Посвящается Сергею Николаевичу Саттарову – яркой личности, замечательному человеку, без которого не было бы этой книги
Авторами этой книги являются две женщины, Наталья Сергеевна Змушко и Галина Николаевна Фирсова, объединившиеся под псевдонимом Наталья Галина. Галина Николаевна – преподаватель русского языка и литературы. Наталья Сергеевна – преподаватель истории. Более 30-ти лет их дружбе.
В основе повествования удивительная история жизни Ульрики Поссе, бабушки Наталии Николаевны Гончаровой – жены прославленного Пушкина. К сожалению, далеко не всем известна судьба баронессы Поссе. Также мало известны читателям детские и юные годы красавицы-дочки Ульрики – Натальи Ивановны Загряжской, фрейлины императорского двора, матери Наталии Николаевны. Когда речь заходит о ней, вспоминают чаще её сложный характер, то, как она пристраивала дочек-бесприданниц и была в весьма натянутых отношениях с зятем, Александром Пушкиным. Эта книга позволяет восполнить пробелы в знаниях и глубоко погрузиться в перипетии жизни этих женщин.
Всё повествование идёт на фоне картин конца XVIII-начала XIX века. В романе представлены живые портреты российских монархов и их окружения: Екатерина II и Григорий Потёмкин; Павел I и императрица Мария Фёдоровна; Александр I с его метаниями в поиске смысла жизни, череда несчастий его жены, редкой красавицы и умницы императрицы Елизаветы Алексеевны, и продолжающая жить до нашего времени легенда об их жизни после официальной смерти. Лифляндия и высший свет Петербурга, интриги масонов и тайная деятельность осведомительницы императрицы Екатерины II, мятежный Кавказ и турецкие войны, Таврида и Новороссия. Тамбовский губернатор, великий поэт России Гаврила Романович Державин, и чуть было не состоявшаяся дуэль между ним и Иваном Александровичем Загряжским, дедом Наталии Николаевны Гончаровой. Юношеская влюблённость лицеиста Саши Пушкина в императрицу Елизавету Алексеевну и его стихи к ней. Жизнь турецкого гарема и фрейлин императорского двора в Петербурге. Всё это найдёт читатель на страницах романа.
Хочу выразить огромную признательность людям, которые на протяжении шести лет поддерживали, вдохновляли, наполняли автора верой в достижение конечного результата. Благодарю Сергея Николаевича Саттарова, давшего импульс к написанию этого произведения, сразу безоговорочно поверившего в творческие силы автора и на протяжении всех лет не усомнившегося в том, что книга будет написана. Благодарю Владимира Николаевича Ряховского, подавшего идею названия данного романа, за его дружеское расположение и поддержку. Благодарю Владимира Владимировича Михайлова за потрясающее умение радоваться творчеству своих учеников, помогающее ощутить уверенность в своих силах и придающее позитивный настрой.
Особую благодарность выражаю члену Российского союза писателей Вячеславу Георгиевичу Девяткину, который с точки зрения профессионала вынес суждение о романе, а его замечания помогли автору ещё детальнее погрузиться в отдельные моменты повествования. Чуткость же и деликатность, а также добрые напутствия поддержали и вдохновили.
Около шести лет назад драматические коллизии истории любви людей, живших в далёком XVIII веке, тронули сердце автора, предстали перед его мысленным взором и уже не отпустили до тех пор, пока не были изложены на листах бумаги, дабы дать возможность читателям познакомиться с жизнью и деяниями наших далёких предков, ощутить колорит той эпохи и испытать такую же сильную привязанность к героям этого романа, какая владела автором, на протяжении всего времени написания этой книги.
Любовь, бушующие страсти, заговоры и предательства, подвиги во славу Отечества, жизнь простого народа, дворян, государственных деятелей, монарших семейств – всем этим вдоволь наполнено повествование этого романа. От правления Екатерины II до царствования Александра I – таков временной размах этой саги. А на фоне интереснейших исторических событий российской и мировой истории развёртывается частная жизнь нескольких поколений семейств, по глубине переживаний и драматизму ситуаций ничуть не уступающая тем событиям, которые потрясали государства Европы и, в целом, всего мира.
