Николай Ободников
Лиллехейм. Волчий ветер

Обычные дела

Микаэль Скоглунн отвернулся от окна и около десяти секунд ничего не мог разглядеть. Бухта Мельген, отражая солнце, слепила так, что хотелось вырвать собственные глаза и запрятать их в сливной бачок.

Наконец зеленовато-желтые пятна отступили, и Микаэль обозрел собственное жилище.

Порванный линолеум кухни покрывала стружка. Тут и там валялись березовые чурки. Казалось, кто-то натащил дров, чтобы набить ими электрический камин в гостиной. Полки, стулья и шкафчики занимали фигурки волков. Микаэль делал их из блокнотной бумаги, вил из медной проволоки и вырезал из древесины. Бо́льшая часть зверей из обработанной березы имела разбухшие молочные железы.

Бросив на разделочную доску две таблетки обезболивающего, Микаэль растер их в порошок стаканом, после чего ссыпал в емкость и залил пивом. Лекарство поднялось отвратительными комками. Заглотив порцию получившейся дряни, Микаэль заулыбался.

– Сегодня, сегодня, я знаю, ты придешь сегодня, – пропел он с улыбкой. Смесь алкоголя и обезболивающего ошпарила его нервные окончания. – Под луной, под бледной луной мы займемся любовью. А потом твой поцелуй осчастливит меня, крошка.

Выбрав березовый обрубок постройнее, Микаэль взял нож для резьбы по дереву и вышел на задний двор. Прохладный ветер северного лета обжег его оголенную грудь. Но приступить к обработке древесины Микаэль не успел. Руки его затряслись, едва он ощутил близость каменной волчицы. Обрубок и нож отправились на пластиковый столик, где с ночи валялась пустая бутылка из-под виски.

Микаэля ждала она. Под навесом из синего брезента темнел рукотворный алтарь, украшенный пятью лучшими фигурками волков. В центре деревянной стаи, на грубом подносе из мутно-красного берилла, покоился вытянутый кусок породы – кристаллический сланец с вкраплениями прозрачной зеленой слюды. В изваянии, высота которого не превышала полуметра, проглядывали черты хищника.

Грохнувшись перед алтарем на колени, Микаэль возложил левую руку на каменную волчицу.

– Моя крошка… Моя серая невеста…

В гостях у Шакальника

– Этот Шакальник – настоящий псих! – заявил Арне, когда они свернули на Пил-стрит и впереди открылась светящаяся капля бухты Мельген. – Он постоянно делает то ли собак, то ли волков, то ли шакалов. Даже сам не замечает этого! Приходит, бывало, к моей маме в «Золотую челку», покупает хлеб и тут же начинает лепить из него чудище. На него таращатся, а он знай себе ваяет зверушку. Говорю же, псих!

– Потому что у вас хлеб из рыбной муки пекут! – крикнула Дэгни и ловко объехала даму с собачкой.

– А вот и нет! А вот и нет! Зато, как я слышал, в «Мохнессе» плюют в кофе всем, у кого не голубые глаза!

Все, не сговариваясь, сбавили скорость и посмотрели на Диму, словно проверяя, плюнут ли ему в кофе с его серыми глазами.

– Что? – Пристальное внимание Диме совершенно не нравилось, и он на всякий случай решил, что нигде в Лиллехейме не возьмет в рот и капли кофе. – А чего вы так собачитесь? Разве не все равно, что и как делают в единственных забегаловках?

Слово «забегаловки» задело Арне и Дэгни. Они отвернулись в разные стороны.

– Мама Арне владеет пекарней, а мама Дэгни – кафе «Мохнесс», – с охотой пояснил Франк. – И смешно ведь: их родительницы дружат, а они – в задницу друг дружку кусают.

– Может, у них любовь? – предположил Дима.

Франк хохотнул, а Арне изобразил рвотный позыв.

– А почему нет? – осведомилась Дэгни с вредной улыбкой. – Девочек в Лиллехейме не так уж и много.

– Потому что самих детей мало, тупица ты с косичками!

