Николай Леонов
Убийство по расписанию
Глава 4
– Так я пытался, вы же сами трубку не взяли! Что мне оставалось делать? Домой к вам мчаться, из постели вас выдергивать?
– Мог бы и примчаться, раз дело такой срочности!
Этот разговор происходил утром следующего дня в кабинете оперативников. Оправдательную речь толкал капитан Жаворонков, полковник Крячко нападал на него.
Сам Гуров, виновник возникновения данного спора, участия в нем не принимал. Он изучал материалы по Разделкину, собранные капитаном накануне.
Крячко же просто вымещал недовольство на том человеке, который первым попался ему под руку. Таковым неудачником оказался Жаворонков. Причиной недовольства Стаса послужил тот пресловутый отчет, который он накануне составил для генерала. Эта бумага вернулась к нему на стол с пометкой «переделать», не прошло и двенадцати часов. В управление Крячко пришел невыспавшимся, а тут еще перспектива новый день потратить на бумажную работу. Такое сочетание кого угодно из равновесия выведет. Капитан вошел в кабинет как раз тогда, когда Крячко прочитал резолюцию на отчете, потому и угодил под раздачу.
А новости от Жаворонкова оказались стоящими. Не в пример вчерашней беседе с псевдонаучным сотрудником Костюшкиным.
Ехать в управление этот субъект наотрез отказался, уговорил Гурова вернуться в институт и побеседовать там. Спустя пятнадцать минут после начала разговора сыщик уже был рад, что согласился на предложение Костюшкина. Разговор с ним оказался настолько непродуктивным, что его по большому счету можно было и не начинать.
Вместо того чтобы отвечать на вопросы, Костюшкин то и дело сбивался на свою волну. Сперва он рассказывал, как комфортно ему было работать под руководством профессора Шанина, потом начал выяснять, как производится опознание, и потребуется ли ему проходить через данную процедуру. После этого данный субъект начал доказывать, что именно он идеально подходит на роль заместителя Шанина во всех проектах. Далее, противореча самому себе, младший научный сотрудник принялся ныть насчет того, что бремя ответственности ему не вынести.
Короче говоря, ничего стоящего вытянуть из Костюшкина Гурову так и не удалось. Даже отделаться от этого прилипчивого типа он смог не сразу.
Лев Иванович вернулся домой весь измученный, с головной болью, наскоро поел и завалился спать. Перед этим он вопреки собственному правилу выключил у телефона звук. Его супруга Мария пребывала на гастролях, так что уже неделю Гуров жил холостяком. Проконтролировать звонки оказалось некому, а у самого полковника на это не осталось сил. Вот как вышло, что звонок капитана Жаворонкова остался без ответа.
Жаворонков сработал качественно, собрал всю доступную информацию на Разделкина. Оказалось, что Александр Иосифович имел высшее медицинское образование, работал хирургом высшей категории в клинике имени Боткина, проводил плановые и экстренные операции, имел хорошую репутацию и определенный вес в медицинских кругах. В клинику он попал по личному приглашению главного врача, под руководством которого проходил там медицинскую практику. Можно сказать, что Разделкин вырос в этой больнице.
Однако шесть лет назад тем же самым главврачом Разделкин был уволен из клиники в соответствии с приговором суда. Тот вменил ему статью «Неоказание медицинской помощи», назначил наказание в виде штрафа и лишил права заниматься медицинской деятельностью.
Уголовной ответственности Разделкину удалось избежать лишь благодаря профессионализму адвоката. Читая дело, которое добыл Жаворонков, Гуров понял, что если бы у Разделкина защитник был чуть похуже, то три года он отсидел бы наверняка. Именно адвокат провел его через все коллизии апелляций и пересмотров дела, на которые не скупилась потерпевшая сторона, но статью «Причинение смерти по неосторожности» Разделкину так и не вменили.
Сыщик полагал, что здесь не обошлось без помощи главврача больницы. Сам хирург столь длительный процесс финансово вряд ли потянул бы.