Не раскрывая замысла произведения, автор только хочет сказать о том, что история, начавшаяся в Дерпте во второй половине XVIII века, пустившая там крепкие корни, затронула многие события военной и культурной жизни России, в частности, и Европы, в целом, прошла через поколения потомков главных героев, дотянулась своими ветвями до нашего времени и, несомненно, будет продолжать волновать сердца читателей и в будущем.
Рядом с героями, прототипы которых существовали и, действительно, прошли через испытания, описанные в книге, автор создал и героев, которых ему помог воплотить на бумаге полёт его фантазии, вдохновлённой свыше. Эти рождённые воображением автора герои органично встали рядом с персонажами, имеющими прототипами живших в далёкую эпоху людей, и дороги автору не менее чем герои – реальные когда-то люди. Автор полностью погрузился в описываемую эпоху, жил в ней, дышал одним воздухом со своими героями, страдал с ними, когда страдали они, радовался их счастью и горько плакал, расставаясь с ними, когда они покидали этот бренный мир.
Автор старательно изучал документы, воспоминания современников, дошедшие до нас исторические материалы. Но, с сожалением, пришёл к выводу, что слишком мало сохранилось таковых, имеющих непосредственное отношение к хитросплетениям, ставшим основой сюжета данной книги, и позволил себе воображением дорисовать отсутствующие в архивах факты, тем более что данная книга не исторически достоверный трактат, а художественное произведение, в основе которого всегда положен замысел писателя.
Автор хорошо понимает подоплёку процесса написания текста данного произведения. Он знает, что явился только посредником между Источником, даровавшим ему возможность изложить текст, и читателем. Автор отчётливо ощущал это и несказанно благодарен Богу за счастье – приложить и свои малые силы, получив разрешение на некое сотворчество.
Дорогие читатели, автор отдаёт в ваши руки любимое рождённое им дитя в надежде, что вы получите удовольствие, прочитав этот роман, его герои станут вам также дороги и близки, как и автору, и каждый из вас найдёт на страницах этой книги то, что затронет его сердце и останется в нём навсегда. Вдохновенного вам чтения! Наталья Галина
Вся наша жизнь – лишь две коротких даты.
Их высекут, чтоб мир нас не забыл.
Так дай нам, Бог, не пожалеть когда-то
О том пути, что пройден нами был.
А. Дмитриева-Костина
«Снова она… Третий день не отстает… Надоела, бестия… Девчонка совсем, волосы спутанные, глаза горят… Как есть ведьма… Что там она говорила о судьбе? Будто выбор у каждого есть. Да что это я, в самом деле? Видно, и впрямь достала. Гнать ее, гнать немедля. Мне ли, любимцу всемогущего Потемкина, блестящему драгуну, отчаянному храбрецу, не справиться с какой-то оборванной цыганкой?»
– Прочь пошла! Сколько можно! Ничего ты от меня не получишь! Сказал – не хочу ничего знать о будущем! Отстань, наконец! Караулишь ты меня что ли? Третий день: только на улицу выйду, тут и ты.
– А ты не беги от меня, барин, от меня как от судьбы не убежать. Или боишься чего? Я ведь только скажу, что должна, и не увидишь меня больше, будто и не было вовсе.
– Мне ли бояться, боевому офицеру? Живу, как живется, ни о чем думать не хочу. А тут ты со своими предсказаниями. Мне это нужно?
– Нужно хороший, нужно брильянтовый. И мне нужно. Только не денег, ну, если только малость какую дашь, так не откажется бедная цыганочка. Другой у меня интерес: как будто сила какая меня посылает, пока все тебе не скажу, не будет мне покоя. Так что никуда тебе от меня не деться. Придётся выслушать, яхонтовый.
