Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.
© Макеев А.В., 2021
© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2021
Когда у Мосика возникало чувство беспокойства, он отправлялся гулять. Шел куда глаза глядят, лишь бы унять разбушевавшиеся эмоции. Такое состояние Мосика его лечащий врач называл беспокойством, сам же он предпочитал обозначать эти дурные наплывы термином «предчувствие». Прогулки на свежем воздухе ему тоже посоветовал врач. Мол, это лучшее средство от депрессии. Здесь Мосик склонен был согласиться с Евгением Исааковичем. Именно таковы были имя-отчество доктора.
Ожидание чего-то ужасного, непоправимого возникало у него всегда внезапно. Подготовиться к наплыву никак не выходило. Усидеть на месте, когда на душе так тревожно, он и подавно не мог. Каждый раз Мосик надеялся, что предчувствие дурного возникло в последний раз, и постоянно ошибался. Минут двадцать он метался по комнате, от стены к стене. Но это лишь усугубляло состояние тревоги. Стены давили, потолок нависал, грозил свалиться на голову. Воспаленный мозг рисовал картины одна страшнее другой. Он не выдерживал, срывал с крючка плащ или хватал с полки свитер и бежал на улицу.
Оказавшись на открытом пространстве, Мосик не сразу получал облегчение. Наоборот, какое-то время тревога нарастала, пыталась загнать его обратно в квартиру. Но с этим он худо-бедно справляться научился. Как? Способ оказался донельзя простым.
Мосик начинал повторять фразы, которые из сеанса в сеанс произносил Евгений Исаакович:
«Где люди, там жизнь. Где свет, там безопасность. Где воздух – там свобода».
Золотые слова. Правильные, а главное – эффективные.
Мосик бежал по тротуару, освещенному сотней фонарей, мимо москвичей, спешащих по своим делам, гудящих автобусов и автомобилей. Ветер обдувал разгоряченное лицо. Постепенно он начинал ощущать ту самую свободу и безопасность, о которой говорил Евгений Исаакович.
Жил Мосик в престижном районе Фили-Давыдково, между станциями метро «Кунцевская» и «Славянский бульвар». Квартирка по столичным меркам скромненькая, но со всеми удобствами, да еще двухкомнатная. Досталась она Мосику в наследство от троюродной бабки. Он был несказанно рад этому, так как родительский дом, расположенный в пригороде Москвы, его бывшая жена благополучно продала, а вырученные средства давно промотала.
Когда-то, еще до возникновения наплывов, вторую комнату он сдавал студентам. Не ради наживы, а чтобы было с кем коротать вечера. Теперь о сдаче жилья пришлось забыть. Малознакомые люди его беспокоили и вызывали обострения. Узнав об этом, Евгений Исаакович посоветовал ему обзавестись живностью, но собак и кошек Мосик с детства не выносил, так что вынужден был выносить одиночество.
Сегодня предчувствие чего-то непоправимого застигло Мосика во время сна. Он проснулся весь в поту и сразу понял, что бежать ему предстоит далеко. В постели было тепло и почти безопасно, но силы воли оставаться на месте хватило минут на десять. Страх распространялся так быстро, что Мосик едва успел одеться в соответствии с погодой, прежде чем выскочил на лестничную клетку. Плащ он натягивал уже на ходу, запутался в рукавах и чуть не оторвал капюшон. В итоге на улицу Мосик выскочил как попало и помчался быстрее обычного, не обращая внимания на пронзительный ветер и морось, летящую с неба.
В себя он пришел в излюбленном месте, под автодорожным мостом, где, как правило, и заканчивались все его пробежки. Почему-то для Мосика этот мост имел особую привлекательность. Быть может, из-за названия. Дорогомиловский мост. Дорогой и милый в одном флаконе. Мосик считал, что это очень красиво. Обычно после возвращения в реальность он с час сидел на бетонных плитах напротив Пресненской набережной и тупо смотрел вверх. По мосту двигались автомобили. Они создавали особый ритм, который успокаивал его.
