Наталья Антарес
Замкнутый круг
Я искренне надеялась, что весьма наглядный инцидент с кулоном окончательно убедит блондинку отказаться от первоначальных намерений и осознать, наконец, что от владельца оберега следует не просто держаться подальше, а нестись прочь, сверкая пятками, однако встречаются на свете такие люди, которым хоть кол на голове теши. Моя клиентка принадлежала именно к этой славящейся страшным упрямством категории.
– Вы –подлая мошенница, мадам Изольда, – заклеймила меня Вероника, – вы ничего не умеете, но вам стыдно в этом признаться. Теперь я всем расскажу, что на самом деле вы лгунья и шарлатанка! Вся столица об этом узнает, вот увидите! Я думала, вы можете мне помочь, я поддалась на рекламные уловки, а вы… Я сегодня же покончу с собой, и это вы, слышите, только одна, будете виноваты в моей смерти!
– Дайте мне, пожалуйста, руку, – очень мирно и вкрадчиво попросила я, и контраст моего отрепетированно-грудного голоса с надрывным визгом был настолько очевиден, что впавшая в короткое замешательство блондинка машинально протянула мне свою узкую ладонь. Я мельком взглянула на исходящую от большого пальца линию жизни и покровительственно улыбнулась заметно напрягшейся Веронике:
– Вы благополучно доживете минимум лет до девяноста и умрете в глубокой старости, – уверенно сообщила я, – вообще-то гадание по руке стоит несколько тысяч, но для вас я, так и быть, сделаю исключение: в следующем году вы выйдете замуж, и у вас родится двойня, мальчик и девочка. И поверьте мне, отцом ваших прелестных близнецов станет вовсе не тот, кого вы так страстно желаете приворожить! Всё, бесплатный сеанс окончен, подробности за дополнительную плату.
На душе у меня стало легко и свободно. Если до сего момента, я испытывала значительные сомнения в правильности своего поступка, то сейчас я готова была выпроводить блондинку за дверь с кристально чистой совестью. Вероника могла сколько угодно угрожать самоубийством и, возможно, даже осуществить демонстративную попытку свершить показательный акт суицида, но судьбу ей не обмануть. Раз ей свыше предначертано поднимать демографию, значит, так тому и быть, и нечего мне тут всякой ерундой мозги компостировать.
– Вот! – блондинка рывком поднялась на ноги, и обличительно ткнула в меня наманикюренным пальцем, – вот они – доказательства вашего вранья! Вы говорите людям то, что они сами хотят услышать! Но я не такая доверчивая дурочка, мадам Изольда, и никогда вам не поверю! Мне осталось жить до вечера, он уедет, и я умру! Я умру!
Последнюю фразу Вероника повторила с такой неприкрытой болью, что любой другой на моем месте тут же бросился бы ее утешать и отговаривать. Но всесильной судьбе я, как ни крути, доверяла гораздо в большей степени, чем разного рода буйнопомешанным Барби.
– Если вы не вернете амулет до того, как проснется его хозяин, возможен и такой вариант, – мой взгляд вновь упал на фотографию, я представила запечатленного на ней человека в гневе, и меня непроизвольно передернуло от ужаса. Убить, может, конечно, и не убьет, но покалечит наверняка, как потом выполнять предсказание и ударными темпами повышать численность населения страны? – так что ноги в руки и вперед!
Фарфоровое личико блондинки превратилось в застывшую маску бесконечного презрения. Вероника развернулась на каблуках, гордо распрямила плечи и решительно двинулась к выходу.
– В своей предсмертной записке я все напишу, – зловеще пообещала она через плечо, – я умру, и мне будет все равно, а вам придется жить с этим грузом на сердце!
Вступать с блондинкой в бессмысленный спор я, однозначно, не планировала, и, избрав для себя тактику игнорирования, терпеливо дожидалась, когда моя клиентка покинет помещение.
