Наталья Антарес
Замкнутый круг
Полярная ночь накрыла Мурманск аккурат в день моего приезда, словно это я и привезла ее из солнечной столицы. Тот, факт что утро завтрашнего дня даже по самым оптимистичным подсчетам наступит лишь после Нового Года, да и то Солнце на горизонте одиннадцатого января появится чисто символическое, и темнота полностью рассеется только по весне, вогнал бы любого жителя материка в длительный транс, однако, погрузившийся во многомесячный мрак город продолжал жить по обычному распорядку. Впрочем, по аналогии с теми, кто, как поется в известной песне, ошибочно называл бескрайний север крайним, глубоко заблуждаются и те, кто считает, что в полярную ночь Мурманск становится похожим на зияющую пасть черной пещеры, а горожане вопреки теории эволюции на полгода деградируют до уровня троглодитов. В зимнем Мурманске поражало прежде всего обилие электричества – свет здесь безостановочно жгли по восемнадцать часов в сутки, и я с ранних лет привыкла к этому эрзацу солнечных лучей. Старые привычки умирают тяжело, и в столице мы с Кириллом вечно конфликтовали по поводу перерасхода электроэнергии. Я долго не могла отвыкнуть с вечера оставлять включенной лампу на кухне, а Кирилл хоть убей не мог понять, зачем я это делаю, если утром все равно настанет рассвет. Для моего неверного возлюбленного регулярная смена дня и ночи являлась таким же незыблемым постулатом, как и закон всемирного тяготения, и ему было невероятно сложно вообразить, что где-то на Земле всё происходит иначе.
Так как первый камень последнего из основанных в Империи городов заложили на мерзлоте и за минувшую с указанного исторического момента сотню лет структура почвы не претерпела качественных изменений, самым высоким зданием в Мурманске была и оставалась шестнадцатиэтажка бывшей гостиницы «Арктика», ныне переоборудованная под торговый центр вкупе с развлекательным комплексом и официально признанная максимально допустимым пределом высотности. Родительский дом находился совсем рядом, и, сколько я себя помнила, прогулка мимо построенного в лучших традициях советской гигантомании колосса неизменно сопровождала мои каждодневные походы в школу. Даже при социализме «Арктика» освещалась дай боже, а сейчас и вовсе переливалась всеми цветами радуги – эдакий путеводный маяк для заплутавших в потемках приезжих. Чтобы не заметить столь очевидный ориентир нужно было быть слепым, как крот – для остальных «имеющих глаза» не увидеть бывшую гостиницу было практически невозможно.
В многочисленных окнах моего родного дома также горел свет различной степени яркости. Отцы-основатели построили Мурманск на сопках, и местные архитекторы навсегда остались заложниками ступенчатых фундаментов, из-за чего немало домов, включая родительский, имели разное количество этажей в разных секциях. В итоге, если взглянуть на город панорамно, создавалось впечатление, что улицы идут не прямолинейно, как тому и положено быть, а словно змеятся причудливыми волнами. Я всегда невольно отмечала эту особенность, когда авиалайнер перед приземлением медленно пролетал над Мурманском, но сегодня меня вдруг посетили потрясающие по степени абсурдности мысли. Я внезапно вспомнила о Те Ранги. Я размышляла вовсе не о том, как повезло мне избежать столкновения с ним в шумной толчее столичного аэропорта: я спрашивала себя, подходит сверкающая в ночи «Арктика» для бейсджампинга, и хватило бы у маори смелости на отчаянный прыжок с ее крыши? Или это физически невозможно – успеть раскрыть парашют за считаные доли секунды?
