Над городом медленно плыл постепенно сгущающийся сумрак и к тому моменту, когда мы вышли из автобуса, дома и улицы полностью окутала испещренная бесчисленными огоньками электрического света темнота. Квартал у нас считался достаточно благополучным, а старых монументальных домах с высокими потолками и просторными комнатами проживали в основном потомки переселенцев первой волны, потянувшихся в это богом забытое место в эпоху активного освоения отдаленных территорий. В частности, мои предки были строителями, как раз занимавшимися возведением капитального жилья для постоянно прибывающих со всего Советского Союза людей. Вскоре крошечный городок, затерянный среди степей, оказался со всех сторон зажат в тиски гигантами тяжелой промышленности, в большинстве своем, к сожалению, приказавшими долго жить практически сразу после распада сверхдержавы, а рабочие и сотрудники инженерного корпуса составили основной процент непрерывно растущего населения. В начале 90-х на градообразующих предприятиях, не сумевших быстро перейти на рыночные рельсы, наступила страшная разруха, что вызвало мощный отток молодежи в более перспективные регионы страны, и наш город едва вновь не превратился в захолустье, однако, на заводы пришли иностранные инвесторы, оживили дышащее на ладан производство и тем самым помогли властям справиться с угрожающими масштабами безработицы. Некоторые гремевшие на весь СССР заводы так и не удалось реанимировать после нескольких лет разграбления и простоя, другие были радикально перепрофилированы с учетом современных потребностей, и лишь считаные единицы целиком сохранили прежнюю направленность. В основном, на плаву остались предприятия сырьевого сектора, экспортирующие продукцию переработки природных ресурсов за рубеж, и моему отцу посчастливилось оказаться в струе и не потерять работу наряду с менее удачливыми земляками. А вот Симкиным родителям не повезло, и они разом оказались выброшенными за борт, но не растерялись, а тут же ударились в торговлю – ездили за товаром в Китай и Польшу, по очереди стояли на базаре, а когда экономическая ситуация в стране относительно наладилась тетя Оля с дядей Петей уже имели свой маленький бизнес, на сегодняшний день приносящий семье моей подруги стабильный доход. В принципе, и у нас, и родителей Симки давно была возможность немного поднапрячься и купить квартиру в новом жилом комплексе, но значительного смысла в переезде в другой район никто не видел. Наши добротные дома строились, что называется, на века, и невзирая на почтенный возраст, неплохо сохранились, а после реставрации фасадов и замены внутренних коммуникаций, и вовсе, по выражению отца, «смотрелись бодрячком». Скооперировавшись с соседями, мы привели в порядок подъезд – выкрасили стены в жизнерадостный цвет, повесили шторки и расставили по подоконникам цветочки. Народ у нас подобрался дружный и, за редким исключением, весьма сознательный, поэтому у старшей по дому никогда не было серьезных проблем со сбором денег как на благоустройство двора, так и на ремонт в местах общего пользования, и в итоге заходить в подъезд теперь было одно удовольствие, да и высаженные вокруг дома молодые елочки круглый год радовали глаз жильцам. Мама неоднократно высказывала мнение, что в новостройке нам вряд ли достанется столь же выигрышный лотерейный билет в плане соседей, а отец со знанием дела заявлял, что качество строительства нынче уже не то, и даже если мы осилим покупку квартиры, еще половину этой сумму нам придется потратить на ремонт. Симкины родители с идеей сменить прописку по-прежнему не прощались, но судя по тому, как вяло продвигались поиски подходящей недвижимости, не сильно над ними и припекало, а, может быть, они ждали, пока Симка закончит школу и поступит в университет, чтобы всерьез нацелиться на переезд в столицу.