–Заберите фото, – я вовремя вспомнила про неотрывно притягивающий мое внимание снимок, и мне вдруг остро захотелось избавиться от карточки, а вместе с ней изгнать прочно поселившийся в недрах души страх – подсознательно присущий каждому человеку страх перед неведомым.
Вероника сделала шаг по направлению к моему столу, но в то же мгновение чуть было не оказалась сбитой с ног буквально ворвавшимся в комнату парнем, явно не предполагавшим присутствия в салоне посторонних в столь ранний час. Ну, а мне уж тем более не снилось даже в кошмарном сне, что вследствие невыясненных пока причин, Кирилл выйдет из изолятора за день до истечения установленного законом срока содержания под стражей и сходу заявится ко мне на работу. В общем, постановочная сцена из серии « к нам едет ревизор» была, что называется, налицо, и несколько секунд мы коллективно молчали всем «актерским составом». Первой отмерла чудом избежавшая лобового столкновения блондинка.
–Еще один наивный неудачник…, – сочувственным тоном протянула Вероника, – имейте в виду, здесь вам точно не помогут, мало того, что разведут на деньги, так еще и наврут с три короба. Если вам действительно нужна помощь, здесь вы ее точно не найдете! Все трюки этой мадам Изольды рассчитаны на дурачков, но меня ей провести не удалось!
Открытым текстом высказав свое мнение по поводу моих магических способностей, будущая мать очаровательных близняшек без особого пиетета оттолкнула замершего в дверях Кирилла и по-английски удалилась восвояси.
– Ты изменила график? – спросил мой неверный возлюбленный, которому срочно нужно было хоть что-нибудь сказать, дабы не выглядеть в моих глазах полным идиотом, но так как утреннее обсуждение столичных метеоусловий для начала беседы явно не подходило, Кирилл, видимо, решил ориентироваться по обстановке.
– Форс-мажоры, – не вдаваясь в подробности, отмахнулась я и ехидно осведомилась, – а тебя, что же, выпустили за примерное поведение?
– Почему? – удивился Кирилл, – пятнадцать суток просидел, от звонка до звонка!
Я бегло сверилась с календарем, и поняла, что совершенно потеряла счет времени. Кирилл должен был освободиться из-под административного ареста именно сегодня, а я просто-напросто спутала числа. В противном случае, я бы непременно предупредила охрану. Вот уж где «пришла беда –отворяй ворота», похоже, прием страждущих и жаждущих граждан по личным вопросам придется отменить, иначе в таком паршивом настроении я не могу гарантировать достоверность устной интерпретации таинственных знаков судьбы.
– Пошел вон! –недвусмысленно заявила я без излишних рассусоливаний, – или я опять полицию вызову!
– Давай поговорим, прошу тебя! – похудевший, заросший и какой-то помятый Кирилл не вызывал у меня ничего, кроме жалости, а еще я чувствовала странное энергетическое опустошение, обычно накатывающее на меня после продолжительного рабочего дня, и когда я попыталась выяснить причину этой непонятной апатии, то с изумлением обнаружила, что моя левая ладонь покоится на глянцевой поверхности забытой Вероникой фотографии. Стоило мне отдернуть руку, как меня сразу отпустило, и я в очередной раз мысленно похвалила себя за проявленное благоразумие. Неизвестно еще, во что бы вылилось для меня проведение обряда над подобным объектом, даже безжизненное изображение которого с легкостью вгоняет меня в бесконтрольный ступор.
– Садись, поговорим, – устало кивнула я нервно топчущемуся посреди комнаты Кириллу, – сейчас я на входе табличку повешу, а то у меня человек десять на сегодня записано, скоро здесь проходной двор начнется.
Оградив себя от несанкционированного вторжения с улицы, я не спеша вернулась в гадальное помещение. За тот период, пока Кирилл отбывал заслуженное наказание, у меня выстроилась общая концепция поведения, и сейчас, когда все эмоции схлынули, обида притупилась, и нанесенная предательством рана постепенно заживала, пришла пора расставить все точки над «i».
