Николай Николаевич Берченко
Круиз вокруг Европы полвека назад
Италия
Мы пришвартовались у причала Неаполя, почти точно так, как это показано на открытке того времени.
Погода была превосходная, и весь Неаполитанский залив открывался перед нами. Уже первое знакомство с Неаполем заставила нас влюбиться в него. Мы перенеслись из мрачных прибрежных городов Балтийского и Северного морей в совсем иной мир. Это сейчас, всё что связано со Средиземноморьем: кухня, стиль жизни и всё прочее превратились в объект культа и подражания. Тогда для нас всё это было новым, даже для тех, кто хорошо знал побережье Кавказа – Сухуми, Батуми, всё-таки всё это сильно отличалось от Средиземноморья
Неаполитанская гавань
Смутные воспоминания остались у меня от посещения музеев Помпеи, которые мы посетили на следующий день. Оживляет их лишь один эпизод, когда гид остановился во время осмотра какой-то виллы перед дверью, около которой стоял человек в форме.
Вилла в Помпеях
Гид обратился к дамам и попросил их погулять самостоятельно по вилле, так как картины, которые он будет показывать, разрешено смотреть только мужчинам. Дамы покорно разошлись, кроме одной, которая начала объяснять, что ввиду того, что она занимается античной живописью, ей желательно, как профессионалу, посмотреть на эти картины. Гид попробовал что-то объяснить стражнику, но тот разразился громкой эмоциональной речью, и только, когда дама удалилась, торжественно открыл громадным ключом дверь. Мы, полные благоговейного ожидания, протиснулись в неё. В комнате были две фрески, на первой мужчина с громадным фаллосом, а на другой любовная пара, причём женщина сидит на мужчине в позе Маленькой Веры из одноименного кинофильма. Признаться, я не видел кинофильма, но я вспомнил эпизод в Помпеях через много лет во время встречи со зрителями Эльдара Рязанова в Ленинграде в годы перестройки. Эльдар Рязанов рассказал, как на такой же встрече в Москве какая-то женщина яростно ругала этот фильм, возмущённо говоря, что она дожила до старости и не знала, что сексом можно заниматься в такой позиции. На это Эльдар Рязанов резонно ответил, что, значит, этот фильм имел еще и учебно-познавательное значение. Слушая его, я подумал, что, может быть, из-за ханжества итальянских музейных властей, наша киевлянка так никогда и не получила такой ценной информации!
На следующий день после посещения Помпеи, мы выехали автобусом по ультрасовременной для того времени автостраде Via Solaria в Рим. Поселили нас в отеле, где процедура поселения сопровождалась еще меньшими формальностями, чем в Париже. Пропуск в отеле заполняли мы сами, и, как видно, моя мать заполнила его по-русски, но никто на это не обратил внимания.
Карта гостя римского отеля.
Сразу же началось интенсивная экскурсионная программа, вполне стандартная, выработанная туристскими фирмами за долгие годы. Во всяком случае, когда в 2011 году мы с женой поехали автобусом из Львова, то за эти же 3 дня в Риме мы посмотрели почти то же самое. Единственное, что вместо обзорной экскурсии по Риму, мы поехали археологическим автобусом на Via Appia, только предупредив гида группы, чтобы нас не ждали. В 1966 году это было бы невозможно.
Так как мы, так же как и в Париже, питались в местных ресторанах, то тут я могу что-то добавить к своим кулинарным впечатлениям. Правда, я помню лишь блюда из макарон. И то, это, наверное, только потому, что перед первой трапезой, гид нам прочитала короткую лекцию, о том, что значат макароны для итальянцев, а, главное, как их надо есть. Ни в коем случае не разрезать, а наматывать на вилку, поддерживая их ложкой. Но нас, прежде всего, поразил вкус итальянских макарон, он разительно отличался от тех, что подавали в общепите. Да, даже и дома макароны считались второсортной едой, как мы понимаем теперь, потому что они делались не из той муки.
Билеты в музей мы обычно не видели, так как они были у гида. Эти два билета были случайно заложены в путеводитель по Риму. Видно, что их дизайн явно отличается от оформления современных музейных билетов
Ну как не сфотографироваться с капитолийской волчицей!