Пока Гуров листал страницы, Крячко и Жаворонков продолжали препираться. Их громкие голоса мешали сыщику сосредоточиться.
– Парни, может, хватит воздух сотрясать? – Гуров оторвал взгляд от бумаг и продолжил: – Стас, отстань от него. В ночном звонке смысла не было, ты сам это знаешь. А ты, Валера, не попустительствуй. Знаешь свою правоту. В глупый спор не вступай.
– Так я и не вступал, – заявил Жаворонков. – Товарищ полковник сам настаивал. Ответь, мол, да и все тут!
– Ладно, забыли. Ты, капитан, пока не уходи, можешь понадобиться, – проговорил Гуров. – А ты, Стас, лучше послушай, что Валера для нас нарыл. Бумаги ты ведь не смотрел?
– Нет. В двух словах опишешь, мне достаточно будет, – ответил Крячко. – Все равно тебе одному это дело разгребать. Я снова на повинности, отчет переделывать придется.
– Знаешь, кем в недалеком прошлом был наш подозреваемый? – задал вопрос Гуров и сам же на него ответил: – Врачом, практикующим хирургом, причем не где-нибудь, а в Боткинской больнице.
– Ого, хорошее место. – Крячко тут же забыл и про капитана, и про отчет. – А почему он сейчас не практикует? Чем проштрафился?
– А ты угадай, – предложил старинному другу Гуров.
– Запил? – ляпнул Крячко первое, что пришло ему на ум.
– Вторая попытка.
– Начальству не угодил?
– Нет, товарищ полковник, он под статью попал, – влез в разговор Жаворонков в надежде задобрить Стаса.
– Под статью? Это что-то интересное, – произнес Крячко. – Уголовка?
– Нет, по медицинской части, – ответил Жаворонков. – Он пациенту не до конца диагноз поставил, а тот умер.
– Что значит не до конца? – не понял Крячко.
– Ты погоди с диагнозом, – остановил его Гуров. – Тут интересно другое. Фамилия пациентки, за смерть которой судили Разделкина, Шанина!
– Да ладно! Однофамилица?
– Уверен, что нет. Потерпевшей стороной в деле фигурировал Евгений Шанин, – сказал Гуров.
Ждать реакции напарника ему не пришлось.
– Вот это поворот! – Крячко удивленно поднял брови. – Наш Шанин? Висельник с моста?
– Он самый, – подтвердил Лев Иванович. – А пациентка, судя по дате рождения, его мать.
– Так это же в корне меняет дело! – Такая новость изрядно взбудоражила Станислава. – Это же такой мотив! Да еще возможность, дело почти закрыто! Ну и везунчик ты, Гуров.
– Погоди дело закрывать, – осадил тот приятеля. – Сначала нужно во всем разобраться, с Разделкиным побеседовать, послушать, что он в свое оправдание скажет. Не лишним будет пообщаться с главврачом, выяснить обстоятельства дела, сравнить показания задержанного и его бывшего начальника. Потом можно будет и победную песнь заказывать.
Обсудив все детали, сотрудники уголовного розыска занялись своими делами. Валера пошел в аналитический отдел, Стас засел за отчет, а Гуров направился в камеру для допросов, куда по его требованию конвой должен был доставить арестанта.
Их новая встреча прошла не так гладко, как первая. Обстоятельства дела шестилетней давности Разделкин отказался обсуждать наотрез.
– Был суд, решение принято, наказание понесено, все подробности ищите в деле, – заявил он Льву Ивановичу.
Дело с собой Гуров прихватил, поэтому начал зачитывать отдельные моменты и вынуждать арестанта давать комментарии к ним.
Промучившись так вот часа полтора, Гуров взорвался и заявил:
– Значит, так, гражданин Разделкин!.. Либо вы начинаете сотрудничать, либо я передаю дело в прокуратуру, и вас судят за предумышленное убийство гражданина Шанина. Вы прекрасно понимаете, что обстоятельства против вас. Вы оказались на месте преступления. Есть свидетель, который заявляет, что видел, как вы вешали тело Шанина на опору железнодорожного моста. Мотив ваших действий настолько ясен, что даже суд присяжных, будь у вас возможность таковым воспользоваться, не встанет на вашу сторону. Дело прогремит на всю столицу, а то и страну. Я, знаете ли, так и вижу заголовки в новостях: «Преступник вернулся! Беспрецедентный случай! Хирург-палач убил сначала мать, а потом и сына».