С Кириллом я познакомилась практически в день приезда из Мурманска. Рука судьбы или случайное совпадение, но за рулем подвозившего меня из аэропорта такси сидел именно тот, с кем мне предстояло прожить под одной крышей в течение без малого четырех лет. К моменту нашего разрыва Кирилл дослужился до регионального менеджера международной торговой компании, приобрел в собственность подержанную иномарку и вел ничем не примечательную жизнь рядового столичного жителя. В нашей паре всегда доминировала я и, скорее всего, этот факт и привел наши отношения к коллапсу. Я не считала нужным притворяться слабой тогда, как отчетливо сознавала свою силу, и мало-помалу у Кирилла сформировался комплекс неполноценности. Я была успешна, самодостаточна и после нескольких часов перед зеркалом довольно красива. Провинциальная серая мышь, прибывшая из ледяного Заполярья и ориентировавшаяся в столичных реалиях не лучше, чем папуас на Манхэттене, незаметно превратилась в преуспевающую бизнес-вуман.
Да, Кирилл, несомненно, ощущал надо мной власть, когда по утрам просыпался рядом с жалким подобием прославленной мадам Изольды и снисходительно наблюдал за процессом моего преображения в роковую красотку, но в то же время ему не могла не надоесть моя двойная жизнь. Плюс лично я навряд ли смогла бы гармонично сосуществовать с человеком, великолепно помнящим момент своего рождения и на профессиональной основе читающим будущее по извилистым линиям бесчисленных рук. И все же Кирилл продержался со мной достаточно долго. Любовь? Привычка? Расчет? Или сложная комбинация из всего вышеупомянутого? Высокий, статный, светловолосый, эрудированный и неглупый – он бы запросто мог найти себе более подходящую партию, но тем не менее оставался со мной.
О серьезности наших обоюдных намерений говорило и двустороннее знакомство с родителями. Кирилл несколько раз побывал в Мурманске и произвел на мою семью наиблагоприятнейшее впечатление. Меня же родители Кирилла за глаза называли «ведьмой», к чему я относилась с философским безразличием, так как разве можно принимать за оскорбление простонародный синоним своей основной деятельности? Не знаю, сколько мы бы еще прожили вместе – пару лет или всю жизнь? По большому счету, мне было с Кириллом не хорошо и не плохо, а, так сказать, удобно. « Мужик в доме», партнер для регулярного секса, спутник для похода по увеселительным заведениям – вот и всё, что он для меня значил.
Когда мы расстались, первое время меня невыносимо «ломало». Просыпаться одной, возвращаться в пустую квартиру и долгими вечерами пялиться от скуки в телевизор… А потом я поняла одну неоспоримую истину: то, что для одних называется одиночеством, для других является свободой, а я принадлежу ко второму типу людей. Мне неожиданно начала нравиться жизнь без Кирилла: отныне я могла позволить себе множество вещей, которые не позволяла раньше, я не была никому подотчетна и тем более обязана. На самом деле, я жутко устала от совместной жизни, мне опостылела стирка, готовка и прочие семейно-бытовые мелочи. Внезапно выяснилось, что в том же телевизоре идет масса хороших передач, что на полке пылится множество непрочитанных книг, а всегда казавшийся меня чересчур маленьким холодильник обладает столь же необъятной вместительностью, как и промышленный рефрижератор, если, конечно, не затаривать его по примеру Кирилла полугодовым запасом продовольствия.
Все это я и собиралась доходчиво объяснить явившемуся по мою душу парню, причем сделать это без слез, истерик и обвинительных речей. Все-таки мы оба были взрослыми людьми, и должны были хотя бы попытаться прийти к консенсусу цивилизованным путем.
– Откуда у тебя эта фотография? – жестко потребовал ответа Кирилл, не успела я переступить порога гадальной комнаты, – что тебя связывает с этим дикарем?
