Наталья Антарес
Замкнутый круг
Что ж, по крайней мере я теперь могу быть уверена, что уровень заряда моей внутренней батарейки достиг стопроцентной отметки. А Славка, может, и правда пить бросит.
ГЛАВА XVII
С погодой в столице творилось нечто совершенно невероятное. Яростные порывы ветра с воем взметали в воздух целые пласты свежевыпавшего снега, а мрачное, плотное затянутое сизой пеленой небо непрерывно обрушивало на землю все новые и новые порции осадков. Вопреки общепринятым канонам, обильный снегопад сопровождался почти тридцатиградусным морозом, в сочетании с ледяным штормом делавшим столичный климат абсолютно непригодным для длительного нахождения на улице даже таких закаленных в суровых условиях Крайнего севера особ, как ваша покорная слуга.
Долгожданное разрешение на посадку доставивший меня из Мурманска лайнер получил лишь после трех холостых кругов над аэропортом, причем авиадиспетчер дал, наконец, добро в тот момент, когда борт понемногу начала охватывать паника. Спустившись с трапа, я сходу попала в снежную воронку, нагло вырвавшую у меня из рук перчатки, и окончательно убедилась в том парадоксальном факте, что погода в заполярном Мурманске разительно отличалась от столичной метеорологической обстановки в лучшую сторону. С расценками на услуги частного извоза дела обстояли еще веселее: дружно взвинтивших оплату до запредельных высот таксистов массово оккупировали замерзшие пассажиры и для того, чтобы покинуть аэропорт в числе первых, мне пришлось локтями расталкивать потенциальных конкурентов. В итоге я подло наступила острой шпилькой на ногу опережающей меня на несколько шагов тетке и с облегчением скрылась в теплом салоне ближайшего автомобиля от разбушевавшейся стихии. Со спортивным интересом наблюдавший за нашими гонками по пересеченной местности таксист встретил меня насмешливой ухмылкой, спросил адрес и резко нажал на газ.
От поездки в Мурманск у меня остался исключительно неприятный осадок. Все время перелета меня сопровождали тягостные воспоминания о маминых заплаканных глазах и осуждающем взгляде молчаливого и задумчивого отца, и даже существенное пополнение энергетических запасов не смогло поднять градус моего безнадежно испорченного настроения. Идея отсидеться в отчем доме, пока все не утрясется, мало того, что оказалась заведомо провальной, так и повлекла за собой целую серию неприятных последствий. Во-первых, я невольно подставила Кирилла, во-вторых, практически довела бедную маму до нервного срыва, а в-третьих, вернулась в итоге на исходную позицию, и это, пожалуй, стало для меня наиболее обидным разочарованием.
У меня до сих пор не было конкретного плана дальнейших действий, но одну ключевую мысль я уяснила из сложившейся ситуации наверняка: поджимать хвост и трусливо бегать от возникающих на ровном месте проблем столь же недостойно прославленной мадам Изольды, как и члену королевской семьи негоже питаться дешевым фастфудом. Конечно, иррациональный страх перед дикой энергетикой Те Ранги в некоторой степени оправдывал мой малодушный поступок, но жизнь показала, что поспешное бегство из столицы вовсе не являлось для меня панацеей. Сейчас я была морально готова дать маори от ворот поворот и полностью расставить все точки на i. К сожалению, интуиция подсказывала мне, что цивилизованный диалог у нас с Те Ранги навряд ли получиться, для того, чтобы раз и навсегда отвадить его от своего гадального салона, я буду вынуждена действовать силой. В данном аспекте визит в город детства совсем не казался мне напрасным.
Звонков ни от Кирилла, ни от его матери мне больше не поступало. Учитывая, что отсутствие новостей априори означало хорошие новости, я также не предпринимала попыток выйти на связь, предпочитая один раз увидеть, чем сто раз услышать. Я планировала без предупреждения нагрянуть в столичную больницу и, по возможности побеседовав с Кириллом наедине, получить информацию из первых уст, дабы затем оттолкнуться от рассказа моего неверного возлюбленного и выработать стратегию предстоящей «борьбы полов».
