Никита Владимирович Чирков
Мы лучше
5
Через несколько часов Бенджамин все же исполнил указания и, пусть несколько против своей воли, но явился на официальное рабочее место. Первым делом он лично подошел к каждому подчиненному и проверил степень исполнения его недавних поручений и уже завершенных работ. Как начальник, он был вполне лоялен, и его не терзали вопросы авторитетности и уважения, ибо главное – работа и результат. Из‑за чего, вопреки правилам, он ввел свободный дресс‑код и позволил расположить подчиненным свои рабочие места по их усмотрению. От лифта их отделяли большие двери, являющиеся входом в те самые рабочие зоны, где большую часть времени специалисты под началом Бенджамина работали над инженерией и программированием. Лишь два квадратных верстака, два на два метра, с прозрачными, строго вертикальными экранами на каждой стороне, для вывода рабочей информации, находящихся строго по центру, были местом сосредоточения общей работы. Остальное пространство было хаотично заставлено рабочими местами с компьютерами, стульями и поверхностями для записей. Во втором зале, расположившимся прямо за первым, находилась большая сфера, которая крепилась на шарнирах к внешнему корпусу из сверхпрочных швеллеров.
Похвалив всех подчиненных, Бенджамин проследил, как каждый покинул рабочее место, оставив его одного. Стоило последнему выйти за двери – через минуту зашел Кристофер.
– Ну, как все прошло? – Спросил Кристофер, подойдя к центральному верстаку, и сел на стул, перед этим повернув его спинкой вперед. Слегка полноватый мужчина пятидесяти лет, одетый максимально невзрачно, с чисто выбритым лицом, которое очень хорошо смотрелось с густыми, зачесанными назад черными волосами.
– Из твоих уст это звучит так, словно ты про смеситель в ванной спрашиваешь, – спокойно ответил Бенджамин, продолжая проверять цифры на доске с противоположной стороны верстака от Кристофера, постукивая пальцами по обратной стороне планшета – зачастую он не замечал этого тика, пока ему не укажут.
– Тебя бы, Бенджи, штрафовать за твою речь и поведение, да, боюсь, ты так максимум на еду будешь зарабатывать.
– Да брось, мы оба знаем, это – не поможет. Тебе, как руководителю, который следит за работой лабораторных кроликов самого захудалого отдела великого и могучего ЦРТ, будет полезно иметь положительный результат. Которого, что немаловажно, можно достичь, лишь позволяя работать нам так, как вздумается.
– Вот я тебя слушаю и удивляюсь.
– Ты? Удивляешься мне? Что‑то не то с этим миром.
– Я про то, как ты любишь выдавать пафосные длинные тирады вместо краткого и содержательного ответа, при этом строя из себя некого индивидуалиста, который в то же самое время прекрасно работает в коллективе, – он помедлил, ожидая реакции, – я все видел по камерам. Ты отлично вписываешься в команду, общаешься, находишь общий язык и, кстати говоря, к тебе все отлично относятся. На мгновение мне даже показалось, что ты флиртовал с одной из сотрудниц.
– Тебе показалось, это она со мной флиртовала.
– Как долго ты будешь ломать комедию и делать вид, что ты весь такой затворник, чурающийся норм общества? Уже бы давно мог найти приличную даму, завести семью.
Наступило молчание. Единственным звуком, доходившим до ушей, был набивающий стук пальцев по столу, знаменующий начало мнимой игры, где каждый доказывал стойкость характера, молча глядя друг другу в глаза: один ожидал ответа, а другой ждал того момента, когда это не понадобится.
– Ты знаешь мою историю и то, как я сюда попал, так что давай без демагогии, – несколько нейтрально сказал Бенджамин.
– Да, знаю. И слишком много банальных теорий я могу предложить, ища причину того, почему ты столько лет занят этим проектом.
– Сегодня что, день такой, что тебя вдруг тянет на психоанализ?