Мама сразу заметила, что я веду себя малость странновато, но пытать меня прямо в аэропорту с присущей ей деликатностью, естественно, не стала. Тем не менее, я уже точно знала беспроигрышный вариант, как отбиться от вопросов. Печальна, молчалива и внутренне напряжена – какой еще могла быть девушка, которой изменил любимый человек? По телефону я ничего не рассказывала родителям о постигшем наши с Кириллом отношения кризисе, во многом по причине бесконечно растоптанного чувства собственного достоинства. Никогда ранее я не подозревала, что могу оказаться в роли «обманутой жены», и решила не ставить семью в известность о свершении данного факта, пока сама окончательно не переварю измену. Мне и сейчас было тяжело говорить об этом даже с мамой, самым родным и близким человеком на Земле, я отродясь не искала жалости и презирала сочувствие, но в любом случае, лучшего объяснения моему неожиданному визиту нельзя было и представить. Куда еще мне нести свою безутешную боль, кроме как в отчий дом? И что ж теперь, если боль приутихла, раны почти зарубцевались, а сам неверный возлюбленный на коленях вымолил у меня прощение?
Выжать из себя слезу у меня так и не получилось, да и мамины нервы стоило беречь, поэтому я пару раз всхлипнула у нее на плече, искренне посетовала на несчастную бабью долю и уже настроилась на целый месяц сладостного ничегонеделания в заботе и любви, но тут обычно крайне тактичная мама меня неожиданно озадачила:
– Ты сама виновата, Изольда! – категорично заявила она, и отставив в сторону недопитый бокал с горячим чаем, которым она уже с битый час отпаивала свою страдалицу- дочь, добавила, -вместо того, чтобы уделять больше внимания Кириллу, строить с ним семью, планировать общее будущее, ты целыми днями напролет пропадала в своем салоне! А ведь Кирилл тебя обожал, он тебя на руках носил, да и вообще, прости за прямоту, но покажи мне еще одного такого мужчину, который бы добровольно согласился жить с ведьмой?
–Мама, я не ведьма, я экстрасенс, – обиделась я и, вероятно, от обиды автоматически послала в никуда энергетический импульс. В результате моего непроизвольного порыва в кухонном светильнике с треском перегорела лампочка, и какое-то время мы с мамой ошарашенно сидели в темноте.
–Мам, извини, я не специально, – совсем, как в детстве, опустила голову я. Вон он, Его Величество Север в действии. Пора вспомнить, что значит осторожность, а то такими темпами я опять всю пятиэтажку без электричества оставлю, был у меня уже подобный эпизод по молодости лет. Родители потом весь вечер сидели, как на иголках, пока ни о чем не подозревающие соседи дружно составляли коллективную жалобу в энергоснабжающую организацию с длинным списком безнадежно вышедших из строя электроприборов в качестве отдельного приложения. И ведь повод-то был совершенно пустяковый: поссорилась с отцом из растраченных на всякую ерунду карманных денег, завелась на ровном месте и, пожалуйста, трансформаторная подстанция благополучно накрылась медным тазом, и весь дом неделю подряд при свечах не только ужинал, но также обедал, завтракал и осуществлял все прочие нужды. Ибо, дорогие товарищи, полярная ночь!
–Ничего, сейчас поменяем, – обреченно махнула рукой мама, – возьми в шкафу на верхней полке, только об холодильник не ударься. Ну нет, не смей! Изольда, немедленно встань, открой шкаф и принеси лампочку, как все нормальные люди…!
Сразу после прибытия в Мурманск я чувствовала что-то вроде опьянения энергией. Энергии было так много, что она распирала меня изнутри, и первое время мне постоянно хотелось ею воспользоваться. Подчеркиваю, воспользоваться в мирных целях. Но, увы, даже собственные родители ни капли не ценили моего альтруизма: что может быть проще – сначала проникнуть взглядом за створки навесного ящика, мысленно отыскать нужный предмет, затем заставить дверцу открыться и, потихоньку подталкивая лампочку, притянуть ее к себе при помощи телекинеза? И сколько лишнего напряга отрывать пятую точку от мягкого стула, наощупь шариться в темноте и, видимо, для полноты ощущения напоследок долбануться плечом о чертов холодильник, а потом еще и полчаса вворачивать лампочку в плафон при учете нахождения ближайшего источника света аж в коридоре!
–Довольна? – ехидно поинтересовалась я у мамы по окончанию этой безжалостной экзекуции и снова плюхнулась на стул, – дочь только с самолета, устала, не выспалась, а ты ее сходу привлекаешь к хозяйственным работам!