Успеть в госпиталь до истечения приемных часов мне удалось лишь благодаря бешеному темпу, который я задала себе сразу же после того, как вернулась домой. Я рысью сбегала в душ, переоделась, сжевала на ходу завалявшийся в шкафу шоколадный батончик и уже нацелилась мчаться за машиной, но вдруг бросила мимолетный взгляд в окно, и желание садиться за руль отпало само собой. Термометр показывал минус двадцать восемь, с неба безостановочно валил густой, липкий снег, а из вытяжки протяжно голосил ураганный ветер.
С таксистом мне откровенно повезло: прибывший по вызову водитель умудрился доставить меня в больницу в объезд снежных завалов и парализовавших автомобильное движение на центральных улицах пробок. По пути я узнала, что погодная аномалия длится уже вторые сутки и, невзирая на рекордное количество единиц выведенной на работу снегоуборочной техники, столичные коммунальные службы плохо справляются с натиском стихии, по причине чего самым популярным видом транспорта закономерно стал метрополитен. В подземке я не ездила уже несколько лет и совершенно не мечтала освежить в памяти сей незабываемый опыт, однако, не начни я «драть с трудящихся втридорога» за свои услуги, на собственную машину я накопила бы не раньше, чем в следующем году и до сих пор пополняла бы внушительные ряды передвигающихся на метро горожан.
Хотя расстояние от такси до парадного входа в больницу составляло считанные метры, этого оказалось вполне достаточным, чтобы моя шубка сплошь и рядом покрылась снежно-ледяной коркой. В фойе я кое-как отряхнулась и, вручив больше напоминающую драную кошку норку неприветливой гардеробщице, вступила в длительные препирательства с сотрудницей регистратуры. Похоже, Инну Матвеевну я вчера все-таки настропалила по полной программе, потому что пускать меня в палату к Кириллу Сазонову дежурная медсестра отказывалась с упорством не желающего делать уроки школьника. Пришлось набрать с мобильного номер несостоявшейся свекрови, сунуть трубку неуступчивой медичке и лишь потом получить долгожданное разрешение на посещение больного в комплекте с мятым халатом и парой ядовито-синих бахил.
К лифту я неслась с резвостью юной лани, безжалостно протыкая острыми каблуками тонкую пленку бахил. Медсестра предупредила меня о том, что на всё про всё мне отводится около пятнадцати минут, и я была твердо намерена выжать из краткого свидания с Кириллом максимум отдачи. Пока капризная Фортуна была ко мне довольно благосклонна, и удача неизменно сопутствовала мне во всех начинаниях, но я все равно находилась в постоянном напряжении. У меня весь день противно ныло под ложечкой и болезненно стучало в висках – я легкомысленно списывала отвратительное самочувствие на перемену погоды и сейчас никак не могла взять в толк, почему гнетущее ощущение значительно усилилось, как только я переступила порог столичной больницы. Волевым усилием я заткнула рот громогласно вопящей о близкой опасности интуиции и решительно шагнула в лифт, но не успела я вдавить нужную кнопку, как в кабину влетела запыхавшаяся девушка в наброшенном на плечи халате.
–Мне на пятый, в терапию, – выдохнула она и обессиленно привалилась к стене, – нажмите, пожалуйста, у меня руки заняты.
Вероника – Барби и вправду была навьючена шуршащими пакетами, будто мул поклажей. Длинные светлые волосы «рабы любви» намокли под снегом и бесформенно висели влажными патлами, хорошенький носик заметно покраснел на морозе, обветрившиеся губы тряслись от холода, а замерзшие почти до онемения пальцы с трудом удерживали огромную кипу свертков. В кукольно-голубых глазках блондинки стояли вот-вот грозящие политься по мертвенно-белым щекам слезы.