Школа, кстати, в нашем районе тоже издавна считалась одной из лучших в городе, а с присвоением учебному заведению статуса гимназии его рейтинг стал еще выше. Гимназия славилась сильным кадровым составом, регулярными победами учеников в престижных конкурсах и рекордным количеством золотых и серебряных медалистов. Контингент в классах, как правило, отличался однородностью, откровенных маргиналов в гимназию не допускали, и я могла только догадываться, что творилось в печально знаменитой 12-й школе, из которой этой весной выпускался Эйнар. На моей памяти, в гимназии не было ни ранних беременностей, ни кровопролитных драк, да и что там говорить, я за девять лет учебы настоящего двоечника вживую не видела, потому что даже демонстративно нарушающие школьный дресс-код неформалы, повергающие в ужас консервативную директрису сине-зелеными волосами, черным маникюром и пирсингом в носу, все, как один, происходили из уважаемых семейств и их мятежный дух не простирался за пределы внешней экстравагантности – я лично знавала чемпиона области по шахматам, предпочитающего и в пир, и в мир носить косуху с шипами в сочетании с берцами и балахоном, но при этом определенно идущего на «красный аттестат». После знакомства с Эйнаром меня всё чаще посещала мысль, что предыдущие шестнадцать лет я провела в стеклянном боксе в компании таких же тепличных экземпляров, надежно огражденных заботливыми родителями от тлетворного влияния реальности и совершенно не обладающих иммунитетом к подстерегающей снаружи жестокости. Я относилась к своему налаженному быту, как в данности, а Эйнар воспринимал привычные вещи совсем иначе, и я невольно испытывала угрызения совести за то, что мне всё так легко достается, и я не приложила ни малейших усилий для того, чтобы возвращаться в теплую уютную квартиру, с ногами устраиваться в любимом кресле и самозабвенно комментировать фотографии в соцсетях, пока мама не позовет меня к ужину.
Еще в прошлый раз я заметила, с каким искренним восхищением парень рассматривал чистый подъезд с цветочными горшками, а потому уже из окна нашей гостиной задумчиво наблюдал за весело резвящимися ребятишками, затеявшими слепить снеговика. В своих мечтах он несомненно жил именно в таком доме – с зеленым двором, огороженной парковкой и широким разнообразием горок, песочниц и качель, но вместо этого каждый день видел лишь могильные кресты, пьяных молодчиков на обломках детской площадки и заплеванную лестничную клетку с горой окурков. Я даже не знала, была ли у Эйнара своя комната, а если и была, удавалось ли ему хотя бы на миг остаться наедине с собой, но, похоже, парень не напрасно так ничтожно мало рассказывал о своих буднях и готов был хоть завтра уйти в армию. Позвав Эйнара в гости, я надеялась, что они с мамой хорошо поладят, и я в будущем смогу часто приглашать домой своего «официального» бойфренда, дабы эти визиты стали для него своеобразной отдушиной, однако, я не учла всех подводных камней, и парень неожиданно превратился в персону нон-грата. А потом мама еще и настропалила вернувшегося из рейса отца, и помимо того, что наши отношения были объявлены «вне закона», мне категорически запретили под любым предлогом пускать Эйнара на порог, но сегодня что-то заставило его пойти ва-банк, и было нечто такое в его бледном лице, от чего у меня тревожно замирало сердце. Невероятная, я бы сказала, обреченная решимость, присущая, как правило, либо героям, либо самоубийцам, отражалась в зеленых глазах и незримо сквозила в каждом движении, а с плотно сжатых в тонкую ниточку губ ни сорвалось ни слова, будто парень намеренно не желал отвлекаться на пустопорожнюю болтовню до наступления момента истины, инстинктивно опасаясь ненароком спугнуть свой твердый настрой. Несколько раз Симка безуспешно пыталась спровоцировать Эйнара на диалог, но тот упорно продолжал отмалчиваться, и в конце концов моя отчаявшаяся подруга оставила его в покое.
У входа в подъезд, парень затушил недокуренную сигарету, снял шапочку, затолкал ее в карман куртки и старательно пригладил ладонью волосы.
– Как зовут твоего отца? – впервые с той минуты, как мы покинули автобус, подал голос Эйнар, – Рина, ты меня слышишь? Как мне к нему обращаться? Рина?
– Дядь Витя его зовут! – опередила меня с ответом Симка, уставшая ждать, когда я перестану витать в облаках.
– А по отчеству? – уточнил парень, выстукивая барабанную дробь по железному дверному полотну.
– Геннадьевич, Виктор Геннадьевич, – вынырнула из вязкого болота своих мыслей я,– Эйнар, ты мне так и не скажешь, что происходит?
