнул в 1970-ом году шахиншах Ирана Реза Пехлеви, стоя на амурском утёсе и любуясь необъятной ширью водной глади в месте слияния Уссури и Амура.
Нам по 15 лет. И мы владеем этим водным богатством сейчас. Это наши реки. Мы, студенты Хабаровского техникума связи, хозяева этих рек, этих берегов и островов. Еле дождавшись окончания занятий, летим в столовку и стрелой мчимся на Уссури в Морской клуб.
В команде 6 курсантов и один старшина шлюпки ЯЛ-6, Вовка Семенов. Наша первейшая задача – это подготовить шлюпку к соревнованиям: очистить от старой краски, проконопатить на совесть, отполировать до зеркального блеска и покрасить с величайшей тщательностью, чтобы летела она по волнам стрелою.
Шлюпка очень тяжёлая. Нам стоило неимоверных усилий вшестером вытащить её на крутой бугор к стенам Морского клуба, перевернуть вверх днищем и уложить на подкладочные брусья.
Пять часов, до самых сумерек, без перерывов на обед и отдых готовили к покраске, мечтая о победе. Красить пришлось при свете фонарей. Уставшие, но довольные, ехали на последнем трамвае в своё общежитие.
На следующий день с утра предстояла первая отборочная гонка на вёслах.
Вёсла и шлюпка не пушинки, одно весло весит 16 кг, их шесть штук, и шлюпка со снаряжением восемь сотен килограмм! И нас семеро крепких парней.
Мы точно будем первыми: шлюпка как зеркало блестит, сила молодецкая в мышцах кипит, и настрой самый боевой.
Рано утром приехали на Уссури и упали, словно громом небесным поражённые: песочная шершавая шуба плотно-плотно покрывала днище шлюпки. Оказывается, вечером после нашего ухода с реки, налетел буйный вихрь и на непросохшую краску насыпал толстый-толстый слой песка…
Зеркало превратилось в наждачный камень. О какой скорости можно говорить теперь, когда и дураку понятно, что не будет плавного стремительного обтекания корпуса шлюпки, да и сама она стала намного тяжелее. И всё-таки мы вышли на старт, рвали вёсла с нечеловеческой силой, кровью сочились ладони, пот заливал глаза…
Финишировали вторыми, пропустив вперёд только заводскую команду наших друзей. Свою шлюпку они шлифовали, красили и полировали до блеска за два дня до старта.
Естественно, что на чемпионат России поехали парни с завода «Энергомаш».
Мы же глотали горькие слёзы…
Хе-Юн-Чин.
Кто только не учился в нашем техникуме связи в городе Хабаровске. Дети русских и украинцев, нанайцев и бурятов, корейцев и грузин… Потомки полсотни разных народов. Самым необычным учащимся оказался Хе-Юн-Чин, старший сын китайского коммуниста, приговорённого на родине к смертной казни за то, что раскритиковал идею Мао-Цзе-Дуна о Большом Скачке. В те годы в Китае много честных и умных людей сложили свои головы в борьбе за лучшую жизнь.
Отцу нашего Хе удалось бежать из тюрьмы и с семьей переплыть на рыбацкой лодке через реку Уссури. Россия приютила беглецов, хотя лет за 8-10 до этого всех китайцев с Дальнего Востока выселили в Китай из-за резкого ухудшения отношений между нашими странами в начале шестидесятых годов прошлого века. Да и браконьерничали они в тайге Уссурийской очень уж нагло и безжалостно. Многие наши бикинские охотники сложили свои бедные головушки под пулями хунхузов.
В раннем детстве мы с пацанами бегали на окраину нашего города, чтобы посмотреть на китайские фанзы. Глиняные круглые домики, высотой всего метра полтора, с чёрными соломенными крышами, с глиняными полами, с одним мизерным окошечком из рыбьего пузыря поражали своим убожеством даже нас, привыкших к русским развалюхам и баракам.