Мосик взглянул на часы и удивился. Почти пять утра. Когда же его угораздило выскочить из дома?
Он потрогал карманы плаща, нащупал ключи и пачку сигарет, закурил. Дым приятно щекотал ноздри. В детстве Мосик частенько наблюдал, как отец пускал кольца дыма. Такое зрелище казалось ему завораживающим. Пожалуй, курить он начал лишь потому, что жутко хотел научиться это делать, но освоить данный процесс ему так и не удалось.
Порыв ветра заставил его поплотнее запахнуть полы плаща. Здесь, на набережной, осень ощущалась сильнее. Ему резко захотелось домой, в уютную спальню, под теплое одеяло.
Мосик докурил, аккуратно затушил сигарету о бетонную плиту и поднялся, чтобы выбросить окурок в воду. Рука его пошла вверх, да так и зависла. Глаза Мосика округлились, из горла вырвался глухой стон. То, что он увидел, заставило его содрогнуться. Вот оно! Предчувствие!
Наверху, на металлической балке центрального пролета, висело тело. Мосик обладал стопроцентным зрением, поэтому видел даже веревку, которая врезалась в оголенную шею. Голова по отношению к туловищу свешивалась чуть влево. Висел человек затылком к Мосику, лица он не видел, но почему-то был уверен, что человек уже мертв. Было кое-что странное в позе висельника. Руки его вроде бы должны были болтаться вдоль туловища, а они оказались заведены за спину.
«Да на них же веревки», – догадался Мосик, перевел взгляд на ноги, но не увидел их.
Нижнюю часть туловища загораживала некая черная масса, то ли куртка, то ли толстое одеяло. В любом случае ног видно не было.
Вдруг эта черная масса начала распрямляться, увеличиваться в размерах и вскоре превратилась в очертания еще одного человека. Он стоял у самого края, нижней частью туловища прислонившись к решетчатому заграждению. Этот тип обеими руками обхватил ноги висельника и со всей силы тянул тело вниз.
Картина то расплывалась, то принимала гротескно четкие очертания. Мосик смотрел и не верил тому, что видел. Вернее сказать, его мозг отказывался воспринимать эту совершенно жуткую информацию. На мосту находились два человека. Один из них явно был мертв, а второй ему в этом помог.
– Мамочки, да это же убийство! – Эти слова прозвучали как-то сами собой.
Когда их смысл дошел до Мосика, его тут же затопила паника.
Первой его реакцией было желание бежать отсюда. Прочь от стрессов и проблем. Домой, в тепло, в безопасность. Но ноги не слушались, будто приросли к бетонной плите. Рука медленно опустилась, бычок из пальцев давно выпал. Ладонь нырнула в карман, обхватила корпус мобильного телефона, машинально, на автомате нащупала кнопку экстренного вызова.
Все-таки годы работы в пожарной службе не прошли бесследно. Мосик и думать не хотел влезать в чужие проблемы, а рука все сама за него решила.
Он нащупал кнопку, но не нажал на нее, отошел на несколько шагов в сторону, снова поднял глаза и взглянул на металлические панели железнодорожного моста. Может, обман зрения, галлюцинация? Нет, Мосик опять видел именно то же самое. У него не было ни единого сомнения в этом.
– Черт, что же делать? – проговорил он вслух, негромко, но отчетливо. – Как же мне теперь быть?
Ответа не последовало. Мосик снова сел, отвел взгляд от металлических конструкций моста, сжал и разжал пальцы, достал телефон, подумал и снова убрал его в карман.
«Надо уйти отсюда немедленно, – подумал он. – Этот поступок будет самым безопасным, значит, правильным. Да, я могу унести отсюда ноги, но что скажет на это Евгений Исаакович? Мне ведь придется рассказать ему все, упомянуть и о том, как трусливо я поступил».
– Соберись, Мосик! Ты должен это сделать. – Эти слова эхом отдались от опор моста и вернулись обратно. – Сколько раз ты в огонь бросался, не задумываясь, а тут всего лишь звонок. Это намного проще.