–Я всего лишь напоминаю тебе, что такое самоконтроль, – горько вздохнула мама. Все эти магические штучки –дрючки в моем исполнении были для нее все равно, что нож по сердцу, и как бы я не пыталась убедить ее брать пример с отца и относиться к активизации моих паранормальных способностей если не с юмором, то хотя бы без паники, мама продолжала впадать в откровенный ужас, – ты уверена, что столице ты этого не можешь?
– Совсем чуть-чуть, – теперь пришла моя очередь издавать разочарованные вздохи, – и при Кирилле я никогда так не делала, ты это сама знаешь. Мама, ну перестань, я сейчас немного акклиматизируюсь и буду держать себя в узде, обещаю…
–Вот опять…, -схватилась за голову мама, когда, услышав мелодичное пиликанье радиотелефона, я машинально вынудила валяющуюся в зале трубку описать сложный зигзаг и мягко опуститься на кухонный стол, – ответь сама, скажи, у меня давление подскочило.
–Мамочка, всё, прости, – в пылу раскаянья я сначала ответила на звонок, а уж потом запоздало сообразила, что номер звонящего абонента определился явно не мурманский.
–Мне нужна Изольда Керн, – без приветствий гавкнул из трубки грубый мужской голос, – пригласите ее к телефону.
–Слушаю, – подтвердила я, растерянно обдумывая, есть ли толк от ментальной стены, воздвигнутой на расстоянии телефонного звонка.
–Вы знаете Кирилла Сазонова? – еще хлеще прежнего рявкнул мой невидимый собеседник.
–А с кем я говорю? – возмутилась я, – что случилось?
–Не хотите отвечать, не отвечайте, меня просили позвонить Изольде Керн, вот я и звоню, за свои деньги, между прочим, – рыкнула трубка, – короче, Кирилл ваш с кем-то подрался и сейчас лежит в столичной больнице с сотрясением мозга. В травматологии, в пятой палате, вы дальше уже сами выясняйте.
ГЛАВА XIII
Несколько секунд я неподвижно стояла посреди кухни и отрешенно слушала, как пикают в телефонной трубке отрывистые гудки отбоя. Мой цербероголосый информатор сдержал обещание и, ограничившись сухим изложением свершившихся фактов, отсоединился с чувством выполненного долга. Мне же сейчас предстояло не только осмыслить поступившие от анонимного осведомителя данные, но и определиться, каким образом мне надлежит на них отреагировать. Как назло, в голову мне не лезло ровным счетом никаких путных мыслей, и неизвестно, сколько бы еще времени я провела в отсутствующем созерцании пустоты перед собой, если бы в ситуацию не вмешалась интуитивно заподозрившая неладное мама.
–Изольда? – мама всего лишь позвала меня по имени, но взволнованное выражение ее лица красноречиво отображало целый шквал адресованных мне вопросов. Тем не менее, она очень хорошо знала, что открытым текстом лезть мне в душу чревато неприятными последствиями, и терпеливо выжидала, когда я заговорю сама.
–Кирилл в больнице, – коротко сообщила я, шумно выдохнула, и державшаяся на весу, как выяснилось, исключительно благодаря волевому усилию, трубка сначала с размаху грохнулась на пол, а потом и вовсе закатилась под стол. В этот момент я лишний раз убедилась, что худа без добра чаще всего не бывает: по крайней мере у меня нежданно-негаданно появился достойный повод оперативно нырнуть под скатерть и под предлогом поисков злополучного аппарата избежать укоризненного взгляда пребывающей в близком к истерическому состоянии мамы.
–Что он с собой сделал? – мама по обыкновению сделала из услышанного собственные выводы, и ее богатое воображение сходу нарисовало гипертрофированно жуткую картину вроде болтающегося в самодельной петле тела с перерезанными венами и признаками отравления одновременно, на груди у которого приколота начертанная кровью предсмертная записка с обличительными словами «Во всем прошу винить Изольду Керн».