– Я не убивал его мать, и он это прекрасно знает, – заявил Разделкин, не выдержав такого напора. – Она умерла потому, что скрыла свое состояние!
– Это вы так говорите, – продолжал давить Гуров. – Сын считал иначе, и суд с ним согласился.
– Да плевать мне на суд! Туда любого человека с улицы затащи, они найдут, что ему припаять. Если бы дело решала медицинская квалификационная комиссия, то меня оправдали бы прежде всего потому, что состава преступления в моих действиях не было и не могло быть.
– Если вы настолько уверены в своей невиновности, то почему отказываетесь отвечать на вопросы, не расскажете мне, как все было? – произнес Гуров.
– Ладно, черт с вами, я расскажу. Только вряд ли мне это поможет, – сказал Разделкин. – Вы ведь сами заявили, что мотив у меня крепче, чем у других – железное алиби. С таким мотивом прямиком на гильотину. Судью адвокат не убедил, а ведь он профессионал. Думаете, мне удастся убедить вас?
– А вы попытайтесь, – посоветовал ему Гуров.
Мать Евгения Шанина поступила в Боткинскую больницу первого июня с банальным аппендицитом. Сын развил бурную деятельность, дошел до главврача и настоял, чтобы операцию по удалению аппендикса выполнил лучший хирург. У главного такие типы, как Шанин, давно уже в печенках сидели. Прибегали, грозили, деньгами сорили, а в итоге все равно оказывались недовольны оказанными услугами и поливали грязью всех врачей подряд. Но реагировать ему все равно пришлось.
С Шаниным он провел стандартную беседу, вызвал в кабинет Разделкина, представил его как ведущего хирурга отделения и заявил, что интересы этой пациентки для того будут в приоритете. Шанина беседа удовлетворила. Разделкин собрал анамнез, провел все необходимые анализы и назначил дату операции.
Парадокс заключался в том, что состояние матери Шанина даже не требовало экстренного вмешательства. Ну да, покалывало в боку, подташнивало, аппетит упал, появилась общая слабость. Однако острых симптомов не было. УЗИ показало увеличение аппендикса, не представляющее угрозы для жизни.
Ввиду того, что пациентка оказалась проблемной, Разделкин постарался обезопасить себя от вполне возможных нападок. Анализы он провел даже сверх того, что требовали обстоятельства, и все они оказались в норме. Для пациента в возрасте – случай небывалый.
Операция прошла успешно, едва воспалившийся аппендикс был иссечен, рана обработана и зашита. Пациентку перевели в палату послеоперационного наблюдения. Разделкин наблюдал больную сам, ежедневно утром приходил к ней, справлялся о самочувствии, отслеживал результаты повторных анализов и температуру. Все было в норме, и спустя положенный срок Шанину выписали.
Однако через пять дней в больницу влетел Евгений и с порога заявил, что засудит Разделкина за убийство матери.
Шанина, находящегося в состоянии аффекта, кое-как утихомирили и отвели в кабинет главврача. Там тот и рассказал, что произошло.
В девять утра мать пожаловалась на недомогание, головокружение и тошноту. Шанин решил, что это последствия некачественно выполненной операции, и заявил, что вызывает «Скорую». Врачи приехали примерно через полчаса. К тому времени женщина уже с трудом передвигалась по квартире. К тошноте и головокружению прибавилась острая боль в животе. До машины мать Шанина несли на носилках. Уже в «Скорой» ей поставили какие-то капельницы, подключили к аппаратам, но живой до больницы не довезли.
Каким-то образом главврачу удалось убедить Шанина вернуться домой, отложить месть на более подходящее время. После его ухода он связался с институтом Склифософского, куда доставили тело. Хоть это и было незаконно, но ему удалось получить копию результатов вскрытия.