Наши родители частенько повторяли нам, что надо хорошо учиться, иначе будем жить, как китайцы. Маленькие чумазые и худющие китайчата зимой и летом бегали между фанзами практически голые. Поодаль было два небольших поля, одно с гаоляном, второе, совсем маленькое, с диким рисом, чумизой. Воду носили из реки вёдрами на коромысле.
Взрослые китайцы были чуть выше нас, подростков. Жилистые и выносливые, они ценились как грузчики, по-китайски ку'ли. По-русски мешок картошки-это куль. До сих пор не понимаю, как они умудрялись таскать на себе эти тяжеленные кули' с картошкой по шатким сходням с берега на кургузые ржавые баржи.
Затем речные буксиры цепляли за собой две-три баржи и отправлялись вниз по Уссури и Амуру в город Комсомольск-на-Амуре, чтобы накормить рабочих на заводах. Когда китайцы уехали на родину, опустевший посёлок сравняли с землёй бульдозерами буквально за несколько минут.
Сам Хе-Юн-Чин был высоковат для китайца, видимо в его жилах было больше благородной маньчжурской крови. Учился в основном на тройки. Редкие четвёрки ставили из жалости, так как русский язык давался ему тяжело.
Поражало другое. У него в голове словно всего две скорости переключались: одна медленная, как у черепахи, вторая стремительная, как у хищной харзы. Попросишь у него пятачок взаймы, постоит с пустым взглядом пару минут, потом сорвётся с места и исчезнет вдали. Прибежит через час и протянет два пятачка.
Жадности у него вообще никто не замечал. Но и щедростью не отличался. Да и с каких таких шишей ему было быть щедрым, когда в его животе постоянно гуляли пустота с голодухой.
Как-то в соседнем гастрономе грузчики загуляли, и девчата-продавщицы уговорили нас с Валеркой Дончевским разгрузить вечером две машины с продуктами. За работу нас одарили шикарным тортом. Возвращались в своё общежитие усталые, грязные, но довольные. Решили устроить пирушку на славу, позвать моих и Валеркиных друзей. Один торт на 12 человек. Праздник!
В нашей маленькой комнате сидел на кровати и делал уроки один Хе. Остальные парни где-то болтались допоздна. Поставили торт на стол, взяли полотенце и побежали в душ на первый этаж, чтобы смыть грязь с себя. Когда вернулись, коробка из-под торта валялась в мусорном ведре, а Хе спал. Мы были готовы убить злодея, только никак не могли понять, как он успел за две минуты съесть торт и уснуть. Попили голого чая и завалились на боковую.
Глубокой ночью проснулись от звучного чавканья. Валерка включил свет, и мы увидели Хе, уплетающего наш торт за столом. Этот засранец обдурил нас, засунув коробку с тортом в мусор. Ну, что тут будешь делать?
В нашей памяти ещё были живы слова популярной послевоенной песни «Китаец и русский – братья навек»! Не убивать же брата из-за сладкого куска?
В те годы после летних экзаменов всех студентов направляли на работу в стройотряды. Это была возможность и отдохнуть от учебы, и заработать немного денег на жизнь. Нашей группе крупно «повезло». Нас заставили бесплатно рыть траншею под канализацию к новому зданию техникума.
Работа тяжёлая и очень грязная. Строители утопили свой экскаватор, такой коварный оказался грунт на глубине. До революции 1917 года там располагались конюшни казачьих войск. Пришлось изрядно повозиться в навозной жиже, прокладывая лопатами траншею, укрепляя стенки, засыпая дно щебнем и песком.
В одном месте путь преградила ржавая дырявая труба. Олег Опевалов попросил Хе, глазеющего на нас сверху, кинуть кувалду. Тот, как всегда, постоял, подумал и исчез. Устав ждать помощника, только взялись за лопаты, как над нашими бритыми головами просвистела «Маруська», как тогда ласково называли могучий русский инструмент…