– Я просто интересуюсь своим подчиненным, даже смею сказать – другом. Если все же нужна причина, пусть будет такая. Откуда мне знать, откуда всем нам знать, что ты самостоятельно не создаешь себе и другим невыполнимую задачу, дабы казаться полезным и особенным? Откуда мне знать, что ты сам не придумываешь загадку с заведомо несуществующим ответом?
– Уже поздно, – нарушив затянувшуюся тишину, неестественным легким тоном произнес Бенджамин, улыбнувшись Кристоферу. – Я устал, и ты тоже.
– Проследи, чтобы все было закрыто, – он встал со стула, посмотрел на друга, огляделся вокруг и пошел к выходу.
– Эй, – привлек внимание Бенджамин, подбирая слова и явно колеблясь, – я знаю, возможно, это не мое дело, но этот разговор, на такие темы, случаем не связан… ну… с твоей семьей?
– Ты правда думаешь, что, имей я желание выговорится или обсудить, то не стал бы говорить прямо? – Сдержанно оборвал Кристофер.
– Я просто решил, что, может, как уже было, – Бенджамин немного мямлил, – тебе трудно, и снова посещают…те мысли, о том самом, – прозвучало неуверенно, он словно подбирал слова на ходу.
– И я ценю твое беспокойство, но иногда оно лишнее.
Кристофер оставил Бенджамина одного. В такие моменты он чувствовал себя виноватым, припоминая откровенные разговоры, в которые ненароком просачивались далеко не самые трезвые мысли по поводу собственной судьбы.
6
Санаторий Восход находился порядочно далеко от города, окруженный лесом и дикой природой. Его курированием занималось правительство в содружестве с частными медицинскими и научными организациями. Несколько гектаров земли, множество строений. Первый в своем роде, и на данный момент единственный, он принимал в большей степени детей, чья судьба была менее удачной, нежели чем у большинства людей. Итан прибыл сюда на служебном автомобиле ЦРТ, и ему было забавно наблюдать, что шофер за рулем был робот рабочей серии, в чьи обязанности также входила защита Итана, которую он обеспечивал без применения каких‑либо орудий дальнего действия. Это забавно, думал Итан, как же быстро идет прогресс, только они приучили роботов к управлению транспортом, как уже вовсю вводится в эксплуатацию автопилот, который сможет полностью заменить водителя. Простая на вид модель, внешность которой больше походила на механическую конструкцию, имитирующую человеческое строение. Никакой одежды, волос или сложных черт лица. Два глаза, тонкая прорезь, имитирующая рот, и тело, не имеющее гендерной принадлежности. Металлический цвет и красная линия вокруг корпуса с номером модели, дабы выделять его как охранника. Легковой бронированный транспорт остановился на парковке, откуда, уже за ближайшим забором была видна территория.
– Будь здесь, – скомандовал Итан и пошел вперед, не отрывая взгляда от санатория, пристально что-то ища глазами. Робот смиренно замер, лишь мотая головой и сканируя окружение.
Пройдя пропускной пункт, Итан оказался внутри. Окружающая атмосфера настолько отличалась от Мегаполиса и самого ЦРТ, где Итан проводил подавляющую часть своего времени, что казалось, будто он попал в совершенно другой мир. Он прошел мимо первого здания по парку, видя небольшие островки, где располагались группы детей, возглавляемые преподавателями. В одной группе справа дети были поделены на пары и учились командной работе в виде упражнений на собирание конструкторов, помогая друг другу. В другой группе, где возраст был чуть выше, проходило книжное собрание, на котором учитель пытался распознать тревоги и мысли ученика через диалог, используя литературу.
Комплекс существовал строго ради адаптации и помощи тем, чьих собственных сил на раннем этапе взросления недостаточно. Но это было не единственное назначение, и оглядывая каждую группу, ненадолго останавливаясь для оценки детей, Итан исполнял роль сыщика. Он остановился под большим деревом, сокрывшись в тени его широких, могучих ветвей, и смотрел на очередную группу, видя радость детей, выполнявших коллективные игры, разумеется, под присмотром воспитателя.
– Дети – удивительные создания, – сказал женщина, появившаяся рядом, – большинство из них не ведают зла или ненависти.