–Т ы его знаешь? – вопросом на вопрос отреагировала я, про себя прикидывая, как бы так помягче намекнуть парню, что его теперешний статус «бывшего» больше не позволяет ему по-хозяйски рыться на моем рабочем столе.
– Видел, – неохотно пояснил Кирилл, – его освободили из «обезьянника» в день моего ареста.
ГЛАВА IV
Мой неверный возлюбленный никогда не отличался в равной степени ни образным мышлением, ни творческим подходом, однако сегодня он, бесспорно, проявил себя с неожиданной стороны. Более точного и емкого определения для незнакомца с фотографии нельзя было даже и вообразить –дикарь, именно дикарь и никак иначе. Диким в этом человеке было абсолютно всё, начиная от внешности и заканчивая кипящим потоком энергии, и самое удивительное заключалось в том, что я так не сумела прийти к однозначному мнению относительно градуса обуревающих меня эмоций.
Как мог один и тот же человек одновременно казаться чарующе красивым и отталкивающе безобразным? Крупные симметричные спирали покрывали его смуглое, почти коричневое лицо причудливой вязью татуировки, изогнутые линии очерчивали брови, расходились от области носа по обеим щекам, спускались к упрямому, волевому подбородку и плавно перетекали в продолжение рисунка на шее. Темные, цвета воронова крыла, волосы, гладко зачесанные наверх и туго связанные высоко на затылке, придавали незнакомцу еще более экзотический вид, а тяжелая удлинённая серьга, заметно оттягивающая левое ухо, органично довершала общее впечатление. Но особенно поразили меня его глаза, искусно обведенные сложными узорами татуировки, и дело здесь обстояло даже не в холодных отблесках жестоких огоньков – один глаз у незнакомца был угольно-черным, а другой обладал ярко выраженным желто-зеленым оттенком.
Сколько бы я не всматривалась в это напоминающее жуткую ритуальную маску лицо, охватившее меня двойственное ощущение лишь многократно усиливалось. Я тщетно пыталась понять, изуродовала ли татуировка тонкие, практически идеальные черты или, наоборот, украсила их, акцентировав внимание на линиях скул и удачно сгладив явную горбинку на носу, но откровенная противоречивость порожденных во мне чувств упорно мешала полностью определиться со своим отношением к таинственному незнакомцу.
– За что его арестовали? – спросила я у Кирилла, ревниво наблюдающего за происходящим на его глазах процессом задумчивого созерцания злосчастного фотоснимка.
Сказать, что полученный от бывшего возлюбленного ответ прозвучал для меня крайне неожиданно, значит, ничего не сказать. Я уже успела заочно обвинить объект пламенной страсти чокнутой Барби в доброй половине смертных грехов, и если бы Кирилл сообщил мне, что полиция замела татуированного «дикаря», к примеру, за причинение тяжкого вреда здоровью или за участие в разбойном нападении, его слова удивили бы меня не больше, чем отсутствие сидячих мест в утреннем автобусе, но интуиция подвела меня с воистину потрясающим вероломством.
– Он – бейсер, – на гора выдал Кирилл, – вместе с ним еще человека три задержали, но те вроде пацаны как пацаны, хотя и ударенные на всю голову…
–Это что еще за зверь такой – «бейсер»? – открыто демонстрировать перед Кириллом свою ограниченность мне, конечно, было стыдно, ну да ладно, пусть хоть напоследок ощутит превосходство своего ума.
– Неужели ты про бейсджампинг никогда не слышала? – Кирилл моментально заглотил наживку, раздулся от чувства собственной значимости и с академично-профессорским видом добавил, – это даже не слышать надо, а видеть. Зрелище, между прочим, не для слабонервных. Представь себе парашютиста, который совершает прыжок не с вертолета, как все нормальные люди, а с крыши высотного здания или, там, со скалы какой-нибудь… По идее ему даже парашют раскрыть некогда, расстояние до Земли-то в несколько раз меньше положенного, но в этом и весь прикол – как же, адреналин зашкаливает! В общем, придурки они и есть придурки, как ты их не называй.