Назад, в Неаполь, мы возвращались по старой дороге, вившейся по берегу Тирренского моря. Близился закат, и пейзажи, меняющиеся с каждым поворотом, описать совершенно невозможно, я подумал только, что недаром Академия Художеств в Санкт-Петербурге весь 19 век посылала своих воспитанников на стажировку в Италию. Здесь они могли не только учиться у старых мастеров в бесчисленных музеях, но и любоваться ни с чем несравнимой природой, словно созданной для того, чтобы её запечатлевать.
Во время, пребывания в Неаполе, у нас ещё было несколько коротких промежутков свободного времени и я успел осуществить один из почти обязательных ритуалов рядового советского туриста, попавшего на Запад, а именно дегустацию пепси-колы и кока-колы. Я подозреваю, что очень многие туристы с нашего теплохода сделали то же самое, но все мы старались проделывать это незаметно. Современный читатель, наверное, подумает что это было уже избыточной предосторожностью, но достаточно вспомнить что в 1940-х годах по просьбе Георгия Константиновича Жукова американцы лично для него сделали бесцветную кока-колу, которую разливали в простые бутылки с белой крышкой, чтобы они были похожи на водку. Жуков явно не хотел, чтобы его сфотографировали или сообщили о том, что он употребляет такой продукт.
Я вынужден был отложить дегустацию до Италии, так как в Лондоне и Скандинавии было слишком холодно, чтобы потреблять прохладительные напитки, а в Париже пепси-колу и кока-колу не так легко было найти, так как французские коммунисты успешно боролись с тем, что они называли Кокаколонизацией. В Неаполе эти напитки продавались на каждом шагу, наверное, прежде всего для американских матросов, которые заполняли набережную Неаполя.
И только совсем недавно я узнал, что я попробовал пепси-колу на 3 года раньше самого Никиты Сергеевича Хрущёва. В 1959 году были проведены выставки СССР и США, на которых обе стороны представляли свои научные и культурные достижения. Во время посещения этой выставки в Москве Хрущёв стал жертвой типичной американской провокации. Почти всё время, пока они обходили павильоны выставки, Хрущев и Никсон ожесточенно спорили о преимуществах социализма и капитализма. У разгоряченного этим спором Хрущёва на лбу выступил даже пот, и тут президент компании PepsiCo не упустил своего шанса, который он напряженно ждал с момента открытия этого мероприятия. Он предложил Никите Сергеевичу стаканчик "лимонада". На следующий день фотография Первого секретаря КПСС, пьющего пепси-кола, появилась во многих газетах мира. Не знаю как Никите Сергеевичу, но на меня ни тот ни другой напиток особого впечатления не произвели, в отличии, например, от воды Лагидзе "Тархун" в Тбилиси, вкус которой я помню до сих пор.
Перед отплытием из Неаполя нам тоже дали несколько часов свободного времени, и мы с наслаждением бродили по старому Неаполю, заглядывая в храмы, дворики и маленькие улочки, во всю ширину которых, в полном соответствии со старыми картинами сушилось белье. Не могу не похвастаться, что именно здесь мы пару раз заблудились, но каждый раз мне удавалось с помощью карты найти правильную дорогу, и я в глазах львовской группы несколько восстановил свою репутацию, подмоченную в ресторане Стэна. За всё время пребывания в Италии не было ни одного мероприятия с идеологическим подтекстом, ни малейшего намека на ЧП, а все памятники архитектуры были мне известны из литературы и даже из школьных учебников истории. Так что тогда в моей памяти Италия осталась лишь как страна изумительной по красоте природы. Увы, мне стыдно, но мне не сподобилось проникнуться духом К. Паустовского, который посетил эти же места с круизом вокруг Европы на теплоходе «Победа» в 1956 г. Для него среднерусский пейзаж с березками был прекраснее всех красот Неаполитанского залива.
Греция и Турция
На пути из Неаполя в Пирей запомнился остров Санторини. Мы проходили его поздно вечером, но нас предупредили, что капитан специально подведёт корабль поближе к острову, чтобы мы могли им полюбоваться. По сигналу из радиорубки мы выскочили на палубу. Небо было звёздным, и силуэт горы четко выделялся на фоне неба. На вершине её мерцало яркое пятно, свидетельствующее о том, что вулкан ещё жив.
