Наталья Аверкиева
Босиком по лужам
По идее, они должны были давать автографы собравшимся у подъезда девочкам. По крайней мере, собирались это сделать. Тиль очень дергался и нервничал. Я видела, как он крутит в руках маркер, то снимая, то надевая колпачок. Клаус и Хаген стояли внешне совершенно спокойные, шутили. Но Клаус постоянно барабанил пальцами по любой попадающейся под руку поверхности, а Хаген поправлял волосы – нервы ни к черту. И только Дэн беззаботно рассказывал мне совершенно несмешной анекдот, и сам же над ним угорал. Фехнер о чем-то трепался с Полиной и бригадиром телохранителей. Охрана похожа на доберманов – боевые стойки. Готовность номер один.
– Работаем, – коротко бросил Тиль и… на лице засветилась улыбка.
Они шагнули в стеклянные двери-вертушки как на эшафот.
Сзади меня шли Полинка и Фехнер. Подруга ворчала:
– Черти их раздери! Говорила же, что надо другой отель. Нет, они этот захотели! А этим малолеткам сейчас жопы надерут, будут знать!
– О чем ты?
– Тут черного хода нет. А через служебный администрация категорически запретила проводить гостей.
– Да ладно, – хихикнула я, – кому они нужны…
Меня припечатало к Полине оглушительным визгом. Размалеванные девочки-подростки визжали так, что казалось, мир сейчас лопнет! А потом они на нас напали… Вот так натурально напали. Нам с Полиной еще повезло, мы шли за ребятами, и на нас попросту никто не обратил никакого внимания, а вот близнецам досталось по полной программе, не смотря на все усилия охраны: визжащая толпа с двух сторон сомкнулась и ее заштормило. Я с ужасом наблюдала с высоты ступеней за белой бейсболкой Дэна, которая как поплавок на волнах металась туда-сюда, да за руками, отчаянно пытающимися собрать медовые дреды и спрятать их подальше – почему-то девушки решили оставить его волосы себе на память. Бедный мальчик! Тиль как-то весь собрался и проскочил толпу. Его телохранитель, тот самый неприятный тип со ртом-пельмешкой, именуемый народом Зако Струве, обхватил подопечного за плечики и протащил сквозь толпу к машине практически без потерь. Хагену и Клаусу помог наш доблестный ОМОН, так что эта часть группы вообще ни разу не пострадала. Фехнер тронул меня за локоть, кивнул в сторону минивэна. Полинка поехала в машине со своей охраной.
– Что это? – ошарашено произнесла я, когда за нами захлопнулась дверь.
– Фанатки, – равнодушно пожал плечами Дэвид. – Дэн, тебе помощь нужна?
Самое прилично слово из небольшого, но весьма емкого монолога Дэна было – scheisse, то есть дерьмо.
Обед прошел в молчании. Дэн все еще хмурился. Клаус, как я поняла, вообще редко подавал признаки жизни. Тиль бросал какие-то подозрительно долгие взгляды на брата. Хаген ушел в себя и не обещал вернуться. Лишь Дэвид и Полина тихонечко чирикали между собой, и я не хотела нарушать их идиллии. Господи, всего два дня. Мне надо потерпеть всего два дня. Зачем я согласилась? Скучно, как же скучно! Да, обед в дорогом ресторане на халяву – это чудесно. Да, по Москве покатают, в клуб сводят – это отлично. Но я же протухну с этими немецкими товарищами. Они ж просто невыносимо скучны. Звезды, елки-палки, звездуны несчастные. Я ковырялась вилкой в десерте, подперев голову рукой: очень удобно, когда тебе надо придержать челюсть от постоянных зеваний. А вот Клаус даже не прятался, зевал так, что гланды видны.
– Ты загрустила? – нежно спросил Дэн.
– Да что-то вы меня не радуете, – откровенно ляпнула я.
– А должны? – он приподнял бровь.
– Мне про вас рассказывали совсем другое.
– Что именно? – не отставал парень.
– Ну… – протянула я, пытаясь на ходу придумать что-нибудь правдоподобное. – Ну… Например, что вы веселые и очень общительные. Что ты остроумен.
Все вновь заинтересованно уставились на мою скромную персонку.
– Разве нет? – расцвел Дэнни.