–Давайте, я вам помогу, – любезно предложила я, в очередной раз понимая, что зря игнорировала истошно орущую мне в уши интуицию, -вы совсем окоченели, вам нужно срочно выпить чего-нибудь горячего!
–Некогда, – коротко отмахнулась Вероника, мельком посмотрела на меня, естественно, не узнала в невыразительной бледной моли яркую брюнетку из гадального салона, и лишь благодарно кивнула, когда я ненавязчиво освободила ее от части явно непосильной ноши, – я должна быстрей отдать врачу лекарства для Ранги, и еще постельное белье, и одежду… Представляете, – в голосе блондинки сквозили едва сдерживаемые рыдания, – у них здесь вообще ничего нет! Все надо приносить с собой! Когда я вызывала Скорую, то не думала, что Ранги положат в такие ужасные условия, лучше бы я сама отвезла его в частную клинику… Но я так испугалась, что он может умереть…
–Вы все сделали правильно, – одобрительно кивнула я, – со здоровьем нельзя шутить.
Вероника сдавленно всхлипнула и внезапно разразилась слезами. Двери больничного лифта со скрежетом разъехались, и я без колебаний вышла на два этажа раньше положенного. В конце концов, Кирилл никуда не денется, а если принимать во внимание, что единственный человек, от которого моему неверному возлюбленному может исходить угроза, находится в соседнем отделении и физически не способен никому причинить вреда, за него пока можно и вовсе особо не волноваться. А вот упускать подвернувшийся шанс выяснить, что за болезнь вдруг одолела Те Ранги и на какой период растянется его экстренная госпитализация, было, по крайней мере, глупо.
В отделении интенсивной терапии было неожиданно шумно и многолюдно, причем устойчивый гул создавался в основном самими пациентами. Посещающие больных родственники преимущественно гремели банками-склянками с домашним провиантом и самозабвенно заполняли прикроватные тумбочки, тогда как обитатели палат красочно расписывали вслух порой довольно интимные подробности своего лечения. В большинстве своем контингент данного отделения находился на стадии выздоровления, и концентрация присущего больничной ауре негатива была здесь вполне терпимой, но ментальную стену я возвела в первые же секунды.
Мне еще только предстояло узнать, какую хворь подхватил Те Ранги, но в серьезности его незавидного положения я не сомневалась уже сейчас. Я отгородилась от маори ментальной стеной не для того, чтобы защититься от воздействия его энергетики, я всего лишь хотела оставить свое присутствие в больнице незамеченным. Те Ранги был тяжело болен, вероятнее всего, он даже пребывал в глубоком забытье – его аура превратилась в размытое пятно, пронизанное слабо искрящимися нитями. Такие картины, отражающие внутреннюю борьбу организма за жизнь, всегда внушали мне инстинктивный страх, и возможно, как раз поэтому, я принципиально не занималась целительством. Я боялась мысленного контакта с больным человеком, словно его энергетика представляла собой смертельную инфекцию, я боялась соприкоснуться с истерзанной недугом аурой, будто через это касание мне передавалась болезнь, я никогда не чувствовала в себе силы пропустить через себя чужую боль, выполнить функцию своеобразного фильтра и вернуть обратно чистую, здоровую энергию. Мне казалось, что я не справлюсь с потоком черной, ядовитой, пропитанной страданиями энергетики и тотчас слягу сама – гораздо проще было воздвигнуть непроницаемую ментальную стену и не допускать посторонних проникновений за ее пределы.
–Все принесли? – пожилая докторша с чопорно поджатыми губами буквально выхватила у ревущей в три ручья блондинки пакеты, -так, это вижу, это вижу, а где белье?
–Наверное, у меня, – я протянула врачихе свою партию свертков, – вот, держите!
