И почему в самом деле свет исходит из тьмы – «от вещи во тьме приходящей»? К чести нашего большого города, обильно прославленного своим эгоизмом, кто из нас не знает семейных и одиноких людей, которым тот или иной случай привел беспомощного ребенка, и они его призрели, полюбили и ведут как умеют ко благу, – «из мрака к свету». Узнайте же теперь, сколько из них имеют завидное счастие вести это дело без помехи и досаждений со стороны родственников дитяти… О, как благополучен тот, кто призрел и возлюбил круглого сироту, у которого нет ни роду, ни племени, и как много горя и досаждений ждет того, у чьего питомца или питомки есть родные!.. Пусть вся их заслуга перед этими детьми заключается в одном извержении их в юдоль плача и страданий, но эти родные по названию отравят вашу жизнь своими правами, своими самыми пагубными и даже часто жестокими вмешательствами… Наконец, мало того, – увидав, что вы полюбили ребенка и жалеете его, они прямо и беззастенчиво перейдут к эксплуатации вашего чувства… Это в нравах, в обычае, даже, может быть, в правилах их «безыскусственного чувства». Вы любите несчастное дитя, вы хотите о нем заботиться – платите за это! Доход с ребенка – это самая законная вещь по понятиям его родителей. Если вы неподатливы или не найдете средств защитить дитя от притязаний матери, которая его не любит, но имеет на него права, – она обратится к властям и отнимет его у вас, и… потом его бросит… В приют или под забор… И это лучшее – а то она его сдаст тетке, живущей где-то на кухне или в вертепе, где принимают «ночлежных». Там ребенку погибель… если вы его не отыщете и не покоритесь, т. е. Не дадите за него выкуп…
Если сердечная доброта и сожаление довели вас до этого слабодушия – вы вечный данник существа самого низкого, самого злого и недостойного, но… стоящего на своем праве…
И в случаях далеко этого лучших добрый человек в подобных делах все-таки неспокоен. Если вам недостаточно общих указаний, я мог бы вам назвать много примеров, много лиц достойных и известных, которые с опыта знают, сколько горькой правды заключается в том, что я вам рассказываю; но, боясь оскорбить их скромность и, может быть, повредить тем несчастным, которые проводят свое детство в любви их, я прошу вас поверить мне на слово.
Таких, которые знают, что излагаемое мною есть, к несчастию, совершенная правда, – немало, и вы их, если захотите, очень легко встретите. Они вам расскажут о простонародной любви к детям совсем не то, что говорят тенденциозные народники и враги культуры, и вы хорошо сделаете, если поверите людям, выстрадавшим свое убеждение, что в простом, необразованном человеке не меньше, а напротив – гораздо больше зла, чем в осмеиваемом ныне «интеллигенте» или даже слегка помазанном образованием горожанине.
Уверьтесь в этом – и это будет с вашей стороны первый шаг от несправедливости и сделает вас готовым стать на правую сторону, когда в жизни встретится к тому потребный случай.
Это – первое. Понимайте дело как оно есть, а не так, как его вам представляет в своем вкусе пристрастная тенденциозность, и верное понимание приведет вас к верным и справедливым поступкам.
Было бы очень несправедливо и обидно, если бы кто-нибудь нашел во всем тоне этой беседы намерение колебать или подрывать авторитет родительской власти над детьми. Мы желаем только того, чтобы власть эта не была орудием против воспитания детей в лучшем духе и направлении, и желаем, чтобы дело было ведено к тому мерами, зависящими от самого общества.
Если закон наказывает за покушение на жизнь и увечие детей, то общество может и должно охранять их от вреда нравственного, который наносит им неразумие и алчность родственников, ведущих их на путь погибели. Это может не оставаться одною фразою, но может перейти в действие и оказать подрастающим девушкам более существенную пользу, чем заботы возвратить погубленные души.
В этом направлении, не без надежды на успех, может оказать доброе влияние каждый, кто станет умерять торопливость родителей извлекать выгоды из девочки ранее, чем силы ее окрепли и она получила возможность делиться своими заработками с семьей, не обнищивая самое себя.
Не упускайте случаев об этом говорить простолюдинам, имеющим в городах дочерей, и указывайте на неминуемо вредные последствия их подсылов и попрошайничества.
Это может делать каждый.
Еще более могут принести пользы в этом роде лица, находящиеся в особенно выгодном положении для сообщения добрых советов и полезных внушений.
Несколько лет тому назад я жил летом в финском селении, где в одно воскресенье местный пастор говорил речь, особенно растрогавшую его прихожан. Многие из слушателей, как я видел, плакали.
Пастор был на вид простой, большой, неуклюжий чухонец: с бесцветными глазами и желтым квадратным лицом, – и речь его (которой я не понимал) шла без особенного оживления и, по-видимому, не могла быть талантлива, но… Тем не менее она тронула чухон – людей далеко не так восприимчивых и чувствительных, как наши русские люди. Пастор говорил им о детях: а именно – он предостерегал своих слушателей, чтобы они ничего не просили и ничего не брали у своих дочерей, отданных в учение или в услужение в город, – и он указывал своим слушателям те самые вредные последствия этого попрошайничества, о которых мы говорим нынче. Чухны плакали – я мог думать, что они виноваты в том грехе, на который им указывал пастор, и плачут от раскаяния. Но я в последнем ошибся.
– Нет, – сказал мне пастор, с которым я вступил в разговор при его выходе из кирки: – нет, они этого еще не делали, и им пока не в чем раскаиваться. Но мои прихожане живут в тесном соседстве и в беспрестанном общении с русскими, у которых это делается, – я видел вред такого ужасного поведения со стороны русских родителей и счел долгом предупредить своих слушателей, чтобы они не научились следовать примеру своих русских соседей. Мои прихожане плакали от сожаления к чужим детям.