Наталья Антарес
Берега мечты. Том I
Я прекрасно знала, что как только я выползу из своей отшельнической раковины, на меня тут же обрушится шквал удивленных взглядов, но этим утром к вопиющему пренебрежению общественным мнением внезапно присоединился еще и невесть откуда взявшийся во мне бунтарский дух. В плотных джинсах и трикотажной кофте с глухим воротником и закатанными до локтя рукавами я уже сама по себе являла неприкрытый вызов собранию гавайских рубашек и полосатых шорт, а мои кроссовки ярко контрастировали со сланцами, босоножками и прочей летней обувью, широко распространенной в тропических широтах. К счастью, повсеместные сплит-системы активно боролись с высокими температурами, и во всяком случае я не обливалась потом и не изнывала от духоты, но одну вещь я уяснила для себя определенно – на улице в таком наряде делать было нечего, и значит, мне следовало либо срочно озаботиться обновлением гардероба, либо придерживаться изначального плана и без нужды не высовывать носа из номера. Понимая, что в моем положении решение посетить завтрак уже само по себе есть образец невероятной смелости, я не стала излишне перегружать и без того измочаленные нервы, и отложила второй этап постепенного выхода из депрессивно-запойного состояния до лучших времен. Мне бы сейчас с первым пунктом справиться, а то может быть, паника накроет меня прямо в коридоре, и вся моя нынешняя бравада бесславно окончится ничем, и очередной день вновь пройдет в обнимку с бутылкой.
Прежде чем «выйти в свет» я перелопатила стопку буклетов, но в конце концов отыскала необходимую информацию. Если верить красочным проспектам, на завтрак я пока успевала, но поторопиться мне всё же стоило. Кроме расписания централизованного приема пищи, буклеты содержали множество полезных сведений, как то детальный план отеля и описание всего спектра предоставляемых услуг. Мигель не обманул – гостиничная инфраструктура, по всем признакам, находилась на уровне, и мы с Аленом здесь бы точно не заскучали, а если бы еще и в полной мере воспользовались экскурсионным пакетом, то две недели промелькнули бы, как один миг. Но в одиночку меня не привлекал даже спа-салон, посетить который мне, в сущности, не мешало даже отсутствие купальника – мне было горько это констатировать, но в какой бы отрыв я не уходила, нанесенная мне рана всё также кровоточила, а живописные окрестности и великолепный сервис не доставляли мне ни малейшего удовольствия.
Касательно завтрака я тоже не питала иллюзий – для меня это скорее был всего лишь способ доказать, что я могу заставить себя ненадолго покинуть номер. Возможно, подспудно я еще и хотела удостовериться, что прогулки по территории отеля идут мне только во вред, и моя инстинктивная тяга к затворничеству основана не только на патологической боязни открытого пространства и обращенных в мою сторону взглядов. Я робко пробиралась по коридору к лифту, и меня не покидало ощущение, что каждый встречный и поперечный моментально видит во мне жертву подлой измены, на протяжение четырех дней заливавшую алкоголем поруганную честь. Мне казалось, что буквально все вокруг от обслуги до обитателей соседних номеров хорошо осведомлены о моей ситуации и только и ждут, когда я высунусь из люкса для новобрачных с пожеванной мордой и забранными в небрежный пучок волосами. Я опускала глаза, вприпрыжку проносясь мимо горничных и полотеров, замирала в неподвижности, если слышала звук открывающихся дверей и терпеливо дожидалась, пока в коридоре опять станет пусто. Интервальными перебежками я кое-как преодолела отделяющее меня от лифта расстояние, то и дело порываясь рвануть обратно в номер, и негнущимися пальцами вдавила кнопку вызова. Кабина остановилась на этаже, створки разъехались в стороны, и от растерянности я едва не сделала вид, что никуда не еду, лифт мне не нужен, и вообще всё это какая-то ошибка. Перспектива делить кабину с попутчиком, который обязательно будет исподтишка кидать на меня любопытные взгляды, пугала меня до дрожи в коленях, а параноидальная уверенность в том, что весь отель только и мечтает посмотреть живьем на брошенную невесту, заставляла сердце сжиматься от страха и унижения. Я бы непременно убежала, если бы непослушные ноги дружно не приросли к полу, а находящийся в лифте человек внезапно не обратился ко мне по-английски:
– Доброе утро! Вы на завтрак? Заходите, я тоже еду вниз.
