Наталья Тимошенко
Анна не верит в чудеса
Анна проводила старушек, но вместо того, чтобы выйти из зала, распахнула окно и вытащила из рюкзачка пачку сигарет. Морозная ночь тут же дохнула ей в лицо, окатила ароматами выхлопных газов и грязного снега, укрыла ледяной шалью разгоряченные плечи, но Анне было плевать. Почему-то вспомнился парень, смотревший на нее в автобусе. Что было в его взгляде? Не узнавание точно, не заинтересованность, не флирт, но он явно видел ее, смотрел именно на нее. Почему не подошел? Почему будто специально смешался с толпой?
Да просто вышел на нужной остановке, что ты выдумываешь, оборвала себя Анна. Парень как парень, может, вообще на пиццерию смотрел, а не на тебя. И вышел на остановке, чтобы зайти туда. А ты уже напридумывала себе. Все, забудь о поклонниках и букетах цветов, ты теперь не балерина. Вообще непонятно кто. Твой удел – старушки и жирные тетки, желающие похудеть без тренажеров. Будешь их тренировать до конца своей жизни, неудачница.
Выбросив недокуренную сигарету на улицу, Анна захлопнула окно и обхватила себя руками. Тело мелко дрожало от холода, в голове начинала разливаться мигрень. Надо быстренько выпить чашку халявного кофе и идти домой. Там не намного теплее, чем здесь, но есть обогреватель и теплые тапки, присланные из дома.
3
Анна не ожидала увидеть его так скоро. Вообще не ожидала увидеть, честно говоря. Просто пошла в магазин, купить что-то до того, как все население города вспомнит, что завтра Новый год и надо бы накрыть стол, покупку продуктов для которого они оставили на последний день. Анна даже в автобус не садилась, незачем было. Она просто стояла на перекрестке, ждала разрешающий сигнал светофора, а автобус проезжал мимо. И в окне Анна увидела его. Он находился все там же, в центре автобуса, только теперь у окна, поскольку людей было немного. На нем снова был бежевый пуховик, на воротнике которого все так же таяли снежинки, хотя снегопада сегодня не было.
Парень тоже заметил Анну, поймал ее взгляд и смотрел на нее до тех пор, пока автобус не увез его дальше. Это было немного странное ощущение: вокруг толпились люди, сигналили машины, все куда-то спешили, а Анна стояла у края дороги и смотрела на парня. А парень проезжал мимо и смотрел на нее.
– Ну, чего встала? – какая-то тетка в темно-коричневом пальто с силой толкнула Анну в плечо, и только тогда девушка заметила, что давно горит зеленый, а она мешает проходу.
Мотнув головой в попытках прогнать морок, Анна шагнула на проезжую часть и поспешила перейти дорогу.
Назавтра Анна опять его увидела. Только теперь уже ждала, предвкушала встречу. Сама себе говорила, что вероятность столкнуться с ним в третий раз ничтожно мала, если только не кататься на автобусе целый день, но ждала. Мама написала, что отправила ей посылку с кое-какими угощениями для новогоднего стола, а потому посылку обязательно требовалось забрать прямо сегодня. И она поехала. Не столько за посылкой, сколько желая увидеть парня в бежевой куртке.
Она нарочно заняла место на центральной площадке, нарочно повернулась к окну. И он появился за ее спиной внезапно, Анна даже не заметила, как подошел. Стоял теперь очень близко, если бы не тяжелый воротник пальто, Анна, может быть, даже почувствовала бы его дыхание у своего уха. Они снова играли в гляделки, и снова ни один, ни вторая не решались заговорить друг с другом и наконец познакомиться. И только когда до остановки оставалось всего несколько десятков метров, Анна на мгновение прикрыла глаза, собираясь с духом, чтобы обернуться, а когда открыла, позади нее уже никого не было. Анна резко оглянулась, чувствуя, как сердце забилось сильнее. Людей в автобусе было немного, и никого в бежевой куртке она не увидела.
Автобус не останавливался, выйти парень не мог. Так где же он? Неужели… неужели она сходит с ума? От одиночества? Или от таблеток, которых принимает намного больше нормы, чтобы заглушить боль?
Забирать посылку резко расхотелось, но Анна все-таки дошла до почты. Домой тяжелую коробку тащила пешком. Садиться в автобус было теперь почему-то жутко.
