Фёдор любил искусство в целом, любил все многообразные, даже и болезненные его проявления, но к живописи он прямо таки испытывал трепет. Душа же Фёдора имела столь тонкую организацию, что давала трещины даже от слабых переживаний, и зарастала болезненно, неровно.
В городке, где он жил, или как он сам выражался: «нёс бренность свою из ничто в ничто», с живописью было худо. Федин город был, что называется, построен ушедшей, более развитой цивилизацией, умевшей идти в будущее, и даже находить его светлым. Сегодня, как известно, из светлого актуально только пиво. Пара каких-то захолустий, упрямо именуемых музеями, присутствовала, но выставляемые в этих аберрациях культурной периферии картины и экспонаты трогали истинного ценителя прекрасного едва. Интернет спасал, но не всегда и ненадолго. Подобно сластолюбцу, любителю обнаженной натуры, Фёдор всё-таки порой испытывал нестерпимую потребность увидеть (в его случае – только увидеть) объект своих вожделений вживую, а не только на экране планшетника или смартфона.
Каково же, представьте, было его счастье, когда к ним в городок привезли из БОЛЬШОГО ГОРОДА выставку современного искусства. Сегодня Фёдор пришёл на неё уже в третий раз. Он ходил, смотрел, но всё никак не мог насмотреться, каждый раз натыкаясь на новые детали построения перспективы на иных полотнах, или замечая полноту цвета, что в предыдущий раз ускользнула от его внимательных, но уставших глаз. И вот, на третий день, обойдя выставку уже по четвёртому кругу, увидел Фёдор, почему-то незамеченную ранее работу. Она висела почти в углу, может поэтому ускользала до этого момента от его восприятия, а может ее и не было вчера ещё, а повесили только сегодня. Экспозиция большая, всё просто могло не поместиться в небольшом помещении местного музейчика.