– А что в этом криминального? – непонимающе пожала плечами я, – мало ли на свете любителей экстремальных развлечений? Что теперь, их всех под арест сажать?
– Ну, предположим не всех, – сдержанно улыбнулся Кирилл, все больше вживаясь в навязанную ему роль лектора-всезнайки, – а только ту часть, которая переходит рамки дозволенного. В данной ситуации я согласен с властями: прыгать средь бела дня со столичной телебашни –это в любом случае перебор.
–Похоже на групповое самоубийство в центре города, – иронически фыркнула я. Высота столичной телебашни навскидку составляла метров пятьсот, однако я с трудом могла вообразить устремленную в небо постройку в качестве стартовой площадки, да и возможность успешно достичь земной поверхности, не запутавшись при этом в линиях электропередач и избежав фатального столкновения с расположенными на траектории падения выступами и карнизами близлежащих зданий, казалась мне даже теоретически неосуществимой, – а имени этого…бейсера ты часом не знаешь?
Моя очевидная заинтересованность личностью незнакомца понемногу начала раздражать Кирилла. Внезапно до коварного изменника дошло, что беседа постепенно перешла совсем не в то русло, и вместо того, чтобы обсуждать со мной весьма туманные перспективы совместного будущего, он опрометчиво транжирит время на проведение ликбеза и чуть ли не самостоятельно роет себе яму.
– Неудобоваримое туземное имя, я забыл его через секунду после того, как услышал, – решительно отрезал Кирилл, – дикарь из Новой Зеландии, вот и все, что мне о нем известно. Кстати, ты так и не сказала, откуда у тебя его фотография?
Я медленно опустилась на стул и в упор посмотрела на бывшего возлюбленного сквозь желто-зеленые контактные линзы. Невольно я поймала себя на мысли, что выбранный мной для образа мадам Изольды цвет один в один совпадает с цветом правого глаза татуированного новозеландца.
– Неважно, – устало выдохнула я, -мир тесен, Кирилл…
– Изольда! – устраивать разборки и предъявлять мне претензии в своем нынешнем шатком положении парень не осмелился. Он резко перевернул снимок «дикаря» изображением вниз, видимо, символизируя тем самым, что его слова предназначаются исключительно для меня одной, и с надеждой предложил:
– Давай начнем все с нуля! Постой, не перебивай меня… Давай попробуем вернуться на пять лет назад, будто мы только что встретились? Я постараюсь заново заслужить твое доверие, я подожду, пока ты заново в меня влюбишься… Мы будем ходить на свидания, гулять, ужинать в ресторане и я не стану торопить тебя с решением. Я прошу всего лишь дать мне шанс на прощение, один последний шанс!
Наверное, чрезмерно насыщенное событиями утро и в самом деле вымотало меня психологически. Угрозы неуравновешенной клиентки, излучающий невероятную энергетику нефритовый амулет, не отпускающая моего разума фотография, а теперь еще и внеплановый визит Кирилла, вследствие чехарды с датами, ставший для меня очередным неприятным сюрпризом. У меня не осталось ни сил, ни желаний, мой организм настойчиво требовал покоя, и ради того, чтобы его себе обеспечить, я согласна была пойти на некоторые уступки.
– Делай, что хочешь, – апатично кивнула я, – только не торчи круглые сутки у меня под дверями, не засоряй мой почтовый ящик своими записками и, главное, не смей больше без предупреждения заявляться ко мне на работу.
– Клянусь, этого больше не повторится, – пылко пообещал воодушевленный снизошедшей на него «благодатью» Кирилл и на радостях попытался было скрепить наш договор долгим поцелуем, на что получил категорический отказ и настоятельную рекомендацию поскорей отправиться домой и привести себя в божеский вид.