Новогодняя ночь прошла суетно, но не празднично. В коммунальной квартире, в которой Анна снимала самую маленькую комнатушку, узкую, как кишка, зато с большим окном, было шумно. Соседи сначала праздновали, затем ругались, потом опять праздновали. Начинали вроде бы каждый в своей комнате, но ближе к трем часам собрались на большой кухне. Судя по звукам, снесли туда все столы и стулья, составили остатки еды и алкоголя. Анну тоже звали, но она не пошла. Пьяные соседи утверждали, что обидятся, но за руки не тянули, и на том спасибо. В конце концов Анна погасила настольную лампу, чтобы из-под двери не выбивался свет, сунула в уши наушники и включила аудиокнигу. Уснуть ей все равно не удастся: со всех сторон доносились крики, смех, залпы фейерверков.
А вечером первого января к ней неожиданно нагрянули гости. Соседи давно угомонились, разошлись по комнатам, намереваясь по старой русской традиции спать до вечера, и Анна наконец рискнула выйти на кухню. Со столов никто, ясное дело, не убирал, по кухне разливался ядреный аромат прокисающих майонезных салатов и пропитанной шампанским скатерти, и Анне стоило больших трудов не кривиться. Даже если бы ей хотелось есть, то уже перехотелось бы. Много лет она соблюдала диету, не позволяла себе ничего жирного и вредного, уже выработался иммунитет. Поставив на старую газовую плитку чайник, Анна закуталась в длинный теплый свитер и раздумывала, не выкурить ли пока сигарету, как в дверь раздался стук.
Первым порывом было не открывать. К ней никто никогда не приходил, наверняка нагрянули гости к кому-то из соседей, по еще одной русской традиции принеся с собой остатки прошлогодних салатов. Тем не менее она пошла к двери.
На пороге внезапно обнаружились старушки. Все пять. Одетые в длинные старомодные пальто и шляпки, без пошлой мишуры на шее, которой любят обмотаться те, кто внезапно приходит первого января, зато с большой коробкой в руках.
– Здравствуйте, Аннушка! – первой поздоровалась Марина Васильевна, обычно молчаливая, немного угрюмая женщина. Однако сегодня на ее лице сияла добродушная улыбка.
Анна понятия не имела, откуда у старушек ее адрес и зачем вообще они пришли. Тем не менее заставлять их стоять на пороге было невежливо, и она пригласила их внутрь. Женщины разделись, без суеты, но и без любопытных взглядов по сторонам прошли в ее комнату. Анна порадовалась привычке убирать вещи в шкаф и содержать жилье в чистоте. Почему-то сейчас ей казалось, что она не преподаватель, а школьница, к которой с неожиданным визитом нагрянули учителя.
Комната была крохотной, и, когда Анна принесла из кухни стулья, в ней совсем не осталось места. Старушки водрузили на стол коробку с тортом, Анна поставила чашки и кипящий чайник, разложила по тарелкам угощения, которые так кстати прислала мама и к которым Анна вчера не прикоснулась. Торт оказался огромным, с большими жирными розочками из масляного крема и, казалось, прибыл сюда прямо из восьмидесятых.
– Дамы, разве можно есть такие торты? – возмутилась Анна. – Зря, что ли, мы с вами говорим о диете?
Но старушки только рассмеялись, разрезая торт на огромные кусищи.
– В нашем возрасте, Аннушка, нужно делать только то, что хочется, – заявила в ответ Ангелина Викторовна, а Лилия Венедиктовна плюхнула Анне на тарелку самый большой кусок.
Старушки принялись уплетать сладости, запивая его горячущим чаем, дуя на рыжую жидкость и весело хохоча при этом. Анна долго с сомнением смотрела на жирные розочки, а потом аккуратно попробовала кусочек. И внезапно ей понравилось. Нет, на вкус торт был отвратительным, но вот это необыкновенное ощущение того, что она вечером ест то, что всю жизнь себе запрещала, было удивительно приятным, словно щекочущим внутри.
Старушки не подначивали ее, как и не рассматривали комнату, не удивлялись, что она живет в такой бедной обстановке. Анна перестала приглашать к себе друзей после того, как переехала сюда, отгородилась ото всех, стесняясь. Ведь раньше она жила пусть в небольшой студии, но светлой, уютной, с огромными окнами в пол и минимумом мебели, зато букетами цветов вокруг и милыми картинками пастельных оттенков на стенах. Однако после травмы и потери работы у нее больше не было денег платить за студию, и она переехала в эту комнату. Друзья первое время звонили, приглашали на встречу, хотели прийти сами, но Анна отказывала. Не хотела, чтобы ее видели такой, чтобы знали, где она теперь живет. И постепенно звонки и приглашения прекратились. Анна хотела лишь скрыть, кем стала, а в итоге потеряла друзей. И старушки были первыми, кто переступил порог ее комнаты с тех пор, как она в нее переехала. А главное, их совсем не смущало ее жилье. Они ведь не знали, где она жила раньше.