В Пирее нас посадили в автобус, и мы поехали в Афины. Увы, из всего пребывания в Греции у меня осталось только одно воспоминание, но зато какое! Это Акрополь и прежде всего Парфенон. Странно, но именно Ника Самофракийская и Парфенон, два полуразрушенных осколка античности, стали для меня воплощением победы человеческого духа над временем.
Вид Парфенона
Завышенные ожидания всегда характерны, на мой взгляд, для туристов, долго ожидающих поездки, и, особенно, если это в первый раз, как это было в моём случае. Может быть, поэтому многое из того, чтоб прославлялось в литературе, так легко стерлось из моей памяти после того, как я это увидел. Но придержи свой пафос, говорю я себе, и поэтому закончу рассказ о Греции совсем прозаически. В Пирее оставался ещё час до отплытия теплохода, и нас высадили на какой-то улице, на которой всё – дома, столбы оград, тротуары и даже мостовые были облицованы серо белым мрамором. Как уверял нас гид, этот мрамор был взят именно из того карьера, откуда добывался материал для Акрополя. Обстановку величественно пошлой роскоши особняков здесь дополняли несколько магазинов, в витринах которых были выставлены статуи всевозможных Афродит и других античных богов, предназначенные для украшения интерьеров дворцов греков из США, которые здесь любят строить свои дома, придавая им «истинно античный» колорит.
Последним пунктом в нашей программе был Стамбул. Должен сказать, что у меня сохранилось меньше всего воспоминания именно от этого города. Трудно сказать было ли это связано с тем, что впечатлений и так было очень много, и наступило какое-то насыщение, или просто пребывание в этом городе было очень коротким – реально не более 3 часов. Больше запомнились не архитектурные памятники этого изумительно красивого города, а организационные моменты. До самого последнего момента было неясно, увидим ли мы его вообще.
Ещё вечером, накануне прибытия в Стамбул, дирекция круиза предупредила нас, что не исключено, что мы вообще не сойдем на берег из-за каких-то дипломатических трений между Турцией и СССР. И вот теперь, когда мы, столпившиеся на палубе, уже увидели, как турецкие чиновники поднялись по трапу, всё ещё были в ожидании. Теплоход пришвартовался недалеко от Галатского моста, и панорама старого Стамбула прямо перед глазами. Неужели мы не побываем около всех этих минаретов. Но вот староста сообщает, что всё в порядке, надо только без суеты направляться за паспортами.
И тут я должен остановиться и ещё раз попробовать восстановить некоторые важные детали круиза. Я абсолютно ничего не могу вспомнить, как проходил паспортный контроль ни в одном из портов до Стамбула. Помню лишь, что получив свой паспорт из ящичка в главном вестибюле, я устремлялся скорее занять место в автобусе. Дело в том, что ещё в Стокгольме мы поняли, что шустрые молодые киевляне всегда будут занимать в автобусе передние места, удобные для фото и киносъемки, и моей задачей было занять место для Галины Владимировны, которая тогда увлекалась киносъёмкой. Поэтому у меня не сохранилось ни малейших воспоминаний о входе и выходе с теплохода, т.е. с территории СССР в чужую страну в 1966 году. Это особенно парадоксально, потому что уже в новом тысячелетии я долго работал в Польше, и мне часто приходилось пересекать государственную границу. А пересечение границ Украина-Польша и Польша-Украина я хорошо помню, так как иногда время перехода границы занимало до восьми часов, и каждый такой переход мог превратиться в настоящее приключение. Но об этом я надеюсь когда-нибудь рассказать в отдельных «мемуарах». По сравнению с этим в Стамбуле всё было просто. Усатый турецкий пограничник внимательно всматривался в фотографию в твоём паспорте, потом долго изучал твоё лицо и торжественно ставил штамп в паспорте. Всё происходило в главном вестибюле теплохода. Подобная процедура ожидалась и при посадке. В результате наше пребывание в Стамбуле не превышало 3 часов, а у нашего гида экскурсия была рассчитана на 6, и он честно пытался выполнить свою программу. В результате мечети, церкви, фонтаны и прочие достопримечательности смешались у нас в голове, и осталось только свободное время выбрать цветные открытки. И вот уже теплоход отходит от причала. Мы высыпали на палубу и любуемся берегами Босфора, но постепенно осознаем, что это всё! Круиз закончился! Всё уже позади, и вряд ли когда-то повторится! Это чувство я хорошо запомнил!
