Никита Королёв
Фонарик в кармане
Смерть Вите к лицу: мраморная кожа, перламутровые глаза, тонкие, как ивовые прутики, руки, бурьян чёрных волос. Шагов её бледных ножек никогда не бывает слышно. После работы я провожал Виту, и мы шли бесконечными коридорами до её комнаты. Моя была на той же ветке, только на другом её конце. Мои глаза выцветают, но зато от темноты вокруг теперь не так в них рябит. Иногда кажется, что в лёгкие набилась пыль, а жизнь катится с гнусавым скрипом, как тележка с никому не нужным китайским барахлом – по душной электричке. Изо дня в день, из вагона в вагон. Ещё временами ловлю себя на мысли, что ничего не чувствую. Только холод внутри, от которого даже не хочется укрыться. Всякая моя эмоция болезненна и нервна. Всякое желание пеленает нежная рука безразличия. После работы моё тело идёт спать. А по ночам я просыпаюсь от того, что по мне ползают чужие руки. Открываю глаза и понимаю, что это мои. По ним расплываются лиловые пятна. Наверное, отлежал. Спросил об этом Виту, она сказала, что всё нормально – я просто умираю.
Как-то мы всё мялись у её двери, не желая расходиться, и я зачитал ей свой стишок. Долго его вымучивал на бухгалтерских листах, но при его написании что-то встрепенулось во мне впервые за долгое время:
«С тобой ослепну, всё забуду,
И в перламутре наших глаз
Мы скажем "нет" тоске и будням,
Пока рассвет не встретит нас»
Слово за слово, строчка за строчкой, и в её комнату мы вошли уже намертво сцепленные.
Вскоре Вита переехала ко мне.
Мы занимались любовью так же, как ели холодную гречку с котлетой в буфете: по расписанию, из нужды и без удовольствия. Шею Виты опоясывал длинный шов, походивший на терновое колье и стягивающий края её плоти, безразличные друг к другу. Мои губы, лобзающие её шею, играли в классики. Но меня это нисколько не охлаждало. Ибо куда уж холоднее? Я просто не чувствовал ничего сверх утоления жажды. Секс не приносил удовольствия, но наказывал за его отсутствие, и у меня не было сил, даже чтобы раздражаться по этому поводу. После я просто лежал, размазанный по кровати, и пялился в маленькое окошко, ведущее на поверхность, но почти целиком закрытое прутьями и козырьком, по которому днём барабанили ноги детей, видимо, возвращавшихся из школы. Там, в черноте за окном, ёлочной игрушкой сверкала звезда, облака спешили на ночной перегон. Иногда из наших издохших тел вылетали голоса и вились над потолком, а мы, словно не имея к ним никакого отношения, смотрели вверх убитыми глазами.
– Знаешь, – говорил мой, – у меня такое ощущение, что когда-то мы… ну, всё делали как-то иначе, думали, чувствовали… это даже называлось как-то по-другому.
– Не знала, что ты веришь в реинкарнацию, – сказала Вита.
– Я не об этом. Просто у меня чувство, что всё может быть как-то… ну, полнее, что ли, насыщеннее. А сейчас мы как на пустыре каком-то, как на кладбище. Вроде, уже не гости, но ещё не постояльцы.
– Ты хочешь сказать, что мы были… как те люди наверху?
Я снова уставился на кусочек неба, будто там, среди облаков, мог проплыть и ответ. Синяя звезда пульсировала, затухая и снова разгораясь.
– Не знаю. Может быть, мы пришли сюда когда-то давно, а дорогу назад забыли.
– А была ли она вообще, эта дорога?
– Ну, пока не попробуем её найти, не узнаем.
– А зачем её искать? Нет, можно, конечно, дрыгаться, пытаться сбежать с этого, как ты сказал, кладбища. Но я что-то не видела тех, кому это удалось. А можно попробовать здесь обжиться, – её пальцы медленно зашагали по моей груди, потом – по животу, – построить наш фамильный склеп и наконец упокоиться. Как тебе такой вариант? – пальцы, уже прошедшие пупок, выжидающе застыли.
Звезда за окном погасла слишком надолго, и я увидел – это работал сварочный аппарат в голом скелете новостройки. Одеяло, кое-где прикрывавшее нас, вдруг стало каким-то колючим и жарким. Мне захотелось сорвать его с себя и швырнуть об стену, как змею.
– Ладно, поживём – увидим, – сказал я, аккуратно выскользнул из-под руки Виты и отвернулся к стене с ноющим чувством в груди. Совсем скоро Вита заснула, а я не спал до самого утра, наблюдая, как разгорается и гаснет звезда в руках рабочего.