– Да я сейчас скончаюсь со скуки. Мы с Клаусом, – Клаус вздрогнул и прикрыл распахнутый рот ладонью, – заснем прямо тут, лицом в десерте. Такое чувство, что мы на похоронах моей молодости.
– Машка! – возмутилась Полинка.
– А что все сидят с такими лицами? – буркнула я, уставившись в сладкую шоколадную массу.
– А действительно! Чего все сидят с такими хмурыми лицами? – поддержал меня Хаген. – Дэн, ты обратил внимание на девчонок, пока мы в машине ехали?
Тиль протяжно вздохнул и закатил глаза. Насколько я успела заметить, выражение лица – меня окружают идиоты – его самое любимое. Дэн… покраснел. Я едва успела зафиксировать уголки губ, не позволяя им растянуться в довольной насмешке. Сборище придурков. Полли, как обычно, оказалась права.
– Кстати, да! Как тебе наши девушки, Дэн? Ты же у нас главный мачо планеты, – ехидно поддержала я Хагена. Дэн стал бордовым.
– Ничего так, – он развалился на стуле и широко расставил ноги, ухватившись за край необъятных размеров футболки. – Красивые цыпочки. Я б с удовольствием одну из них поимел.
Он пристально смотрел мне в глаза. Не моргая, не отводя взгляда. Прямо и открыто, с вызовом. Лицо чуть тронуто улыбкой. Язык опять скользит по верхней губе, а потом колечко пирсинга едва заметно дергается, привлекая к себе внимание.
Я тяжко вздохнула, словно узнала о чем-то невыносимо грустном и скучном.
– Не знаю, не знаю… – покачала головой, – светит ли тебе хоть что-то. В России такие порядочные девушки… Да, Полина?
– Охренеть, какие порядочные, – пробормотала Полина по-русски с сарказмом. – Кончай над человеком издеваться. Нашла с кем бодаться.
– Он прикольный, – отозвалась я на родном языке, посмотрев на нее загадочно.
Полина все поняла.
– Он несовершеннолетний. Тебя посадят за растление малолетних. Отвали от ребенка.
– Ревнуешь?
– Вот еще. У меня есть поинтересней вариант.
Я обратила внимание, что Клаус пристально смотрит на нас. Так обычно смотрят, когда не очень хорошо знают язык и ловят каждое слово, срывающееся с губ, пытаясь не упустить смысл.
– А ты как считаешь? – повернулась я к парню, задав вопрос на русском.
Клаус растерянно уставился на меня, потом перевел взгляд на ребят и достаточно чисто ответил:
– Я не очень хорошо говорю по-русски.
Мы с Полинкой таинственно переглянулись («Я обязательно его заполучу!» – говорила я всем своим умиленным видом. «Ну-ну» – улыбалась она), чем окончательно смутили музыканта, и вновь принялись за десерт.
Саунд-чек, а по-человечески говоря репетиция, прошел веселее обеда. Сначала ребята настраивали инструменты, периодически поругиваясь с обслуживающим персоналом, и в моих услугах совершенно не нуждались. Потом Тиль покапризничал – его голос, несшийся из динамиков, подозрительно дребезжал и вообще был каким-то странно-высоким. Он ходил по сцене, пробовал звук то так, то этак, и что-то неразборчиво ворчал. Звукорежиссер подстраивался-подстраивался, но Тиль только все противнее и противнее ворчал. Фехнер и Полина тоже занимались делами. И только я сидела и от скуки не знала, куда себя применить. Попробовала пообщаться с охранниками. Зако глянул на меня, как голодный орел на мышь, – решила отстать, пока не заклевал. Тоби, охранник Дэна, мужчина крупный, с каким-то пронзительным стеклянным взглядом как у терминатора и тонкой ниткой губ, приветливо улыбнулся моей любопытной персоне и с удовольствием рассказал, что и как они планируют делать на концерте. Сейчас готовят много воды – это для девочек в фанатской и танцевальной зонах. Будет очень жарко, душно и у них начнется обезвоживание еще до концерта. Поэтому наши российские секьюрити будут поить девчонок, и вытаскивать из толпы тех, кто вознамерится потерять сознание. Их поведут в дальний угол за сценой, где медики готовят воду и нашатырь. Обязательно будет дежурить бригада реаниматологов, мало ли что произойдет. Жесть какая. Да что может произойти? В Москве каждую неделю какая-то звезда мирового масштаба выступает – и ничего. Вон Мадонна пела-плясала, и все живы здоровы. А тут какие-то малолетки… Хотя… Тиль что-то рявкнул в микрофон, выводя меня из задумчивости. Тоби даже не повернулся в сторону солиста, извинился и скрылся в полумраке зала. Дэн пошел успокаивать брата. Фехнер засуетился.