Дэгни переменилась в лице и направила велосипед в сторону Арне. Тот с испугом принялся поспешно тормозить. А потом на глазах изумленного Димы девочка вышибла собой обидчика из седла. Они грохнулись на тротуар и перекатились на газон. Дэгни вцепилась обеими руками в уши Арне, и тот тоненько заверещал, не прекращая при этом смеяться.

– Кто тупица с косичками? – спросила Дэгни, продолжая накручивать мальчишеские уши.

– Я! Я! Ой!

– И где эти косички?

– У тебя в руках! Ай, ну, отпусти уже!

Дима спрыгнул с велосипеда, не зная, вмешаться ему или нет. Судя по всему, эти трое частенько колотили друг друга, оставаясь при этом, как ни странно, друзьями.

– Народ, мы приехали, – оповестил всех Франк. Он тоже слез с велосипеда и, бросив его, показал куда-то вперед.

В конце Пил-стрит виднелся галечный пляж с видом на бухту Мельген. Вправо уходила улица Оллевейн, представлявшая собой растянутое лицо городка, если смотреть на него со стороны моря. Но Франк показывал на последние коттеджи Пил-стрит, расположенные слева. Последний и третий с конца явно пустовали. Об этом говорили полусгнившие ступени веранд и размеченные собачьим дерьмом газоны.

Предпоследний дом выглядел еще хуже. Только здесь причиной удручающего вида послужила рука хозяина. Перила крыльца оказались разобраны и обточены, будто кто-то пытался из них что-то вырезать. Окна, выходящие на улицу, были заколочены, причем, к немалому удивлению Димы, изнутри. На стенах просматривались многочисленные царапины, сделанные отверткой или похожим инструментом.

– Говорят, Шакальник так всех достал, что шахтеры, выходя из забоя, бросили его и сами все обвалили, – произнес Франк, не сводя взгляда с жуткого дома. – А он умудрился продержаться под завалом двое суток, пока его не откопали.

– Скажешь тоже. – Дэгни слезла с Арне и встала рядом с Франком и Димой. – Шахтеры своих не бросают.

– Я тоже так думаю, – согласился Дима. Идти в логово к тому, кого называли Шакальником, совсем не хотелось.

Арне вскочил и первым подкрался к коттеджу шахтера. Между участками домов Лиллехейма оставалось достаточно места, чтобы могла проехать машина, и мальчик скользнул в открывшийся проход. Помахал рукой, маня остальных.

Когда все собрались, Арне прошептал:

– А я слышал, что он специально не поднялся со всеми на поверхность. Вместо этого Шакальник затаился в темноте, дождался, когда все уйдут, а потом принялся долбить одну из крепей. И бил, пока ему «Гунфьель» на башку не упал.

Это показалось правдоподобным, и всем без исключения стало не по себе. Даже Арне. Он на полусогнутых ногах прошел влево на три метра и показал на дыру в заборе, она была размером с ладонь. Смотровое отверстие располагалось на уровне пояса, и всем пришлось опуститься на колени.

Дима заглянул и разинул рот. Шакальник был одним из самых отталкивающих людей, которых доводилось видеть мальчику. Высокий и худой, с пожелтевшей кожей. В отвисших серых штанах и расшнурованных ботинках, с оголенным торсом. Лицо вытянутое, чем-то похожее на лошадиное. Шакальник что-то напевал себе под нос и вырезал какую-то фигурку из дерева. Слева, под синим навесом, поблескивало каменное изваяние, скрытое тенью.

– Он тут такое в прошлый раз творил! – с жаром прошептал Арне.

– Что? Что он творил? – Франк вытаращил глаза. Последнее ребячество их компашки он пропустил: пришлось везти Андеша в Мушёэн на ежегодное врачебное обследование.

– Всякое. – Арне многозначительно хмыкнул. – Спроси у Дэгни. Ее чуть не вырвало.

Дэгни покраснела и схватила Арне за не успевшее остыть ухо.

– А хочешь – меня вытошнит в эту мисочку, а?

– Не вздумай!

– А… куда он делся? – спросил Дима. Он отвлекся на перепалку новых приятелей и потому упустил из виду, куда исчез Шакальник.

– В дом зашел, – подсказал Франк.

– Что-то мне так не кажется. Дверь не хлопнула.

Все опять сгрудились у смотрового отверстия, и в этот момент их накрыла чья-то тень.