– Не верю я россказням цыганских попрошаек. Лишь чтобы не видеть тебя больше, готов послушать твой бред. Говори скорее и прочь с глаз моих.
– Скорый ты больно, барин. На все скорый: от широты души беспредельной до холодного бессердечия.
– О чем ты? Не смей так говорить! Что знать про меня можешь?
– Это ты сейчас молчи да слушай, что я говорю. Может, это совесть твоя сегодня глаза тебе и сердце открыть хочет. Отчаянный ты человек, барин, храбрый до безрассудства, щедрый до беспредела, друзья тебя любят за это, да еще за разгульную твою жизнь. Никого ты не боишься: ни Бога, ни чёрта. Если что захочешь, через всё и всех переступишь, чтобы твоим было. Никаких преград не признаёшь. Думаешь, жизнь твоя от этого через край полна? Ошибаешься, яхонтовый. Пустой ты, а сердце твое каменное. Никого ты не любишь, кроме себя, даже щедрость твоя друзьям показная. Ценишь только себя, ни о ком твое сердце не страдает, не болит. Много горя ты принесешь тем, кто любит тебя преданно. Стоишь ты сейчас на самом краю добра и зла, удержишься от зла – себя спасёшь, родных, близких, детей и весь свой род в будущем, не удержишься, зло и через поколения аукнется. Ты того уже и знать не будешь, а зло, тобой взращённое, многим жизнь искалечит. Тебе выбирать, по какому пути идти. Да только не верится мне, что справишься ты со своей натурой: желания твои все добрые помыслы собой затмят. Холодно мне от тебя. Прощай! И денег твоих не хочу.
«Господи! Свят, свят, свят! Да где же она?! Только что передо мной стояла. Как сквозь землю провалилась… Да была ли она? Все Иван, пора прекращать такие загулы, как вчера, а не то и ещё что-нибудь пригрезится. Добро, зло, выбор. Какая скука…
И занесло же тебя полковник Загряжский в Лифляндию. То ли дело Петербург. Вот уж где погулял, так погулял! Думаю, меня там многие помнят: и друзья-драгуны, и прелестные дамы. О, дамы! О, дуэли из-за этих самых очаровательниц с их мужьями, женихами и благородными папашами. Сколько их было, уж и не вспомню сейчас: и дам, и дуэлей. Да что это ты право, Иван Александрович, скис совсем. Радуйся: сражения прошёл и жив. И хоть двинут с полком к прусской границе, но не в глухомань же отправлен, а в Дерпт. А в Дерпте ждут балы, томные взгляды лифляндских дам и стреляющие глазки их кокетливых юных дочек, и новые загульные пирушки. Вперед, полковник Иван Александрович Загряжский, к новым заманчивым приключениям!»
Сердце, сердце, что случилось,
Что смутило жизнь твою?
Жизнью новой ты забилось,
Я тебя не узнаю…
Беспредельной, мощной силой
Этой юной красоты,
Этой женственностью милой
Пленено отселе ты.
Иоганн Гёте
Луч солнца пробился сквозь кисейный занавес, скользнул по клавесину и отразился в высоких зеркалах. За клавесином на стене парадный портрет супружеской пары: справа высокий худощавый мужчина в форме ротмистра русской кавалерии, а рядом – нет, не женщина – дивное неземное существо, ангел с огромными сияющими тёмными глазами. Совершеннейшая красота: дивные утонченные черты лица, нежный гибкий стан, изумительная форма плеч и рук. Совсем юная, лет семнадцать. Откуда же тогда такая печаль в глазах, будто ведома ей тайна всей её жизни, будто видит она впереди такую бездну несчастий, что сжимается сердце и хочется закрыть, уберечь эту редкую трепетную красоту от горя, бед и разочарований.