В ответ я судорожно кивнула, юркнула в кабину и тут же забилась в дальний угол, уткнувшись взглядом в пол. О своем попутчике я могла сказать лишь то, что он мужчина, а безупречное произношение выдает в нем носителя языка, причем, скорее всего выходца с Британских островов. Хотя по-английски я говорила вполне пристойно, и одно время даже пыталась заниматься художественными переводами, сейчас я не только не могла заставить себя поддерживать диалог, но банально не поднимала глаз, страстно молясь, чтобы лифт поскорее достиг цокольного этажа, где, судя по буклетам, был сервирован шведский стол для постояльцев. А еще я старалась по возможности не открывать рта, чтобы не разить наповал своими выхлопами, но, судя по окутавшему кабину запаху, прошлой ночью мой попутчик тоже не отказывал себе в алкоголе. «Общность интересов» меня немного успокоила, а моя теория о повальном пьянстве дорвавшихся до спиртного отпускников получила наглядную иллюстрацию.
Из лифта я выскочила, как ошпаренная, и даже не обернувшись назад, лихорадочно принялась искать самый темный и отдаленный участок в зале, где бы я оставалась невидимой для туристов, оккупировавших уставленный разнообразной снедью стол. Практически все блюда выглядели странными и незнакомыми, поэтому я торопливо накидала на тарелку каких-то более или менее съедобных на вид пирожков, нацедила черного кофе и резво припустила к заранее облюбованному укромному местечку, но позавтракать без компании мне сегодня было, увы, не суждено. За столиком уже сидел мой недавний попутчик и с улыбкой созерцал, как я хаотично мечусь из стороны в сторону, не зная, куда примоститься:
–Сразу видно, что вы здесь недавно! Вы выбрали эмпанадильас, потому что они выглядят привычно для европейцев, но я бы посоветовал присмотреться к тостонес, это жареные зеленые бананы, очень популярный десерт среди пуэрториканцев. Они настолько обожают тостонес, что бананы приходится дополнительно импортировать из Доминиканы или Коста-Рики. Еще я настоятельно рекомендую попробовать нисперос-де-батат, их делают из сладкого картофеля с добавлением кокосовой стружки. А вот с кофе вы не прогадали, пуэрториканцы выращивают кофейные деревья уже три века, а это о чем-то да говорит! Присаживайтесь рядом, это мое любимое место в зале, и вы первая, кого оно также заинтересовало.
ГЛАВА VI
Когда всего несколько минут назад мы в упор столкнулись на входе в лифтовую кабину, я до такой степени быстро опустила глаза долу, что внешность стоявшего напротив человека толком не успела запечатлеться в моей памяти, и потому сейчас я узнала его в основном по хрипловатому голосу и каноническому «оксфордскому» акценту, который я научилась легко различать во времена своего увлечения просмотром иностранных телеканалов. Подобным образом разговаривали дикторы на BBC, представители аристократических кругов и, возможно, даже сама королева, выступающая с тронной речью в британском парламенте: произношение и манера речи либо впитывались с молоком матери, либо приобретались в ходе специальных тренировок и многолетнего вращения в соответствующих кругах. Все мои знакомые англичане, преимущественно являвшиеся экспатами, работающими в столичных подразделениях крупных транснациональных корпораций, разговаривали совсем иначе, и первое время я не понимала до трети из сказанного, но нынешний собеседник меня приятно удивил – каждое слово в его исполнении звучало именно так, как предписывала официальная транскрипция в словаре, а предложения неизменно выстраивались по классической грамматической схеме. Любому филологу уважительное отношение к языковым нормам доставляло нескрываемое эстетическое наслаждение, и в данном случае я тоже не стала исключением, бессознательно проникшись к человеку за столиком определенной симпатией, хотя в остальном он производил далеко не однозначное впечатление.