– Петтерсон, Нурдли, Андерсен и новичок, – раздался скрипучий голос над их головами. – И что же вы здесь позабыли, свинки?

Ребята вздрогнули. Над ними нависал Шакальник собственной персоной. Франк взвизгнул и попытался отскочить, но шахтер проворно схватил его за футболку, которая сейчас же затрещала по швам. Дима встретился с пристальным взглядом будто обесцвеченных синих глаз и понял, что не может двинуться с места от страха. Шакальник с ухмылкой схватил его за шкирку и встряхнул.

– Как твоя фамилия, сопля, чтобы я мог найти твоих родителей и рассказать им, какое дерьмо они испекли в кроватке?

Дима потерял дар речи от неожиданности. Вяло трепыхавшийся Франк только усиливал чувство беспомощности.

– Пусти их, кретин!

Бросившаяся было наутек Дэгни вернулась и, взмахнув ногой, ударила Шакальника чуть ниже колена. Пинок такой силы заставил бы любого грохнуться на землю и начать вопить. Однако на лице шахтера лишь возникла и исчезла отсутствующая улыбка, точно родился и умер воздушный замок, возведенный из облаков обезболивающего.

– Бешамель – поезд радости! Ту-ту! – раздался еще один вопль.

Это Арне, успевший добежать до велосипедов, влетал в проулок на своем двухколесном агрегате на полной скорости, намереваясь сбить Шакальника. Тот неожиданно выпустил Франка и Диму и расхохотался, поднимая руки.

– Хотите посмотреть мою крошку поближе? – неожиданно предложил он.

Арне резко ударил по тормозам, едва не растянувшись вместе с велосипедом в проулке.

– Чего?

– Вас за это могут посадить, – произнесла Дэгни хриплым голосом, отступая к выходу на улицу вместе с перепуганными Димой и Франком.

– То, что я вынес из шахты, – хотите это увидеть?

Франк ахнул:

– Это то, что под синим навесом?

– Оно самое, мелюзга.

В голове у Димы вдруг все перемешалось. Перед мысленным взором предстало каменное изваяние, и он с поразительной ясностью осознал, что камень все это время следил за ним, таращился на него, будто ожидая чего-то. Жуткое чувство.

– Покажите нам свою находку. – Дима сам не поверил тому, что сказал.

Дэгни и Арне посмотрели на него с восхищением, а Франк покачал головой. Ему эта идея казалась чертовски плохой. Шакальник хмыкнул и, махнув рукой, побрел к входу на участок. Его торчащие лопатки напоминали расколотые треугольники, обтянутые кожей, и Диму передернуло при мысли, что не все кости шахтера срослись правильно.

Дэгни прошла мимо Арне, ставившего велосипед на подножку, и с презрением бросила:

– Бешамель – это соус, идиот.

– А то я не знаю!

– Стопудово, не знаешь, – поддакнул Франк, и Дима заулыбался.

Они обогнули коттедж Шакальника, прошли на задний двор и как один уставились на рукотворный алтарь под синим брезентовым навесом. Кристаллически-сланцевая волчица казалась творением безумного скульптора. Дима ощутил, как тяжело забухало сердце. Волчица почему-то напоминала ему женщину. Хищную и властную.

– Выпьете? – буркнул Шакальник.

Никто не ответил. Они иногда развлекались тем, что подглядывали за местным психом, но еще никогда не видели причину его безумств так близко.

– Кто это? – спросил Арне, пораженный не меньше остальных.

– Сифграй, дочь Фенрира, она же – серая невеста.

– Серая невеста? – Дэгни поморщилась. Ее пугал задний двор Шакальника, особенно каменное изваяние, таращившееся на них зелеными глазами-слюдой. – Ну, серой она не выглядит, это точно.

– Фенрир? – Франк задумался. – Тот волк, что пожрет богов и весь мир?

– Господи, ну ты и зубрила, – скривился Арне.

Наблюдая за тем, как новенький благоговейным шагом направляется к фигурке Сифграй, Шакальник взял с пластикового столика нож, которым так и не успел обезобразить очередную березовую чурку.