–Мамочка, да успокойся ты, пожалуйста, – так как ушибленного в процессе замены перегоревшей лампочки плеча мне вполне хватало, во избежание новых случаев бытового травматизма из-под стола я вылезла с максимальной осторожностью, – не было никакой попытки суицида – подрался с кем-то, получил по башке и заработал сотрясение мозга. Ума не приложу, когда он успел – мы часа три назад созванивались, все было в порядке…. Мама, да не смотри ты на меня, как на врага народа!
–Не удивительно, что Кирилл не выдержал такого хамского отношения, – горько резюмировала мама, – я бы места себе не находила, все телефоны бы в больнице оборвала, родителям бы его дозвонилась, в конце концов…
–Мама, я видела его судьбу, – чтобы окончательно пресечь беспочвенные обвинения в эгоистичном бездушии наотмашь рубанула я, -поверь мне, Кириллу не суждено умереть на больничной койке.
Мама задохнулась от возмущения, осуждающе фыркнула, но от дальнейших воззваний к моей незапятнанно-чистой совести благоразумно воздержалась. Возможно, банально испугалась, что я войду в раж и на эмоциях выдам известные лишь мне одной подробности, несмотря на существующую в нашей семье негласную договоренность: когда мой дар предвидения дал о себе знать, и с детской непосредственностью принялась направо и налево сыпать пророчествами (кстати, порой довольно мрачными, если взять, к примеру, гибель соседского сына в автокатастрофе), родители запретили мне даже открывать рот для подобных предсказаний, а уж тем более делать это в стенах дома. С тех пор я несла свой крест в гордом одиночестве, лишь изредка забывая следить за языком. Лично я отдала бы полжизни, чтобы проникнуть за темную завесу своего будущего, но большинству людей почему-то нравилось заблуждаться. Сладкий плен самообмана, иллюзорная возможность предотвратить неизбежное и остановить неминуемое! Неотъемлемое свойство человеческой натуры, абсолютно чуждое мне. Будто я совсем и не человек…
Мобильный Кирилла был предсказуемо отключен, в квартире Сазоновых тоже никто не отвечал, а телефон несостоявшейся свекрови один за другим выдавал длинные гудки. В итоге пришлось прибегнуть к услугам всемирной паутины и отыскать в интернете телефон травматологического отделения столичной больницы. Под неотступно преследующим меня маминым взглядом, я с горем пополам дозвонилась в ординаторскую, где меня вновь прочувствованно обгавкал печально знакомый бас. Вынужденная диагностировать у себя ярко выраженные симптомы дежавю, я не стала представляться и тактично поинтересовалась текущим состоянием своего неверного возлюбленного. В результате крайне содержательного диалога я выяснила, что имею честь беседовать с дежурным санитаром Петруничевым, все доктора занимаются вечерним обходом по палатам, и если Кирилл Сазонов – это тот самый больной, который просил втайне от столпившихся у постели родственников позвонить какой-то девчонке в Мурманск, то его состояние можно обозначить, как удовлетворительное, и опасность жизни и здоровью пациента больше не угрожает. После двух минут разговора, я начала ощущать, что вот-вот залаю в унисон властителю больничных уток, и с облегчением повесила трубку, искренне радуясь, что санитар по оставшимися невыясненными причинам не узнал во мне вышеупомянутую «девчонку из Мурманска».
–Вот видишь, с Кириллом все в порядке, – торжествующе сообщила я до предела издергавшейся маме,– чуть попозже дозвонюсь Инне Матвеевне и узнаю, с кем его угораздило сцепиться, и главное, из-за чего. Мужчины, как дети – их ни на минуту нельзя оставить одних, сразу что-нибудь натворят, да, мам?
Моя неудачная попытка взбодрить маму примитивной шуткой потерпела сокрушительный крах и еще в большей степени усугубила ситуацию. Мама залпом осушила чашку с остывшим чаем, решительно поднялась со стула и демонстративно покинула кухню.
–Я не могу спокойно смотреть на то, как ты себя ведешь, Изольда! – донесся из коридора ее расстроенный голос, – я не оправдываю Кирилла, он совершил низкий и подлый поступок, но ты его сама спровоцировала, и сегодня я в этом убедилась наверняка. Надеюсь, он скоро поправится и приедет к нам в Мурманск. Я хочу лично с ним поговорить.