Навскидку я была дала ему примерно в районе шестидесяти, причем, по моему впечатлению прожил он эти годы достаточно бурно, и никогда не имел обыкновения отказывать себе в плотских удовольствиях, о чем красноречиво свидетельствовали отпечатавшиеся на лице следы обильных возлияний, судя по характерным признакам, регулярно продолжающихся и по сей день, хотя в юности его черты, несомненно, можно было назвать даже не просто правильными, а я вероятнее всего, даже по-своему красивыми, насколько этот эпитет подходил для описания мужской наружности. И тем печальней было сознавать, что на текущий момент от былой привлекательности сохранились разве что смутные воспоминания. Отчего-то я была абсолютно уверена, что давным-давно эти поблекшие грязно-серые глаза, глубоко утопающие в темных впадинах и кажущиеся неестественно узкими в нависающих складках набухших век, лучились внутренним светом, а выступающий нос с заметной горбинкой вовсе не прибавлял возраста на фоне резких линий морщин и впалых скул, будучи когда-то лишь гармоничным дополнением к острому подбородку и высокому лбу. Неожиданно густые волосы русого оттенка с повсеместными нитями седины топорщились лохматой шапкой, и эта граничащая с неряшливостью небрежность окончательно смазывала общую картину, а наполовину расстегнутая рубашка, выпущенная поверх мятых бежевых брюк, прямо говорила, что заботу о своем гардеробе мой визави считает пустой тратой времени и в этом плане разнится со мной только наличием одежды по сезону.
После недолгих сомнений я решила, что молча покинуть зал, прихватив с собой злополучные «эмпанадильас», будет мало того, что жутко глупо, так еще и откровенно невежливо, и с меня ничего не убудет, если я по-быстрому выпью кофе в компании пожилого британца, вроде бы не страдающего приступами неадекватного поведения. Нужно же понемногу социализироваться, а то я тут за две недели напрочь одичаю! Не факт, что совместный завтрак с первым встречным туристом наполнит меня энергией к новым свершениям, но почему бы не попытаться слегка отвлечься от самозабвенного копания в себе и навязчивых мыслей о мини-баре, раз уж я всё равно нашла в себе мужества спуститься вниз?
Добившись моего согласия присоединиться к трапезе, британец (а я по-прежнему считала его выходцем с туманного Альбиона, по крайней мере до тех пор, пока не будет доказано обратное) встал, галантно отодвинул мой стул и вдруг протянул мне руку. Наощупь его испещренная пигментными пятнами и прожилками набухших вен ладонь была сухой, как истончившийся пергамент, а от прикосновения к ней веяло холодом, однако, рукопожатие оказалось довольно крепким.
– Род, -улыбнулся турист и выжидающе воззрился на меня, но я не спешила представляться в ответ. Нет, я не забыла собственного имени, просто мне внезапно подумалось, что будет любопытно понаблюдать за реакцией собеседника, если я сейчас назовусь не Рогнедой и даже не привычным сокращением «Неда».
– Рода, – я едва уловимо сжала пальцы и сразу же высвободила ладонь.
–Вы серьезно? – выразительно приподнял бровь британец, и в его блеклых глазах неуловимо вспыхнула озорная искра, моментально сбросившая с плеч долой десяток лет, – потрясающее совпадение, не находите?
– Род- это Родрик, не так ли? – зачем-то уточнила я, размешивая в чашке сахар.
– Вы правы, -утвердительно качнул всклокоченной головой турист, и только теперь я обратила внимание, что, несмотря на свою изумительную осведомленность в блюдах пуэрториканской кухни, для себя он не взял со шведского стола ничего, кроме кофе, – а Рода- это… Заставите меня разгадывать шараду или все-таки дадите подсказку?