Приоткрылась дверь в зал, и легкой бесшумной тенью скользнула героиня портрета. Ангел сошёл с полотна, оказавшись юной девятнадцатилетней женщиной. Быстро огляделась по сторонам, накинула редингот, набросила на голову кашемировую шаль, тихонько отворила входную дверь и сбежала по ступенькам. Обогнув угол дома, перевела дух и медленно пошла по аллее сада. Последуем же за ней, дорогой читатель, попробуем понять: какие же мысли теснятся в этой дивной головке в столь раннее утро.
Гул осеннего леса словно говорит о бренности бытия. Деревья покрыты разноцветным убором: жёлтые листья берез, всевозможные оттенки от оранжевого до красного кленов, орешника, осин. Еще совсем немного и трепещущие листья опадут, усыпав влажную землю и прикрыв узловатые корни. Они прожили свою короткую жизнь, одарили красотой этот мир и теперь тихо умирают, всё ещё прекрасные в своём осеннем уборе. Какие дивные трели раздавались из их ветвей! Сколько слов любви и нежности прозвучало под их кронами! Какой восторг рождался в душах тех, кто любовался их нежной прелестью, вслушивался в шёпот их ветвей. Теперь деревья готовятся к зиме, чтобы пережить стужу и холод, и, встрепенувшись весной, дать жизнь новому поколению листвы. Только многолетние вечнозелёные ели, как мудрые, всё знающие старики смотрят на круговорот жизни и молчат, загадочные в своем величии.
А мы по-прежнему следуем за нашей героиней. Неожиданно за деревьями открылась светлая поляна, в лучах холодного осеннего солнца предстало семейное кладбище: склепы, надгробия, небольшая могила со скорбящим ангелом. Вот где предаётся своему отчаянию молодая мать. Короткая надпись:
«Здесь покоится прах Карла Густава фон Поссе
10.XII.1778 – 13.XII.1778»
Подобно стройной березке подарила юная женщина жизнь своему нежному листочку, но суждено было ему прожить всего три дня, а боль утраты не утихает и почти два года спустя после трагедии. Будем деликатны, оставим на время нашу героиню наедине с её печальными мыслями и вернемся в пробуждающийся к своим дневным делам и заботам дом.
Вот и он: прелестный господский дом в классическом стиле с обязательными колоннами у входа, с портиком над ними и высокими светлыми окнами по бокам. Засуетилась прислуга, забегали молоденькие горничные, с кухни потянулись привлекательные запахи. В столовую вошел молодой хозяин усадьбы барон Мориц фон Поссе.
– Где баронесса? – обратился он к прислуге, сервировавшей стол.
– Не знаю, Ваша светлость, – испуганно ответила девушка.
Барон нервно сел за стол. Тихо, почти бесшумно, с отсутствующим выражением лица в столовую вошла наша героиня и тоже присела к столу. Мгновенно в комнате появились слуги, и утренняя трапеза началась.
– Дорогая, нельзя же так, – раздражённо сказал супруг, – я делаю всё, что могу, чтобы помочь Вам, но мои силы не беспредельны. Вы думаете, я каменный, бесчувственный? У меня тоже есть сердце, я не меньше Вас скорблю о случившемся, но жизнь идет вперед. Тридцатого сентября Иоганне год исполнился, о ней подумайте. Вы с дочерью словно чужая: ни нежности, ни ласки, ни любви. Сын на небесах, но она-то здесь, с нами, она живая. О себе уже вообще не говорю, ко мне такой холод и равнодушие, что сердце болит. Опомнитесь, Вы нам нужны, Ульрика!
Не притронувшись к еде, не ответив ни слова, баронесса встала и направилась прочь из комнаты.
– Ульрика, вернитесь!
Полный отчаяния, с выражением беспомощности на лице и навернувшимися на глаза слезами барон застыл в своём горе.
