Николай Александрович Игнатов
Бесконечность в кубе
Кстати, можно одолжиться у Кочана. А что, он давно хвастает, что на своих идиотских обзорах в ютубе, как он сам говорит: «кучу бабуриков щёлкает». Ну уж мне на кроссы новые определенно нащелкал чего-нибудь. Или, всё-таки, как все талдычат на работе, купить себе зимние ботинки на меху?! :))))))) Смищно, ага. Нет, не из тех я, кто не верит, что в кроссах можно ходить и летом и зимой, причём в одних и тех же. Носки, главное – тёплые носки.
А если у Кочана вдруг голяк будет по баблу?! Ничего, найду где достать. Не брату же в Канаду звонить.
19.01
…давно не смотрел ящик, сегодня вот включил, и уж, конечно, лучше б я этого не делал, поберег бы лучше аппетит и остатки нервов. Клацнул пультом и нарвался на новости, а там как раз показывали то ли заседание какое, то ли просто очередное чиновно-политическое сборище. Меня, помню, даже затошнило; последний раз я видел подобное, когда смотрел старого Индиану Джонса, а именно ту сцену, где он пробирался по катакомбам под Венецией и под ногами его копошилась целая тьма крыс. Я продолжил обреченно клацать кнопки на пульте и, вскоре, с облегчением, выключил телевизор. В общем, среди всех каловых масс, что успели вывалить на меня с экрана, запомнился сильнее всего только репортаж о больном ребёнке. Что за чудо страна, ой-вей! Я вас умоляю, они собирают по копейке деньги на лечение больным детям, усиленно давя слезу из уставших от постоянного всматривания в завтра глаз замученных жизнью простолюдин, хотя найти нужную сумму можно очень легко. Достаточно просто выйти на улицу в ихней Москве, на какую-нибудь, скажем, Тверскую, остановить любой тонированный джип с зеркальными номерами, выволочь оттуда свинорылого водителя и хорошенько трясти его вверх ногами до тех пор, пока не насыплется нужная сумма. С этого жулья не убудет. А поскольку больных детей много, подобную акцию лучше проводить повсеместно в России.
Телевизор я смотреть зарекаюсь отныне и пусть я провалюсь на месте сквозь твердь земную или, того хуже, пусть начну верить в людей, ежели ещё хоть раз я включу этот говнопровод.
Олег поморщился. Он всегда знал этот цинизм и желчность в брате, всегда был к этому снисходителен, относя все на счёт его психического состояния, но, все же, в этих записках он нашёл этих качеств перебор. Сделав некоторое над собой усилие, он продолжил читать письма и некоторые, опять же, вызывали в нем особый интерес. Как, к примеру, следующие.
20.02
…я всё рассчитал. На оставшееся время мне нужно всего каких-то пятьдесят тысяч. Правда, это не считая тех пятнадцати, коими я одолжился у Олежки, от них ещё десятка осталась. Эх, Олежка, родной, некрасиво получилось с тобой, денежки ты мне перевёл на карту, а я тебе черкнул по Ватсапу, что, мол, сам понимаешь – долг я возвращать тебе не собираюсь. Знать бы тебе про мой план, чёрта с два дал бы ты мне взаймы!
21.02
…ей богу, человеческий муравейник! Копошатся, чего-то с серьёзным видом делают, со стороны даже посмотришь, как будто и осмысленно всё у них происходит, и даже не просто осмысленно, а высокоразумно. Но, стоит приглядеться, сразу видны все низменные и до пошлости примитивные их, побуждающие ко всякой деятельности, мотивы. Они просто хотят жрать, трахаться и спать; и желательно, чтобы всё это было бесплатно. А со своими социальными ролями они мирятся, стиснув зубы, и каждый свой вдох и выдох сопровождают нетленной мечтой о том, что вот придёт время и всё это кончится. И чем ближе река жизни подносит их к конечному водопаду, тем отчётливее они понимают под этим «всё» не те их проблемы и невзгоды, мешающие насладиться хоть сколь-нибудь бытием, а вообще всё, в том числе и само это жалкое бытие их.
Они работают всю жизнь, репетируя роль тягловой лошади, которая изящно грохнется в гроб, подкошенная старостью. При этом они меняют оглобли, подковы и сбруи, порой даже примеряют дорогую попону, в конечном счёте забывая, что никому не будет дела как именно эта самая лошадь будет смотреться в гробу.