– О чем? – невзирая на оптимистичные прогнозы санитара Петруничева, на сердце у меня неуемно скребли кошки, а мамины нравоучения упорно мешали мне пообщаться с внутренним голосом и разобраться, наконец, что именно вызывало у меня это липкое, томительное беспокойство. Ну, напали на Кирилла какие-нибудь наркоманы в подъезде, ну, отобрали бумажник, ну шандарахнули напоследок по кумполу, с кем не бывает? Возьмет больничный и за пару недель оклемается, а там и я уже вернусь в столицу и, так уж быть, освежу в памяти целительские навыки. Ан нет, нечто иррациональное и необъяснимое продолжало целенаправленно долбить мне в затылок, словно залетный дятел спутал мою голову с любимым деревом.
–Поучу Кирилла житейской мудрости, – расплывчато отозвалась мама и язвительно добавила, – знаешь, чего тебе недостает, Изольда? Я тебе скажу –женской гибкости ума. Ты всегда рассуждаешь с позиции силы и думаешь, что мужчины это оценят. А между тем, природа распорядилась так, что женщина должна если уж не быть, то хотя бы казаться слабой. Своим поведением ты подавляешь в мужчинах мужское начало, да еще и ставишь это себе в заслугу. Конечно, Кирилл устал чувствовать себя на вторых ролях, вот нашел себе другую, чтобы доказать, что он все-таки самец!
–Этот твой «самец», мама, гораздо больше вырос бы в моих глазах, если бы просто поговорил со мной начистоту, – беззлобно огрызнулась я, – а свою слабость я смогу признать только в тот момент, когда встречу действительно сильного мужчину, намного сильнее меня… Мамочка, дай мне несколько свечек, где они у тебя лежат? Только найди, пожалуйста, быстрей, пока отец не пришел!
Острый клюв невидимого дятла стукнул мне в темя настолько болезненно, что я едва сдержала стон. Дело здесь обстояло даже не в том, что в последние три дня словосочетание «сильный мужчина» для меня устойчиво ассоциировалось с одним единственным человеком, а скорее в инстинктивном страхе вновь ощутить на себе прямое действие этой невероятной энергетики. А вдруг моя версия про ограбивших Кирилла наркоманов так же несостоятельна, как и теория о наличии жизни на Марсе? Почему звонок санитара Петруничева мне осуществлялся в атмосфере строжайшей секретности? Выходит, Кирилл не хотел, чтобы о нем узнали родственники? Мутно всё, чрезвычайно мутно, но всегда находятся любители половить рыбку и в мутной водичке…
Жить в неведении и подпитывать воображение высосанными из пальца догадками для профессиональной гадалки есть непростительная глупость, однако проведение сеанса ясновидения в отчем доме – самоубийственный риск. Если отец застанет меня на месте преступления, он не посмотрит на то, что я уже давно стала взрослой, независимой и во всех планах состоявшейся женщиной, а молча отлупит меня ремнем по филейной части да так, что прием клиентов мне придется проводить исключительно стоя. Перед отъездом в столицу я дала ему клятвенное обещание увезти с собой и «всю эту дьявольщину», и за пять лет ни разу не нарушила слова. Но…никогда не говори никогда!
Мама категорически отказалась брать на себя ответственность за готовящееся святотатство, поэтому крайне необходимые для ритуала свечи я обнаружила лишь спустя полчаса интенсивных поисков. Свечки оказались маленькими, тоненькими и какими-то несолидными, но так как свобода выбора у меня отсутствовала, я выбрала четыре более или менее терпимые штуки и плотно заперлась на кухне.