– Скоро сама всё увидишь, – парень улыбался, но от его улыбки ощутимо веяло едва сдерживаемым мандражом, и это еще сильнее укрепило меня в уверенности, что он собирается сделать очень важный и ответственный шаг, но на ум мне, будто назло, не приходило ни одной толковой версии. Я должна была предоставить Эйнару полную свободу действий и позволить ему самому найти нужный подход к родителям, сейчас мне следовало остаться на вторых ролях и без крайней необходимости не вмешиваться в развитие событий, но справляться с волнением становилось всё тяжелее и, чтобы поскорее разрубить это гордиев узел, я приложила магнитный ключ к домофонному замку и резко дернула за ручку.
Эйнар сразу занял место в авангарде процессии, а мы с Симкой пристроились в хвосте. Три пролета мы преодолели в тишине, нарушаемой лишь нетерпеливым цоканьем донельзя заинтригованной Симки, так и не заставившей парня раскрыть карты, и лишь на четвертом этаже Эйнар обернулся ко мне и почти беззвучно прошептал:
– Обещай мне не делать глупостей, что бы не случилось! Пожалуйста, Рина, просто пообещай мне!
– Что ты подразумеваешь под глупостями? – начало было я, тут же осеклась под пристальным взглядом Эйнара и без колебаний кивнула, – и ты тоже не делай глупостей, ладно?
– Одну глупость я уже и так совершил, когда позорно сбежал отсюда, испугавшись неудобных вопросов, – мрачно усмехнулся парень, – клянусь тебе, больше этого не повторится.
Я хотела открыть замок своим ключом, но не успела я достать связку из сумки, как дверь распахнулась изнутри, и я машинально попятилась назад.
– Рина, ты…, – осеклась на полуслове мама, увидев выступившего вперед Эйнара, и разительно изменилась в лице, – я думала, вы с Симой были на курсах. Рина, почему этот молодой человек снова здесь?
– Здравствуйте, Людмила Леонидовна! – голос Эйнара звучал на удивление спокойно, и пока мама боролась с охватившей ее растерянностью, парень сходу перешел к сути, – я здесь для серьезного разговора с вами и Виктором Геннадьевичем. Надеюсь, вы меня впустите? Если нет, то мы можем поговорить и на площадке, мне всё равно.
– Мама, дай нам войти, – попросила я остолбеневшую на пороге маму, – сколько нам еще тут стоять?
–Теть Люда, я тоже с ними, – высунулась из-за плеча Эйнара Симка, – не знаю, зачем, но Эйнар захотел, чтобы я тоже присутствовала.
– Заходите, – пропустила нас в квартиру мама, подозрительно покосилась на Эйнара и крикнула из коридора, – Витя, к нам делегация, встречай!
– Какая еще делегация? – проворчал безжалостно оторванный от вечернего телепросмотра отец, – я думал, это Рина со своих курсов пришла.
– Рина-то пришла, только, во-первых, не одна, а во-вторых, не с курсов, – сообщила мама, – иди посмотри, кто к нам на огонек пожаловал. Я так и думала, что они и не расставались, а Рина все это время водила нас за нос. Ну а Сима, получается, ей помогала
– Вот те на! – удивился показавшийся из зала отец и заинтересованно обозрел представшую перед ним картину, -Фима-Фима, как тебе не стыдно взрослым людям головы морочить? Небось, и своим родителям с три короба наврала? Уши бы тебе надрать, как следует! А ты, значит, и есть Ромео доморощенный, по которому наша Джульетта убивается? Звать тебя как, Ромео?
– Здравствуйте, Виктор Геннадьевич! Меня зовут Эйнар Мартис, – хладнокровие парня не подвело, но костяшки его крепко сжатых пальцев предательски побелели, – я прошу вас с Людмилой Леонидовной уделить мне немного времени и выслушать то, что я хочу сказать.
– А не спустить ли мне тебя с лестницы за наглость? – почесал в затылке отец, – благо, есть за что. Откуда мне знать, где вы с Риной эти два часа были? Мы ее на курсы английского отпускали, а оказалось, она к тебе побежала. Нехорошо это, юноша, как считаешь?
– Мы с Риной были на набережной, и Сима может это подтвердить, – от лица Эйнара словно отлила вся кровь, но его голос ни на мгновение ни дрогнул, – мне глубоко неприятны ваши намеки, и Рине, я думаю, тоже, поэтому я и хотел бы с вами объясниться.