–Давайте сюда! Что за народ, как с Луны свалились, честное слово! Его ж не на улице в канаве подобрали, а из дома привезли, нет бы сразу все необходимое собрать! Всё, до свидания, теперь звоните в ординаторскую, – с ног до головы обвешавшись пакетами докторша резко потеряла к нам интерес и переключила внимание на засидевшихся в палатах родственниках, – граждане посетители, расходитесь!
–Скажите, как там Ранги? – всем телом подалась к врачихе заплаканная Вероника, – прошу вас!
–Свозим на рентген, тогда видно будет, – вполоборота бросила докторша, – граждане посетители, вы меня, что не слышали, там внизу уже выход закрывают. У нас швейцаров нету, чтобы вас потом по одному выпускать!
–Можно к нему? – сквозь слезы взмолилась блондинка, – хотя бы на минуточку!
–Нельзя, -категорично отрезала врачиха и размашистой походкой двинулась вдоль коридора, последовательно выгоняя из палат друзей и родственников пациентов.
Вероника проводила докторшу затуманенным взглядом и в изнеможении опустилась на скамейку. Я осторожно пристроилась рядом и ободряюще прошептала:
– Я уверена, все будет хорошо, а грубость в наших больницах – это обычное явление, ничего с этим не поделаешь!
Блондинка посмотрела на меня с таким неприкрытым удивлением, словно внезапно обнаружила, что находится в коридоре не одна.
–Простите, я вам даже спасибо не сказала, – похлопав несколько секунд слипшимися от поплывшей туши ресницами, сориентировалась в окружающей обстановке Вероника, – почему они не пускают меня к Ранги, я так с ума сойду от неизвестности!
–Таковы правила, – терпеливо объяснила я, – нужно подождать.
– Я не могу ждать! – блондинка снова зашлась в рыданиях, – Ранги – это все, что у меня есть, он –моя жизнь, и без него я тоже умру!
«Старую песню о главном» я слышала неоднократно, но если раньше я относилась к стенаниям Вероники с немалой долей иронии, то сейчас у меня язык не поворачивался высмеять убитую горем блондинку. Как ни крути, просто так на Скорой не увозят…
–Простите за бестактность, а что произошло с вашим…Ранги?
–Я точно не знаю, – слезы полились из глаз Вероники с новой силой, – вроде бы ставят пневмонию… Это я виновата в том, что он заболел! Ранги столько раз говорил, что ему нужно уехать до наступления холодов, потому что он не выдержит нашу зиму, а я… Я думала, что он просто хочет меня бросить и… Знаете, как я поступила? Я пошла к гадалке и сделала приворот!
–Не говорите ерунды и тем более не вините себя! –ультимативно потребовала я, – лично я вообще не верю в гадалок и вам не советую.
В знак протеста Вероника так сильно затрясла головой, что с ее волос во все стороны полетели мелкие капельки растаявшего снега.
– Я тоже не верила, пока не сходила к мадам Изольде! – сообщила блондинка, – она долго не хотела мне помогать, но потом я ее уговорила и она все-таки согласилась, так приворот сработал в тот же день! И почему я только не послушала мадам Изольду, она ведь предупреждала, что приворот не принесет мне счастья!
ГЛАВА XVIII
–Перестаньте себя накручивать, – равнодушно наблюдать за тем, как Вероника истязает себя беспричинным самобичеванием было для меня абсолютно невыносимым. Мадам Изольда, конечно, мастер основательно запудрить наивным клиенткам их не далеко ушедшие от куриных мозги, но данная ситуация уже ощутимо начинает попахивать изощренным садизмом, – я уверена, что вы имеете дело с обыкновенным стечением обстоятельств, не более того. Все эти гадалки просто хорошие психологи и работают они по принципу «любой каприз за ваши деньги»!
Вероника резко прекратила рыдать и с видом оскорбленной невинности подняла на меня опухшие от слез кукольные глазки.