– Что там? – спросила я у Полины.
– Звук…
– Ну что они за два часа ему звук не выстроят?
– Скоро народ запустят. У нас есть максимум полчаса.
– Уверена, они профессионалы…
– Причем тут это? – подскочила она раздраженно и унеслась куда-то.
Я осталась одна вся из себя обиженная. Подумаешь, какие все нежные… Ну и леший с вами. Ушла в буфет для персонала.
До концерта оставался неполный час. Мальчишки опять были заняты сами собой, что несказанно меня радовало – все-таки мой язык неказенный. Фехнер и Полина решили «поланчеваться». Мне же оставалось тупо стоять у окна и созерцать происходящую вакханалию, которую устроили на улице около «Олимпийского» фанаты группы. Только вот отчего-то я бы не хотела оказаться в той толпе. Неимоверную кучу подростков ОМОН пытался призвать к порядку. Мужчины в сером двигали разноцветную массу от здания заграждениями вниз по ступеням. Но подростки вовсе не собирались никуда призываться и всячески сопротивлялись своему отторжению от вожделенных подъездов. ОМОН старался быть вежливым, организовывая коридор для прохода. Девушки стояли насмерть и никакого коридора организовать не давали. Так они и бодались туда-сюда. Дело кончилось тем, что слабые инфантильные детки прорвали оцепление ОМОНА и со всех ног понеслись к подъездам. Когда здоровые мужики поняли, что произошло, спасать ситуацию стало поздно, не подавили бы друг друга, глупенькие. Около подъездов вновь организовалась давка. Это что-то страшное! Никогда не думала, что из-за какой-то рок-группы могут возникнуть такие ужасные ситуации.
Выпитые за день напитки прошли свой цикл по моему организму и запросились наружу. Я с сожалением оторвалась от представления на улице и направилась на поиски нужного помещения.
То ли мне так повезло, то ли этаж был особенным, но женских туалетов здесь не оказалось. Минут через пятнадцать мне стало наплевать на буковку на двери, и я влетела в первый попавшийся, решив, что ничего постыдного в этом нет, тем более, что особей мужского пола поблизости не наблюдалось.
Я подтягивала чулки в кабинке, поправляя сбившуюся резинку, когда кто-то вошел. Ноги обдало сквозняком от закрывающейся двери. Знакомые голоса о чем-то ожесточенно спорили. Голос Дэна я узнала сразу же. А второй… Кажется Хаген… Да, Хаген!
– Нет, ну она же клеевая телка! – восторженно вещал Дэн. – И глаз с меня не сводит!
– Дурак, она просто тебя разводит и дразнит.
– Да прекрати ты, она меня реально хочет. Я же вижу, как она поворачивается, как изгибается. Она хочет меня. Посмотри на ее рот. Он всегда влажный и она постоянно облизывается.
Ого! Мальчики решили кого-то снять, – улыбнулась я.
– Дебил! На улице жара! Ты сам постоянно облизываешься.
– А как она передо мной задницей крутит? Она словно говорит: «Да, да, вставь мне, детка!» А рот? Только представь, как она это будет делать ртом! – он произнес фразу удивительно страстно, и я очень хорошо представила себе, как кто-то мягко и аккуратно… Нет, это из другой оперы…
– Шенк, у тебя спермопередоз на фоне страшного недотраха! Тебе надо меньше порнухи смотреть. Ты выдаешь желаемое за действительное.
– Нет же! Вот увидишь, этой ночью я ее трахну!
– Не даст она тебе.
– Даст! Спорим? У нее такие сиськи! А задница… О, я весь в предвкушении.
Хаген засмеялся.
Шум воды. Включилась сушилка для рук, и мне стало плохо слышно.
– Мария не даст! Она пошлет тебя.