Невысокого роста, всего в метр шестьдесят, она выглядела на первый взгляд маленькой и скромной, но стоило завести разговор, то в ее взгляде и речи сразу просыпалась образованная и сильная характером женщина, не в меньшей степени добрая и вызывающая безотлагательное доверие.
– Давно не виделись, доктор, – дружелюбно сказал Итан, продолжая наблюдать за группой.
– Не знай я вас, подумала бы, что вы хотите приютить одного из них, с таким взглядом часто и прибывают сюда для этого, – они переглянулись, улыбнувшись. – Может пора уже, раз дамы сердца все нет, как я вижу.
– А если все же есть? – они повернулись друг к другу.
– Уверена, что нет, – улыбнувшись, сказала она. – Я разбираюсь в людях, это моя работа.
– Далеко не все заводят семьи, даже при наличии любимого человека, и так же не все любящие друг друга люди могут быть хорошими, любящими родителями.
– Согласна. Но ещё с того момента, как мы впервые познакомились, я поняла – из вас выйдет хороший отец.
– Что мне нравится в вас, Елизавета, так это прямота. Этим детям повезло, благодаря всем нам, но сколько ещё сотен тысяч людей, детей и взрослых, вынуждены выживать из‑за ограниченных возможностей?
– Давайте на чистоту, – Елизавета обернулась к нему, – я уважаю ваш труд, как ученый. Но как человек, которому важны эти дети, мне кажется, это лишь усложнит жизнь, именно поэтому я не говорю, что лучше бы не видела вас ещё полгода, а то и больше, ибо вы заберете кого‑то, и вмешаетесь в естественный процесс его взросления и адаптации. Но, как я уже сказала, как человек науки, я считаю это правым делом настолько, насколько боюсь, что приоритет все же в техническом прогрессе, а не создании мира ради мира.
– Звучит так, словно вы в смятении.
– Так и есть. Все ваши доводы логичны и даже, не побоюсь сказать, альтруистичны. Но видя этих детей, вот так, здесь, счастливыми и добрыми, принимающими себя такими, какие они есть, я иногда задаюсь вопросом – а стоит ли вмешиваться, пусть и в несправедливую, но все же природу? Посмотрите сами, они счастливы. И пусть стандарты определяет большинство, где без поддержки, каждому из них в большом мире, будет как минимум трудно, я боюсь того, как бы не забыть каждому из нас, кто мы есть на самом деле, за десятками ваших обновлений и усовершенствований.
– Мне это напоминает культ Природных, верующих в единство с планетой и всем живым, выживающих в лесах и поселках, забыв даже об электричестве, поклоняясь естеству матушки природы. Я не осуждаю, это их право. Но я знаю, вы не оставите детей без образования, без знаний, что нарабатывались веками, ведь иначе они будут не сильно отличатся от зверей. И вот мой вопрос: где разница между вашими знаниями и моими усовершенствованиями, созданными, между прочим, с помощью тех же знаний? – Не ожидая ответа, он продолжил, – вы даете развитие их уму, их видению жизни – это прекрасно. Я же делаю так, что они могут не только видеть и думать, а ещё двигаться и жить, обладая всеми возможностями для той самой жизни, которой учите их вы. Маленькими шагами, но мы сотрем определение и само понимание «плохих» людей, слабых людей или неполноценных, как физически, так и умственно.
– Но рано или поздно случиться потеря контроля, а последствия будут сокрушительным. Стандарты определяет большинство, Итан, вам ли не знать. Что есть неполноценность в мире, где все неполноценно?
– На последний вопрос у меня нет ответа, пока что. На случай других ситуаций у меня есть вы, доктор.
– Вы говорите слишком складно, мой друг, уверена дар убеждения не ваш единственный.
– Утренняя встреча опровергает ваши слова.
– Рано или поздно будет поставлен вопрос: как много мы еще можем изменить в человеке? Ответ будет обширным. Но будет ли задан вопрос: зачем продолжать менять человека, лишая его тем самым, самого себя? Вот что меня пугает. Скажите мне, Итан, как не потерять контроль над определением неполноценности?