Оказалось, что у женщины в прямой кишке образовались каловые камни, которые спровоцировали трещину. Через эту трещину в брюшную полость проникли частицы каловых масс, что привело к нагноению швов удаленного аппендикса.
Обнаружить трещину прямой кишки во время операции по удалению аппендикса Разделкин физически не мог. Жалоб на отсутствие стула, а тем более на образование запоров от пациентки не поступало. Стандартный перечень вопросов при обходе послеоперационных больных содержит в себе данный вопрос. Не задать его Разделкин не мог. Он четко помнил, как пациентка отвечала ему, что проблем со стулом у нее нет.
Главврач сопоставил все факты и решил, что претензии Шанина в их адрес не имеют под собой основания. Так он и сказал Разделкину. А спустя месяц тот оказался в суде.
– По большому счету вышло, что умерла она по собственной глупости. Ей просто было неудобно обсуждать с врачом вопросы испражнения, – проговорил Разделкин. – Когда в суде не удалось доказать мою некомпетентность и некачественное исполнение профессиональных обязанностей, адвокат Шанина потребовал переквалифицировать дело. Он обвинил меня в неоказании медпомощи, заявил, что я видел состояние прямой кишки пациентки, но посчитал, что показаний к операции нет или просто не захотел назначать повторную, чтобы не портить статистику. Суд с этим утверждением согласился. В результате я лишился лицензии.
– Скажите, как вы оказались возле железнодорожного моста?
– У моста? Так я уже говорил, – этот вопрос Гурова явно застал Разделкина врасплох, – гулял я там. Разве это запрещено законом?
– Не врите, Разделкин. Таких совпадений просто не бывает, – устало произнес Гуров. – Вы следили за ним, верно? Зачем?
– Да, следил много месяцев, – неожиданно признался Разделкин. – С некоторых пор это стало настоятельной необходимостью для меня. Я ходил в те же места, куда и он, знал тех же людей, покупал такие же продукты. Знаете, этот фрукт ведь ни разу меня не узнал. Жизнь мне поломал, а лица не запомнил. Только в этот раз я действительно гулял. А под мост пошел, потому что машину его увидел. Подумал, странно это. Что профессору понадобилось в этом районе в такой час? А потом увидел на мосту человека, но почти сразу догадался, что это именно он, Шанин, висит на балке.
– Вы помчались его спасать?
– Глупо, да? – Разделкин невесело усмехнулся. – Сам знаю, что так и вышло. Надо было развернуться и уйти. Жаль, что я этого не сделал. Не стоило пытаться доказать кому-то, что ты порядочный человек.
– Если я обращусь к главврачу, он подтвердит вашу версию конфликта с Шаниным? – спросил Гуров.
– Кто его знает? Я теперь не в его команде. Может, он и не станет из-за меня мараться, – ответил Разделкин и пожал плечами. – Хотя мужик правильный. Ну а насчет состояния Шаниной я не наврал.
– Хорошо, это мы проверим, – заявил Гуров. – Если вспомните еще что-то, передайте через охранника, что хотите меня видеть. – Лев Иванович нажал кнопку вызова охраны.
Конвой увел Разделкина.
После разговора с ним сыщик не видел смысла в поездке к главврачу. Он не сомневался в правдивости рассказа Разделкина, по крайней мере, в той его части, что касалась причины смерти пациентки и судебных разбирательств. В остальном ему еще предстояло разобраться.
Гуров решил вернуться к себе и помозговать на пару с Крячко о том, куда двигаться дальше. Однако до кабинета он не дошел. В коридоре полковника перехватил дежурный и сообщил, что генерал Орлов разыскивает его. Льву Ивановичу пришлось идти к начальству.
– Что там у тебя с подозреваемым? – задал вопрос Орлов, едва Гуров успел переступить порог. – Признательные показания он еще не подписал?
– Не уверен, что это вообще актуально, – заявил сыщик.