Упс! Нормально… Видимо, в тот день на моего ангела снизошла благодать – неожиданно для себя я оказалась в нужном месте в нужное время. Вот только тема разговора меня внезапно перестала забавлять. Внутри все закипело. Ненавижу, когда на меня спорят! Вот просто до трясучки ненавижу! До кровавых зайчиков в глазах ненавижу! Да, сегодня я бы с радостью провела с тобой ночь. Да, я провоцирую тебя и дразню. Да, я хочу тебя. Но я ненавижу, когда на меня спорят. Резко и бесшумно распахнула дверь, намереваясь врезать Дэну по морде. Ребята стояли в проходе. Дэн ко мне спиной, а вот Хаген…
– Спорим, что я ее трахну? На что?
…Хаген меня увидел. И от неожиданности замер.
– Дэн… – проблеял неуверенно.
Но Дэн уже активно имел меня в своих фантазиях, поэтому предупреждения друга не услышал.
– Не веришь? Чтобы подтвердить выигранный спор, я оставлю у нее засос где-нибудь на видном месте. На желание! Давай спорить на желание!
Я сжала зубы покрепче, прожигая спину мальчишки гневным взглядом. Не-на-ви-жу! Хаген косился на меня. Ситуация наиглупейшая.
– Мой бог! Эти сиськи меня с ума сводят. Они такие большие! Как ты думаешь, они силиконовые или натуральные?
Ну разве можно сердиться на это ходячее недоразумение? Я широко улыбнулась, стараясь не засмеяться в голос, и приложила палец к губам, умоляя Хагена не выдавать моего присутствия. Уголки его губ довольно растянулись, он посмотрел лукаво и уверенно заявил:
– Натуральные у нее сиськи, Дэн. И все-таки я продолжаю настаивать, что теперь ты ее точно не трахнешь. Только спорить я с тобой не буду. Потому что ты, Шенк, дурак каких поискать надо. Пошли отсюда, а то с Тилем истерика случится.
– Вот еще! Поссать нельзя сходить? – фыркнул мачо, гордо проплывая как каравелла мимо друга к дверям.
– Э, нет, мой хороший, – прошептала я ему вслед. – Теперь уж ты обломаешься по полной программе. Ишь чего удумал, сопля зеленая! Спорить на меня! Ха! Приходи смотреть.
В голове творился какой-то кавардак. С одной стороны, я действительно хотела Дэна и всячески ему это демонстрировала. А вот с другой стороны… Черт! Э, нет, дорогуша. Дураков учить надо. Впредь умнее будет.
Когда я тенью скользнула в гримерную, там бушевала буря. Фехнер орал на Тиля, а Тиль, в свою очередь, орал на Фехнера. Делали это они одновременно, и я даже примерно не могла понять, о чем они спорят. Клаус стоял у окна и, как и я несколько минут назад, с удовольствием рассматривал спешащий на концерт народ. Хаген что-то сосредоточенно пытался протренькать на гитаре, но ругающиеся коллеги сбивали его. Он недовольно встряхивал головой, скидывая волосы с лица, и хмурился. Дэн ел виноград полулежа на диванчике. При виде меня он сразу засветился и развалился еще больше, широко расставив ноги. Сесть некуда. Разве что копытца мачо скинуть. Я с очаровательнейшей соблазнительной улыбочкой продефилировала к нему, слегка покачивая бедрами (Хаген на момент этих пятнадцати шагов даже играть перестал, а Тиль проследил мой путь с приоткрытым ртом и офигевшими глазами – да, мальчик, я такая).
– Приземлиться можно? – чуть выпятила губки. Голос обволакивающий, завораживающий, укутывающий.
– Чего? – растерялся он.
«Чего-чего! Я говорю, посадку давай!» – улыбнулась, вспомнив фразку из любимого мультфильма.
– Разрешите присесть? – еще более сладко и эротичнее. Фактически делаю ему неприличное предложение.
Ор за спиной прекратился. Я чувствовала, что все четверо сейчас смотрят на нас с Дэном. Не спеша поворачиваю голову, демонстрируя ему длинную шею, которая снизу кажется еще длиннее из-за выреза. Да, так и есть. У Тиля такой вид, что и словами не описать. Наверное, если бы я сейчас залезла на Дэна сверху, он бы меньше удивился. Фехнер скособочился весь, губы слегка кривятся в улыбке. Клаус прикрыл пол-лица ладонью, глаза смеются. И только Хаген на нас не смотрит, спрятался в волосах, плечи подрагивают – беззвучно ржет.