–Мадам Изольда не взяла с меня ни копейки, – торжественно заявила блондинка, уткнувшись беспрестанно шмыгающим носом в кружевной платочек с легкомысленными рюшечками, – она несколько раз пыталась мне объяснить, что приворот только сделает хуже и мне, и Ранги, но я прямо, как с ума сошла, понимаете? Я готова была себе вены вскрыть, лишь бы Ранги не уезжал, и мне тогда казалось, что приворот – это единственный способ заставить его остаться. И представьте, я возвращаюсь домой, а Ранги вдруг говорит: я сегодня же сдам билет. Я была так счастлива, что словами не описать, побежала к мадам Изольде, хотела ей спасибо сказать, но она все отрицала, будто и не ее это заслуга. Представляете, какая удивительная скромность?
–Скорее, честность, – вслух подумала я, в упор столкнулась с недоумевающим взглядом «рабы любви» и решительно добавила, – по-моему, вашему Ранги стоило периодически смотреть на градусник и элементарно одеваться потеплей, вот и вся магия!
Продолжающий пребывать под воздействием овеянных мистическим ореолом воспоминаний о визите к прославленной мадам Изольде рассудок блондинки упрямо отказывался воспринимать мои весьма рациональные доводы, высказанные, надо отметить, в достаточно категоричной форме. От неожиданности Вероника на пару минут потеряла дар речи и лишь беззвучно разевала рот, словно выброшенная на лед рыба. Не знаю, что конкретно творилось в ее светловолосой голове, но судя по внезапно последовавшему из моих обличительных слов выводу, там правил балом исключительно первородный хаос.
–Это я во всем виновата! – по второму кругу завела шарманку Вероника, ожесточенно комкая наманикюренными пальчиками и без того мятые полы своего халата, – какая же я эгоистка, я всегда беспокоилась только за себя! Ранги запретил мне вмешиваться в его жизнь, и я даже заикнуться лишний раз о чем-нибудь перед ним боялась… А надо было настоять на своем – ну и пусть бы он меня снова ударил! Зато не лежал бы сейчас в этой ужасной больнице, где до него никому нет дела!
Обладай я соответствующими возможностями, я бы незамедлительно обратилась в уполномоченный орган с просьбой о срочном помещении моей собеседницы в лечебницу для душевнобольных с целью принудительного упорядочивания образовавшегося в ее мозгу бардака. Той несусветной чуши, которую блондинка несла практически безостановочно, с избытком могло хватить на десяток томов истории болезни, и даже не будучи дипломированным психиатром я объективно понимала, что ее диагноз является неизлечимым.
–Ранги бы все равно меня не послушал, – грустно подвела итог своих трудоемких мыслительных потуг Вероника, – он поступает так, как сам считает нужным. Вы бы слышали, как я умоляла его не прыгать с телебашни, это же настоящее самоубийство, я в ногах у него валялась, пыталась отговорить. И что? Он спокойно упаковал свой парашют и хлопнул дверями. Если бы я не позвонила в полицию, и Ранги не арестовали, он бы обязательно прыгнул! А потом эта проклятая Стена Троллей в Норвегии – Ранги и его друзья загорелись идеей туда съездить и прыгнуть с утеса Кастель. А ведь до них там разбился ни один бейсер! Я потому и отважилась на приворот, у меня сердце разрывалось, когда представляла, что Ранги может погибнуть! И что вышло? Ранги остался в столице, но его жизнь точно также висит на волоске, как если бы я отпустила его в Норвегию!
–Милая девушка, на дворе двадцать первый век, и антибиотики изобрели уже давным-давно, – назидательно поведала я, – воспаление легких – это вовсе не приговор. Я лично перенесла двустороннюю пневмонию, и как видите, до сих пор жива и здорова. Напичкают вашего Ранги лекарствами, откачают жидкость и за пару недель поставят на ноги. А пока он находится в больнице, настоятельно рекомендую вам своими руками связать ему пару шерстяных носков, а лучше две – во-первых, вязание здорово успокаивает нервы, а во- вторых, скоро Новый Год, и синоптики прогнозируют дальнейшее понижение температуры, так что заодно сэкономите на подарках.