– Что ж, разувайся, раздевайся и проходи, раз ты здесь, -разрешил отец, не спуская с Эйнара испытывающего взгляда, – Фима, ты тоже на пороге не топчись …Чего в пол смотришь? Стыдно, небось? Знает кошка чье мясо съела! Эх, ремня бы вам всем троим выписать за то, что родителей ни во что не ставите, совсем совесть потеряли. А ты что встал, как вкопанный, Ромео? Давай сюда свою куртку, и марш в зал. Куришь?
– Курю, – не стал отрицать очевидного Эйнар, когда по исходящему от куртки запаху отец без труда сделал однозначный вывод, – если это большая проблема, я могу бросить. И прошу вас, не называйте меня Ромео, у меня есть имя, и я вам его уже озвучил. Мы же не в «Живых и мертвых», чтобы присваивать друг-другу погоняла.
Я прекрасно понимала, что у Эйнара окончательно расшалились нервишки, и заносит его вовсе не потому, что он избрал дерзость своим основным союзником, но на месте парня я бы, конечно, не лезла в бутылку в такой ответственный момент. Впрочем, Эйнар, по-моему, и сам осознал, что опять наступает на те же грабли, и, если он немедленно не возьмет себя в руки, попытка номер два завершится не менее провально, чем чаепитие с мамой, поэтому когда на лице отца отразилась причудливая смесь изумления и гнева, предпочел смущенно отвести глаза.
– Ладно, -отец определил на вешалку выцветшую куртку Эйнара и приглашающим жестом указал в сторону гостиной, – сначала поговорим, а потом я уже решу, чего ты заслуживаешь – кофе с печеньками или хорошего подзатыльника, чтобы неповадно было девчонке голову дурить.
– Папа, ты несправедлив к Эйнару, – не смогла промолчать я, – идея с курсами принадлежит мне одной, и Симку в эту историю втянула тоже я, а Эйнар с самого начала был против обмана, иначе зачем бы он сюда пришел?
– А в этом мы сейчас и без и тебя разберемся, – недвусмысленно пообещал отец, – тебя мы уже слушали, теперь послушаем твоего Ро…Эйнара. Люсенька, присаживайся, в ногах правды нет. Ну, рассказывай, что у тебя к нам за разговор, мы все внимание!
Под демисезонной курткой у парня оказался надет толстый шерстяной свитер, по всем признакам, благополучно переходящий по наследству на протяжении, как минимум, трех поколений. Эйнар явно нигде не планировал снимать верхнюю одежду и в первую очередь заботился о тепле, а не об эстетике, поэтому в сочетании с потертыми джинсами и выбивающейся из-под пуловера байковой рубашкой, родную сестру которой даже мой престарелый дедушка давно отправил на свалку, его наряд смотрелся особенно карикатурно, а следы штопки сразу на обоих носках лишь усугубляли плачевное впечатление. Похоже, в запале парень напрочь позабыл, что оделся по-походному, и, внезапно оказавшись под прицелом обращенных на него взглядов, ощущал запоздалое смущение за свой откровенно непрезентабельный внешний вид. И все же Эйнар был прекрасен: светлые, наспех приглаженные волосы, влажно блестящие от волнения глаза удивительного зеленого оттенка, гордый античный профиль, точеные скулы и волевая линия подбородка – как неограненный бриллиант излучал сияние даже без кропотливой шлифовки, так природную красоту и утонченность невозможно было скрыть за старыми обносками. Я села на диван рядом с парнем, готова в любую секунду встать на его защиту, если кто-то из родителей позволит отозваться о нем в нелестных выражениях, и почувствовавший мою решимость Эйнар мимолетно подарил мне благодарную улыбку, но одновременно дал понять, что не нуждается в моем заступничестве. В угловом кресле мышкой затаилась Симка, мама опустилась на стул, а отец остался стоять, облокотившись о подоконник. Обстановка в зале стремительно достигала точки кипения, все ждали, когда Эйнар начнет говорить, но он вдруг словно впал в странное оцепенение и упорно не мог сбросить удерживающие его цепи. Я уже испугалась, а быть может, наоборот, обрадовалась, что парень так и не отважится довести задуманное до конца, и чуть было не схватила его за руку, чтобы увести из гостиной, но Эйнар резко встряхнулся и рывком поднялся с дивана.