Как ни странно, страх и отчаяние ушли. Теперь Мосик чувствовал себя бодро, даже как-то воодушевленно. Надо набрать номер службы спасения и все рассказать. Возможно, этим он спасет чью-то жизнь. Снова.
– Где люди, там жизнь! Где свет, там безопасность! Где воздух, там свобода! – как мантру произнес Мосик, вдавил кнопку вызова и поднес аппарат к уху.
Оператор единой службы спасения сработал оперативно. Не прошло и пары минут, как Мосик услышал стандартную фразу по поводу дежурной части и требование озвучить проблему.
– Тут это, повесили его, – невнятно начал он.
Мосик ожидал долгих расспросов, переключений с одного оператора на другого, однако без всякого футбола попал сразу в дежурную часть, да еще не в какой-то участковый отдел, а на Петровку. Тут любой растеряется.
– Пожалуйста, говорите четче. Где вы находитесь и какова цель вашего звонка? – Командные нотки в голосе сотрудника уголовного розыска звучали грубовато, поэтому страх постепенно возвращался к Мосику.
– Я под мостом, а тут висельник, – промямлил он.
– Где вы находитесь? – повторил вопрос дежурный, имени которого Мосик не запомнил.
– Под мостом.
– Под каким конкретно мостом? Что у вас там вообще происходит?
– Да кранты ему, похоже. – Мосик плыл на своей волне.
– Так, гражданин, представьтесь для начала и учтите, что все звонки идут под запись, – предупредил его дежурный.
Сделал он это напрасно. Услышав про запись, Мосик тут же решил, что от дежурного исходит реальная угроза.
Он затрясся и понес полную околесицу.
– Я здесь сидел, место красивое. Да и название тоже. Я не собирался звонить, домой идти хотел, а тут бычок решил выбросить и увидел. Он висит, а тот его за ноги дергает. Проверял, наверное, крепкая ли веревка.
Дежурный уже не мог пробиться через сплошной поток фраз, на его взгляд, совершенно бессвязных, но и трубку бросить что-то ему мешало.
В этот момент в дежурку вошел полковник Гуров.
Он остановился возле стойки, прислушался и вполголоса спросил:
– Что там у тебя, Фролов?
– Да псих какой-то, – прикрыв трубку ладонью, тихонько ответил тот. – Про висельника несет, про мост с красивым названием.
– Откуда звонок?
– Из единой службы перевели, – ответил дежурный. – Хотите послушать?
Лев Иванович утвердительно кивнул, и Фролов передал ему трубку.
– Ну, в общем, я сказал, а вы как знаете, – услышал сыщик, понял, что собеседник сейчас отключится, и быстро заговорил сам:
– Доброе утро, гражданин, с вами говорит полковник Гуров. Дежурный сообщил мне, что вы стали свидетелем чрезвычайной ситуации. Это так?
– Ого, еще один! Да неужто мне всей Москве про висельника рассказывать? Пока вы слушаете, тот, второй уберется отсюда. Как пить дать убежит.
– Висельник? На мосту? И преступник там? – Так же, как минутой раньше Фролов, Гуров в недоумении поднял брови.
– Ну да. Оба здесь, – прозвучало в ответ. – Вы бы поторопились.
– Называйте адрес, – не стал раздумывать сыщик.
– Да какой адрес? Дорогомиловский мост. Там, где железка, а не машины.
– Выезжаем. Дождитесь нас, гражданин. Не вздумайте убегать, ваш номер зафиксирован, – на всякий случай пригрозил Гуров этому странному типу.
– Ладно, дождусь, – сказал тот, и сразу после этого в трубке зазвучали гудки.
– Фролов, собирай группу! – скомандовал сыщик.
– Думаете, что-то серьезное? – с сомнением произнес Фролов.
– На месте разберемся, – ответил Лев Иванович и пошел на выход.