– Как так? А Крячко сказал мне, что у тебя уже все на мази. Мол, везет же Гурову, не успел дело открыть, как уже закрывать можно. И мотив у тебя на руках, и свидетель. Осталось признание получить.
– Если бы так, Петр Николаевич, – сказал сыщик и махнул рукой. – Сомнительно это все. Тут еще подумать надо.
– Выкладывай, Лева, вместе помозгуем, – предложил другу Орлов.
Гуров вкратце рассказал ему, что именно выяснил о подозреваемом капитан Жаворонков, изложил историю Разделкина, после чего подвел итог:
– Вроде бы все на месте. Видел или нет Антонов, как Разделкин жертву на балку вешал, не столь уж и важно. Ребята из группы захвата взяли его возле тела. Факт знакомства с жертвой Разделкин скрыл. Месть за загубленную карьеру как мотив для совершения преступления пройдет в любой инстанции. Однако мне все равно не нравится, как все складывается.
– Что именно не так складывается? – спросил Орлов.
– Допустим, Разделкин действительно затаил обиду на Шанина и решил отомстить ему. Почему так долго ждал? Да просто не решался. По натуре Разделкин не убийца. Решиться на подобный акт, это не в магазин сходить.
– Да, понятно, – поддержал полковника Орлов. – В нашей практике бывали случаи, когда люди и по десять, и по двадцать лет ждали, прежде чем совершить убийство из мести. Удушение как способ убийства довольно сильно распространено. Не нужно искать медицинские препараты, светиться при их покупке, избавляться от оружия, как холодного, так и огнестрельного.
– Думаю, достать лекарства для бывшего медика не проблема, – сказал Гуров.
– Веревку – тем более, – заметил Орлов. – Ты так и не сказал, что конкретно тебя смущает.
– Зачем Разделкину тащить тело Шанина на мост? Почему не оставить там, где убил? – задал вопрос Гуров. – Почему не замаскировать убийство под суицид? Ведь глупо так подставляться, когда можно хотя бы попытаться замести следы.
– Тут месть как нельзя лучше все объясняет, – произнес Орлов. – Суицид – дело сугубо личное, а человеку, который задумал отомстить, очень важно, чтобы мир узнал, что справедливость восторжествовала, обидчик получил свое полной мерой.
– Тогда почему он не ушел, остался возле трупа? – продолжал Гуров. – Может, хотел, чтобы люди знали, от кого пришло возмездие?
– Как вариант, – сказал Орлов.
– Да ерунда это все, – заявил Гуров, вскочил и принялся ходить взад-вперед по кабинету. – Так это не работает. Если бы Разделкин хотел сообщить всему миру о том, что расквитался с Шаниным, то он наверняка выбрал бы другой способ убийства, быстрый и эффективный, да и место наверняка присмотрел бы другое, более-менее людное. А так хрень какая-то получается. Убил в уголке, на мост затащил в темноте, а потом час сидел, подставляя под ноги трупа собственную спину. Маразм!
– Да, в твоей трактовке эта ситуация и правда больше на сценарий дурного фильма смахивает, – вынужден был согласиться Орлов со словами друга. – Но тогда как, по-твоему, все происходило?
– Думаю, Разделкин говорит правду. В этом самом месте он действительно оказался по воле случая, увидел машину и понял, что на мосту висит Шанин. Спасать его кинулся чисто механически. Как можно после стольких лет работы в экстренной хирургии не прийти на выручку тому человеку, жизнь которого находится в опасности? Для него это действие на уровне инстинкта.
– Клятва Гиппократа и все такое? – попытался пошутить Орлов, чтобы немного разрядить обстановку.
– Именно так! Думаю, Разделкин из той категории врачей, моральные принципы которых не исчезают вместе с потерей лицензии, – серьезно ответил Гуров.
– Вижу, к подозреваемому ты проникся уважением, – сказал Орлов, нахмурился и добавил: – Смотри, не переусердствуй в лимите доверия.