– Именно поэтому мне нужна ваша помощь и полное участие в новом проекте, ведомый которым, я и оказался снова здесь, – она с удивлением посмотрела на него. – Недавно к вам поступила девочка с аутизмом. Прежде чем вы используете весь словарный запас для парирования всех моих доводов, я скажу, что не хочу его излечить. Моя цель совсем другая. Я хочу изучить эту болезнь, если позволите её так назвать.
– Зачем, Итан?
– В свои десять лет она имеет математический дар, которого люди за всю жизнь не могут добиться, это правда?
– Да.
– Представьте, какие возможности получит человек, если мы поймем, как это работает, не говоря уже о причине или катализаторе, вызывающим такой дар у одних, а не других. Она ведь сирота, верно?
– Да. Родители были из Природных, после того как одно из поселений вымерло от болезни, туда прибыла группа зачистки и дезинфекции, и обнаружила её. Здоровую, целую, без признаков патологических отклонений.
– Кроме аутизма, – задумчиво произнес Итан, – вы поможете мне с девочкой?
– Её зовут Кассандра, – Елизавета кивнула.
– Хорошо. Я могу с ней увидеться сейчас?
– Я бы отвела вас и познакомила, но, кажется, ваши планы в данный момент меняются, – она указала на приближающегося охранного робота. Итан удивился, развернувшись к нему, спросил, не дожидаясь того, как он подойдет ближе:
– Чего ты хочешь?
– Вы отключили способ коммуникации, Итан. Миронова Майя вызывает вас уже семнадцать минут, вопрос срочный, – робот остановился в метре от Итана, – здравствуйте, Елизавета, как вы поживаете?
– Надо же, какой приветливый, – удивилась Елизавета, и ответила, – все отлично, спасибо, а как вы?
– Благодарю вас, все отлично, – ответил сразу робот.
– Вы закончили? – Спросил Итан, переводя взгляд с робота на Елизавету.
Включив гарнитуру сразу спросил:
– Прости, я выключил связь. Что случилось?
– Ты должен немедленно вернутся в ЦРТ, робот отвезет тебя, и никаких вопросов, – Майя говорила быстро, по окончании сразу закончила вызов.
– Что‑то случилось? – спросила Елизавета.
– Пока не знаю. Но мне надо возвращаться. Видимо, познакомлюсь с нашей Кассандрой позже, а сейчас мне пора. Спасибо вам, я был рад увидеться, – предвкушая некие проблемы, Итан попрощался с Елизаветой.
7
Система безопасности ЦРТ существовала как отдельное предприятие, исполняя множество функций не только по защите сотрудников, как внутри, так и вне стен компании. Но, куда важнее, и это редко скрывалось, первоочередная задача состояла в сохранности имущества и интеллектуальной собственности. При каких‑либо чрезвычайных ситуациях, с учетом специфики работы того или иного отдела, существовала своего рода изоляция, как целого этажа, так и отдельных помещений.
Ситуация, произошедшая сразу по окончанию рабочего дня, вызвала мгновенное изолирование отдела Бенджамина Хилла, включая полную запись видео и звука с помещений и строжайший контроля персонала. Не прошло и пары часов, как Бенджамин уже сидел в камере допроса, глубоко погруженный в мысли, отсчитывающий время до прихода вышестоящего руководства в лице Артура Конлона. Человек этот был близок к преклонному возрасту, высокий, под два метра ростом, крепкого телосложения, но с заметным брюшком, с короткой стрижкой, полностью покрытой сединой. Его редко звали по имени, и довольно часто просто – мистер Конлон. Во время происшествия он общался с сыном Дмитрием и дочерью Ксенией, чье обучение в университетах отнимало много времени, отчего они устраивали общую связь раз в две недели, по пятницам, откладывая все дела – они по‑семейному общались и делились новостями до самого утра. За последние пять лет они не пропустили ни одной виртуальной встречи, до этого дня.