У железнодорожного моста опергруппа была через час. Гуров сразу увидел то, что заставило сотрудников уголовного розыска приехать сюда. Ровно по центру железнодорожного моста на металлической балке висело нечто, очень уж похожее на тело человека. Под ним кто-то сидел на корточках. Группа захвата направилась прямиком на мост, а Гуров пошел разыскивать бдительного горожанина, позвонившего в полицию.
Тот никуда не делся, представился Дмитрием Антоновым, никаких документов при себе не имел. Вид его вызывал множество вопросов. Ботинки на босу ногу, пижамные брюки, теплый свитер и стильный плащ. В руках он теребил старенький мобильник с кнопочной системой набора.
Гуров кое-как заставил его говорить внятно. Тот сообщил ему, что видел, как человек, сидевший теперь на корточках, вешал на балку другого мужчину. Сыщик заявил, что должен отвезти свидетеля в отдел для дачи письменных показаний. Сперва Антонов разволновался, но тут же себя успокоил, сказал, что знает процедуру.
Оставлять свидетеля одного Гуров не решился, уж больно вид у того был неадекватный. Поэтому он передал данного типа на попечение водителя микроавтобуса, который доставил бригаду до места. Старший группы захвата связался с полковником и доложил, что подозреваемый задержан. После этого Гуров отправился осматривать место происшествия.
Как и сказал Антонов, на балке висел человек. Это был мужчина, возраст за пятьдесят, одет в классический костюм синего цвета, бежевую сорочку, при галстуке. Руки и ноги связаны, рот заклеен скотчем, что сразу полностью отметало версию самоубийства. Внешних признаков насилия Гуров не увидел, отметил только, что обувь по какой-то причине отсутствует. Врач осмотрел тело, констатировал смерть. Лев Иванович прошелся взад-вперед по узкой полосе моста, предназначенной для технических работ, сделал несколько снимков и вернулся к машине.
За это время старший опергруппы успел связаться с железнодорожным начальством. Движение поездов по данной ветке те обязались приостановить, но время ограничили. У криминалистов в запасе было около двух часов, вполне достаточно. Тем более что никаких особых улик на мосту криминалисты обнаружить и не ожидали. Им уже было ясно, что здесь была совершена лишь финальная часть преступления. Основное же действие происходило где-то в другом месте, обнаружить которое предстояло оперативным работникам.
Тело они сняли и унесли в труповозку, на подозреваемого надели наручники и препроводили в автомобиль Гурова. Спустя двадцать минут на мосту остались лишь эксперт-криминалист и двое оперативников. Полковник забрал с собой бойца из группы захвата, чтобы тот сопровождал подозреваемого, перебазировал свидетеля из микроавтобуса в свой автомобиль и повез всю компанию в управление.
Добравшись до места, Гуров определил подозреваемого в камеру. Допрашивать его он собирался после того, как криминалисты и патологоанатом дадут свои заключения, то есть никак не раньше вечера.
А вот беседу со свидетелем лучше было не откладывать. Надо было начинать ее прямо сейчас, пока в его памяти хранилось только то, что он видел в реальности. Гуров по опыту знал, что чем дольше человек обмусоливает в памяти картину происшествия, тем больше он додумывает от себя. Разобраться в том, что было на самом деле, а что приключилось только в воображении, бывает не так просто.
В кабинете Гурова Дмитрий Антонов совсем скис. Полковник еле уговорил его присесть. Тот устроился на самом краешке стула, сложил руки на коленях и принялся скрещивать и размыкать пальцы. В принципе, ничего особенного в этом не было. Попадая в полицейское управление, практически все люди начинают нервничать. Ничего с этим не поделаешь. Так уж сложилось.
– Гражданин Антонов, не нужно волноваться, – проговорил Гуров. – Вы приглашены сюда всего лишь в качестве свидетеля. Мы с вами побеседуем, а потом вы сможете вернуться домой. Я могу называть вас Дмитрий?
– Лучше Мосик, – подал голос Антонов.