Избавиться от окрыленного моей неожиданной покладистостью парня мне удалось далеко не сразу. Дабы не смущать периодически возникающих под окнами клиентов, я выпроводила Кирилла через черный ход и, оставшись наедине с собой, сделала, наконец, то, что не выходило у меня из головы на протяжении этого безумного утра.
Бережно хранимый мною от агрессивных посягательств недовольной клиентуры хрустальный шар на столь трепетное отношение неизменно отвечал взаимностью. Я знала, что и на этот раз прозрачная сфера не станет капризничать, даже если я подсуну ей достаточно сложный с точки зрения считывания информации объект.
Подключиться с первой попытки к энергетическому полю вселенной хрустальному шару предсказуемо не удалось. Окутавшее сферу розоватое марево не спешило превращаться в более или менее осмысленные изображения, но я проявила завидное терпение, и мои усилия были достойно вознаграждены. Размытые картинки сменялись с калейдоскопической скоростью, шар искрился и пульсировал от перенапряжения, а от его нагревшейся поверхности исходили клубы белесого пара. Я низко наклонилась над сферой, затаила дыхание и неподвижно зафиксировала взгляд в одной точке. А посмотреть здесь было на что.
Окровавленное лицо незнакомца искажает гримаса нестерпимой боли, но с его плотно сжатых губ не срывается ни крика. Узловатая, загоревшая до черноты рука мелкими, частыми ударами вгоняет в смуглую кожу зазубренную иглу, покрытую темным пигментом. Глубокие спиралевидные надрезы постепенно обретают форму уже знакомой мне татуировки, но сейчас они еще не похожи на плавные, извилистые линии – это свежие, воспаленные раны, которым предстоит заживать не один месяц. Опытная рука выверенным движением наносит последние штрихи, и на губах молодого туземца внезапно появляется улыбка, но так как большинство отвечающих за мимику лицевых мышц навсегда повреждено варварским способом нанесения рисунка, эта улыбка уже мало похожа на привычное выражение радости.
Мглистый туман пеленой окутывает лес. По влажной траве спиной ко мне бесшумно ступают двое, юноша и девушка. Он-стройный, мускулистый, с золотисто-коричневой кожей, она-хрупкая, изящная и неестественно бледная. Его совершенную наготу прикрывают лишь набедренная повязка и сложный узор татуировки по всему телу, на ней же одето длинное белое платье, а в светлые волосы вплетены нежно-голубые цветы. Пара трогательно держится за руки, и сначала кажется, что это обыкновенная прогулка счастливых влюбленных под покровом ночной темноты, но слишком уж целенаправленно они идут вперед, слишком печально вздыхает юноша и слишком испуганно вздрагивает от каждого звука девушка. В какой-то момент, парень внезапно оборачивается, и я отчетливо вижу его глаза: угольно-черный левый и желто-зеленый правый.
Шар потух с оглушительным треском, словно взорвалась внезапно перегоревшая электрическая лампочка, и я в ужасе отпрянула назад. Подобных случаев «короткого замыкания» на моей практике ни разу не происходило, хотя я и читала о них в эзотерической литературе. Что сие означает, я боялась даже представить, но если не вдаваться в детали и оценивать последствия «производственной аварии» с позиции материального ущерба, то их можно было смело причислять к разряду катастрофических. Хрустальной сфере по всем признакам пришел окончательный и бесповоротный финал, о чем недвусмысленно свидетельствовала внушительная трещина, напрочь исключающая возможность реставрации. В принципе, магический реквизит продавался на каждом шагу, но ведь его нужно чистить, заряжать, наполнять энергией, а это занятие нелегкое, длительное, а порой еще и неблагодарное, так как правильно заряженная сфера, можно сказать, «оживает» и активно проявляет характер. Лопнувший шар тоже был весьма заносчивым товарищем, но за пять лет мы с ним прошли огонь, воду и удары об пол и научились понимать друг друга без слов. Чего же конкретно не выдержала хрустальная сфера? И почему она раскалилась до такой запредельной температуры, что лежащая прямо под ней фотография натуральным образом оплавилась, причем до полной невозможности что-либо на ней разглядеть?