Карты и хрустальный шар я неизменно возила с собой, но практически воспользоваться магической атрибутикой на выезде мне еще не доводилось, если не считать бесплатно сделанного расклада на встрече однокурсников, безбожно испортившего мои отношения с институтскими товарищами. Колебалась между двумя способами гадания я не долго, но мучительно. Изначально я склонялась в сторону карточной колоды – во всяком случае, если в этой темной истории окажется замешан Те Ранги, карты не имеют физической возможности лопнуть от напряжения, и, следовательно, маминой кухне не грозит превращение в мусорное ведро. Однако при всех их несомненных достоинствах, карты обладали одним существенным недостатком – некоторой абстрактностью, порождающей широту толкования. Представьте, скажем, такую схему «Король пик между дамой треф и десяткой бубен в верхнем ряду и три валета в нижнем» – пока сообразишь, кем сидящему перед тобой клиенту приходятся сии представители карточного племени, и как связать воедино сложные комбинации из десятков карт во имя достижения подробной картины жизнеописания, неизбежно уходит масса времени и сил. А теперь вспомните, что в моем нынешнем положении промедление подобно если не смерти, то грандиозному скандалу с вернувшимся с работы отцом уж точно, и вы обязательно одобрите мое решение.
Шар у меня был новый, неизношенный, так почему бы не позволить ему пройти закалку? Есть, конечно, незначительная вероятность, что сфера внезапно заартачится и покажет мне набор разноцветных облаков, но на то я и знаменитая мадам Изольда, чтобы даже в стоге разрозненных мыслеобразов без труда найти иголку скрытой истины.
Господствующая в Мурманске полярная ночь стала для меня идеальным союзником. В столичном салоне я завешивала окна тяжелыми портьерами, старательно отгораживаясь от солнечного света, а здесь я просто зажгла свечи, дождалась, когда на прозрачной поверхности шара отразятся отблески постепенно разгорающегося пламени и полностью сконцентрировалась на своих внутренних ощущениях, параллельно держа под контролем пронизывающие воздух энергетические потоки.
В первую очередь я настроилась на биополе Кирилла, слабое, размытое, излучающее еле заметное тепло. Больничная палата, белые стены, белая повязка, опоясывающая голову. Веки смежены, губы приоткрыты, грудь мерно вздымается – глубокий медикаментозный сон. Рядом мать Кирилла – Инна Матвеевна, холеная, манерная дама, красивая зрелой, изысканной красотой. Нервно мнет носовой платок, постоянно бросает тревожные взгляды на спящего сына и что-то беззвучно шепчет одними губами, причем шепчет явно не молитву во здравие. «Проклятая ведьма» -прочла я по дрожащим от ненависти губам. А вот это мне совсем не нравится.
Аура забывшегося сном Кирилла – распахнутая дверь, даже не нужно искать ключик, чтобы войти. Что ж, будем снимать отпечатки пальцев, вернее, не пальцев, а ментальных касаний, оставляющих след на энергетике. Вот это – тесный контакт со мной, вот это – какие-то неизвестные люди, но судя по тому, что их отпечатки нейтрального оттенка, зарядили Кириллу по черепу явно не они. Едем дальше. Этих я знаю – мать, сестра, отчим: все они приходили в больницу, сопереживали и сочувствовали. Всё не то, нужно двигаться в обратную сторону по хронологии сегодняшнего дня…
А вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Откуда здесь Вероника, та самая «раба любви»? Короткое, небрежное, мимолетное касание, пауза и вспышка, да какая вспышка! Энергетика Те Ранги страшна на любом расстоянии, но на это раз я подготовлена и вооружена, а надежности моей ментальной стены позавидуют окруженные рвами замки. Кириллу повезло намного меньше. Его несчастная аура калейдоскопически меняет цвета. Раздражение. Презрение. Ярость. Испуг. Страх. Ужас. И черная бездна мрака в финале.
ГЛАВА XIV
– Изольда! Изольда! Изольда! – в голове у меня непрерывно звучала дикая какофония из сотен тысяч голосов, наперебой выкрикивающих мое имя с отчаянным, пронзительным надрывом. Жуткая многоголосица, взрывающая не только барабанные перепонки, но, казалось, и сам мозг, прекратилась лишь после того, как ей на смену пришел дробный, настойчивый стук. Сначала я подумала, что это вернулся давешний дятел, однако вскоре сообразила, что частые удары локализовались вовсе не в районе моего многострадального затылка, а раз за разом доносятся в аккурат со стороны двери.