Трясущиеся губы блондинки тронула слабая, чуть заметная улыбка, и я окончательно убедилась в том, что выбрала единственно верную линию поведения. Начни я сочувственно качать головой и самозабвенно обливаться горючими слезами из женской солидарности, подобная реакция только усугубила бы состояние Вероники и так приближающееся к критическому семимильными шагами, а мой хотя и грубоватый, но, в сущности, доброжелательный юмор постепенно вернул блуждающую наощупь в густым сумерках сознания блондинку в окружающую реальность.
–Спасибо вам, – Вероника крепко стиснула мою руку в своей пылающей ладони, – невозможно постоянно держать всё в себе, мне так нужно было выговориться! Господи, вы же поднимались в другое отделение, а тут я вас отвлекла! Простите меня, пожалуйста, простите!
–Ничего страшного… – в полной мере проявить свои актерские способности и успешно изобразить на лице улыбку матери Терезы мне вероломно помешал внезапно раздавшийся за спиной голос, принадлежащий той самой чопорной докторше, которая принимала у нас с Вероникой пакеты.
Так и знала, что вы все еще здесь! – воинственно подбоченившись, возмутилась медичка, – кто вам разрешал посиделки устраивать? Как мне еще нужно глотку драть, чтобы вы услышали? Теперь придется вас через приемный покой выпускать!
–Мы уже уходим, -несмотря на прочную и нерушимую ментальную стену, от различного рода истеричных особ у меня успел развиться полноценный токсикоз, и нарываться на никчемные разборки с докторшей я совсем не стремилась, а потому рывком приняла вертикальное положение и, настойчиво потянув за собой намертво вцепившуюся в мою руку блондинку, двинулась к выходу.
–Постойте! – врачиха отчаянно рванулась нам наперерез, – я вам только позвонить хотела, но как сердце подсказало – дай, думаю, гляну, наверное, в коридоре сидят. Смотрю, так оно и есть.
Вероника издала не то вопль, не то стон и без движения застыла в неестественной позе. Создавалось впечатление, что она собирается впитывать информацию посредством сразу нескольких органов чувств: глаза блондинки были широко распахнуты, губы наполовину приоткрыты, а ноздри шумно раздувались от волнения.
–Я ставлю вас в известность о том, что больной намерен написать добровольный отказ от госпитализации, – официальным тоном сообщила докторша, – он ведет себя вызывающе и агрессивно, оскорбляет персонал и не позволяет сделать себе ни одной инъекции. Никто его заставлять не будет, мы его можем прямо сейчас выписать, но имейте в виду, рентген показал обширные затемнения в обоих легких, и я должна вас предупредить, что при отсутствии своевременного лечения летальный исход наступает в девяноста процентах случаев.
Невзирая на демонстративную готовность Вероники к восприятию исходящих от врача посылов, блондинка растерялась до такой степени, что одномоментно превратилась в слепоглухонемой соляной столб, грозящий в любую секунду рухнуть, как подкошенный. Я предусмотрительно оттеснила похолодевшую от ужаса Веронику поближе к скамейке и невозмутимо поинтересовалась у нервно переминающейся с ноги на ногу врачихи:
–Больной чем-то мотивирует свое нежелание находиться в больнице?
Чем-то напоминающая морду престарелой лошади физиономия докторши красноречиво сморщилась.