Через час после оповещения службы безопасности, Конлон отбыл в ЦРТ на служебном вертолете, который всегда пилотировал человек – Артур никогда бы не согласился доверить свою жизнь роботу. Кристофер встретил его весь на взводе, без промедления и даже приветствия, стал с ходу вводить в курс дела, рассказывая о событиях, которые привели их сюда в такое время. Тот, в свою очередь, молча слушал каждое слово, складывая в уме картинку, которая, на удивление, вызвала в нем странное предчувствие, такое редкое, и из‑за того узнаваемое еще на подходе, – заключалось оно в наличии проблем, по причине которых он предпочитал роботам людей. Кристофер поведал о выбросе энергии в его небольшом отделе экспериментальной технологии. Пострадавших нет, оборудование обесточено, но не повреждено основательно, инженеры с легкостью все починят. Спустившись на лифте в офис службы безопасности, Кристофер показал мистеру Конлону видеозапись, которая обрывалась в тот самый момент, когда Бенджамин Хилл решился использовать технологию. В эту работу совет директоров верил с трудом, а поэтому с каждым годом выделял бюджет все с большим сомнением.
– Что произошло дальше с мистером Хиллом? – Спросил задумчиво Артур, привычно обращаясь к людям по фамилии.
– Сейчас находится в камере допроса номер два.
Кристофер промедлил и задумался, Конлон это заметил.
– Кто находиться в первой?
Кристофер мотнул головой – идти за ним – и Конлон с любопытством последовал. Через минуту они стояли у первой допросной, что была полностью прозрачна для них, но являлась отражающим зеркалом для находящегося внутри.
– Когда пришла охрана, то увидели Бенджамина без сознания. А рядом с ним сидел этот человек, заботливо придерживая его голову, словно ожидая помощи. Он не принимал никаких мер, был спокоен, молчалив, выполнял все команды, а когда они не нашли никаких идентификаторов, то сразу же поместили его сюда.
– Ясно. Врачи осмотрели вашего сотрудника?
– Да, конечно. Бенджамин пришел в себя через пару минут, и с того времени не проронил и слова. Я не уверен, но возможно у него шок, медслужба не отрицает подобного.
– Вы же хорошо его знаете, он ваш человек? – Продолжил Конлон, соблюдая идеальную монументальную неподвижность.
– Да, так и есть, – уверенно произнес Кристофер, стараясь быть услышанным и привлечь внимание к защите своего персонала, но так и не увидел какой‑либо реакции в ответ, – мы хорошо общаемся, в каком‑то смысле он мой протеже, так что я бы хотел лично с ним пообщаться – мистер Конлон одобрительно кивнул.
Кристофер зашел в комнату допроса, закрыв за собой дверь, и молча сел напротив Бенджамина. В это время мистер Конлон стоял по другую сторону стекла, заложив руки за спину, неподвижно наблюдая.
– Как ты, Бенджи? – По‑дружески спросил Кристофер, но ответа не последовало. Как и какой‑ либо реакции, – несколько часов назад мы спокойно общались, и я просил закрыть за собой дверь, когда будешь уходить… Но, видимо, ты решил делать все по‑своему, и вот он результат, – он разочарованно покачал головой. – Я привык к твоему характеру, вы, творцы – фанатики своего дела, – люди своеобразные, я это понимаю. Но ты перешел черту, и если на вопрос: «Что произошло?» – ты отвечать не хочешь, то я задам следующий по списку. Кто тот человек, с которым тебя нашли? – Он стал заметно строже, сдерживая свое разочарование в Бенджамине как в человеке, так и сотруднике, – это не суд, у нас нет желания устраивать охоту на ведьм. Его нет в базе данных: ни по отпечаткам пальцев, которых у него, кстати, вообще нет, ни по сетчатке глаза его не идентифицировать. Знаешь, я думаю, ты, ведомый своей зацикленностью на проекте, нашел где‑то человека не менее фанатичного, возможно, даже куда‑более, и решил работать с ним вместе, по ночам, в тайне ото всех, думая, что получится проводить его мимо охраны. Но ничего не вышло, и вы больше поломали, чем создали. Первое предположение, когда происходит нечто подобное, где неожиданно присутствуют неидентифицируемые глаза и уши – это корпоративный шпионаж. Ты прекрасно знаешь, как ЦРТ относится к конфиденциальности и сохранению своих активов и интеллектуальной собственности, и знаешь, какой статус сейчас на том человеке, и какой, практически автоматически получаешь ты.