Сейчас он выглядел как обвиняемый в тяжком преступлении подсудимый, выступающий с последними словом перед присяжными заседателями, а его напряженные черты красноречиво свидетельствовали о невероятном внутреннем накале, заставляющем алые яблоки румянца отчетливо проступать на бледных щеках.
– Людмила Леонидовна, Виктор Геннадьевич, – усилием воли избавился от невидимых оков парень, – я не буду ходить вокруг да около, а скажу напрямик: я здесь, чтобы просить у вас руки Рины. К тому моменту, когда я вернусь из армии, ей как раз исполнится восемнадцать, и мы сразу поженимся.
– Эйнар! – потрясенно ахнула я, едва не задохнувшись от переизбытка эмоций.
– Обалдеть! Вот это номер! – в своем репертуаре отреагировала из угла Симка, ошарашенная ничуть не меньше моего.
– Я знаю, что вы обо мне думаете, – воспользовался всеобщим замешательством Эйнар, – не сомневаюсь, вы мечтаете совсем не о таком женихе для Рины и считаете, что у нее нет будущего с парнем вроде меня. Да, я вырос в «Живых и мертвых» и живу там до сих пор, но я равнодушен к спиртному, не употребляю наркотиков и не промышляю грабежами, хотя в это и сложно поверить. Я скажу вам начистоту – у меня есть несколько приводов в полицию, и я состою на учете у участкового инспектора, но не потому что я кого-то избил или обокрал, просто за самооборону у нас тоже приходится отвечать перед законом. Что еще вас настораживает? Моя семья? Я никогда не знал родного отца, а моя мать много лет сожительствовала с разными мужчинами прежде, чем вышла замуж за отчима. Сейчас она в положении и летом должна родить. Отчим пьет и почти не работает, так что все те деньги, что мне платят за разгрузку фур, я отдаю матери на продукты. Мы все втроем живем в одной комнате, я сплю на кухне, а если у отчима допоздна продолжается пьяное застолье, то бывает, что и не ночую дома. Согласен, что это не жизнь, а существование, поэтому я вижу свое спасение только в контрактной службе. Я трезво смотрю на вещи и не строю воздушных замков – приобрести собственное жилье мне еще не скоро удастся, на хорошую работу мне без образования не устроиться, но, если я пойду в контрактники, то сумею обеспечить нас с Риной всем необходимым. Золотых гор я не обещаю, но нормальный уровень жизни я, как мне кажется, гарантировать смогу. Я не собираюсь после свадьбы приводить Рину в «Живые и мертвые» и заставлять ее жить в бараке у кладбища, я установил себе четкие цели, и у меня обязательно получится их осуществить. Я понимаю, что одет, как бомж, и не внушаю вам доверия, но мне нужно время для того, чтобы встать на ноги. Рина – именно тот человек, ради которого мне хочется что-то менять и чего-то добиваться, до встречи с ней мне было безразлично, что будет со мной дальше, но теперь, когда у меня наступает черная полоса, а порой вся моя жизнь – это сплошная черная полоса, я вспоминаю о ней, и у меня вновь появляются силы бороться за наше счастье. Но я убежден, что это неправильно – скрывать от вас наши отношения и бегать на свидания под предлогом курсов английского. Я хочу навсегда связать с Риной свою судьбу, и она хочет того же самого. Не будь мы оба несовершеннолетними, я был женился на ней хоть завтра, чтобы ни у кого больше не возникало грязных мыслей, но нам придется полтора года ждать свадьбы. В конце апреля-начале мая меня забирают в армию, поэтому я делаю Рине предложение сейчас. У меня нет ни цветов, ни кольца, я толком не представляю, как всё это положено обставлять, и, наверное, я выгляжу полным идиотом… Рина, ты за меня выйдешь?