–Да попробуй пойми этих сектантов, их сейчас столько всяких расплодилось, – устало потерла виски медичка, – я думала, хуже свидетелей Иеговы уже никого не бывает: у тех переливание крови запрещено, так тоже сразу отказ пишут, даже если одной ногой в гробу стоят. Я когда в ожоговом работала, к нам девочку привезли, лет пять-шесть, живого места на ней не было, переливание крови – последний шанс, так не поверите, родители отказались. Хорошо, главврач наш до министра дошел, президент вмешался, все-таки спасли ребенка. Вот и этот ваш, видать, такой же зомбированный – твердит, как заведенный, не пойми, что: одно слово по-русски, а два – бог знает на каком языке. Медсестры думали, бредит, такую он чепуху выдает. Говорит, нельзя ему принимать никакие препараты, а вылечить его может только вроде как шаман, или колдун, он сам толком объяснить не в состоянии, как-то он его называл, «кохунга» или «тоханга»… Что же это за секта с такими дикими порядками? Простую татуировку на все лицо сделать и то не каждый вытерпит, а у этого прямо искромсано все, будто ножом по живому резали. Неужели сатанисты?
–Ранги – не сатанист, – отмерла белая, как простыня, Вероника, – он- маори.
–Хрен редьки не слаще, секта- она и есть секта, – пожала костлявыми плечами докторша, по всем признакам, имевшая не больше представления о значении прозвучавшего из уст блондинки термина, чем садовый гном о ядерном топливе, – так что делать-то будем? Пускай отказ пишет? Нам тоже лишняя ответственность не нужна!
Доселе незаметная блондинка покачнулась на каблуках и нетвердой походкой выступила вперед.
–Передайте Ранги, что я приведу ему тохунга завтра утром, а если получится, то, может быть, даже и раньше, – отчетливо выделяя каждое слово, произнесла Вероника.
–Час от часу не легче, – всплеснула руками врачиха, – сумасшедший дом на выезде. А нам вы что же предлагаете, до утра с ним мучиться? Ваш сатанист уже третью капельницу расколошматил, откуда только силы взялись, пластом же лежал, когда привезли!
Кукольно-голубые глазки блондинки сверкнули настолько ярко, что я бы ничуть не удивилась, вздумай Вероника публично напомнить докторше краткое содержание клятвы Гиппократа. Однако, «раба любви» благоразумно воздержалась от неуместной риторики, презрительно скривилась и, чеканя шаги, направилась к лифту.
–Выход через приемный покой, налево по коридору и дальше по лестнице, – на полпути остановила Веронику медичка, – учтите, если пациент опять начнет буйствовать, мы его силой удерживать не станем, себе дороже!
–Спасибо вам еще раз огромное, – каблуки блондинки цокали по бетонным ступенькам с невероятной скоростью, – вы извините, мне надо бежать, сейчас любая минута на счету…
–Вы действительно собираетесь привести в больницу колдуна? – я едва поспевала за скачущей вниз Вероникой, но прилагала максимальные усилия, чтобы сократить дистанцию, – или это всего лишь попытка успокоить больного?
–Клянусь, я это сделаю, – не оборачиваясь, выдохнула блондинка на бегу, – если понадобиться, я буду всю ночь сидеть под дверями на голом снегу, но все-таки уговорю мадам Изольду помочь Ранги.
ГЛАВА XIX
К своему вящему сожалению, я вынуждена была констатировать, что внештатная ситуация окончательно вышла из-под контроля и требовала немедленного принятия решения. Проклятые форс-мажоры в лице подхватившего пневмонию Те Ранги и его выжившей из ума подружки до такой степени завладели моим разумом, что о первоначально запланированной цели своего посещения столичной горбольницы я вспомнила уже на улице. Наверняка, Кирилла успели предупредить о моем визите, и теперь мой неверный возлюбленный безуспешно ломал голову, тщетно пытаясь понять, куда занесли меня черти по пути в травматологическое отделение. Определенные угрызения совести я, бесспорно, испытывала, но жизнь научила меня автоматически ранжировать возникающие проблемы по уровню фатальности вероятных последствий, и в данном случае я объективно сознавала, что сегодня Кирилл прекрасно обойдется и без сопровождаемого поцелуем пожелания спокойной ночи.