– Дело не в том, доверяю я ему или нет, – произнес Гуров. – Дело в том, что я не верю, что Шанина убил он. Тут наверняка должен быть кто-то третий.
– Значит, придется тебе искать этого третьего, – заключил Орлов. – Ладно, иди, Лева, разбирайся со своим висельником. Не очень-то я тебе помог.
– Я обязательно разберусь, Петр Николаевич, – пообещал начальнику Гуров и вышел из кабинета.
Дойти к себе сыщик снова не успел. Примерно на полпути его осенила идея. Разделкин признался, что следил за жертвой несколько месяцев, почему этим не воспользоваться? Ведь он ходил за Шаниным по пятам, значит, знает всех, с кем профессор встречался, может показать все места, в которых тот бывал. Понятно, что Шанин пребывал под наблюдением не круглые сутки. Разделкин не робот, ему и есть, и спать необходимо. И все же часть – это лучше, чем совсем ничего.
Гуров развернулся и пошел к камере для допросов. На ходу он связался с изолятором временного содержания и сообщил, что намерен продолжить допрос подозреваемого. В камеру Гуров и Разделкин пришли одновременно, буквально столкнулись в дверях. Конвойный оттеснил задержанного к стене, освобождая место для прохода полковника. Гуров вошел в помещение первым, следом конвойный завел туда Разделкина, снял с него наручники и вышел в коридор. Дверь за ним закрылась. Гуров сел на привычное место и жестом предложил Разделкину сделать то же самое.
– Что-то вы зачастили, – оставаясь стоять, произнес тот. – Похоже, мне пора требовать адвоката.
– Почему вы раньше его не потребовали? – спросил Гуров.
– Так я же ни в чем не признавался, – ответил Разделкин. – Обвинение мне пока никто не предъявлял.
– Я и сейчас его вам не предъявлю, – сказал Гуров. – Насчет адвоката вы как решили? Будете вызывать своего?
– Личного защитника я не имею, – с усмешкой проговорил Разделкин. – Работодателя, который помог бы мне в решении этой проблемы, у меня тоже нет. Так что назначайте бесплатного защитника.
– Прямо сейчас? Я могу устроить это в течение десяти минут. Либо мы сперва побеседуем не под протокол, а потом я займусь назначением адвоката.
– Что-то произошло? – осведомился Разделкин и испытующе взглянул на сыщика.
– Не под протокол, – повторил Лев Иванович.
– Что-то плохое для меня?
Разделкин не ответил на вопрос Гурова. Во взгляде его появилось беспокойство. Поведение полковника показалось ему странным.
– То, что я собираюсь сказать, рискованно. Как для меня, так и для вас, – выдержав паузу, произнес сыщик. – Глобальных проблем ни мне, ни вам это не доставит, но дальнейшее общение может осложнить. И все же я скажу. Думаю, что вы не убивали Евгения Шанина.
– Вот это поворот! – Разделкин заметно растерялся. – После такой преамбулы я ожидал услышать нечто иное, совершенно противоположное. Можно полюбопытствовать, что заставило вас изменить мнение?
– Сейчас это совершенно неважно, – ушел от ответа Гуров. – Я собираюсь найти убийцу. Если в итоге им окажетесь вы, то это будет означать лишь то, что я ошибся. Только и всего. На конечный результат моя ошибка никак не повлияет.
– Преступник должен сидеть в тюрьме? – Разделкин слегка изменил крылатую фразу капитана Жеглова из некогда популярного фильма про милицию.
– Совершенно верно.
– Что требуется от меня? – Разделкин подтянулся, лицо его стало серьезным и сосредоточенным. – Если вы снова пришли ко мне, то это значит, что вам от меня что-то нужно.
– Вы сказали, что следили за Шаниным не один месяц. Это действительно так и было?
– Не непрерывно, конечно, но следил, – ответил Разделкин.
– Как часто?
– Иногда весь день, в другой раз только вечером. В принципе, слежкой это трудно назвать. Профессор мало где бывал кроме работы и дома.
– Расскажите, как проходила слежка, – потребовал Гуров.