– Треклятые легенды умалчивают об этом, но у Фенрира была дочь – Сифграй. Ужасный Волк пообещал ей супруга из людей. Поэтому она обращает мужчин и женщин в себе подобных. Из первых ищет обещанного отцом супруга, а из вторых делает самок на усладу стае. Людские дети идут им на прокорм.

– А почему она не в доме? – спросил Дима. – Зачем оставлять ее на свежем воздухе?

– Сифграй нельзя находиться в людском жилище. Так она не слышит свою стаю.

Дэгни хотела что-то спросить, но вопрос начисто стерся из ее головы, когда она обнаружила, что Шакальник, встав сзади, начал водить лезвием ножа по ее косам. Арне обернулся к ним, и его глаза расширились.

– Отпусти ее, недоумок, или крупно пожалеешь!

Догадавшись, что они вот-вот станут жертвами спятившего шахтера, Франк затрясся и потянулся за телефоном. Но пальцы, как назло, покрыла пленка пота, и сканер биометрических данных никак не мог «прочитать» отпечаток.

Шакальник, казалось, не замечал ни своих пугающих действий, ни страха, охватившего подростков.

– Может быть, меня недостаточно? Может быть, серой крошке нужна другая жидкость… иного цвета?..

Диме доводилось совершать ненужные и опасные поступки вроде прыжков через турникеты метро или катания на трамвайной сцепке на спор, но еще ни разу он так четко не осознавал важность собственных действий. Казалось, уродливая статуэтка Сифграй сама прыгнула ему в руки. Он поднял ее над головой и шарахнул о тяжеленный поднос из мутно-красного берилла.

Кристаллический сланец треснул – и волчица со звоном лопнула.

Один из осколков полоснул Диму по руке.

– Что ты натворил, маленький ублюдок?! – заорал Шакальник.

– Предложил серой невесте стать моей женой! Понял?! Выкуси!

Выходка Димы вывела всю компашку из ступора. Дэгни сейчас же рванула прочь со двора. Франк и Арне с хохотом устремились следом. Дима немного помедлил, ожидая ответной реакции Шакальника, но тот уже потерял интерес к склочным гостям. Пожилой шахтер со слезами на глазах пытался собрать осколки в одну кучу.

– Моя крошка… Не плачь, мы еще потанцуем под бледной луной… Мы еще… мы…

Оказавшись у велосипедов, все выдохнули и, не сговариваясь, покатили прочь от дома полоумного Шакальника.

– Господи, думал, кучу в штаны навалю! – проорал Арне, захлебываясь от восторга.

– А я! Я так вообще представил, как старая галоша Анне-Лисе по мне слезы льет! – крикнул Франк и расхохотался.

– Ага, все-таки и ты ее так называешь! Дима, а ты молодец – с яйцами!

– У нас в роду все такие. И женщины тоже.

Слова Димы вызвали всеобщий взрыв смеха. Солнце светило ярко. Позади билось море, посылая на сушу прохладу. Умы подростков впитывали каждую мельчайшую деталь, которую дарило это северное лето.

– Погодите.

Все остановились и взглянули на Дэгни. Она толкнула свой велосипед Франку, после чего шагнула к Диме и крепко обняла его. Мальчик ощутил мягкие девичьи груди. Его лицо залила краска смущения.

– Спасибо.

– Вроде не за что.

– Скромняга, да?

Подчеркивая важность благодарности, Дэгни поцеловала Диму в щеку, отчего едва заметный пушок у его губ еще ярче выделился на фоне пожара румянца. Франк и Арне глупо рассмеялись.

– Тили-тили тесто! – противным голоском пропел Арне.

Рот Франка захлопнулся, а сам он резко посерьезнел.

– Мы про это расскажем?

– Расскажем? – переспросил Арне. – Чтобы нам вообще запретили на улицу выходить? Шакальник и сам молчать будет, если не хочет у Полицайки в камере гнить.

Дэгни, Франк и Арне посмотрели на Диму. Они словно предлагали решить, каким дальше будет его август: с нескончаемой родительской опекой или с ревом бухты Мельген, брызгами и приключениями. Ничего лучше не придумав, он протянул руку тыльной стороной ладони вверх.

Франк первым накрыл его руку своей, затем то же самое сделали Дэгни и Арне.