Одесса и возвращение во Львов
Вечером, после отплытия из Стамбула состоялось торжественное собрание в честь окончания круиза. Оно проходило в помещении ресторана, но оно ничем не напоминало позднейшие застолья, характерные для эпохи застоя и было скромным даже по сравнению с банкетами, которые проходили на этих же теплоходах при завершении рейсов по Чёрному морю лет через 10-15. Не помню, был ли на нём вообще алкоголь. Запомнилось лишь то, что много выступали и говорили. Сперва директор круиза благодарил капитана и весь экипаж за идеальный порядок, как во время рейса, так и при высадке и посадке в портах, а также за атмосферу уюта, созданную на теплоходе. Далее он поблагодарил всех туристов за соблюдение всех правил и за то, что никто не уронил чести и достоинства советских туристов. Затем первый помощник капитана благодарил дирекцию круиза за хорошую организацию маршрута, благодаря которой не было проблем во время рейса и при стоянке в портах, а затем пассажиров за то, что они не мешали команде поддерживать порядок на борту. Выступали представители разных делегаций, благодарившие и тех и других, но при этом львиная доля благодарностей досталась повару и всем сотрудникам ресторана. Атмосфера была дружеской, и все уже предвкушали скорейшее возвращение домой. Сам вечер был недолгий, и те, кто хотел как следует отметить окончание круиза, разбрелись по барам, благо платежные чеки почти у всех оставались. Утром мы пришвартовались в Одесском порту, хорошо знакомом мне по рейсам Одесса-Батуми. Нас сразу предупредили, чтобы мы сидели спокойно, не мешая проводить осмотр теплохода. А потом нас будут вызывать на высадку, так чтобы первыми вышли группы, которые раньше всех уезжали из Одессы. Мы были спокойны и не спешили, так как поезд на Львов отправлялся вечером. Руководитель нашей группы ещё раз предупредил нас, чтобы мы внимательно просмотрели всю литературу, собранную за поездку, порвали и выбросили в мусор всё лишнее. Это, прежде всего, касалось всякой печатной продукции типа газет и журналов. Он еще раз подчеркнул, что таможенный досмотр будет очень строго строгим. Насколько он мог быть серьезным, я узнал позднее от одного своего коллеги, который преподавал в Алжире. Группа преподавателей возвращалась грузопассажирским пароходом из Алжира в Одессу. Были ограничения на то, что можно было привезти с собой. В частности, можно было привезти только один фарфоровый сервиз. Кто-то уже привёз такой сервис во время предыдущей поездки домой, и поэтому другой преподаватель, у которого было 2 сервиза, попросил взять лишний сервиз в свой багаж. При досмотре в Одессе в коробке с сервизом был обнаружен журнал Плейбой. Выяснить, кто положил эту порнографию, не удалось, поэтому оба преподавателя были лишены права на дальнейшие выезды за границу.