– Кто сейчас нас слушает? – С трудом произнес Бенджамин, слегка прокашлявшись, глядя прямо в глаза собеседника.
– Артур Конлон.
– Приветствую вас, сэр, – оживленнее произнес он, обратившись в сторону зеркала, и продолжил, – я никого не приводил сюда извне, – начал он медленно и размеренно – и также отсеку лишнее, сказав, что тот человек здесь не работает. Когда ты ушел, я ещё несколько часов оставался один, спокойно проверял техническое состояние, пока не понял, что весь функционал работоспособен. Не в полную меру, но уже можно провести первый тест. – Бенджамин перевел взгляд с Кристофера на предполагаемое место Артура и обратно, произнеся без капли вины или сожаления, – я не сдержал своего любопытства. К сожалению, стоило мне включить его, как все вышло из‑под контроля. Обороты были бешеные, сеть перегрузилась, провода стали плавиться. Выплеск энергии откинул меня в сторону. Я не просчитал такой результат и получил полное обесточивание, сожженные платы, но кое‑что все же сработало и, – он промедлил, – оттуда вышел человек, тот самый, с которым вы меня нашли. Я честно думал, до такого результата ещё работать и работать, но каким‑то образом, это – случилось.
– «Это»?
– К нам пришел человек из другого времени.
Кристофер посмотрел в сторону двухстороннего зеркала, пытаясь определиться насчет своего отношения к словам Бенджамина. Артур Конлон сделал глубокий вдох и выдох, окончательно доведя свое предчувствие до апогея, где обратного пути он уже не видел, и списать все на непонимание или неурядицу не получится. Снова он заметил в себе последствия возраста в виде мимолетного, но четкого и явственного желания оказаться не здесь, а дома, продолжая общение с детьми, а не решать проблемы, которые он не раз предчувствовал. Большинство сотрудников, несмотря на высокое образование и введенный режим работы, все же больше мечтатели в руках коих, по его подозрению, слишком большие возможности, и с которыми он и его заместители иногда чувствуют себя няньками.
– Ты же говорил, что строишь всего лишь прототип, своего рода механический симулятор машины времени? – Напористо и твердо произнес Кристофер, – даже не верится, что говорю это всерьез…
– Возможно, я немного приврал.
И без того напряженная ситуация обрастала неприятными подробностями, выдавая Артуру Конлону пищу для окончательного формирования роли няньки в этом деле.
– Создавая симуляцию, с каждым новым винтиком и этапом, удержаться от того, как легко приблизиться к реальному прототипу, было все трудней. Не успел я заметить, как строю рабочую систему. Так бывает, заработаешься и не замечаешь ничего. Я понимаю всю ответственность и все риски, правда, понимаю. И знаю, как ты относишься к обману, и к моей безалаберности, но вот, что ты должен понять: то, что произошло, – он помедлил, подбирая слова, – это прорыв, какого ещё не было.
– Почему это звучит так, словно ты гордишься собой?
– Давайте думать вместе. Никто не пострадал. Оборудование чинится без проблем, все, что поломалось – больше расходный материал. Главное: нигде ещё в мире не было того, что сделал я, – он не спешил, и выдерживал паузы, наслаждаясь моментом личного триумфа, – это может звучать странно, безумно и даже страшно. Но факт есть факт: впервые в истории человечества была практика путешествия во времени. Сегодня это перестало быть научной фантастикой. Здесь, прямо перед вами, это – сделал я.
– Ты звучишь так, будто восхищаешься собой больше, чем можешь представить опасность данного открытия. Я виноват, думал ты повзрослел… – с открытым разочарованием произнес Кристофер, покачивая головой в стороны.