Чересчур сладкий торт подействовал на пожилых женщин не хуже алкоголя, а может, им просто нравилось собираться компанией, в которой они чувствовали себя свободно и в которую на один вечер взяли и Анну. Они весело смеялись, рассказывали бородатые анекдоты, хохотали еще громче, вспоминали разные случаи, происходившие с ними за долгую жизнь в новогоднюю ночь, пока вдруг Ангелина Викторовна блаженно не зажмурилась и не сказала:
– Эх, вот я однажды торт в новогоднюю ночь ела…
Старушки почему-то переглянулись и виновато посмотрели на Анну. Та догадалась, что историю эту Ангелина Викторовна рассказывала уже не раз, подружки ее знают, но не то не хотят, чтобы ее слышала Анна, не то не знают, как она к ней отнесется.
– Не надо, Лина, – попросила Наталья Семеновна нарочито бодро, но что-то в ее тоне подсказало Анне, что история эта совсем не веселая. И Анна вдруг поймала себя на мысли, что хочет ее услышать.
– Сорок третий год мы встречали, – начала Ангелина Викторовна, и при звуках ее голоса в комнате словно стало темнее, тише. Будто даже стены коммунальной квартиры прислушивались, вспоминали то время, ведь они тогда уже были, может быть, даже видели что-то похожее на события, о которых собиралась рассказать старушка. – Соседи наши почти все умерли к тому времени, в большой парадной только в нашей квартире еще жили да у Петровых на четвертом этаже еле дышала старая Агафья. Мне всего четыре было, но помню все хорошо.
Анна хоть и родилась в другом городе, за несколько сотен километров отсюда, но поняла, о чем рассказывает Ангелина Викторовна, о каких страшных годах.
– Замерзла я страшно, одна была. Братья и сестра мои к тому времени умерли, отец на фронте был. Мамка работала в котельной, каждый день на работу уходила, возвращалась поздно. В ту ночь я ее не дождалась, уснула раньше. Проснулась от того, что гладит она меня по голове. Открываю глаза, а передо мной на блюдце огромный кусок торта. Вот прям такой, как этот, – Ангелина Викторовна указала на варварское великолепие из масляного крема. – Не знаю, где мамка его взяла, но до сих пор помню его вкус. Съела я его весь и снова уснула. Утром, когда проснулась, мамка уже ушла. Больше я ее не видела.
Резкий звук поехавшего по паркету стула заставил Анну вздрогнуть. Это Наталья Семеновна поднялась из-за стола, отвлекая на себя внимание.
– Чайничек поставлю, – сказала она, почему-то неловко улыбаясь. – Лина, ну-ка, хватай чашки, помыть надо. Негоже второй раз в грязные наливать.
Старушки скрылись на кухне, а остальные поведали Анне, что не было никакого торта.
– В котельную, где мамка ее работала, бомба попала, – пояснила Виолетта Петровна. – Еще утром. Ни могла мамка к Лине прийти, ни с тортом, ни без. Ее саму через два дня соседка нашла, на улицу вывела, а там уже люди подобрали. Но про торт Лина каждый раз вспоминает. Должно быть, галлюцинации просто от голода и одиночества были. Ты уж извини ее, Аннушка.
Анна заверила, что в извинениях вовсе нет нужды. А затем зачем-то ляпнула лишнее:
– От голода и одиночества и не такое привидится. Я вот тоже вижу человека, которого, кажется, и вовсе не существует.
Сказала – и тут же пожалела. Однако старушки ухватились за ее слова, принялись расспрашивать. Пришлось рассказать им о парне в бежевом пуховике. А те принялись строить разные теории о том, кем он может быть.
– Поклонник! Просто стеснительный, – уверяла Лилия Венедиктовна.
– Конечно, поклонник, в нашу Аннушку сложно не влюбиться, – соглашалась с ней вернувшаяся Ангелина Викторовна.
– Маньяк! – качала головой Наталья Семеновна. – Так что ты осторожнее, Аннушка. Не ходи через сквер одна, мало ли что…
– Призрак… – делая большие глаза, предполагала Виолетта Петровна.
Но вместо того, чтобы рассмеяться, старушки внезапно ухватились за эту идею. И вскоре Анна поняла почему. Выяснилось, что две из них – Виолетта Петровна и Марина Васильевна – в юности увлекались всякого рода паранормальщиной, к гадалкам ходили, сами духов вызывали. «Тарелочку крутили» – так они это называли.