–Изольда, открой! – раненой волчицей взвыла из коридора мама, и я окончательно определилась со своим текущим местонахождением. Негостеприимная реальность встретила меня удушливым дымом расплавленных свечей и острым приступом головной боли, а также полномасштабной маминой истерикой, что, пожалуй, огорчило меня в наибольшей степени. На ватных ногах я еле-еле добрела до двери, негнущимися пальцами с трудом разобралась с задвижкой, и обессиленно упала в теплые мамины объятья.
– Ты сведешь меня с ума, – горестно всхлипнула мама, прижимая меня к груди, – а если бы пожар? Что тогда, дверь ломать?
– Все нормально, – я с показной бодростью похлопала маму по вздрагивающей спине, – сейчас проветрим как следует, и папа ни о чем не догадается…
– Я дома уже почти целый час, – не предвещающим ничего хорошего тоном сообщил отец откуда-то из глубины квартиры, – похоже, ты так увлеклась своим непотребством, что совсем потеряла счет времени. Ничего не хочешь объяснить?
Я резко отлепилась от мамы и стремительно повернулась вокруг своей оси. Вот так из огня да в полымя! Неужели мое общение по душам с хрустальным шаром настолько затянулось, что я совершенно перестала замечать, как тикают настенные часики, неумолимо отмеривая оставшиеся до прихода отца минуты? Кстати говоря, беглый осмотр не выявил на прозрачной поверхности сферы ни малейших признаков видимых повреждений, и сей факт меня немалым образом порадовал, потому что эксплуатировался шар сегодня как никогда жестко и безжалостно. Да с таким запасом прочности мне этого реквизита с лихвой хватит до завершения карьеры, а учитывая, что вслед за полюбившимся столичным жителям образом роковой красотки я через несколько десятков лет собираюсь примерить личину классической бабки-гадалки, вышеуказанный уход на покой состоится крайне нескоро. Впрочем, если я не погашу в зародыше разгорающийся конфликт с отцом, мне придется в добровольно- принудительном порядке отправляться на заслуженный отдых, уже начиная с завтрашнего дня. Ладно, была не была – у лжи все равно короткие ноги, так что беру на вооружение исключительно правду и вперед, на баррикады!
–Пап, это все из-за Кирилла, – ничтоже сумняшеся поведала я с невероятно честными глазами, – я не смогла бы есть и спать, если бы не узнала, что с ним произошло…
– Узнала? – лаконично осведомился отец, брезгливо наблюдая, как мама второпях сгребает со стола свечные огарки.
– Кое-что, – мастерски уклонилась от прямого ответа я. Мама неуверенно протянула руки к хрустальному шару, осторожно приподняла подставку, быстро передвинула реквизит на подоконник и лишь затем позволила себе вздохнуть свободно. И чего она, спрашивается, так боится? Сколько можно повторять, что кусок горного кварца изначально мертв по сути своей, и только энергетика истинного мага способна вдохнуть в него жизнь. У всех остальных нет ровным счетом никаких оснований шарахаться от ни в чем не повинного минерала, словно черт от ладана.
– Пап, я очень волновалась за Кирилла, у нас только-только начало все налаживаться, и тут вдруг такое! Что мне было делать? Он в больнице, я вообще в другом городе, не вылетать же мне срочно в столицу! Начала себя накручивать, нервы сдали…
– Нервы? У тебя? –с откровенной ехидцей хмыкнул отец, – не вешай мне лапшу на уши, Изольда, я тебе не мама, мне ты так просто голову не задуришь. Скорее всего Кирилл полез в драку по твоей вине, а ты теперь пытаешься замести следы, чтобы тебя не привлекли к ответственности. Попробуй докажи мне, что я не прав!