– Куда присесть? – лопочет Дэн.
Ребята не видят моего лица, и я беспощадно пользуюсь своим положением: многозначительный взгляд облизывает его тело, едва-едва задерживаясь на животе, язык легко смачивает пересохшие от жары губы. Дэн как-то странно дернулся.
– Рядом, – выдыхаю тихо.
– По… Пожа… Конечно… – Он торопливо скидывает лапки и отодвигается на самый край. Дурашка…
Я сажусь совсем близко к нему, хотя места достаточно. Дэн зажат в углу. Нога к ноге. Бедро к бедру. Локоть к локтю. Он ерзает. Мне даже кажется, что парень возбужден. Что ж, это очень хорошо.
– Господа, что-то не так? – наивность в тоне и во взгляде зашкаливает все мыслимые показатели.
Они разом начинают трясти головами.
– Всё хорошо, – бормочут. – Всё отлично.
– Я пойду, – кидает Фехнер и торопливо выбегает из гримерки. Куда это он?
Тиль продолжает пялиться на нас. Хорошо, хоть рот закрыл. Краснота на щеках видна даже под тремя слоями тонального крема и пудры. Еще одна жертва полового воздержания. Хаген опять начинает что-то бренчать.
– Дэн, – тяну имя, как карамельную тянучку. – Пожалуйста, – смотрю в глаза невинно. – Сыграй для меня, – подтекстом «трахни меня».
Даже не ожидала, что так сильно действую на него. Для того чтобы встать с глубокого мягкого дивана, Дэну пришлось воспользоваться моей коленкой. Рука потная, холодная и трясется. У него стресс. Хороший такой, жесткий стресс. Надо ослабить хватку. Как жаль, что футболка огромная! Очень хочется проверить догадку о возбуждении, а по походке определить не могу.
Он уселся на подлокотник, водрузив ногу на сиденье, провел по струнам, подстраивая инструмент.
– Хаген, – подмигнул басисту и заиграл.
Тиль широко улыбнулся, захихикал. Клаус отбивал ритм пальцами по столешнице. Дэн запел! Обалденным голосом! Они пели одну из своих песен, раскладывая ее на голоса. Я слушала, широко улыбаясь, кивая в такт головой. И это было настолько прекрасно, что я позабыла про включенный режим «Стерва», смотрела на них восторженно и делала робкие попытки подпеть на повторяющихся строчках припева.
– Спасибо, – вымолвила восхищенно.
– А я не только на гитаре играть умею, – ухмыльнулся мачо плотоядно, и я тут же вернулась с небес на землю. Черт! Я же тебя хотела проучить… Уши развесила, песней заслушалась…
– Ого! Ты настолько талантлив?
– О да! У меня знаешь какой большой талант. Девушки хвалят.
– Девушки хвалят? – произнесла язвительно.
– Н-да, – Дэн отклячил пухлую нижнюю губку, лениво провел языком туда-сюда по колечку пирсинга и медленно опустил глаза в вырез на моей груди. – У тебя очень красивые глаза. Большие такие… Как я люблю…
Я одарила его ехидной улыбкой и взглядом с поволокой, кончик языка вновь прошелся по губам.
– Для того, чтобы любить большие, надо иметь большой, – бросила тихим сексуальным голосом.
Мальчишки захохотали. Все, кроме Дэна. Шенк-старший ядовито прищурился, губешки обиженно изогнулись. Он был до такой степени уверен в себе, что, ни на мгновение не задумываясь о последствиях, ляпнул:
– А ты сомневаешься, что у меня большой.
– Снимай штаны, сейчас померяем. – И изящным жестом я вынула из сумочки рулетку. Хоть когда-то пригодилась.
Хаген свалился с противоположного дивана с приступом хохота. Клаус сполз с кресла и встал на четвереньки, рыдая от смеха. Тиль согнулся пополам, иногда всхлипывая и издавая какие-то нечленораздельные звуки. И только мы с Дэном продолжали вежливо скалиться друг другу. Мачо не нашелся, что ответить.
– Ну что же ты? – прохрюкал откуда-то снизу Тиль, чем вызвал очередные смеховые подвывания друзей.
Дэн кинул на брата презрительный взгляд и гордо заявил:
– А ты, я смотрю, опытная, часто мерить приходится?