– Мосик? – машинально переспросил Гуров.
– Да. Меня все так зовут, даже доктор Евгений Исаакович, у которого я лечусь. Сначала он никак не хотел, говорил, что у человека должно быть нормальное имя, а это кличка собачья. Только я с ним не согласен. Если мне приятно, когда меня Мосиком зовут, то почему не назвать? Дмитриев в одной Москве наберется, наверное, целый миллион, а Мосик я один. Круто?
– Круто, – вынужден был согласиться Гуров. – Значит, Мосик.
– А хотите знать, откуда взялось такое имя? Интересная история, между прочим. Могу рассказать. – Мосик с надеждой взглянул на Гурова, даже пальцы теребить перестал.
– Любопытно было бы послушать, – произнес сыщик.
История Мосика оказалась не особо интригующей, но дала возможность свидетелю расслабиться и почувствовать себя в кабинете полковника если не как дома, то вполне комфортно. Прозвище Мосик Дмитрий Антонов, возраст которого, как оказалось, приближался к тридцати одному году, получил лет восемь назад. Тогда он служил в подразделении столичного пожарного надзора, высоких постов не занимал.
В один из выездов Дмитрий Антонов спас на пожаре милого песика, совсем еще кроху. В благодарность малолетняя хозяйка этой зверушки подарила ему малюсенький брелок в виде щенка. При этом она заявила, что он очень похож на пожарного. У него такой же милый носик. Это слово в силу нежного возраста девчушка исковеркала. Вот и получилось «мосик».
Ребята из пожарного расчета зацепились за это слово и принялись дразнить Дмитрия. Они то и дело называли его Мосиком.
Поначалу он злился, даже ругался с парнями. Потом плюнул, понял, что они все равно не перестанут дразнить его.
Потом Антонову пришлось уволиться из пожарки, и это прозвище вдруг понравилось ему. Почему? А кто его знает. Звучало оно мило или воспоминания приятные навевало, но с тех пор Дмитрий, кроме как Мосиком, больше никак не представлялся.
– Интересная история, – вежливо проговорил Гуров.
В рассказе Мосика его больше заинтересовала информация о существовании лечащего врача и сообщение об увольнении из пожарной части. Но задавать вопросы об этом в самом начале допроса он не стал, решил отложить их.
– Так что вы расскажете мне о происшествии на железнодорожном мосту? – осведомился сыщик.
Мосик какое-то время молчал, собираясь с мыслями, потом заговорил. В первую очередь он рассказал о том, как вообще оказался под Дорогомиловским мостом, про наплывы и предчувствия, пробежки и одинокое житье. Гуров слушал его внимательно, не перебивал, не задавал никаких вопросов.
Затем свидетель перешел к сути дела. Он сказал, что краем глаза увидел какое-то движение на железнодорожном мосту и изрядно удивился по этому поводу. Мосик пригляделся и понял, что это были люди. Они вели себя как-то странно. Один на балку залез, второй его за ноги держал, то ли вниз тянул, то ли, наоборот, подсаживал.
Зрением Антонов обижен не был, поэтому непонятки продолжались недолго. Когда до него дошло, что происходит на мосту напротив, он не на шутку испугался. Ясно же как дважды два, что тот, второй, первого просто-напросто повесил! И что с этим прикажете делать? Прямо у него на глазах произошло преступление! Вот вам и предчувствие беды!
Гуров рассказ выслушал и начал задавать конкретные вопросы. Оказалось, что момент, когда субъект, подозреваемый в убийстве, сооружал петлю и подвешивал жертву к балке, Мосик пропустил. Он видел только тот момент, когда этот человек тянул жертву за ноги. Но если не он вешал, то зачем ему вообще на мост лезть? Что ему вообще в такое время там делать? Тоже наплывы, как у Антонова? Слишком уж это надуманно. Даже Мосик в такое совпадение поверить не мог.