– Мое полное имя – Рогнеда, – обошлась без игры в угадайку я,– но даже мои соотечественники иногда ломают на нем язык.
– Я бы обязательно рискнул произнести, но боюсь, вчера я слишком много выпил, чтобы упражняться в скороговорках, – заговорщически подмигнул Родрик, – я никогда раньше не слышал такого редкого имени… Что-то скандинавское?
– И да, и нет, – сделала крошечный глоток кофе я, – единое мнение по этому поводу отсутствует. Одни считают мое имя древнеславянским, а другие уверены, что оно пришло в нашу страну вместе с викингами. В общем, моим родителям просто захотелось пооригинальничать…
– Как вы полагаете, Рода, это знак судьбы или банальное совпадение? – британец поднес ко рту свою чашку, поморщился и со стуком отставил ее в сторону, словно насыщенный аромат бодрящего напитка не только не вызвал у него прилива энергии, но и спровоцировал острый приступ тошноты, – боже, какая гадость! Я всегда знал, что для борьбы с тяжелым похмельем нужно нечто более радикальное, но в очередной раз поверил в чудо. Ну, так что скажете, нам было суждено встретиться, или я вижу волю провидения там, где ее нет?
– Вы вольны толковать произошедшее по своему усмотрению, – фыркнула я, – но я склоняюсь ко второму варианту, с поправкой, что, хотя это и совпадение, оно вовсе не банально. И да, кажется, я начинаю разделять вашу точку зрения насчет кофе –в запущенных случаях он бессилен.
– Хотите сказать, что вы меня понимаете? – неподдельно изумился Родрик, похоже, так и не распознавший во мне практикующего алкоголика с далеко идущим потенциалом, что в его-то возрасте указывало на весьма странную неспособность сходу вычислять себе подобных, тогда как на моей памяти принцип «моряк моряка» отродясь не давал сбоев. Или проведенная на террасе ночь настолько положительно сказалась на моем внешнем виде, что мне удалось с первого взгляда произвести хорошее впечатление? Но зеркало ведь врать не будет, а я отчетливо помнила, что «мерзкое стекло» совсем недавно показывало мне желто-зеленое существо с отечными мешками под заплывшими глазами.
– Еще как понимаю, -вздохнула я, приняв за рабочую версию, что британец в силу прожитых лет немного подслеповат, и, на мою удачу, не видит компрометирующих меня деталей. Впрочем, кого я собираюсь обмануть? Больно надо мне притворяться кисейной барышней и изображать из себя истинную леди перед каким-то едва знакомым туристом. Неужели даже на противоположном краю Земли я не могу позволить себе расслабиться и называть вещи своими именами? – я не сомневаюсь, что вы не зря нахваливали здешний кофе, но, как и вам, он встал мне поперек горла, и, видимо, моя трезвая жизнь не задалась с самого утра.
– У меня она не задается уже без малого месяц, и каждый день я думаю, что пора бы что-то с этим, наконец, сделать, – с подкупающей искренностью признался Род, – давно вы здесь?
– Пятый день, – опешила от внезапного перевода темы я, и подозрительно осведомилась, -а к чему вопрос?
– На вас нет загара, вы не выглядите счастливой, и ваше внимание с первых минут привлек самый уединенный столик в помещении, где вы гарантированно смогли бы остаться незамеченной, – британец огласил исчерпывающий список моих бросающихся в глаза чудачеств и уверенно заключил, – из этого следует, что вы не выходили из номера с момента заселения и всё еще не готовы окунуться в полноценный отдых, а к завтраку спустились лишь для того, чтобы с чистой совестью вернуться в свои четыре стены и продолжить опустошать мини-бар.