– А ты будто не знал, что это за проект! Ведь именно ты, Кристофер, позволил все это воплотить и следил за работой с первого дня, все эти годы. Я с самого начала объяснял, что я делаю и как это важно для меня. Это же не охота на ведьм, верно? Ваши слова. Так что, может, займемся делом, а не пустословием!?
– Ты все так же легкомыслен. Одно дело, быть готовым к техническим испытаниям и знать варианты, действия или противодействия результату. Другое – когда оно сваливается вот так на голову.
– Без обид, но это уже напоминает пустословие. Что случилось, то уже не вернуть, так что я предложу простое и объективно правильное решение, а именно – просто поговорить с ним, вот и все.
В этот момент вошел мистер Конлон, игнорируя Кристофера, подошел прямо к допрашиваемому. Строго глядя на него, держа руки за спиной, он спокойным и увесистым тоном начал:
– Если судить отрешенно, вы и вправду совершили открытие, это я признаю. Люди науки, даже в общей совокупности всех открытий и достижений, несомненно, принесли в этот мир пользы неисчислимо больше, чем было вреда от этих самых открытий и достижений. Но есть одно важное качество, которым, к сожалению, многие здесь не обладают. Возможно, это закономерность, но я считаю, такое понятие как ответственность, имеет место быть всегда и везде, а его среди людей вашего ума и, в частности, возраста немного. Но, видимо такова цена, моя задача же быть сдерживающим фактором ваших потенциалов и энтузиазмов, и сейчас я лишь вижу подтверждение своих убеждений. Так вот, на данный момент картина следующая: вопреки всем инструкциям и правилам, вы, мистер Хилл, испытали результат своих трудов без поддержки, без разрешений, без охраны и, конечно же, без запасного плана. По факту вам повезло, это даже можно считать везением, что никто не пострадал, а это место, приютившее вас, ещё стоит на месте. Но это не повод ликовать. Как раз наоборот, это дало шанс – который дается немногим – быть готовым к последствиям, а они есть всегда. – Артур выдержал паузу для усвоения сказанных твердым тоном слов, граничащих с осуждением, – мы не знаем, друг он или враг, не знаем, каким патогеном он, возможно, обладает. Мы не знаем, достоверны ли будут его знания о нашем будущем, если теория о месте его отправления верна. Я даже не говорю о том, как рискованно это может быть, попади он в руки людей, имеющих куда менее благородные цели. А теперь ответьте: через вашу разработку сюда может попасть ещё кто‑то?
– Насколько я знаю, нет.
– Если исправить неполадки, каковы шансы повторного использования?
– Зависит от окончательного списка неисправностей. Заработало один раз, сможет и снова, нужно лишь время, – ответил Бенджамин, глядя на Артура без какой‑либо опаски или обиды, будто бы не было никакой осуждающей речи.
– Сейчас про это знаем лишь мы трое, я прав? – Обратился он уже к Кристоферу.
– И охрана, но они лишь знают об аварии, и все.
– Пусть так и будет. Если круг осведомленных и будет расширен, то лишь по моему указу. Все, кто должен выйти сегодня утром на работу, получают выходные. Кристофер, проследи, чтобы каждый подтвердил получение этой информации. Этаж блокировать. Это будет долгий день, господа. Мистер Хилл остается здесь, до дальнейших указаний, – Бенджамин лишь молча кивнул, не сопротивляясь такому решению.
Артур и Кристофер направились к двери, но не успели они выйти, как тишину нарушил Бенджамин, чуть ли не самым откровенным тоном, явно стараясь достучатся до них, убеждая каждым словом.
– Я знаю, вы считаете я безответственен. И да, стоило предупредить о тестовом запуске. Но я прошу вас, не воспринимайте это как ошибку или неудачу. Отстранитесь от меня и взгляните на это как на шанс, который настолько уникален, насколько это возможно, каждая мелочь, каждое слово и каждая минута с этого момента, будет вершить историю.
