– И этот, – она перевернула страницу и указала на пункт о совместных детях.
– Эти пункты взаимосвязаны, – спокойно проговорил дед. Он посмотрел на одного из прихвостней, тот подскочил, за ним и все остальные, и гуськом покинули кабинет.
– Дорогая, когда люди вступают в законный брак, у них вполне ожидаемо рождаются дети. Целесообразно сначала получить консультацию ряда врачей, пройти обследование и, если понадобится, соответствующее лечение, – терпеливо начал разъяснять дед.
– Я не собираюсь рожать от него детей, – прошипела Мира. – Ты с ума сошёл?
– Уверен, у тебя возникнет такое желание, – дед спокойно смотрел на Миру, и той захотелось запустить в него что-нибудь тяжёлое.
– Чего ради? – она вскочила, в глазах потемнело, пришлось зажмуриться, чтобы не заплакать.
– Для начала, ради удовлетворения физиологической потребностей молодой женщины и ради интересов семьи. И твоих личных интересов, – надавил на «личных» дед.
Мирослава тяжело вздохнула и всё-таки сделала это. Она швырнула деду в лицо внушительную стопку листов А4 и выскочила из кабинета, толкая на ходу одного из хитрых и склизких юристов, стоявших под дверью.
Оказавшись в своей комнате, она принялась судорожно заталкивать в чемодан вещи – без разбора, все, что попадались на глаза. Её гардероб ломился от избытка вещей, их не нужно было возить из города в город, из своей квартиры в большой дом или дом у моря. Везде у неё хранились наряды на любую погоду и по любому случаю, но Мира заталкивала и пихала в свою поклажу юбки, свитера, джинсы, обувь, просто, чтобы занять руки и мысли.
Отвратительно. Всё, что она ощущала – это брезгливость и желание отмыться. Одно дело – подписать договор с паршивым клерком, нацепить на себя свадебное платье и символ невинности – фату, изобразить радость для прессы и дедушки, а потом зажить снова своей жизнью, особенно когда Данилу выпустят. Дед никогда не нарушает данное слово, а значит, Данилу обязательно отпустят, оправдав по всем статьям и законам, если надо – обойдя их.
Другое – вступить в брак с посторонним, абсолютно неинтересным мужчиной, в полном смысле этого слова. Рожать от него детей. Заниматься с ним сексом. Нет, дед не сможет заставить её делать это. Он уже порядком потоптался в её жизни и планах, в свою постель она деда не пустит. Заниматься любовью и спать она будет с тем, с кем сама посчитает нужным. Это ее личное дело!
Мирослава схватила чемодан, дорожную сумку, набитую непонятно чем, перекинула через плечо маленькую сумочку с кредитками и ключами от своей квартиры и рванула прямиком в аэропорт. Когда она выскочила из дома, охранник молча открыл дверь вызванной машины, и её беспрекословно доставили туда, куда велела наследница огромного состояния.
«Через два часа будь в клинике», – сухо прошелестела Целестина по телефону, когда Мира уверенно шагала к кассам. Она только фыркнула в трубку и протянула паспорт в окошко, где дружелюбный кассир выражал готовность продать лучшие места на любой необходимый рейс.
Торг шёл не один час. После того, как Мира выскочила из кабинета, а плеяда юристов вернулась, всё началось заново. Максим себя продавал и продавал дорого, отыгрывая свои интересы. Чётко, цепляя нюансы, не упуская из вида любую мелочь. В договорах Сильвестра не существовало такого понятия как «мелочь».
Максим узнал о своей «чести стать законным супругом» накануне, договор же готовился заранее, на любые вопросы были готовы ответы. На любой пункт – несколько подпунктов и поправок. На любое возражение – контраргумент. Его загнали в ловушку, провернули ключ, которых бросили в морскую пучину без всякого яйца, утки, зайца и сундука. Максим Аркадьевич не был человеком, которого легко сбить с мысли, его интуицию обмануть было непросто, поэтому он отыграл пару неудобных для него пунктов и обошёл в нескольких вопросах юристов Сильвестра, при этом постоянно анализируя атмосферу вокруг себя. Ощущая нутром, как воздух становится разряженным, а сумерки сгущаются над его головой.
Мультяшка ненадолго внесла сумятицу, она послужила скорей досадной помехой, оставив от взгляда широко распахнутых лисьих глаз ощущение липких рук и дискомфорта. Максим видел, как она побледнела, стала полотняно-белой, губы мгновенно приобрели безжизненный оттенок, а уже через секунду щёки, как и шея, покрылись бордовыми пятнами, и девушка выбежала из кабинета под молчание родного деда.