Мне часто снилось, что однажды этот момент непременно настанет, и Эйнар, словно герой голливудской мелодрамы, преклонит колено и обратится ко мне с просьбой стать его женой, но я и не предполагала, насколько быстро всё произойдет. Даже не знаю, кто был шокирован поступком Эйнара в большей мере, мои родители или я сама, но видок у нас всех, похоже, был тот еще, а Симка так на всякий случай встала с кресла, чтобы не упустить ни одной детали. Я же смотрела на застывшего в неподвижности парня и на глаза у меня наворачивались слезы радости. Я протянула Эйнару руку, и с моих губ уже практически слетело заветное «да», но тут обрела дар речи пришедшая в себя мама.
– Прекратите этот спектакль немедленно! – одним махом разрушила витающий в гостиной ореол романтики она, – ты с ума сошел, что ли? Рина –еще ребенок, ей не о замужестве надо думать, а уроки учить. Ей шестнадцать лет, у нее ветер в голове гуляет, но она, как и все влюбленные подростки, считает себя уже взрослой, а ты играешь на ее чувствах. Добился от нее обещания полтора года ждать тебя из армии и доволен, да? А посылки в часть тебе случайно отправлять не нужно будет? А на побывку ты приедешь, невесту проведать? По контракту он служить собрался, какой умник выискался! А Рина, значит, должна всю жизнь вслед за тобой прицепом мотаться, вместо того, чтобы университет заканчивать и карьеру строить? Ты хоть знаешь, что она готовится на юриста-международника в столицу поступать, а там конкурс по двадцать человек на место? Это у вас, в «Живых и мертвых», не успеют аттестат получить и сразу женятся, чтоб потом расплодиться, как кролики, и на детских пособиях сидеть, а наша роза не для тебя цвела, ясно? Любовь у Рины рано или поздно пройдет, и останется она у разбитого корыта – ни дома, ни профессии, только муж-солдафон, да и тот вечно в разъездах. Ты лучше пойди кому-нибудь в «Живых и мертвых» предложение сделай, там тебя точно по достоинству оценят, если ты и вправду весь из себя такой положительный!
– Я люблю Рину, что бы вы обо не думали, – упрямо возразил Эйнар, не меняя положения тела, и крепко сжал мои сведенные судорогой пальцы. Судя по всему, он предвидел посыпавшиеся в его адрес оскорбления, и не считал нужным принимать мамины слова близко к сердцу, – и вы зря так уверены, что я хочу привязать ее к себе и превратить в домохозяйку. Как только у меня появится возможность, я и сам постараюсь получить высшее образование, пусть даже по заочной форме.
– Эйнар, я вижу, что ты далеко не дурак, и голова и у тебя на плечах не только для того, чтобы шапку носить, – произнес отец, в отличие от мамы сохранивший львиную долю самообладания, – я даже могу понять, почему наша Ринка в тебя по втрескалась по уши, как у вас, у молодежи, говорят. Но вот ты тут планов на много лет вперед настроил, но не учел, что Рина после школы переедет в столицу и учиться она будет на дневном отделении, как все нормальные люди. И работу она тоже скорее всего найдет в столице, здесь с ее дипломом делать нечего…А ты не успеешь дембельнуться, как тебя, контрактника, на другой конец страны пошлют. И что, Ринка на первом курсе сорваться должна и за тобой чухнуть? Или ты рассчитываешь у нее наездами бывать? И что же это за семья такая?
– Витя, ты еще про родственничков его преподобных с «Живых и мертвых» забыл, – никак не унималась мама, – если они сейчас у него с карманов последнюю копейку выгребают, что дальше будет? У матери вот-вот ребенок родится, то купи, это купи, а самим на что жить? На Ринкину стипендию? Или он думает, мы поможем?
– Хватит! –порывисто встал с колена парень, и его зеленые глаза вспыхнули ослепительным пламенем, – какое право вы имеете меня оскорблять, Людмила Леонидовна? Я тот, кто я есть, я честно выложил вам всю свою подноготную и ничего от вас не скрыл. Не видите меня мужем своей дочери, ну и отлично, я не стану вымаливать у вас родительского благословения. Мне будет достаточно, если Рина скажет мне «да». Я назову ее своей невестой и буду ждать того дня, когда мы с ней сможем зарегистрироваться. Если Рина меня любит, а я верю, что любит, мы поженимся и без вашего согласия. Рина, тебе помешали ответить, и я спрошу еще раз- ты станешь моей женой?