Пауза затягивалась, и никого не вызывали. Мы поднялись наверх к нашим дамам, и вчетвером стали играть в дурака. Вдруг раздался сигнал пожарной тревоги – 5 коротких гудков. Потом он повторился ещё несколько раз, и кто-то из нас сказал, что капитан переборщил, устраивая учения в такой день. И мы спокойно продолжали играть, но вдруг в каюте потянуло дымком. Мы растерянно уставились друг на друга. Кто-то ещё попробовал пошутить, что дирекцию на прощание угощают шашлыком, но дым был явно не шашлычный, и мы начали понимать, что дело серьезное. И тут по радиосети раздалось громкое сообщение: «Объявлена пожарная тревога. Всем пассажирам, без вещей, срочно покинуть каюты и подняться на верхнюю палубу». Мы бросились к двери. Коридор уже был наполнен дымом. Мы добрались до вестибюля. И тут мы вспомнили, что все документы и ключи от квартиры остались в каюте. Документов у нас практически не было, нас предупредили, чтобы мы не брали с собой ничего типа комсомольских и профсоюзных билетов, но ключи от дома! Мы обратились к офицеру, который на этаже руководил эвакуацией. Он спросил номер каюты. К счастью, она была у самого вестибюля, где мы находились, и офицер послал с нами матроса, чтобы мы забрали документы, и строго предупредил, чтобы мы не брали никаких вещей. Как мы потом узнали, пожар начался на нашем этаже, но в соседнем отсеке, и с другого борта. Поэтому мы легко проникли в каюту, и очень вовремя, так как весь вестибюль уже заволокло дымом и чем выше мы поднимались, тем дыма было больше. К выходу на самую верхнюю открытую палубу мы добрались почти вслепую. С громадным облегчением мы выскочили на свежий воздух и стали пытаться разобраться в происходящем. Большая часть пассажиров уже выбралась сюда. Люди толпились маленькими группами и пытались понять ситуацию. Хорошо, что эта палуба была просторная и места всем хватило.
В одном месте была особенно густо, люди толпились около какой-то мачты. Как мне потом рассказали наши дамы, которым тоже кто-то рассказал, что это толпа собралась вокруг Леонида Утесова, точнее не вокруг Утесова, а вокруг Михаила Водяного. Этому знаменитому артисту Одесской оперетты сразу же, как только теплоход причалил, позволили подняться на борт, чтобы встретить Леонида Утесова. Когда началась тревога, Водяной помог Утесову подняться наверх и там его всячески успокаивал. Говорили, что вид Утесова был совершенно растерянный, и он вряд ли понимал, что ему говорят, но окружающие слушали внимательно, и очевидцы утверждали, что импровизации Водяного были блестящие.
Почти в этом же месте теплоход «Тарас Шевченко» пришвартовался в тот день. Открытка 1975 г., издание Министерства связи СССР.
Но тут раздались сирены пожарных машин, я протиснулся к борту палубы и увидел, как на пирс, где пристал наш теплоход одна за другой въезжают пожарные машины, выскакивают пожарные и разматывают пожарные шланги. Затем в двух или трех местах пожарные ломами разбивают иллюминаторы нижней палубы, вставляют туда наконечники шлангов, в то время, как их другие концы подсоединяют к водопроводным кранам на причале, то есть создаётся впечатление, что они закачивают воду в теплоход. Тут следует вспомнить, что после Бискайского залива волнение было минимальным, и наши иллюминаторы были широко распахнуты, и мы все время наслаждались свежим морским воздухом. Как назло, в Черном море сразу же началось волнение, и матросы накрепко задраили иллюминаторы кают нижней палубы, чтобы брызги не попадали в каюты. Сейчас же пожарные работали, не покладая рук, а мы ошеломленно смотрим на все это, и тут вдруг снова раздаётся вой сирен, и на причал въезжают две машины скорой помощи, едва втиснувшиеся среди пожарных машин. То есть, видимо, кто-то угорел в дыму или у кого-то что-то случилось с сердцем. Но тут наше внимание снова привлекли динамики радиосети. Они сообщили, что пожар полностью потушен, никакой опасности нет, но пассажиров просят ещё немного побыть на палубе, пока не развеется дым, заполнивший коридоры и вестибюли. Все немного успокоились и начали обсуждать происшествие. Все сходились на мысли, что, скорее всего, замкнулась электрическая проводка или загорелся какой-нибудь мотор. Но всех возмущало то, что после целой лекции, в которой помощник капитана рассказывал о полной пожарной безопасности теплохода, сейчас его коридоры почти мгновенно