Какой-то абсурд… Но душевные терзания Миры мало интересовали Максима Аркадьевича, ему оказалось вполне достаточно утвердительного кивка Сильвестра, означающего, что всё идёт в рабочем режиме, чтобы снова углубиться в изучение подпунктов и деталей.
К пятнадцати часам Целестина объявила глухим голосом, что обед накрыт, встала и направилась в столовую. Сильвестр двинулся за ней, как и юристы, довольно потирающие руки.
Ещё через час Макс сидел в седане бизнес-класса, на заднем сиденье которого с комфортом расположились хозяин и его неизменная ассистентка. Они ехали в клинику. В это время врачи обычно уже расходятся по домам, но не в случае, когда консультация нужна Сильвестру или кому-то из его людей, тем более – семье. Старик с лёгкостью нарушал любые правила, и эта черта его характера, по мнению окружающих, была неотъемлемой.
Дородный, рано начавший лысеть мужчина суетился на пороге светлого здания, рядом с которым остановился водитель. На кармане белоснежного халата были вышиты инициалы и фамилия, а бейдж гласил, что никто иной, как главный врач собственной персоной вышел встретить дорогих гостей и оказать всестороннюю помощь по всем вопросам. Целестина обернулась в поисках главной героини происходящего, но руководитель лечебного учреждения, суетясь на полусогнутых ногах, доложил, а именно так это прозвучало, что Мирослава не появлялась.
Сильвестр улыбнулся, казалось, он абсолютно не воспринимает бунт внучки, и заговорил с главным о нуждах клиники, поморщившись от елея в голосе. Надо отдать должное, врач мгновенно перестроился, перейдя на деловой и сухой тон.
– Через двадцать минут её доставят, – коротко бросила Целестина и направилась к стеклянным дверям.
– Дом в полутора часах езды, – уточнил Максим.
Где могло пропадать зефирное чудо после того, как выбежало с пылающими щеками из кабинета? Он полагал, что всё это время Мира просидела у себя в комнате, чертыхаясь на деда, юристов и самого Макса. Он надеялся, что ей не придёт в голову обкуриться или нанюхаться какой-нибудь дряни и вырубиться где-нибудь без присмотра.
– Она в аэропорту, – проскрипела Целестина.
– Вот как? Она сама сказала? – Максиму становилось интересно.
– Мирослава отключила телефон. Но это не имеет значения, нам доподлинно известно, где она, а так же то, что ей не удастся улететь. Начальник службы безопасности уже направил к ней людей, – взгляд ассистентки стал жёстким.
Максим закатил глаза. Отлично! По-другому не остановить пигалицу весом едва ли пятьдесят килограмм? Надо направить двух мордоворотов и доставить Миру пред очи Целестины, как преступницу. Девчонка бунтует, что естественно в её положении. Если бы у Максима было чуточку меньше здравого смысла, он бы тоже рванул в аэропорт и из страны, только бы избежать этой сомнительной сделки. У Мультяшки очевидные проблемы с логикой, неудивительно, что она попыталась убежать, проигнорировав службу безопасности Сильвестра Прохоровича. Ребята, стоявшие у дверей или ходящие по пятам – ширма, которая скрывает работу профессионалов.
– Целестина, я сам заберу её, – пристально глядя ей в глаза, спокойно произнес Макс.
– Ты? – она в удивлении приподняла брови. – Что ж, вероятно, это имеет смысл, может быть, даже поможет вам найти общий язык.
– Вряд ли, – Максим Аркадьевич усмехнулся. Какой общий язык он может найти с карамельно-зефирной Мультяшкой, которая на полном серьёзе думает, что может ускользнуть от службы безопасности деда? – Дам ей возможность спустить злость в аэропорту на меня, а не здесь, на деда. Мира не похожа на девушку, способную контролировать эмоции и считаться с обстоятельствами, вряд ли вам нужен прилюдный скандал.
– Верно, – Целестина задумчиво посмотрела на него, тот, в свою очередь, попытался выдавить из себя улыбку.
Водитель молча открыл дверь и, не спрашивая, направился к зданию аэропорта. Найти Миру оказалось просто. Её фигурка в короткой спортивной куртке, провожающая взглядом самолёты, виднелась у окна. Джинсы обтягивали не только ноги, но и попу, подчёркивая вполне аппетитные, хоть и небольшие формы. Мира качнула головой, и волосы, лежавшие сплошной стеной почти до пояса, блеснули в искусственном освещении.