– Вы очень проницательны, хотя и весьма бестактны, – грустно констатировала я, изрядно потрясенная подробным анализом моей ситуации, – только умоляю вас, не надо рассказывать мне, как много всего я упускаю, вчера мне уже довелось услышать такого рода лекцию, и она не произвела требуемого эффекта, поэтому что я сразу встану и уйду.
– Я и в мыслях этого не имел, – примирительно взмахнул рукой Родрик, – я лишь хотел предложить свою скромную кандидатуру в качестве собутыльника, иногда, знаете ли чертовски надоедает пить в одиночку.
– Вы, наверное, шутите? – округлила глаза я, катастрофически не готовая к подобному развитию событий, – достаточно рискованный способ налаживать контакт, я могу и обидеться!
– Простите, если я был излишне прямолинеен, – извинился британец, – это возрастное, Рода, когда, как не в мои годы, можно открыто говорить то, что думаешь, а думаю я сейчас дословно следующее: если сначала судьба свела нас в лифте, потом мы выбрали один и тот же столик, а наши имена звучит почти одинаково, неужели вы откажетесь пропустить со мной стаканчик? Да не смотрите же на меня так, будто я к вам нагло клеюсь! Моему самолюбию, конечно, льстит, что юные особы вроде вас до сих пор воспринимают меня в таком ключе, но в то же время, разве вам самой это не смешно?
– Спасибо за «юную особу», – непроизвольно растянула губы в улыбке я, – наверное, это у вас тоже возрастное, когда все женщины моложе сорока автоматически кажутся вам наивными девочками. И что дальше? Мы поднимемся к вам в номер, вы напоите меня до беспамятства, и назавтра скажете, что между нами ничего не было?
– Смелая фантазия, – по достоинству оценил мои измышления Родрик, – но, увы, я уже староват для того, чтобы воплотить ее в жизнь. В лучшем случае, мы приятно посидим за бутылочкой виски и мирно разойдемся по своим номерам, а в худшем до беспамятства напьюсь именно я, усну посреди комнаты, и вам придется либо терпеть меня до утра, либо принудительно выпроваживать с помощью охраны.
– У меня есть «Бакарди», – многозначительно сообщила я, до глубины души поражаясь собственной опрометчивости. Скажи мне кто-нибудь еще недавно, что я позову к себе в номер британского туриста, с которым буквально только что познакомилась за завтраком, и буду с ним выпивать, не опасаясь стать жертвой грабежа, изнасилования или еще какого гнусного преступления, я бы непременно покрутила пальцем у виска, однако, сейчас мне ничуть не пугала перспектива остаться с Родом наедине. У него имелись свои причины отсиживаться в темном углу и мучительно цедить не лезущий в горло кофе, у меня – свои, но, очевидно, нам обоим была нужна иллюзия дружеского общения. С кем еще, как не с заезжим британцем, которого я больше не увижу никогда в жизни, я могла разделить свою боль, точно зная, что все сказанное никогда не будет использовано против меня, ибо мы принадлежали к разным мирам и за пределами отеля были в корне безразличны друг-другу?
– А вы неплохо устроились! – усмехнулся Род, – хотя в Пуэрто-Рико находится старейший завод семьи Бакарди, ром здесь всё равно стоит недёшево, если только его цена заранее не включена в стоимость проживания. Но, по-моему, это бывает только в комплексном пакете для новобрачных…
– В яблочко! – мастерски изобразила результативную стрельбу из лука я, – в Кондадо- Бич проходит мой медовый месяц.
– Хотите сказать, что путешествуете с супругом? – помрачнел британец, – вы уверены, что его чувства не будут задеты?
– Я живу в номере для новобрачных одна, – сообщила я, – а тот, кто должен был стать моим мужем, остался не только в другой стране, но и в прошлом. Но даже в такой печальной истории есть свой несомненный плюс – теперь мне полагаются двойные объемы еды и выпивки. Ну так что, хотите посмотреть, как выглядят апартаменты для молодоженов? Правда цветов и свечей там больше нет, но зато есть идиотская кровать в форме сердца, тюлевый балдахин и великолепная терраса с видом на лагуну.