Разделкин закрыл глаза, скрестил пальцы, с полминуты просто шевелил губами, затем начал неспешный рассказ.
Мысль о слежке возникла в его голове спонтанно. Изначально он вовсе не собирался веревочкой виться за профессором, фиксировать, с кем и когда тот встречается. Толчком послужила статья, случайно замеченная в интернете и прочитанная.
В ней описывались грандиозные достижения профессора института ядерной физики Евгения Ивановича Шанина в сфере инновационных разработок. Хвалебные речи, дифирамбы из уст региональных коллег, красной строкой – высокие моральные принципы и полная нетерпимость ко лжи всякого рода. Рядом фотоснимок. Улыбающийся профессор принимает из рук устроителя очередного конкурса наградной кубок.
Сейчас Разделкин уже не мог сказать, что его тогда разозлило сильнее – упоминание о моральных принципах или довольная физия человека, сломавшего ему жизнь. Он помнил только, как смотрел на снимок, а сердце его топила обида.
«За что? Почему он так со мной поступил? Ведь ясно же было, что моей вины в том, что случилось с матерью профессора, нет».
Сколько часов Разделкин просидел, пялясь в монитор? Очень долго. Потом его охватило непреодолимое желание встретиться с обидчиком лицом к лицу, взглянуть ему в глаза и спросить, каково тому живется. Знает ли он о том, что погубил человека напрасно, без вины?
Тогда он поехал туда, где, по его мнению, мог застать обидчика, то есть к зданию НИИ. Он уже стоял возле центрального входа и только тогда понял, что понятия не имеет о том, как действовать дальше. В НИИ его однозначно не пустят. Это вам не овощная база, куда прутся все, кому не лень. Здесь наверняка действует пропускная система. Подойти к охраннику и потребовать вызвать профессора? Тоже не вариант. Так только на неприятности нарвешься. Оставалось ждать, когда профессор сам выйдет.
Разделкин сел на скамейку в ближайшей аллее. Рассчитал он все верно. День будний, время приближается к пяти. Совсем скоро сотрудники института начнут расходиться по домам. Выйдет из здания и Шанин.
Вот тогда Александр и воплотит задуманное. Он подойдет к нему, встанет у него на пути и скажет: «Вот мы и встретились. Каково тебе живется с нечистой совестью?». Или что-нибудь покруче, совсем уж хлесткое.
Ждать ему пришлось долго. Все это время он потратил на то, чтобы подобрать подходящую фразу. Но когда на крыльце показался Шанин, все заготовки разом вылетели из его головы. Разделкин встал, сделал пару шагов и замер. Профессор был не один, его окружала целая толпа молодежи.
Сначала Разделкин подумал, что данная публика быстро рассосется. Спустится с крыльца, попрощается с профессором и отвалит. Наверняка это группа студентов, у которых Шанин ведет практические занятия или что-то в этом роде. Но нет, профессор шел в направлении парковки, а вся толпа следовала за ним.
Разделкин растерялся. Что делать? Подойти, не обращая внимания на толпу, или отложить задуманное и попытаться застать профессора одного? Лезть вперед прямо сейчас ему не то чтобы не хотелось. Просто Александр понимал, что в присутствии зрителей не получит того эффекта, на который рассчитывал. Евгений Иванович тем временем дошел до парковки, пару минут постоял там, отвечая на многочисленные вопросы, которыми засыпали его студенты, затем сел в машину и уехал. Разделкин же так и остался стоять на тротуаре.
Попытку встретиться с профессором один на один он предпринимал еще несколько раз. Однако ситуация постоянно повторялась. Шанин выходил на улицу с коллегами, со студентами, с группой представительных людей в костюмах. Разделкин снова и снова откладывал задуманное.
Наконец-то он застал Шанина одного и не смог двинуться с места. Ноги его точно свинцом налились, он не мог сделать ни шагу. Профессор снова уехал, а Разделкин еще долгое время стоял, смотрел на дорогу и убеждал себя в том, что в следующий раз он не облажается.