На вопрос, видел ли он кого-то еще у моста, тот ответить не смог. Может, там кто-то и был, но Мосик этого не зафиксировал. Не до обзора окрестностей ему было, приходилось с приступом бороться.
Вот в этот момент Гуров и задал главный вопрос. Что за наплывы такие у Антонова, и кто его лечащий врач? Мосик малость помялся, но правду сказал. Он уже два года состоял на учете в психоневрологическом диспансере. После ликвидации крупного пожара в Подмосковье, в котором погиб почти весь их расчет, у Антонова произошел нервный срыв, оправиться после которого он так и не смог.
Из пожарной части ему пришлось уволиться, оформить инвалидность и пенсию. В качестве дополнительной нагрузки он получил обязательство два раза в месяц посещать клинического психолога, того самого Евгения Исааковича.
Эта новость Гурова расстроила. Свидетель с психическими отклонениями? Незавидная перспектива. Однако показания Антонова он записал, получил от того подпись и отправил его домой на дежурном автомобиле. Пусть прокатится. Так Гуров хотя бы будет точно знать, что до дома он добрался без приключений.
Беседа с Мосиком заняла около часа. Освободился Гуров только к девяти утра. Ночное дежурство давно закончилось. Теперь он мог спокойно ехать домой и дожидаться результатов вскрытия и отчета криминалистов там. В общем и целом ночь выпала спокойная, но поспать полковнику все равно не мешало.
Только Гуров собрался идти, как на столе заработал внутренний телефон. Еще не подняв трубку, Лев Иванович понял, что его ожидает. Генерал Орлов получил доклад о происшествии на мосту и теперь ждал от полковника отчета.
Так оно и вышло. Секретарша Верочка приятным голоском сообщила ему, что генерал ждет его в кабинете прямо сейчас. Гуров чертыхнулся и поплелся к начальству.
Генерал Орлов, бодрый после ночного сна, встретил старинного друга стандартным приветствием. Лев Иванович коротко кивнул в ответ.
– Рассказывай, деятель, кого ты там сегодня из-под моста спасал? – сказал Орлов, откинулся на спинку кресла и жестом предложил Гурову занять стул напротив.
– Поступил сигнал, – начал Гуров, присев. – На Дорогомиловском железнодорожном мосту произошло убийство. Бригада выехала по сигналу.
– Нашли?..
– Кого?
– Жертву.
– Так точно. Мужчина, возраст от пятидесяти до шестидесяти лет, среднего роста и телосложения. Одет в костюм, даже при галстуке. Никаких документов при нем не обнаружено.
– Ты мне шаблонную информацию не выдавай, – заявил Орлов, насупился и спросил: – Что в целом про ситуацию думаешь?
– Да что тут думать? Убили мужика, привезли на мост и подвесили.
– Зачем на мост везли?
– А кто ж их знает? Будем разбираться. – Гуров вздохнул и добавил: – Тут вообще пока полная несуразица.
– Поясни, – потребовал Орлов.
– О происшествии сообщил свидетель Дмитрий Антонов. Как выяснилось, он страдает психическим расстройством. Так что показания его в суде точно не пройдут. Да и как нам от них отталкиваться? Возле трупа обнаружен некий тип, пребывающий в невменяемом состоянии. Говорить отказывался, но сопротивления не оказывал.
– В каком смысле невменяемый? Пьяный или под дурью? – осведомился Орлов.
– Ни то ни другое, полагаю. В прострации.
– Экспертизу проводили?
– Все необходимые действия я поручил произвести капитану Мошкину.
– Вот как! Поручил, значит. А сам что?
– Я после ночного дежурства, – напомнил начальнику Гуров. – А Мошкин только заступил. Я поспать хотел съездить. Все равно докладов экспертов и патологоанатома полдня минимум ждать.
– Вот в этом ты ошибаешься, – заявил Орлов. – Я распорядился процесс ускорить, так что часа через два-три все отчеты они тебе на стол положат. Не благодари меня за это. – Генерал широко улыбнулся.
Гуров скривился и проговорил:
– Петр, я сутки не спал. Подождет малость этот висельник.