ГЛАВА VII
Профессиональное языковое чутье меня не подвело: Родрик лично подтвердил свое британское происхождение и даже упомянул конкретный населенный пункт в Англии, название которого благополучно выветрилось у меня из головы после второго бокала рома. Как быстро выяснилось, мой собутыльник разбирался в элитном алкоголе на порядок лучше, и если бы не проведенный персонально для меня ликбез, я бы так и прожила остаток дней, понятия не имея, в чем различие между марками «Gold» и «Reserva Superior», и какие из многочисленных видов предназначаются для коктейлей, а какие принято употреблять с добавлением кубика льда. Я с ногами вскарабкалась на кровать, так и не ставшую для нас с Аленом брачным ложем, и рассеянно внимала вольготно расположившемуся прямо на полу Роду – я была уже достаточно пьяна, чтобы пропускать мимо ушей большую часть его слов, но отдельные фразы случайно выпадали из общего контекста, я встряхивалась и на протяжении какого-то времени внимательно вслушивалась в эмоциональную английскую речь, чтобы вскоре опять погрузиться в осоловелую задумчивость. На мгновение ром больно обжигал пищевод, но затем его всеобъемлющее тепло стремительно окутывало мое тело и приятно дурманило мозг, назойливые мысли о сорванной свадьбе отступали, а измена Алена с моей лучшей подругой больше не выглядела локальным апокалипсисом. Всё, то произошло со мной в столице, сейчас казалось мелким и ничтожным, мой мир сузился до размеров бутылочного горлышка, и я даже видела особый символизм, когда принципиально не пользующийся стаканом Родрик жадно приникал к прозрачной емкости и, запрокинув растрепанную голову, делал несколько булькающих глотков. Периодически он подливал мне еще рома, по непостижимой интуиции чувствуя, что мой бокал пустеет, хотя я и ни разу не обратилась к нему с подобной просьбой. Невзирая на обширные познания британца в правилах культуры пития, мы прекрасно обходились без изысков вроде дольки лимона, фруктового сока и прочих коктейльных ингредиентов: ром бы поразительно хорош и сам по себе, а у меня не было ни малейшего желания создавать праздничное настроение.
К тому моменту, когда мы осушили нашу первую бутылку, солнце поднялось в зенит, и за окнами вступил в свои права невыносимый зной. Заметно поднабравшийся Родрик постоянно выходил курить на террасу, и каждый раз возвращался в спасительную прохладу номера насквозь взмокшим от тропической жары. Влажные, прилипающие ко лбу волосы, и углубившиеся борозды морщин на багрово-красном лице прилично добавляли ему возраста, но я старалась не думать о том, что уже несколько часов подряд усиленно глушу спиртное в компании человека, при любом раскладе годящегося мне в отцы, и тем более не задавалась вопросом, почему я при этом ощущаю себя настолько легко и непринужденно. А ведь ларчик открывался удивительно просто: Род был единственным, кто относился ко мне с пониманием, и не пытался ни наставить меня на путь истинный, ни остановить на полпути к вожделенному забвению. Он не взывал к моей совести, не занимался морализаторством и не раздавал «ценных советов», и, пожалуй, главным подвохом в спонтанно образовавшейся между нами идиллии, являлось лишь то обстоятельство, что намеренно или нет, но такое попустительское отношение фактически поощряло меня ударными темпами наращивать дозы алкоголя и всё глубже погружаться в бездну затуманенного разума, но чем больше я выпивала, тем меньше меня заботили последствия.