– Да под твоей ночнушкой даже мерить нечего, все и так понятно, иначе зачем так прикрываться? – отрезала я.
Дэн словно красна девица залился краской.
– Хватит ржать, уроды! – рявкнул он на друзей и удалился. Была б возможность кого-нибудь пнуть, он бы наверняка пнул, не щадя кроссовок. Лишь гитара жалобно звякнула, свалившись.
Мальчишки продолжали хохотать. Я расстроено смотрела на дверь и чувствовала себя последней свиньей. Вся сексуальность во мне исчезла с уходом Дэна, осталось лишь разочарование, да чувство вины не давало покоя. Зря я так его при всех опустила. Жестко вышло и очень жестоко. Ладно он – мальчишка непутевый, но я-то – взрослая девушка…
Глава 3
Хаген вытолкнул меня в коридор:
– Иди, иди!
– Хаген, я тут побуду, – проныла. – Я терпеть не могу шум…
– Иди, я сказал, – подтолкнул он.
– Оно того стоит, – улыбнулся Клаус, беря меня за руку, чтоб, наверное, я не сбежала.
– Где мой микрофон?! – заметался Тиль.
– У меня в кармане, – апатично вздохнул Дэн, даже не потрудившись оторваться от гитары. Он кривился, постоянно подкручивал колки, вслушивался в издаваемый звук и опять кривился. – Дерьмо! – психанул в конце концов.
– Пятиминутная готовность, – вынырнул откуда-то из темноты коридора Зако.
– Ребята, я, правда, не люблю рок, – отбрыкивалась я от музыкантов. – Слушайте, мы так не договаривались. Ну можно я хотя бы где-нибудь подальше от колонок посижу?
Дэн повернулся и мрачно посмотрел на меня, сердито сдвинув брови. Я притихла.
– Черт! С какой песни мы начинаем? – опять нервно воскликнул Тиль.
– Всё с той же, – буркнул Дэн.
– А сколько там народу? – тихо спросила я у Клауса.
– Тридцать тысяч, – отозвался Зако.
– Твою мать! – ахнула я. – Полный зал что ли?
– А у нас по-другому не бывает, – Клаус гордо расправил плечи. – Всегда аншлаг.
– Можно хотя бы сейчас не говорить о зрителях?! – взорвался Тиль.
Сбоку противно шипели рации на поясах охраны – то одна, то другая, то третья. Зако что-то послушал, ответил и, глянув на мальчишек, кивнул:
– Готовы?
– Да, – набрал воздуха в грудь Тиль. – Работаем.
Дэн поправил ремень на плече и понесся на сцену. И как он не путается в своих длинных штанах?
Клаус последовал следом. Хаген внимательно вслушивался в начавшееся жужжание гитары Дэна. Убежал.
Тиль сосредоточенно глубоко дышал, глядя в никуда. Микрофон в руках ходит ходуном. Замер, словно приготовился к прыжку… Запел!
Я занервничала, думала, что он опоздал со вступлением, вот и начал петь за сценой, однако, судя по невозмутимым лицам бодигардов, все шло по плану. Тиль легко взлетел по ступенькам и зал взревел!
Первые две песни я прослушала, сидя на каких-то ящиках в технической зоне. Зал не видно, лишь многочисленные вспышки звездочками появлялись то там, то тут, да ор стоит такой, что Тиля практически не слышно. Он поет, напрягается, фактически кричит в микрофон, но звук, видимо, так и не смогли нормально настроить. Камера неотступно следит за солистом, передавая изображение на два больших экрана. Чаще Тиля на экранах показывают только Клауса. Еще мне видно кусок партера, руки, тянущиеся к Тилю и Дэну. Хаген с другой стороны сцены, которая вне зоны моего виденья. Вижу, как охранники то и дело отводят в медпункт девушек… А ведь концерт только начался… Зако сидит на соседнем ящике, пишет кому-то смс и улыбается тепло и нежно. Полинку где-то черти носят. Фехнера давно не видно.
Неожиданно прожектора осветили зал. И я увидела «Олимпийский» во всей его красе. Тысячи, десятки тысяч человек отдавались этому тоненькому и невесомому подростку полностью, без остатка. Они тянули к нему руки и визжали! Море рук! Океан рук! Все внимание приковано к нему. Я видела глаза Тиля, который наслаждался сумасшествием поклонников. Лучшая музыка для его слуха. Лучшая картинка для его взгляда. Он кайфовал. В какой-то момент мне показалось, что на зал смотрит сам бог, величественно и снисходительно. А потом я заметила искорки в его глазах. Он был счастлив. И он недоумевал – неужели это всё ради меня?