* * *
«Господи, как хочется рыдать, ну почему нет слёз? Постыло всё: и этот ненавистный дом, и муж со своими нравоучениями и любовью, даже дочь, и та вызывает только тоску и отторжение. Почему сердце застыло? Нет сил жить! Хочу покоя и тишины и никого не видеть! Неужели в этом доме еще два года назад я верила, что буду счастлива, буду любить и буду любима? Все исчезло, всё оказалось миражом… Как жить дальше? Никто меня не понимает. Отец, любимый отец, и тот смотрит сурово и осуждающе. А ведь я и не жила совсем, ничего не успела ни увидеть, ни понять в жизни. Из любящего родительского дома сразу замуж, то ли любила Морица, то ли придумала любовь. Блестящий офицер, в родне герои, замечательная партия, все завидовали, сама себе завидовала. Всё сломалось в один день, в один страшный день. Как ждали ребенка! Уверены были, что родится мальчик, даже имя заранее дали в честь будущего любимого дедушки. Ах, не надо было заранее, плохая примета! И вдруг – преждевременные роды, три дня – и сказка закончилась… Тоска… Тоска…»
* * *
Барон еще сидел в задумчивости, как доложили о приезде тестя, Карла Густава фон Липхарта.
– Проводите в библиотеку, – распорядился молодой хозяин.
Липхарт нервно ходил по комнате.
– Рад видеть Вас в добром здравии, – приветствовал тестя барон.
– Какое уж тут доброе здравие, – сварливо ответил тот, – когда у вас тут непонятно что в доме творится. В каком состоянии Еувфрозиния Ульрика? Понимаю, сам виноват, вырастили дочь в тепличных условиях. Первая беда – и сразу сломалась. Но Вы, Вы же муж, неужели Вы не можете объяснить ей, что есть супружеские и материнские обязанности, обязанности хозяйки дома, долг перед близкими, наконец? Вся родня недоумевает, я устал от всех отбиваться и что-то объяснять и доказывать. Я Вам вручил свою дочь, барон, будьте любезны повлиять на ситуацию. Вы отвечаете за неё перед Богом. Я тоже с Вас спрошу. Скажите мне, что Вы собираетесь предпринять?
– Поверьте мне, я делаю всё возможное и невозможное. Я не знаю, как быть дальше. Посоветуйте, я приму любой совет. Она Вас безгранично любит и уважает, может, Вы достучитесь до её сердца.
– Вы поражаете меня, барон. Вы рассуждаете не как глава семейства, а как нервическая девица. Сделайте хоть что-нибудь. В Дерпте в ближайшее время будут расквартированы драгуны, приехавшие на очередную ярмарку. Среди них много известных личностей. Один только любимец Потемкина Иван Загряжский чего стоит. В честь их приезда будут даны балы и карнавалы. Забирайте Ульрику, вывозите её в свет, посещайте все увеселительные мероприятия. Новые впечатления, новые знакомства, новые эмоции! Даст Бог – воспрянет. В данной ситуации любое действие хорошо.
– Я готов на что угодно, лишь бы помогло, а вдруг она не захочет?
– Вы хотите сказать, что вы, боевой офицер, не в состоянии заставить подчиниться собственную жену?! Я начинаю жалеть, что отдал Вам свою дочь.
– Я выполню Ваш совет, что бы мне это ни стоило.
– Ну, вот и действуйте. Пригласите-ка её ко мне сюда. Я попробую с ней поговорить конфиденциально.
Барон в сильном смущении вышел, и через некоторое время в комнату вошла Ульрика.
Отец пристально посмотрел на нее.
– Ну, здравствуйте, чем порадуете своего старого отца?
Ульрика как во сне подошла к фон Липхарту и поцеловала его:
– Здравствуйте, отец, простите меня, я знаю, что огорчаю Вас, но, если бы Вы знали, как мне тяжело и одиноко.
– Вы и впрямь огорчаете меня. Вы отгородилась от всех и, кроме себя самой, не думаете ни о ком. Не думал я, что в моей семье вырастет такая эгоистка. С самого рождения всегда всё самое лучшее предназначалось Вам. Как же, такая красавица уродилась всем на диво! Вот и вырастил… Хорошо, хоть покойная мать не видит Вашего поведения.