– Пусть это лето пройдет без надсмотра! – провозгласил Дима, вызвав всеобщий рев восторга.

Ему и в голову не пришло, что он вскоре сильно пожалеет об этих словах.

Добро пожаловать на танцпол, детка

– Святотатство, святотатство, святотатство, – раз за разом повторял Микаэль.

Совершенное на его глазах кощунство лишило его остатков рассудка. Он не мог поверить, что все впустую; что часы, проведенные в плену у камня, ничего не стоили. Микаэль знал о сплетнях, которые ходили по Лиллехейму. Говорили, что он псих, идиот, недоумок, свихнувшийся на волках. И что с того?

– Да что они знают, Сифграй? – всхлипнул Микаэль. Он лег на осколки статуэтки, будто на растолченную гранитную подушку. Действие таблеток не давало боли достучаться до отупевших нервных окончаний. – Что они понимают, милая?

Ему почудилось, что камни под щекой вздохнули, и он хихикнул. Раскинул руки и нагреб себе под голову все, до чего мог дотянуться, включая дворовый мусор. Почти так же четыре года назад он распластался в «Гунфьеле». Образы, всплывшие из колодца памяти, до сих пор сверкали, потому что это было знакомство с Сифграй.

Он и братья Бротен как раз закончили возиться с проходческим комбайном, конструкция которого позволяла агрессивно врезаться в горную породу. Комбайн отключили и подготовили к завтрашней разборке с последующим подъемом на поверхность. Тогда-то он и услышал свою крошку. Она скулила и царапалась где-то в толще камня.

Микаэль рванул на звук. Туре и Айнар не пошли за ним. Их напугала одержимость, с которой он помчался в законсервированный западный штрек, разработку которого прекратили еще три месяца назад. И братья Бротен не прогадали, сохранив тем самым свои шкуры целыми.

Тоскливый вой доносился из пласта кристаллического сланца. Микаэля охватила сладкая дрожь. В камне билась живая женщина! Он принялся молотить кайлом по сланцу. Удар. Еще удар. А потом его руки сами всунули в пробитую выемку баллон технического кислорода, использовавшегося для сварки. Безумие? Только не для него.

Последующий удар стал последним.

Машинное масло у клапана дало необходимую искру, и все потонуло в яркой вспышке. Но даже тогда, находясь в полубредовом состоянии, под грохот оседавшей породы, Микаэль успел обнять кусок кристаллического сланца, напоминавший формами волчицу.

Его завалило с головой, передавив тело сразу в шести местах. Он словно оказался под траком застывшего бульдозера. Но все это было сущей ерундой: в его руках нежилась она. Когда его откопали, от прежнего Микаэля Скоглунна ничего не осталось. И никто не смог доказать, что обвал произошел по его вине.

Микаэль, давясь слезами, поцеловал остатки сланца:

– Моя крошка… уничтожена. Как я без тебя? Буду загнивать на пиве и обезболивающем?

Его ушей коснулся знакомый позабытый звук. Микаэль вскинул голову. Его тонкие губы скривились в улыбке неверия. Вой женщины-волчицы набирал силу. Мягкая рычащая вибрация шла ниоткуда и отовсюду разом.

– Сегодня, сегодня, я знаю, ты придешь сегодня. Под луной, под бледной луной мы займемся любовью, – пропел Микаэль полушепотом. – Этой ночью мы потанцуем, малышка. О да, добро пожаловать на танцпол, детка.

И он оскалился.

Явление бога метеорологии

Лео и Диана наслаждались прогулкой. Они двигались вниз по улице Гренсен, выискивая бакалейную лавку «Аркадия», о которой сообщил полицейский. Людей на улице было мало, и Диане то и дело на ум приходили мысли о катастрофе, оттянувшей население Лиллехейма к очагу бедствия. То чесалась шкура жителя мегаполиса, привыкшего ежедневно плыть по стремнинам толпы.

– Так мало машин и людей. – В голосе Дианы прозвучала не до конца оформившаяся жалоба.

– Весь август твой, мамуля. Только ты, тишина и телескопы, торчащие из горных склонов.

– Мне кажется, я хочу домой.

Лео пристально посмотрел на нее, потом взглянул на ясное небо, насыщавшееся синевой по мере приближения вечера.