Вернувшись в тот день домой, Разделкин долго не мог уснуть, все думал, почему так и не подошел к профессору. Передумал? Перетерпел? Или просто обстановка оказалась неподходящей? Он так и не пришел ни к какому выводу, решил возобновить попытки спустя неделю и уснул.
Александр кое-как выдержал только три дня, потом снова поехал к институту. Оказалось, что слежка за профессором вошла у него в привычку. Он уже не стремился во что бы то ни стало взглянуть тому в глаза, успокаивал себя тем, что рано или поздно это обязательно сделает.
Однажды бывший хирург нанял такси, проследил за профессором до дома и узнал его адрес. Теперь он мог выбирать, где именно ждать этого человека, возле института или у подъезда дома.
Месяца три спустя Разделкин знал распорядок дня Шанина как таблицу умножения. Жизнь профессора оказалась на удивление монотонной. В шесть тридцать утра он выходил из дома, садился в машину и ехал в НИИ. Дальше по обстоятельствам. Если на этот день не было назначено никаких встреч, то Евгений Иванович оставался в институте до восьми. В противном случае он покидал его в десять, но к двум часам всегда возвращался.
Выходные Шанин, как правило, проводил дома, пару раз ездил с женой в соседний район, как понял Разделкин, к друзьям. Театров супруги не посещали, у себя гостей не принимали, по музеям не ходили, жили тихо, можно сказать, незаметно.
В какой-то степени Разделкин был разочарован. Ему куда проще было ненавидеть профессора, когда он представлял себе его жизнь полной развлечений. Но реалии часто отличаются от того, что рисует нам наше воображение, особенно нездоровое, воспаленное.
Однажды Александр занимал пост возле дома Шанина. Тот, как и всегда, припарковал машину около подъезда и пошел в соседний магазин. Тут Разделкин решил, что пора. Он сорвался с места, последовал за профессором, в магазине снова оробел, притормозил, взял из общей пирамиды корзину и медленно пошел вдоль продуктовых прилавков и витрин.
Профессора он увидел в отделе молочной продукции. Тот рассматривал этикетку на банке со сметаной. Разделкин подошел ближе. Сейчас от Шанина его отделяли какие-то два метра.
«Подожди еще минуту, – подбадривал себя Александр. – Потом иди».
Минута прошла. Разделкин сделал шаг вперед и уже открыл рот, чтобы произнести одну из злых фраз, заготовленных заранее. Тут профессор поднял голову и встретился с ним взглядом. Мститель застыл. Вот оно, свершилось! Сейчас Шанин узнает его!
– Простите, молодой человек, вы мне не поможете? Не могу рассмотреть срок годности, – обратился к нему Евгений Иванович. – То ли этикетка затерта, то ли со зрением проблемы появились.
Профессор протянул Разделкину банку, тот взял ее в руки, но на этикетку даже не взглянул.
– Что-то не так? У вас, наверное, тоже проблемы со зрением, – совершенно спокойно проговорил Шанин. – Не беда, попрошу продавца. В конце концов, это его работа. Простите за беспокойство, молодой человек. Удачного дня. – Профессор забрал из рук Разделкина банку и пошел разыскивать продавца.
Александр так и остался стоять с поднятой рукой и недоумением, написанным на лице. В висках у него стучало, ноги стали ватными.
Дикая по своей абсурдности мысль сверлила мозг:
«Шанин меня не узнал! Как? Как такое вообще возможно? Столько месяцев судебных тяжб, масса крови и нервов. В итоге прошло всего шесть лет, и этот тип забыл обо мне! А как же поломанная жизнь? Да хрен с ней, с моей жизнью. Как Шанин мог забыть лицо человека, который вроде бы убил его мать?»
Неизвестно, сколько Разделкин простоял бы в отделе молочной продукции, если бы не вмешательство охранника. Поведение этого покупателя показалось тому подозрительным. Он подошел к нему, тронул за плечо и поинтересовался, все ли у него в порядке, не нужна ли ему помощь.
От помощи Александр, разумеется, отказался, поставил корзину на пол и ушел.