–Откуда ты знаешь, может, наша дочь здесь не при чем? –машинально вступилась за меня мама, готовая в любой момент закрыть меня от неминуемой расправы собственным телом, -я сама тому свидетель, как Изольда звонила в столицу – то врач на обходе, то телефон отключен…
–Не защищай ее, Света, -недвусмысленно шикнул на маму отец и перевел на меня пышущий праведным гневом взгляд, -думаешь, я не понимаю, что ты водишь нас за нос, Изольда? Твой внезапный приезд, несчастье с Кириллом, гадание – все это звенья одной цепи. Рассказывай, что ты натворила в столице, или можешь немедленно возвращаться обратно!
Как не прискорбно мне было это констатировать, ситуация постепенно выходила из под моего непосредственного контроля. Я все просчитала до мельчайших деталей, но форс-мажорные обстоятельства напрочь спутали мне карты: мне еще только предстояло выяснить, как Те Ранги вышел на Кирилла и какую роль здесь сыграла Вероника-Барби, но даже сейчас очевидным для меня являлось главное: мои проблемы плодились и размножались, как кролики, а количество вариантов их решения, наоборот, таяло с катастрофической скоростью. Мало того, путей к отступлению у меня, по всей видимости, также практически не осталось.
–Ничего криминального, пап! –обезоруживающе улыбнулась я и беспомощно развела руками, – я подумала, что нам с Кириллом нужно отдохнуть друг от друга и уехала домой, а он в тот же день попал в травматологию. Конечно, меня замучило чувства вины, мало ли чего Кирилл там сдури выкинул. Поэтому я и обратилась к шару, чтобы хотя бы узнать, из-за меня это случилось или нет. А тебе, пап, надо детективы писать, а не в институте преподавать!
Все-таки правда – это и в самом деле смертельное оружие, наповал разящее гложущих сердце червей сомнения. Вопрос лишь в том, как именно необходимо преподносить истину, на каких аспектах заострять внимание собеседника, и среди каких подводных камней лавировать. Я в совершенстве овладела искусством словесных маневров и, нагло выдав в лицо отцу всю эту казуистику, буквально на лету ликвидировала нависшую над собой угрозу. По крайней мере, сегодняшним вечером мне вроде бы одинаково не светили как телесные наказания, так и незавидная перспектива быть выставленной за порог, а что касается завтра…Будет день, будет и пища!
Впрочем, за приуроченным к моему приезду ужину мама чуть ли не насильно запихала в меня столько разнообразной пищи, что я зареклась прикасаться к еде минимум в течение суток. В довершение к усиленной кормежке, я вынуждена была выслушать проникновенный мамин монолог на вечную тему моей бледности и худобы и мужественно вытерпеть отцовское ворчание относительно не выветриваемого запаха свечного дыма, прочно поселившегося на скромной мурманской кухне. Прекрасно понимая, что мне лучше помалкивать, я старательно делала вид, что семейные посиделки за столом вызывают у меня бурный прилив восторга и порцию за порцией выливала на родителей потоки свежих новостей из жизни столицы.
О моей работе и связанных с нею вещах мы вообще не говорили. В Мурманске «мадам Изольды» будто и не существовало вовсе, и я уже пять лет подряд делала все возможное, чтобы статус-кво оставался неизменным. Родители никогда не видели меня в гриме и наивно полагали, что знаменитая гадалка мало чем отличается от серой мыши, которая периодически приезжает к ним погостить, и я не видела объективных причин их разубеждать. Несмотря на то, что меня постоянно подмывало воспользоваться магическими способностями, я слишком явно ощущала свинцовую тяжесть сгустившихся надо мной туч и не позволяла себе вольностей за ужином. Передать солонку мне приходилось просить отца, сахар размешивать самостоятельно, а конфетные фантики разворачивать не усилием воли, а своими горячими от переизбытка энергии пальцами. Иногда мне даже нравилось самозабвенно изображать рядового обывателя, но порой бесконечные игры в нормальность раздражали меня до колик. В подобные моменты рядом со мной обычно и перегорали лампочки, но сегодня я просто обязана была подыграть родителям любой ценой, хотя и весь вечер буквально умирала от желания поскорей выскочить из-за стола, удалиться в свою комнату и попытать удачи с обитающими в карточной колоде венценосными особами.