Это я опять брызжу ядом во все стороны без разбору оттого, что сегодня вновь довелось столкнуться с этой муравьиной жизнью. Когда я в предыдущий раз брал кредит (единственный раз), чтоб купить себе новое железо на комп, я наплёл им такой чепухи, что даже самому смешно было потом. Я тогда только два дня как на работу устроился и перспективы мои были весьма туманны, а этой дуре я сказал, что работаю уже второй год и что зарплата у меня нормальная. Даже телефоны ей дал какие-то, чуть ли не выдуманные на ходу, дескать, бухгалтерия, начальник, звоните, мол, проверяйте. Работал, что называется, под дурака, надеясь на авось. Но я ж ведь и так дурак, у меня и справка есть)))
В общем, не меняя серьёзного до надменности выражения мордочки, эта кредитная специалисточка сказала, что на проверку всего моего вранья потребуется 20 минут. Вроде как они позвонят по выдуманным мной телефонам, сопоставят факты, прикинут расчёты, почешут репу. Потом, закрыв глаза, они разведут в стороны руки с оттопыренными указательными пальцами, покрутят ими и медленно сведут. Точнейший механизм принятия решений: соприкоснулись пальцы – кредит одобрен, прошли пальцы мимо – извините, вынуждены отказать.
Через полчаса деньги были у меня, а ещё через полтора – у меня дома был новый системник. Честно сказать, плательщик из меня не очень, ох и намучился этот банк со мной! А я подумал так – нефиг деньги кому попало раздавать. Впрочем, с грехом пополам, кредит этот я всё же выплатил, не прошло и пяти лет (брал на два года).
Вчера же меня в банке послали. Хотя я им всё: и справки и телефоны (настоящие) и сумму-то попросил смешную. Не дали, уроды. Конечно, банков ещё много, какой-нибудь найдётся, выдаст мне денег по ушлости да жадности своей. Но вот что меня пугает: пока вчера эта работница цифр и банкнот вела со мной беседу о моём предполагаемом займе, она не забыла пару раз напомнить о возможном рефинансировании моих существующих кредитов (не смотря даже на то, что я два раза громко ей заявил, что оных у меня нет). Это получается, они предлагают мне быть в долгу именно у них, якобы на более выгодных условиях, а не у того банка, что изначально выдал мне займ. Но слышалось мне в ее болтовне совсем иное: «Ты будешь должен всю жизнь, сука! Работай, не жалея себя, хавай рекламу и желай всё то дерьмо, которое она продаёт. Будь примерным потребителем, выбирай, бери кредит, покупай, плати, рефинансируй. И так до последних дней твоих, ублюдок! Работай для того, чтобы жить, потому что только живой ты можешь брать кредиты и платить, платить, платить…»
Дали кредит только в третьем банке. С грабительскими процентами. Всё-таки хорошо, что никаких процентов, равно как и основной долг выплачивать мне не придётся. В этой жизни, по крайней мере.
13.03
....бухали у Кочана дома. Мать осталась на даче с ночевкой, а сестра, Галька, на работе была допоздна. Игорёшка был в ударе, показывал мне свой новый «бухой обзор» на эту скучную стрелялку. Какой абсурд, ей Богу! Человек сидит за компом, пьёт ром с колой, играет онлайн с такими же отбитыми, комментируя всю эту содомию с обилием ругательств и плоских шуток, а запись с его экрана и звук голоса идут в эфир. И ему платят за это! Платят деньги. Кто?! За что?! Видимо за то, что так ловко у него получается подбирать эпитеты для соперников, и как смешно у него выходит приложить крепкое словцо к любой ситуации на поле виртуального боя. Я, наверное, никогда этого не пойму; поиграть – да, побухать – тоже да, а уж играть и бухать – вдвойне да, но тащить это всё в эфир… Впрочем, что ему, инвалиду ещё делать?! Парализованный, он катается по их обшарпанной, дряхлой квартирке на коляске, даже почти не выходит (не выкатывается) на улицу. Так что, чтобы не сойти с ума окончательно от этого исступленного шарканья стен, от этой жизни взаперти собственного недуга, он и придуривается. Мне, в этом отношении, всё же, повезло больше – я оголтело бьюсь о стенки своего рассудка, или того, что от него осталось, а руки-ноги у меня целы, так что есть возможность работать хотя бы простым грузчиком, дабы сколь-нибудь оправдывать обозначение своей гнусной плоти в периметре мира. Грузчиком же я и работаю. Вообще, надо сказать, ранее меня посещали, и даже неоднократно, мысли о том, чтобы найти работу посерьёзнее: с нормальной зарплатой, с лучшими условиями, где хотя бы тепло… Но, слава небесам, я сумел уйти от подобных вредных идей. Постоянно держать себя в напряжении в угоду каких-то мелких начальников, преисполненных самолюбия, амбиций и считающих тебя говном, которое должно, в их понимании, иметь обязательную форму нужной шестерни для подъёмного механизма их же карьерной лестницы; постоянно напрягать все аспекты моей сущности для достижения чего-то там, для выполнения и осуществления… Надо ли мне это?! Я вас умоляю! А ведь сущность моя вряд ли создана для всех этих механических преобразований, и гибкость её вовсе не для того нужна, чтобы гнуть её под нужным кому-то углом. К тому же, мне пришлось бы научиться быстро деградировать, чтобы в нужный момент успевать опускаться до их уровня (да простит меня моя mania grandiosa) в процессе производственных обсуждений повышения эффективности рекламных кампаний, увеличения продаж и прочей менеджерской брехни. Нет, уж лучше грузчиком. А мои мысли и моё понимание мира останутся неизменными, не гнутыми, не приспособленными к чьим бы то ни было прихотям, и останутся при мне.