– Привьет, Москва! Как диля? – прокричал он на русском. – Спа-си-бо!
И зал ответил ему взрывом эмоций! Да-да! Это был атомный взрыв в отдельно взятом помещении. Как крыша «Олимпийского» удержалась на месте, я до сих пор не понимаю. От зала шла волна всеобщего обожания. Настолько она сильная, такая она мощная. И он – бог этой энергии!
– Let me hear you make some noise!1 – радостно завопил он в микрофон.
Девчонки завизжали.
Тиль состроил недовольную гримасску, изогнул бровь. Пальцы сделали несколько волнообразных движений. «Ну так себе, – как бы говорил парень, – фиговенько…»
– Let me hear you make some noise!!
Зал отозвался значительно громче. Но юного бога это не убедило. Он хотел не просто криков и писков, он хотел большего. Он хотел, чтобы зал забился в оргазме.
– Let me hear you make some noise!!!
О, мамочки! Всего одной дурацкой фразой Тиль отымел тридцать тысяч человек одновременно. Это был не оргазм, это был… «Олимпийский» отдавался ему с каким-то нереальным отчаяньем, бился в экстазе. Казалось, что мир вот-вот рухнет. А в его глазах опять стояло удивление – неужели это я вас так завел?
Тиль что-то еще прощебетал о том, как счастлив быть сегодня в этом прекрасном городе, как он ему понравился и объявил следующую песню. Я решила, что надо действительно посмотреть концерт и отправилась поближе к сцене. Лучше бы я сидела на своем ящике и наблюдала за происходящим на экране.
Дэн на сцене бесчинствовал. Он заигрывал со своей стороной партера так, что, казалось, девочки умрут от удовольствия. Он строил глазки, кривил рот, закусывал губу и закидывал голову назад. По мокрой шее стекал пот, прилипли прядки… Я вспомнила, как ночью рассматривала его фотографии и поражалась сексуальности парня. Так вот – фотографии не передают и сотой доли того секса, который исходил от Дэна. И если оргазм в исполнении Тиля носил какой-то божественный характер, то от взгляда Дэна народ вокруг вполне мог забеременеть. В нем возбуждало даже то, как он играл на гитаре, как ласкал струны, как пальцы скользили по грифу.
В отличие от Дэна, Хаген со зрителями общался не особо активно и в попытках «изнасилования» зала замечен не был. То есть он честно выполнял свою работу: играл себе и играл, прыгал по сцене и прыгал. Но классно, надо заметить, играл и не менее суперски прыгал. А как он тряс головой с русо-рыжими волосами! Вау! Это было нечто. Это было так здорово. Он так двигался по сцене. Как кот. Правда, в какой-то момент они с Дэном не рассчитали траекторию и таки врезались друг в друга, но это им не помешало беситься дальше. А бесились они отменно. Иногда казалось, что Хаген сам от себя торчит.
Клауса показывали на экране часто, а мне его «живьем» совсем не было видно. Зато огромное лицо Клауса с экрана могло вынести остатки мозга только так. Клаус не просто играл на барабанах. Он был сам эти барабаны. Он был с ними един. Он взрывался от игры. Он существовал в них. Он бог этих барабанов. Их дух. Их жизнь.