Даже если бы Инна Матвеевна называла меня ведьмой на основании имеющих доказательственное значение фактов, совершить полет на метле в лучших традициях классического жанра мне бы все равно не удалось. Навряд ли подошла бы для передвижения по городу и неоднократно упоминавшаяся в произведениях устного народного творчества ступа –скорость отдельных порывов взбесившегося ветра казалась вполне достаточной, чтобы моментально вогнать в крен транспортное средство гораздо более внушительных размеров.
В довершение к собачьему холоду погода от души баловала столичных жителей непрекращающимся снегом, валившимся на землю с такой интенсивностью, словно сотрудники небесной канцелярии намеренно сбрасывали вниз избыточные объемы выданных в подотчет осадков. Существенно усилившийся к вечеру мороз безжалостно пробирал до костей, ледяной ветер яростно обжигал лицо, а острые, застывающие на лету снежинки больно царапали кожу и подло слепили глаза, наглухо склеивая ресницы. Несмотря на то, что средняя полоса нашей страны всегда славилась резко континентальным климатом и внезапными перепадами температуры, с подобными изысками сталкивались разве что местные старожилы, чьи воспоминания давно и густо поросли без малого столетним мхом и практически сравнялись по степени достоверности с передаваемыми из поколения в поколение легендами.
Людей на улице почти не попадалось: напуганное штормовым предупреждением столичное народонаселение поголовно пряталось по домам. Я бы и сама с превеликим удовольствием нырнула под одеяло и до утра наслаждалась уютной атмосферой тепла и покоя, однако, неуемная интуиция не упускала случая поёрничать и язвительно подсказывала мне, что моим мечтам не скоро суждено воплотиться в реальность. По всем признакам, ночка мне предстояла довольно бурная и насыщенная, и я вдруг невольно поймала себя на странном ощущении дежавю.
Двадцать пять лет назад, окрестности острова Врангеля, дрейфующая станции «Северный полюс» – Изольда Керн еще находится в утробе матери, но энергетический канал уже открыт и в полной мере транслирует сигналы извне. Мать корчится в предродовых схватках, а вместе с ней содрогаются многотонные льдины, из груди женщины вырывается пронзительный вопль, а гигантские торосы вторят ей беспрестанным гулом, в котором тонет первый крик новорожденной девочки, появившейся на свет вопреки всем законам природы и логики.
Хотя мое шестое чувство и отличалось на редкость пакостным характером, я не видела причин игнорировать его предостережения. Предыдущий опыт недвусмысленно свидетельствовал, что стоило мне заглушить голос подсознания плотным кляпом рационализма, как все моментально шло наперекосяк. Учитывая, что текущие обстоятельства бессовестно сложились по принципу «хуже не будет», я решительно отбросила последние сомнения, сняла с интуиции намордник и подчинилась ее настойчивому зову, полностью отдавшись на милость провидения.
В отличие от бесследно исчезнувшей в снежной воронке блондинки, я столь безумной самоотверженностью не обладала и уж тем более не грезила попасть с обострением хронического бронхита в соседнюю палату с Те Ранги, поэтому навстречу «ночи больших свершений» предусмотрительно отправилась на такси. Домой я добралась с относительным комфортом, несколько смазанным нескончаемым ворчанием шофера по поводу заносов, заторов и даже завалов, пулей выскочила из салона и в рекордные сроки форсировала отделяющий меня от подъездной двери сугроб. Прямо в запорошенной снегом шубе я метнулась в комнату, схватила с тумбочки мобильник и с силой вдавила кнопку включения и уже затем обнаружила, что забыла снять обувь и на подошвах притащила домой как минимум литр стремительно растекающейся по паркету воды.
Вооружиться тряпкой и вступить в борьбу за сохранность дорогого напольного покрытия от неминуемого размокания мне не позволил телефонный звонок. Рабочий номер мадам Изольды снова стал доступен, и, если моя интуиция не впала после общего переохлаждения в анабиоз, я должна была услышать знакомый женский голос.
–Мадам Изольда! Слава богу, я вам дозвонилась! – сквозь многочисленные помехи взвыла Вероника, -ради всего святого, помогите мне!