Снимок-убийцу хрустальных шаров, а вернее то, что от него на текущий момент осталось, я безжалостно сожгла в пламени свечи. А затем взяла чистый лист бумаги и каллиграфическим почерком оповестила клиентов о том прискорбном обстоятельстве, что гадальный салон мадам Изольды будет закрыт в течение ближайших трех дней. Утешая себя тем, что лопнувший шар – это еще не конец света, и мне вообще повезло, что сфера не разлетелась на части и ее осколки не угодили мне в лицо, я прилепила объявление на парадную дверь, поставила офис на сигнализацию и вышла на улицу через черный ход.
Снаружи было по-осеннему холодно и сыро. Отвратительное межсезонье ознаменовалось рекордным количеством обрушившегося на столицу мокрого снега, стремительно тающего прямо на лету и превращающего улицы в грязное месиво. Я непроизвольно вспомнила показанную мне многострадальным шаром картину – а ведь есть на матушке-земле такие благословенные уголки, где зимой и летом ходят в набедренных повязках…или в невесомых белых платьях. Развивать мысль дальше и пытаться осмыслить увиденное я себе строго-настрого запретила: мне еще за рулем через весь город ехать, а с таким хаосом в голове я едва ли сохраню способность следить за дорогой. Хватит на сегодня острых ощущений. Мечтал Кирилл пригласить меня на свидание? Еще как мечтал, за язык его никто не тянул, вот пусть и приглашает. Выбирать себе новый хрустальный шар я отправлюсь завтра, а этим вечером мне срочно нужно отвлечься, развлечься и всеми доступными способами снять накопившийся стресс!
ГЛАВА V
Пасмурная погода по прогнозам синоптиков грозила сохраниться в столице до конца недели. Холодная, затяжная зима неумолимо надвигалась на отсыревший от раскисшего снега город, и ее приближение ощущалось до такой степени остро, будто она уже стояла на пороге и терпеливо дожидалась подходящего момента, чтобы на долгие месяцы без приглашения войти в миллионы человеческих жизней.
Мрачное преддверие грядущей смены времен года вызывало у меня слабое подобие широко распространенного на крайнем севере «синдрома полярного напряжения». В такие периоды ночь казалась бесконечной, а глухие стены непроглядной темноты невыносимо давили на психику, постепенно сужаясь в жутком стремлении расплющить в лепешку хрупкий рассудок запертых в этой безвыходной ловушке людей. Я прожила в Мурманске двадцать лет, и по логике вещей у меня должен был автоматически выработаться устойчивый иммунитет к тамошним особенностям, однако в каждую новую полярную ночь я с одинаковой силой чувствовала, как неотвратимо сжимаются вокруг меня многотонные скалы вечной тьмы. Возможно, именно усталость от ежегодного участия в этой неравной схватке в итоге и сподвигла меня на переезд в столицу.
Родители изначально были против моего решения, и в глубине души я объективно понимала, что они до сих пор его не одобряют, считая весьма поспешным и необдуманным поступком, являющимся исключительно демонстративной формой реализации желания любой ценой вырваться из-под опеки. Не меньшим образом шокировал их и род деятельности, выбранный мной в качестве основного источника получения дохода. Я выросла в консервативном зашоренном обществе, и опасающиеся за мою безопасность родители с детства учили меня скрывать паранормальные способности. Вздумай, какой-нибудь особо усердный журналист покопаться в прошлом знаменитой на всю столицу прорицательницы, ему бы неминуемо пришлось начинать посвященный мне биографический очерк с банальной фразы « Маленькая Изольда была совершенно обычным ребенком…». Если бы я родилась сейчас, мой дар активно эксплуатировался бы уже с пеленок, как часто происходит с детьми-вундеркиндами, за счет своих рано проявившихся талантов содержащих не только родителей, но и бесчисленную армию подвизающихся бедных родственников. Но моя семья пошла другим путем. Отец с матерью целенаправленно внушали мне мысль, что мои способности – это мое проклятье, и следовательно, их нужно не развивать, а скрывать, чтобы не дай бог, это не помешало мне беспрепятственно адаптироваться в коллективе.