Кстати, в этом именно плане Кочану бесспорно повезло больше, потому как ни понимания мира, ни, собственно, даже следов четких и здравых размышлений в башке его просто нет. Я нередко ловил себя на мысли, что порой воспринимаю его, единственного своего друга, как тупое животное, обличённое в вид человека, смысл жизни которого сводится к простому: пожрать-посрать-поспать. И даже вся его осмысленная деятельность, если таковой можно назвать его мелкие проделки в мировом киберпространстве, есть не что иное, как сублимация от перманентного ничегонеделания, некое спонтанное высвобождение психической энергии. Хорошо, что он хоть не буйный))) Хотя иногда гнев и злоба завладевают им. Вот и сейчас, потешив вдоволь свое маленькое, но чопорное эго, показом записи своего «шедевра» интернет-овервьюинга, он, вдруг резко помрачнел, его ноздри стали раздуваться, а глаза налились кровью.
«А, знаешь, Динька, – тупо глядя в пол, начал он, – А знаешь, что меня мать опять удавить хотела?!”
Помню, я тогда посмотрел на него с большим удивлением, хотя знал, что он снова мелет чепуху. Просто он так произнёс эти слова, что, не смотря даже на сильное его опьянение, звучали они серьезно и жутко. Он поднял на меня рассредоточенный взгляд остекленелых глаз и, чуть щуря левый, добавил: «Пока спал, она меня ремнём, – он показал на шею, где, кстати сказать, никаких следов ремня не было видно, – Ремнём душила, понимаешь!?»
Я только слегка кивнул, обманывая его, что понимаю. Он кивнул в ответ, голова его опять свесилась и он задремал. Я понимал совсем не то, совсем другое, а именно: мать Кочана, тетя Глафира была, хоть пьющей и довольно запущенной пожилой женщиной, всё же никогда бы не смогла не то что душить его, а даже и просто ударить. Она только ради него ещё жива была, только для него длила горестные дни свои. Жизнь перестала радовать её после ухода мужа, а это было много лет назад, когда Кочану лет десять было и когда стало очевидно, что ходить он больше не сможет. Отец его счёл крайне неудобной для себя образовавшуюся вдруг перспективу ежедневной заботы о калеке, решении проблем с препаратами, лекарствами, колясками и проч. К тому же, супруга его теперь совсем не казалась ему красивой, не разжигала в нем страсти, да и вообще устал он от всего этого, а жить надо дальше. Алименты он сначала платил не регулярно, потом перестал платить их начисто, а по истечении нескольких лет и вовсе пропал куда-то, не оставив никакой возможности себя отыскать. Никто, впрочем, и не искал. Кочан как-то сболтнул мне, что тетя Глафира пару раз, в нетрезвом, конечно, виде, тихонько так говорила о пропавшем отце, что всей душой она желает, чтоб он «подох где-нибудь под забором, пьянь проклятая». Галя пришла с работы уже за полночь. Она старалась всегда, когда возвращалась домой поздно, тихонько открывать замки на входной двери, тихонько же входить, чтобы не будить мать и брата. Кочан и вправду сейчас дремал в коляске, сильно свесившись головой вниз, и было очевидно, что окончательно вывалиться на пол ему не даёт его довольно большое брюхо. Я сидел за грязным липким столом, перед монитором и рассматривал всякую чушь в сети. До меня донеслись звуки отпираемого замка, и я стал расталкивать Кочана. Он очень нехотя разлепил заплывшие и красные свои глаза, жалобно и вопросительно на меня посмотрел и спросил вдруг: «Динька, братуха, а аминазинчик у тебя ещё остался?». Конечно, ничего такого у меня давно не было. Один раз дал этому дураку попробовать. А ведь это моё лекарство, а не забава какая! А! Тут ничего не поделаешь – Кочану лишь бы таращило посильнее и подольше, чтобы как можно больше времени проводить в состоянии, когда нет возможности замечать паршивый и мерзкий этот реальный мир.
Галя вошла в комнату и поморщилась, взглянув на нас. Невысокая, очень толстая, она была совсем некрасива и всем своим видом как бы показывала к себе самой равнодушие. Но это была лишь видимость. Игорёшка говорил, что она иногда и накрасится и даже оденется прилично, когда соберётся куда-то с подругами или ещё с кем. Вообще, Галя добрая, хорошая и заботливая сестра и дочь; меня всегда поражала в ней эта её жизнерадостность, несгибаемость под гнетом бытовых и личных проблем, оптимизм. Причём оптимизм этот был вовсе не вычурным симптомом слабоумия, а вполне осмысленной и твёрдой верой в то, что лучшая жизнь возможна и она настанет когда-то.