– Летающих тарелок не видно. Дождь из лягушек пройдет только утром. Я смотрел прогноз погоды, так что верь мне, милая. Значит, причина только одна: ты боишься полюбить это место.

– А я смогу?

– С такой же легкостью, с какой обскакала меня на сегодняшних постельных соревнованиях с разгромным счетом.

Диана ахнула и зашипела, приложив указательный палец к губам. Лео кивнул ей с самым серьезным видом, и они рассмеялись, вполне довольные собой, друг другом и жизнью.

Вскоре показалась «Аркадия». Бакалейная лавка, представлявшая собой магазинчик с темно-коричневыми стенами и широкими витринами, находилась сразу за пошивочным ателье «Игла и ножницы», пользовавшимся у населения Лиллехейма не меньшей популярностью. Запахи внутри «Аркадии» не отличались от запахов любых других бакалейных магазинов мира, где торговали крупами, пищевыми концентратами, развесным кофе и такими нетребовательными к хранению овощами и фруктами, как морковь и яблоки.

Стоявшая за прилавком Ингри Орхус расплылась в широкой улыбке, отчего морщины у ее губ образовали четкое сердечко, в центре которого промелькнули сероватые искусственные зубы. Легкий свитер с обтрепанными рукавами, чуть засаленные джинсы, тугая коса белоснежных волос, убегавшая к пояснице. Было видно, что Ингри, несмотря на свои шестьдесят с хвостиком, оставалась в хорошей физической форме, чему немало способствовало отсутствие в лавке других работников.

– Ингри Орхус, – представилась она и заняла за прилавком позу бармена, решившего выпытать у клиента всю подноготную. – Вы, должно быть, Леонид и Диана?

– А в Лиллехейме слухи расходятся быстро, не так ли? – усмехнулся Лео, и Диана дернула его за рукав ветровки.

– Мой сын не так болтлив, как может показаться, но от матери секретов не держит.

– А ваш сын? – спросила Диана.

– Кристофер. Тот полицейский, что встречал вас, милая. Пройдитесь, осмотритесь. «Аркадия» к вашим услугам.

– Да, спасибо.

Лео уже было собрался присоединиться к супруге, начавшей исследовать полки магазинчика, как Ингри поманила его пальцем. Бросив недоумевающий взгляд по сторонам, мужчина послушно подошел к прилавку. На витринное стекло, за которым виднелись различного рода зажигалки, батарейки и лампочки, выбивавшиеся из ассортимента бакалеи, шлепнулась потрепанная книженция.

«Песни малиновых глубин», 2019 года выпуска, впервые переведенные на английский язык еще в 2017-м. Автором романа ужасов значился не кто иной, как Леонид Хегай. В книге рассказывалось о человеке, к которому посреди ночи заявились неизвестные твари. И каждая поведала ему ужасную или трагическую историю. Впрочем, сам Лео не особо был доволен творением. Слишком уж раздутым и кровожадным оно казалось. Он поднял глаза на Ингри.

– Я бы узнала вас и без помощи сына. – Она трогательным жестом приложила книгу к груди. – Могу я получить ваш автограф?

– Конечно, само собой.

Авторучка, явно заготовленная для такого случая, возникла как по волшебству. Лео взял ее и склонился над разворотом книги.

– Э-э, на каком языке расписаться?

– На английском. Для аутентичности.

Лео пристроил поудобнее локоть, и на белом поле появилась ироничная надпись: «Вот они и встретились: мой корявый почерк и ваши прекрасные глаза». Далее – число и размашистый росчерк.

Ингри прочитала оставленное послание, и ее лицо породило еще одно сердечко из морщин.

– Никогда не сомневайтесь в себе и любите каждую свою работу, даже если она и кажется вам грязью на окне. Через это окно люди смотрят на мир, тогда как разводы замечаете только вы.

– Похоже, я выиграл куда больше от нашей встречи, – с удивлением ответил Лео. Наставление каким-то образом принесло успокоение, которого так не хватало.

– Похоже на то, герр Хегай.

Из-за стеллажа с крупами и макаронами выглянула Диана:

– Звонил Дима. Все в порядке. Он уже направляется домой.

– Вот видишь, – сказал Лео, – первый звонок на новом месте – маме.