– Отец, не добивайте меня своими словами! Никто не знает моих мучений. Всегда была послушна Вам во всем. Вы для меня были и есть в этой жизни самым близким, самым родным и дорогим человеком. Помогите мне, я словно застыла, жить не хочу, и умереть не могу.
– Помогу, помогу, моя дорогая. На Рождество приезжает наша родня: Барклай де Толли с женой, Ваши тетушки – фрейлины императрицы, глядишь, сам Потемкин нагрянет, а уж его кавалергарды так непременно. Начнутся балы, маскарады, ярмарки ежегодные, дам и я бал в своем доме, в Вашем родном доме, моя дорогая, где Вы были нашей любимицей, где Вы были счастливы. Думаю, самый первый бал-маскарад в нашем имении и будет. Поездите на балы, по гостям, глядишь и развеетесь. Нечего себя хоронить в девятнадцать лет, вся жизнь впереди, а стены родного дома, где выросли, помогут прийти в себя. И не возражайте мне, не смотрите на меня с таким отчаянием, другой помощи от меня не ждите, пора уже не назад оглядываться, а жить реальной жизнью. Хочу видеть Вас, Еувфрозиния, с сияющими глазами. Да! Даже и Рождества ждать не стану. Через неделю будет бал. Я так решил!
– Ах, дорогой отец, я даже подумать не могу о том, что Вы говорите.
– Можете думать, можете не думать, а исполнять извольте. Такова моя воля.
– Хорошо, отец. Нет у меня никакого желания веселиться, но приказание Ваше для меня закон.
– Вот и отлично! Пора мне, граф Эссен деловую встречу назначил, но сначала хочу повидать моего маленького ангела, мою дорогую Иоганну.
Ничто не дрогнуло в лице баронессы, как бесплотная тень она покинула комнату, и через несколько минут вернулась в сопровождении молоденькой няни, держащей на руках очаровательную малышку. Никто бы не усомнился в родстве между баронессой и этой крошкой: те же благородные точеные черты, тот же овал лица.
– Эрика, опусти ребенка на пол.
Неверными шажками, балансируя крошечными ручками, лучезарно улыбаясь, Иоганна Вильгельмина потопала к деду, умилению которого не было предела. Счастье, беспредельное счастье выражало его лицо. Карл Густав поднял свое сокровище на руки и повернулся к дочери, бережно прижимая внучку к груди. Холодный, отстраненный взгляд дочери, устремленный на маленькую Иоганну, потешно пытающуюся ухватить деда за усы, был подобен ушату ледяной воды. Ощущение счастья покинуло его.
– Вы гуляли с ней сегодня, Ульрика?
– Нет, – ответила баронесса, – не беспокойтесь, с ней есть, кому гулять, Эрика позаботится.
– Никто не заменит ребенку мать, я хочу, чтобы Вы уделяли дочери больше внимания, нет большего огорчения для отца, чем видеть свою дочь матерью-кукушкой. Вы хорошо поняли меня, Еувфрозиния Ульрика? Берите пример со своей покойной матери.
– Я поняла Вас отец, я буду проводить с Иоганной больше времени.
– Надеюсь. И вот еще что: не забывайте, что Ваш супруг – Ваш господин перед Богом, Ваша обязанность подчиняться ему во всем и быть помощницей, а не огорчать и заставлять страдать. Не позорьте наш род, не заставляйте меня краснеть от стыда за то, что я не научил свою дочь элементарным вещам. И повторяю: через неделю – бал! И чтобы я видел Вас такой, какой привык видеть в стенах нашего дома: улыбающейся и энергичной! И не забудьте о танцах! Хватит себя хоронить заживо!
Фон Липхарт бережно передал внучку няне, поцеловал дочь в лоб и быстро вышел из комнаты.
Ульрика подошла к ребенку, долгим внимательным взглядом посмотрела на малышку, погладила ее по головке и, также молча, покинула комнату. Эрика некоторое время в недоумении стояла с девочкой на руках, затем медленно пошла в детскую.