– Никаких подождет. Сам говоришь, что жертва в костюме и при галстуке. А что, если это какой-то депутат или еще какая-то важная персона? Ты домой, а звонки сверху ко мне в кабинет? Нет, дружок, ты для начала выясни имя жертвы, а потом и почивать изволь.
– Да какой депутат? Ну, любит человек в костюме ходить, что здесь плохого? – продолжал отнекиваться сыщик.
– Гуров, забудь про сон. Выясни личность жертвы! Это приказ, – отчеканил Орлов и потянулся к папкам с бумагами, давая понять, что разговор окончен.
Гуров встал, развернулся и молча вышел из кабинета. Не сказать что он был зол или удивлен. Лев Иванович просто понятия не имел о том, как в кратчайшие сроки выяснить имя покойника, а заниматься поисками на несвежую голову не хотел. Он по собственному опыту знал, что продуктивности от такой работы не жди. Но у него был приказ. Их не обсуждают даже в том случае, если они отданы твоим лучшим другом.
Гуров вернулся в свой кабинет, позвонил криминалистам, попросил предоставить ему опись личных вещей, найденных при убитом человеке. Таковых оказалось немного. Ключей, мобильного телефона и банковских карт при нем не было, хотя гардероб его эксперты оценили шестизначным числом. Это означало, что отоваривался он вовсе не на блошином рынке, следовательно, деньги на покупку мобильника у него точно водились.
Кроме перечня одежды в описи значились лишь квитанция с заправочной станции на покупку двадцати литров бензина и значок фабричного производства с логотипом некоего фестиваля науки, причем всероссийского. Какой именно отрасли, указано не было. Исходя из таких вот данных, Гуров заключил, что человек, повешенный на Дорогомиловском мосту, имел автомобиль и, скорее всего, занимался научной деятельностью. Это уже было кое-что.
Полковник снова связался с криминалистами и попросил доставить в кабинет обе улики для детального изучения. Спустя десять минут эти предметы лежали перед ним на столе.
Чек на бензин Гуров пока отложил в сторону. Он решил, что выяснять, где именно находится автозаправка, не располагается ли она на пути регулярного следования жертвы из пункта А в пункт Б, следовало в том случае, если вариант со значком никуда не приведет.
Для ускорения идентификации он вызвал в кабинет капитана Жаворонкова. Валера покрутил в руках значок, щелкнул фотоаппаратом и помчался к себе в лабораторию. Гуров последовал за ним.
– Сейчас данные загрузим в программу, – на ходу объяснял ему Жаворонков. – Найдем совпадения, а дальше все просто. Узнаем, кто и когда выдавал такие значки, свяжемся с организаторами, они нам все и расскажут.
Вышло так, как обещал Жаворонков. Не прошло и пяти минут, как компьютер выдал несколько десятков совпадений. Всероссийский фестиваль науки проводился не первый год и проходил на базе НИИ ядерной физики, работавшего при МГУ. Значки выдавались только участникам этого мероприятия. На их тыльной стороне указывался год, в котором оно проходило.
На значке, оказавшемся в руках Гурова, был обозначен текущий год. Лев Иванович позвонил устроителю фестиваля, и тот сообщил ему, что списки участников находятся у координатора, найти которого можно в самом институте.
Сыщик решил, что в этом случае телефонный звонок принесет ему мало пользы, собрался и поехал к физикам-ядерщикам. Перед этим он поручил Жаворонкову отыскать и отметить на карте автозаправку, которой пользовался человек, повешенный на мосту.
При входе в институт Гурова задержал строгий контролер и мурыжил его минут десять, никак не меньше. Он изучил удостоверение, выяснил цель визита, связался с начальником охраны, после чего велел визитеру ждать.
Вскоре к ним пришел начальник охраны, представительный мужик лет сорока пяти, с короткой стрижкой ежиком и с выражением лица аксакала, повидавшего все на свете. Он, в свою очередь, изучил удостоверение полковника, так же попытал его о цели визита, только по окончании допроса набрал внутренний номер и велел прислать провожатого для посетителя.