Уроки самоконтроля не прошли даром. В глазах окружающих Изольда Керн была не только «обычным ребенком», но также «обычным подростком» и даже «обычной студенткой». Откровенно портила идеальную серость картины лишь удивительная история моего рождения, полностью переписать которую было же столь же сложно, как и построить ядерный реактор из картофельных очистков.
Имя «Изольда» мне дали неспроста. Мама нередко признавалась, что всегда мечтала назвать дочку Леночкой, и, несомненно, она бы так и сделала, если бы экипаж дрейфующей в окрестностях острова Врангеля полярной станции в один голос не настоял на куда более символичном имени для девочки, родившейся в арктических льдах. В ночь моего рождения началось торошение – огромные льдины наползали и громоздились друг на друга, с оглушительным грохотом артиллерийской канонады они ломались и трескались, в буквальном смысле разрывая лагерь полярников на куски. Льдины то сходились, то снова расходились, гигантский торос проглотил дизельную подстанцию и отсек жилые домики от кают-компании, а, радиосвязь пришлось восстанавливать практически с нуля. Три дня на сорокоградусном морозе семеро мужчин и одна недавно разрешившаяся от бремени женщина без отдыха и сна перетаскивали домики, палатки и чудом уцелевшее оборудование на относительно большой обломок льдины. На материк был отправлен сигнал об эвакуации, но прибывший за полярниками самолет неожиданно угодил в западню: внезапно началось таяние, взлетно-посадочная полоса превратилась в вязкую ледяную кашу, из которой благополучно совершивший посадку пилот так и не смог подняться в воздух. В результате самолет законсервировали в паковых льдах до начала заморозков, и новорожденная Изольда провела на дрейфующей станции еще несколько месяцев.
По возвращению на Большую землю досталось всем. Членам медкомиссии за то, что допустили к работе беременную женщину. Начальнику экспедиции за то, что не переправил геофизика Светлану Керн на материк при первых признаках ее нахождения в интересном положении. Моей матери за сокрытие факта беременности, чуть было не стоившего новорожденной девочке жизни. Лишь одному человеку вынесли торжественную благодарность с занесением в личное дело – принимавший экстремальные роды доктор Славинский единственный удостоился поощрения за свой высокий профессионализм.
Тем не менее, белых пятен в данной истории даже по прошествию двадцати пяти лет оставалось превеликое множество. Например, почему обследовавшие маму перед отправкой в дрейф врачи проморгали четвертый месяц беременности? И как сама мама не догадалась, что в ее семье ожидается скорое пополнение? И что помешало начальнику экспедиции избавиться от создающей проблемы сотрудницы задолго до родов? В общем, вопросов здесь было гораздо больше, чем ответов, и я очень сомневалась, что когда-нибудь между ними установится баланс.
Непостижимым образом я четко помнила ту самую ночь. Помнила ледяные глыбы высотой с двухэтажный дом, помнила аскетично-суровую обстановку разборного домика на полозьях и помнила растерянные лица окруживших маму бородатых мужиков в полярных комбинезонах, не испугавшихся многотонных торосов, но впавших в панику при виде рожающей женщины. Мне суждено было родиться именно здесь – на затерянной в бескрайних арктических просторах льдине, чтобы стать той, кем я являлась сейчас. Изольда… «изо льда» – у меня не могло быть другого имени, как и не могло быть другой судьбы.