затянуло едким дымом от пластмассовых обоев, покрывающих стены коридоров. Прошло несколько часов, и нам объявили, что все вестибюли и коридоры проветрены, и все туристы могут забирать вещи и покидать теплоход. Ночевать все могут на других пришвартованных пассажирских теплоходах, где уже все подготовлено. Исключение составляют пассажиры самой нижней палубы, так как там коридоры и сами каюты заполнены водой, и пройти туда нельзя. Всю ночь вода будет откачиваться, и утром можно будет забрать свои вещи. Мы как раз и принадлежали к этой категории туристов. Остальные члены нашей группы жили на верхних палубах и потому вещи могли забрать, но на поезд они рисковали опоздать, поэтому они решили ехать следующем вечером, так как пароходство обещало достать билеты. На наше счастье, нас в Одессе встречала Вера Степановна, к которой мы и пошли ночевать в том, в чём были в каюте наших дам. С остальными львовским туристами мы договорились встретиться утром в том же вестибюле, где нам всегда выдавали паспорта. Вот для туристов открыли выход, и все хлынули в город. Самое смешное, что никакого ни паспортного, ни таможенного контроля не было. Мы переночевали, а рано утром отправились в порт. Когда вчера вечером мы покидали теплоход, мы не смотрели вокруг, стремясь только быстрее оказаться на суше. Но теперь мы с ужасом смотрели, во что превратился новенький с иголочки корабль. Всюду осколки от вдребезги разбитых иллюминаторов, но наиболее жутко выглядел вестибюль закопчённый, так что не было видно ни фотографий, ни картин, которыми он был увешан. Нас уже пустили на наш этаж, где, как сказал сопровождавший нас матрос, вода стояла выше метра. Мы, наконец, добрались до своей каюты. Готовясь покинуть теплоход вчера, мы для удобства таможенного досмотра все вещи собрали в два чемодана и поставили их на пол. Не знаю, когда, но наши чемоданы были положены на кровати, благодаря чему большая часть воды из них вытекла, и, когда мы поднимались к выходу, вода из них только капала, а не лилась струями, как мы ожидали. В главном вестибюле мы столкнулись со львовянами и договорились встретиться вечером на вокзале в комнате депутатов Верховного Совета. Сегодня, когда я описываю всё это, удивляешься что, никому даже в голову не пришло, что это мог быть террористический акт. Но тогда, и гибель самолета над шотландским городом, и взрывы в аэропортах и метро, и пояса шахидов, и автомобили-ловушки, и всё прочее было ещё впереди. И политические, и этнические, и религиозные противостояния, по крайней внешне, имели еще вполне благопристойный вид. Мы попрощались с членами дирекции круиза и команды, с которыми мы расставались в столь странных обстоятельствах и в таком странном окружении. Но больше всего нас поразили обе азербайджанки, полулежавшие в креслах вестибюля. Их руки были обмотаны бинтами, а на лицах, вымазанных йодам, даже издалека были видны следы порезов Мы, конечно, боялись что-либо спросить и тихонько удалились, ещё раз уточнив все наши планы на вечер. Далее мы отправились на квартиру к Вере Степановне, которая взяла ещё один день отгула, и там начали вынимать вещи из чемоданов, что могли, отряхивая, что могли, отжимая и раскладывая их сушить в ванне и на кухне. Несколько вещей удалось даже выгладить, чтобы переодеться в дорогу. Хорошо, что Вера Степановна нашла фен, что тогда было редкостью, и я попытался просушить чемоданы. Наконец, кое-как сложив часть вещей в чемоданы, а часть в сумки Веры Степановны мы отправились на вокзал. Львовяне уже были там, кроме Ф. П. Вскоре появился и он, сопровождаемый одесскими коллегами. Наконец, когда мы остались одни, Ф. П. рассказал то, что на сегодняшний день известно следствию, которое уже шло. Его сведения мы дополняли тем, что мы сами видели, и что рассказала нам Вера Степановна, видевшая снизу с причала, как шло тушение пожара. Всё началось с того, что стюардесса на нижней палубе подошла к встроенному шкафчику с бельём, собираясь начать подготовку к смене белья. В шкафчике, когда она открыла дверки, раздался негромкий взрыв, и вспыхнуло пламя. Она пыталась закрыть дверки, но пламя уже было слишком сильным. Она бросилась в вестибюль, где нажала кнопку пожарной тревоги и стала кричать о пожаре. Подбежавшие матросы попытались подойти, но клубы дыма уже заполнили коридор, и они побежали за противогазами.