Через пару минут на вахте появился щуплый парнишка лет двадцати пяти, без очков, но с близоруким прищуром. Он не стал требовать от Гурова никаких удостоверений, выяснять, чего ради тот появился здесь, протянул руку, которую Лев Иванович с удовольствием пожал, и повел долгими переходами в одному ему известном направлении.
В институте ядерной физики жизнь била ключом. По коридорам сновали озабоченные сотрудники. Они то и дело натыкались друг на друга, а иной раз и на стены. Каждый из них стремился преодолеть расстояние от одной точки до другой кратчайшим путем, поэтому и происходила толкотня. Если бы не провожатый, то полковник вряд ли разобрался бы в хитросплетении тутошних коридоров, переходов и аудиторий. Но парнишка шел уверенно, ни разу за время пути не остановился.
В итоге он привел Гурова в комнатенку, совсем малюсенькую, размером три на четыре метра. Там каким-то непостижимым образом умещались три стола, заполненные компьютерной техникой и другими непонятными устройствами, навесные стеллажи и двое сотрудников. Третьим, как оказалось, был провожатый.
– Добро пожаловать в координационный центр всероссийского фестиваля, – провозгласил он и протолкнул визитера в комнату.
– Это он самый и есть? – с нескрываемым сомнением спросил Гуров.
– А вы чего ожидали? Что нам отдадут лучшую аудиторию, выделят новейшее оборудование и мебель для приема посетителей? – В голосе провожатого звучал откровенный сарказм.
Сыщик понял, что насмехается он над собой, а не над удивлением гостя.
– Ничего, Славик, это временное пристанище, – подал голос мужчина, стол которого стоял возле окна. – Скоро нас действительно переведут в другое помещение. Оно будет попросторнее.
– Когда, Веня? Еще через пятнадцать лет? – Голос Славика, провожатого Гурова, взлетел к потолку. – Себе-то хоть не ври!
– Славик, у нас гость, – вступил в беседу третий владелец этих шикарных апартаментов.
– Да-да, прости. – Славик тут же утихомирился.
– Вот и славно. – Мужчина, напомнивший хозяевам про Гурова, потер руки, взглянул на него и продолжил: – Итак, чем мы можем быть вам полезны? Меня, кстати, Иван Алексеевич зовут. Это мой коллега Вячеслав, но называть его лучше Славик, а то не откликнется. А у окна сидит Вениамин. Как нам к вам обращаться?
– Полковник Гуров, Лев Иванович, – представился посетитель. – Московский уголовный розыск.
– Да ладно! – Это известие почему-то развеселило Вениамина. – Вы из самой настоящей уголовки?
– Так точно, – подтвердил Гуров.
– А к нам по чью душу? Неужели все-таки узнали, как Семенихина старика своего угробила? – продолжал Вениамин.
– Веня, прекрати, – осадил его Иван Алексеевич. – Видишь, человек при исполнении. Ему твои инсинуации по поводу убиенной мыши совершенно не интересны.
– Ты не прав. Старик был отважной мышью. Сколько опытов он пережил? Двести? Триста? Да за одно это его уже можно было оставить в покое, дать дожить век в счастливой старости и умереть своей смертью.
– Семенихина ведь не знала, что эксперимент закончится неудачей, – сказал Славик.
– И что? Выходит, она теперь не убийца? Да если бы правоохранительные органы так считали, то у нас в тюрьмах вообще преступников не было бы. Крутая отмазка для убийцы. Дескать, я же не знал, что он умрет. Бывает в уголовной практике такое, товарищ полковник? Отпускают убийце грехи, если он заявит, будто не предполагал, что жертва умрет?
– Заявить может, – ответил Гуров. – А вот амнистию получить, это вряд ли. Есть такое понятие «непредумышленное убийство». Похоже, у вашей Семенихиной именно такой случай.