По-настоящему разговорилась я лишь на второй распечатанной бутылке. По идее мне уже давно пора было отключиться, но, похоже, что начатый еще в самолете марафон закалил мой проспиртованный организм в неравных боях с зеленым змием, и, хотя я окончательно и бесповоротно потеряла способность твердо стоять на ногах, соображать мне по-прежнему удавалось довольно четко. Спустя пару часов, минувших со старта нашей грандиозной попойки, я небезосновательно пришла к выводу, что мой новоиспеченный товарищ принадлежит к той редкой категории людей, рядом с которым бывает комфортно даже просто молчать, однако, коварный ром все-таки развязал мне язык, и регулярно путая английские слова, я сбивчиво поведала Родрику свою драматическую историю, а в финале и вовсе разразилась пьяными слезами. Циркулирующий в крови алкоголь полностью притупил чувство стыда, я больше не боялась показаться жалкой и беспомощной, меня несло в неведомые дали, и сквозь рыдания я взахлеб рассказывала всё новые подробности, испытывая бесконтрольное желание добиться сопереживания. Я покинула столицу с гордо поднятой головой, и никто кроме пассажиров рейса на Чикаго так и не узнал, в какой страшной истерике я билась перед посадкой на борт авиалайнера. В глазах родственников и приглашенных на свадьбу гостей я стала не брошенной невестой, а сбежавшей, и бремя позора целиком легло на плечи Алена, но правда оставалась все такой же беспощадной. Здесь не было победителей и проигравших, величайшее разочарование постигло даже формально виновную в сложившейся ситуации Каролину, мы все трое разом лишились чего-то важного. Любовь, доверие, дружба – всё, что еще недавно казалось незыблемым и вечным, разрушилось, как карточный домик, но мой разум упрямо противился принятию жестокой истины. Только сейчас, проговорив вслух мучающие меня кошмары, я постепенно понимала, что прошлое меня еще долго не отпустит, и всего через какую-то неделю мне придется сойти по трапу в столичном аэропорту и научиться жить дальше с этой саднящей раной на сердце. Я должна буду объясняться с родителями, с коллегами, а уж с несостоявшимися свекрами мне обязательно предстоит трудная беседа. Они предсказуемо начнут упрашивать меня простить Алена, приведут мне сотни доводов в защиту наших отношений и будут взывать к моей женской мудрости. Все вокруг примутся обвинять Кару и оправдывать Алена, а когда аргументы закончатся, мама осторожно намекнет, что мне уже почти тридцать, но очереди из желающих на мне жениться под дверями не наблюдается, отец напомнит, что хорошие парни в наше время на дороге не валяются -подумаешь, мол, отступился разок по глупости, кто сейчас не без греха… Я буду вынуждена ежедневно противостоять оказываемому на меня давлению, и однажды мне и вправду посетит мысль вернуться к Алену. И мы станем жить долго и счастливо, будто ничего и не было…. Но это было, я всё видела своими глазами, и не в моих силах повернуть время вспять. Тогда, в терминале, у Алена еще оставался шанс всё исправить, он не мог не догадаться, что той ночью я улетаю в Пуэрто-Рико, но упустил свою последнюю возможность потому что… А черт его знает, почему!
–Я знаю, Рода, – британец слушал меня молча и сосредоточенно, забывая даже прикладываться к бутылке, и лишь теперь, после того, как он впервые подал голос, до меня запоздало дошло, что я банально не давала ему вставить слова в безудержный поток извергающихся из меня признаний.
–И что, по-твоему, случилось? – я демонстративно повертела в руках пустой бокал, но Родрик отчего-то не спешил его снова наполнить. Он всё также полулежал на полу с расслабленно вытянутыми на всю длину ногами и в такой позе выглядел еще более худощавым и нескладным. Выпитый ром усилил хрипотцу в его и без того низком голосе, а каждая выкуренная сигарета приводила к надсадному кашлю, однако, мы по негласной договоренности обоюдно воздерживались от комментариев и просто не мешали друг-другу нагружаться алкоголем.
–Он испугался, – уверенно заявил британец, – твой отъезд дал ему отсрочку, понимаешь?
–Не совсем, – наморщила лоб я, – что ты имеешь в виду?