– Ой, да брось. – Диана взяла корзинку для покупок и окинула взглядом полки.

– Не забудь кофе. – Лео повернулся к Ингри, любовавшейся автографом. – Скажите, у вас найдется что-нибудь от крыс?

– Мешают спать? – Ингри знала, что семейство Хегай еще не провело ни одной ночи на новом месте, но на подсознательном уровне искала возможность рассказать о своем ночном кошмаре. О страшных тварях, что выглядели как волки. Она бы даже сказала, что обмочилась, спроси у нее кто-нибудь, как она провела эту ночь. – Есть мумифицирующая отрава и живоловки. Что вам?

– Живоловки?

– Металлические клетки, оставляющие грызунов живыми.

– Живыми, – повторил Лео. Он задумался о подвале, что, по словам Эрика, притягивал грызунов, и о крысе-каннибале, в которую при желании можно было превратить самую обычную. – Пожалуй, мы возьмем две живоловки.

Пока Ингри доставала из подсобки заявленные клетки, к прилавку подошла Диана с полной корзинкой продуктов. Лео заглянул в корзинку и удостоверился, что среди яблок, двух упаковок печенья с клюквой и белым шоколадом, макарон, спичек и моющего средства и прочего затесалась банка быстрорастворимого кофе.

– Я волнуюсь перед завтрашним визитом на метеостанцию, – внезапно призналась Диана.

– Да что с тобой? Перегорела?

– Просто не по себе. Будто… будто…

– Будто кто-то ходит по твоей могиле, а ты и понятия не имеешь, где это происходит и кто обладатель этих ледяных ножищ?

– Да, в точку! – Диана с благодарностью взглянула на улыбнувшегося мужа. – А тебе это нравится, не так ли?

– Ну еще бы.

На прилавок опустилась вторая металлическая клетка, а рядом с ней звякнула пол-литровая стеклянная бутылка с тягучей янтарной жидкостью.

– Персонально от меня. Хорошему автору для хорошего сна, – объяснила Ингри неожиданный презент и принялась подсчитывать общую стоимость покупок.

Лео схватил бутылку и, помахивая ею, поддразнил Диану. Но та не обратила внимания на ребячество мужа. Ее глаза, обычно серые с небольшой примесью зеленого, потемнели, став похожими на два глубоководных камешка, по которым скользили блики. Она неотрывно смотрела наружу. Лео проследил за ее взглядом и едва не выронил бутылку.

Коттеджи и проезжую часть Гренсен закрывали быстро бегущие тени. Полоска неба, просматриваемая над крышами домов и вершинами Подковы Хьёрикен, меркла, хотя не было и шести вечера. Прохожие с побледневшими лицами указывали куда-то вверх.

Диана бросилась из «Аркадии» на улицу. Не успела дверь за ее спиной захлопнуться, как она уже вскинула голову.

Над Лиллехеймом раскручивалось спиралевидное облако, напоминавшее многокилометровое светящееся лассо. Оно словно пыталось заполнить собой все воздушное пространство Подковы Хьёрикен.

– Господи, господи! – забормотала Диана. Она скользнула обратно в «Аркадию», подбежала к прилавку и принялась сгребать покупки в пакет. – Лео, господи боже мой, не стой столбом! Чертова аномалия не стала ждать, когда я уеду! Я должна срочно быть на «Химмелфангере»!

– Сколько с нас, дорогая Ингри? – спросил Лео, выдавливая улыбку, которой надеялся извиниться за поведение Дианы.

Ингри объявила сумму, и он, бормоча невнятные оправдания, расплатился. Пытаясь прикинуть, сколько бы это вышло в рублях, Лео поспешил за женой.

– Это все Ноготь Гарма! – крикнула вдогонку Ингри.

– Ноготь Гарма? Что это?

– Муссон, дующий летом с моря на сушу. Он приносит дурные сны.

– Я понял, спасибо!

– И заведите хотя бы собаку – она поможет от крыс!

Но Лео уже не услышал этого. Оказавшись на улице, он побежал следом за Дианой, то и дело с восторгом поглядывая на небо. Разворачивавшееся над головой представление требовало, чтобы его срочно занесли на бумагу.