Дэн заметил меня ближе к концу концерта – я приютилась в уголке зоны между сценой и партером, поближе к Тоби и подальше от Зако, который постоянно то уходил, то приходил. Улыбнулся, облизав губы. Неожиданно он поставил гитару с треугольным корпусом себе на бедра и… на глазах одуревшей от восторга публики «изнасиловал» ее. Я почувствовала, как в животе торкнуло от сильнейшего возбуждения, резко скрестила ноги, порадовавшись, что не парень и мне не надо прятать внезапную эрекцию и ходить потом с мокрыми трусами…
Уже в самом конце концерта, когда ребят в третий раз вызвали на бис, я сделала открытие: Тиль – это вампир, который питается энергией зала. Он с первой же песни послал в зал настолько мощный поток энергии, что она возвратилась к нему фактически в сто раз увеличенной. И чем больше он отдавался, тем больше получал! Весь концерт Тиль скакал по сцене как заведенный заяц. Он работал на каждый сектор – прямо, лево, право, верх, партер, балкон. Каждый поворот его головы в сторону публики встречался таким шквалом аплодисментов, криков и визгов, что становилось плохо. Дэн и Хаген тоже шевелились постоянно, перемещались по сцене, показывали себя, любимых, каждому желающему со всех сторон, но Тиль он живет этой энергией. Он ловит кайф от себя и своей работы. Он настолько ловит кайф, и настолько старается, так дерет глотку, что мне захотелось дать ему что-то большее, чем у меня есть. Мне захотелось раствориться в нем, в его энергии, стать частью него, лишь бы остаться в этом кайфе, в этой энергии, увязнуть во всем этом, словно муха в янтарной смоле, застыть и донести до потомков, что когда-то мне было так хорошо. Я впервые в жизни попала на настолько мощный по энергии концерт. И я в какой-то момент поняла, что потеряла голову и саму себя, растворилась вся без остатка, я теперь не принадлежу себе, я стала частичкой этой группы…
Пока ребята прощались со зрителями, я унеслась за кулисы. Меня переполнял такой восторг, что хотелось немедленно вылить его на головы мальчишек. Меня раздирало на части от счастья!
Первым мне на глаза попался Хаген, и я тут же повисла у него на шее, повизгивая:
– Боже! Боже! Боже!
Он обнял меня за талию и чмокнул в щеку. Довольный такой.
Потом я радостно вцепилась в Тиля, задыхаясь от восхищения:
– Ты такой… такой… Ааааа! У меня слов нету!!!
Тиль рассмеялся и похлопал меня по спине, крепко обняв.
Следующим сбежал по ступеням Клаус. И тут же угодил в мои объятия. Я восторженно развела руками и просто поцеловала его в висок. Слова кончились. Остались эмоции.
Дэн стоял чуть в стороне, наблюдая за моими метаниями от одного парня к другому. Взгляд очень серьезный.
Отлипнув от Клауса, я не спеша направилась к любимому мачо, скромно потупив очи и виновато закусив губу – сама невинность.
Он склонил голову на бок, вопросительно изогнув бровь:
«Ну?» – словно написано на лице.
Я, почему-то покраснев до кончиков ушей и совсем уж опустив глаза, едва заметно кивнула.
«Кончила…» – безумно стыдно.
Он довольно ухмыльнулся:
«Я – бог секса?»
– Ты бог секса, – звучит интимным эхом.
Он приосанивается.
«Я победил?»
Я смотрю ему в глаза теперь уже с горькой обидой:
– Не могу… Ты спорил на меня…
Он резко отворачивается. Розовые щеки сначала белеют, а потом покрываются красными пятнами.
– Дерьмо… – шипит сквозь стиснутые зубы.
– Зачем?.. – одними губами.
– Хаген?
– Нет… Я сама… Слышала… Черт побери эти принципы!
Он опять ухмыляется. Теперь уже с досадой.
– И что дальше?
Пожимаю плечами, обнимаю его и шепчу:
– Не знаю…
Ребята устали. Настолько устали, что уже не гоготали, как днем, а сразу же по возвращению в отель рухнули кто где в номере Дэна. Странно было находиться рядом с ними и не слышать постоянного смеха и шуток. Даже Тиль заткнулся на минуту. Я, скромно постояв в дверях, сняла босоножки и уселась на паркет. Ноги гудели и болели, хотелось их засунуть под холодную воду и немного остудить. Вообще хотелось в душ. По полу приятно тянуло сквозняком. Если бы не мальчишки, я бы скинула одежду и, разметав руки в стороны, наслаждалась прохладой. Хаген смотрел на меня с интересом. Потом встал:
– Иди, сядь сюда, что ты там в дверях приютилась.
Мужчина, – расцвела я. – Настоящий мужчина.
– Тут прохладно, – улыбнулась в ответ.
– Я не могу спокойно сидеть в кресле, когда девушка сидит на полу, – неожиданно серьезно сказал он.
Я провела рукой по паркету, приглашая его присоединиться. Хаген обалдел от такой наглости. Клаус хихикнул и… сел рядом со мной. Дэн недовольно прищурился и поджал губы, вытянувшись в кресле.