–Ты только представь, что там творилось, когда ты сбежала, – неожиданно рассмеялся Род, и в трезвом состоянии я бы наверняка оскорбилась его неуместным смехом, но сейчас нестандартно завершившийся свадебный переполох внезапно предстал передо мной в ином ракурсе и превратился в типичный образец комедии положений, – подумай сама, никто ведь точно не знал, что на тебя нашло прямо накануне церемонии. Если бы ты оставила записку или поделилась бы с родителями, Алан, или как там зовут твоего жениха, попал бы в крайне затруднительные обстоятельства. Изменил невесте в ночь перед свадьбой да еще и с ее лучшей подругой – его бы заклевали на месте, а его семье пришлось бы брать на себя все хлопоты и расходы, связанные с отменой свадьбы. А тут всё так здорово выходит – невеста бесследно испарилась, опечаленный жених впал в отчаяние, все ему сочувствуют и ободряюще хлопают по плечу… Согласись, это гораздо лучший план, чем репутация аморального негодяя, застигнутого тобой в чужой постели?
–Род, нет, ты заблуждаешься! – активно ринулась возражать я, – не было у Алена никакого плана. Он сам сказал мне, что не будет даже пытаться избежать позора и отрицать свою вину. Конечно, Ален поступил ужасно, но он не такой… Он бы ни за что не подставил меня и моих родителей!
–Поэтому я и говорил об отсрочке, -рубящим жесток рассек воздух британец, – ты пообещала ему, что свадьба состоится, и твой побег стал для него сродни удару под дых, у него земля ушла из-под ног. Вот он и решил, что раз ты скрыла ото всех правду, значит, ты его до сих пор любишь, но тебе необходимо провести пару недель в одиночестве. Алан уверен, что как только ты вернешься обратно, вы помиритесь и непременно сыграете свадьбу, просто он должен подождать и позволить обиде перегореть. Ты сама отказалась затевать скандал, помнишь? Ты дала Алану время осмыслить свое предательство. Возможно, я ошибаюсь, но со стороны твое поведение выглядит именно так!
–Ален, его зовут Ален, а не Алан, – машинально поправила я, и с раздраженной ненавистью лупанула кулаком по сердцевидной кровати, – что можно осмысливать так долго, Род? Если бы он действительно любил меня, если бы он хоть немного дорожил мною, он бы приехал в аэропорт! И в этом случае у меня было бы право послать его к дьяволу и на две недели свалить в Пуэрто-Рико, но тогда я бы по крайней мере знала, что Ален пытался меня остановить. А если бы родители купили нам путевку в кругосветное путешествие? Он бы взял отсрочку на полгода?
–Знаешь, тебе надо было или сразу поговорить с Аланом…Аленом начистоту, или оповестить всех гостей, почему вы отменили свадьбу, – вздохнул Родрик, – не надо ждать от людей, что они умеют читать твои мысли. Ты сама запуталась в том, чего хочешь – уехать, остаться, разорвать помолку с изменником или простить и выйти за него замуж. Ответь для себя на один вопрос: что тебе нужно от жизни? Кстати, будешь еще ром?
– С удовольствием, – охотно подставила бокал я, и с воплем отпрянула, когда бесцветная жидкость вдруг потекла мимо, – черт, у тебя руки трясутся! Давай-ка лучше я сама… Слушай, ты вообще в порядке? Может, закажем что-нибудь поесть?
–Всё нормально, Рода, – британец передал мне бутылку, привалился спиной к кровати и неожиданно признался, – вообще-то я давно так здорово не проводил время! Пуэрториканцы – очень душевный народ, здесь всегда можно найти, с кем выпить, но ты – это другое, ты не отсюда, и, знаешь, что, ты не должна спиваться из-за одного бесхребетного ублюдка, у которого не хватило смелости ни озвучить правду, ни примчаться за тобой в аэропорт. Давай сюда этот проклятый бокал, довольно с тебя, слышишь!