Никита Королёв
Нацbeast
Виолетта была из богатой семьи. Она была умницей, знала о своей породе, и вещи в её гардеробе – от пальто до трусиков – покорно блюли фиолетовый дресс-код. Это был любимый цвет Пети, и он часто ласкал себя мыслью о том, сколько много общего между ним и Виолеттой может быть. Ей было фиолетово на учебу, и большую часть уроков она умилительно спала, растекаясь своими русыми локонами по парте. Петя с замиранием сердца фантазировал, как они забвенно дискутируют о бренности системы образования. В этой беспардонной дрёме Петя видел настоящую забастовку, бунт против системы.
Это «Вио» в её имени было изящным изгибом, головокружительным виражом её упругой спинки, а две «т» в конце – намеренная задержка перед сдавленным ахом наслаждения, перед выстрелом пробки, когда к горлышку уже подползли жгучие пузырьки. Петя слышал её голос: «Задержись милый, задержись, задержись…» «Проснись, скотина!» – кричала мать и гнала Петю в ванную, сдирая с кровати мокрые простыни.
После встречи с тем агентом в переулке Петя вообще часто думал о смысле жизни и жадно выхватывал черты носителей божественной мысли даже в тех, в ком их быть по определению не могло. Виолетта родилась на свет, чтобы быть мостом, милым, конфетно-фиолетовым, между двумя капиталами двух состоятельных семей. Увы, но Петя в свои семнадцать лет этого не понимал. Он писался в постель.
У Виолетты была подруга Маша, она писала какие-то постики про самосознание, одиночество и смысл жизни, но для Пети она была лишь рукой, поглаживающей стройное тельце через фиолетовый свитер, плечом, к которому ластилась миниатюрная головка Виолетты на мучительной тянучке уроков. Маша при всей её лучезарности и отзывчивости была лишь тенью, немым восторгом, насколько же хороша Виолетта. Впрочем, Маша тоже появилась на пижамной вечеринке.
Это произошло февральской ночью в пентхаусе на двадцать пятом этаже. Подруги встречали гостей. Первым пришёл Лёва, кудрявый еврейский мальчик с затейливыми глазками. Он носил дорогие очки с изящной чёрной оправой, в них он был отличником перед учителями и хипстером перед друзьями. Он сам распустил шутки про евреев и громче всех над ними смеялся.
Вторым пришёл Стёпа, который уже по всем понятиям мог зваться дядей. У него была бычья шея, частокол щетины, прыщавые щёки и голова, похожая на шлем росгвардейца. Он носил мешковатые спортивные штаны с просторными карманами, чтобы заблаговременно пробуждать своего дружка от криогенного сна. Пришла ещё пара голубков, но они в своей любви были скучны и бесформенны, как трупы наркоманов недельной выдержки в летней квартире. Петя пришёл последним. На пороге его ждала Виолетта. Удушливый шарм черно-белых глаз, две ягодки черники, беспардонно налившиеся и туго обтянутые топиком, коротенькие шортики и запретная нега бедра. Она показала Пете дом, а он уже думал, как они назовут их первого ребёнка. В музыкальном зале он воображал, как изящно Виолетта водит плечиками за могучим роялем, но попросить сыграть не решился, а сама Виолетта обошла рояль, как будто то был пыльный шкаф, и пошла дальше. В её комнате он даже не смел бросить прямого взгляда на кровать. Они прошли в гостиную на первом этаже, где все остальные уже переоделись в пижамы и рассредоточились по мягким островкам. Парочка жалась в углу дивана, их руки ползали ленивыми змеями друг по другу. На лицах плыли пьяные улыбки. Стёпа сидел с руками в карманах, Лёва щёлкал каналы на большой плазме.
