Никита Королёв
Нацbeast
– Ребят, я бы хотел поблагодарить вас за то, что вы позвали меня смотреть церемонию вместе с вами. Хочу сказать, что я очень люблю хорошее кино, люблю компанию, но должен предупредить вас…
– Петь, мы тоже любим кино и очень рады, что ты составил нам компанию. – сказал Лёва, приобнял Петю и подвёл его к двери. – В уборной можешь переодеться. Мы тебя ждём. – Этот дешевый компанейский жест не вызвал ничего, кроме подозрения, но докторские интонации успокоили Петю, да и как объясниться, он не знал, так что возражать не стал. Переодевшись, он вышел ко всем. Виолетта хлопотала на кухне, и Петя стал уменьшаться под взглядами едва знакомых людей, но Маша, благослови Господи общительный девушек, села рядом, и между ними завязался разговор, в котором язык у Пети постепенно развязывался.
Когда началась церемония, была уже глубокая ночь. Петя жил по больничному распорядку: подъем в семь, отбой в десять, так что к началу трансляции он выполз на кухню и запетлял у кофеварки. Подошла Виолетта.
– Чего ты хочешь? – спросила она маленького потерявшегося мальчика.
– Кофейку бы немного, – пролепетал Петя. Виолетта мягко взяла его за плечи, развернула к гостиной и прильнула к его уху.
– Я сделаю. Ты иди – начало пропустишь. – Тепло её дыхания, звон её голоса. Ноги унесли Петю обратно в гостиную. Через десять минут Виолетта вошла в гостиную.
– Ну как, уснул? – просипела Виолетта. Петя лежал вразвалку, зажёванный креслом-мешком. Все знают, что в такое лучше не садиться, особенно, если хочешь спать, особенно, если тебе его любезно подставляют. Особенно, если ты на вписке. Все, но не Петя.
– Спит, как убитый – заверил Лёва и выключил звук на телевизоре. Все вдруг встрепенулись, повскакивали со своих мест и обступили Петю, как шайка слюнявых гиен.
Включай камеру! Что делать с ним будем? Руку в тазик. Может, не надо? – шелестели хищные голоса. Виолетта пошла за тазиком, Стёпа уже в открытую играл в карманный бильярд и облизывал пересохшие губы. Вдруг Петя заговорил. Все застыли, где стояли.
– Separatum lagnus magnum. – прошептал Петя.
– Что он сказал?
– Separatum lagnus magnum – пробормотал Петя.
– Sepa… – что? Что он несёт?
– Separatum lagnus magnum – с ужасающей четкостью отчеканил Петя и резким движением приподнялся. Вмятина в мешке, повторявшая форму его тела, выглядела осиротелой, как дупло от вырванного зуба.
– Лёва, снимай, Маш, загугли, что он говорит! – скомандовала Виолетта.
Петя через ровные интервалы повторял: «Separatum lagnus magnum, Separatum lagnus magnum», и голос его креп. Вокруг него наматывал круги оператор Лёва.
– Кажется, латынь, – сказала Маша, – Разделённый… Ягнёнок… Большой… Большой разделённый ягнёнок… Большой разделанный ягнёнок? Ребят, давайте разбудим его. Пожалуйста, мне очень страшно – взмолилась Маша и двинулась к Пете.
Виолетта сама была до смерти напугана, но только лишь подняла указательный палец. Маша остановилась. Глаза у Пети безмятежно спали, что создавало между ними и безумно барабанящим ртом почти видимый разрез.
Петя уже кричал, упиваясь мощью своего голоса, который, казалось, метался под высокими потолками гостиной и вторил Пете многотысячной толпой.
«Separatum lagnus magnum, Separatum lagnus magnum, Separatum lagnus magnum!».
– Ахринеть, это как в «Шести демонах Эмили Роуз» – восхищался Лёва.
– Или как в «Изгоняющем дьявола» – гыгыкнул Стёпа.