Мультяшка – внешне очень привлекательная девушка. Максим на минуту задумался, смог бы он встречаться с Мирой, не будь она той, кем является, будь она менее альтернативно одарена, и пришёл к выводу, что нет.
Привлекательная девушка, не женщина, почти девочка. Он же предпочитал женщин старше, понимающих, чего и от кого они хотят, не стесняющихся получать наслаждение и дарить его. Юношеский щенячий восторг от упругих девичьих попок прошёл у Максима давно. Он ничего не имел против упругости, стройности и молодости, но утирать слёзы, разгребать комплексы или рисковать своими нервами, потому что обладательница симпатичной попки и упругой грудки имела неосторожность вообразить себе то, чего не было и быть не может, не горел желанием. Так что никакого, даже мимолётного романа у Максима с Мультяшкой быть не могло, но переспать пару раз без обязательств и дежурного обмена контактами – почему бы и нет?
– Привет, – он встал рядом и тоже стал смотреть на улицу, взлётную полосу, начинающее сереть небо.
Мира вопросительно уставилась на Максима, фыркнула и отвернулась, досадливо сморщившись.
– Твой чемодан? – продолжил он как ни в чём не бывало. – Сумка тоже?
Дорожная сумка, как и чемодан, были одной марки, в одной цветовой гамме, не масс-маркет, естественно. Маму Максима хватил бы удар, узнай она, сколько можно заплатить за обычную, пусть и добротную, сумку.
– Пошли, – одной рукой он взял за ручку чемодан, перекинул через плечо сумку, не слишком удобно, не под его рост, другую руку протянул Мире, как ребёнку.
Естественно, его окатили неприязненным взглядом и волной презрения, другого он и не ожидал.
– Ну? Сами пойдём или подождём парочку-другую добрых молодцев из охраны твоего дедушки?
– Сволочь, – прошипела девчонка.
– Так и есть, – Макс посмотрел на неё в упор. – Я сволочь, а ты невинная жертва обстоятельств.
– Гад, ублюдок, тварь, – лексикон девицы не радовал изысканной терминологией.
– Забавный словарный запас, – её оппонент даже не поморщился. – Не слишком богатый, или хорошее воспитание не даёт выругаться от всей души? Может, просто слов других не знаешь? – он продолжал идти, волоча беглянку за руку. Та упиралась, но шла.
– Ты продался! Знаешь, как называются те, кто торгует телом? Проститутка! – это очередное высказывание даже позабавило.
– Проститут, в моём случае так будет правильнее. Кстати, а ты почему не улетела? Погода же лётная, – с улыбкой поинтересовался Максим.
– Дед заблокировал все мои карты, – прошипела с ещё большей злостью Мира.
– А другой у тебя нет? К которой у дедушки нет доступа? – продолжал допытываться Максим.
– Есть. Но там всего тридцать тысяч, как можно прожить на эти деньги? Да ещё свалить отсюда? – отчаянье в голосе слышалось всё сильнее.
– Ну, положим, на билеты эконом-класса ты бы не потратила больше десятки, – Макс начал рассуждать вслух. – Двадцать тебе бы хватило на месяц за глаза, даже осталось, тебе ведь не надо платить по счетам, а за это время могла бы найти работу, официантки, например.
– Рублей! – вскрикнула Мультяшка. – Рублей! По-твоему, можно прожить на эти деньги?!
– Мои родители жили и не на такие деньги. Знаешь, большая часть страны живёт на меньшее, люди ходят на работу, получают образование, воспитывают детей, заботятся о стариках, даже умудряются откладывать на отпуск, машины покупать или, компьютеры, например, – Максим продолжал ликбез. – Я родом как раз из той, большей части, и если для того, чтобы не потерять то, чего я добился своим трудом, мне надо продать себя, стать проститутом, пройти медицинское обследование или даже спать с тобой – я сделаю это. И тебе советую.
– Советчик нашёлся, – девчонка попыталась вырвать руку, но у неё не получилось. Она только поморщилась от боли, потому что Максим сжал ладонь ещё сильнее, как тисками.
– Да, советую. – утвердительно кивнул Макс. – Ты ни хрена в этой жизни не знаешь, не умеешь, ты просто не выживешь без привычных тепличных условий, Мира. После заключения брака контроль над твоими счетами будет у меня, потому что твой дедушка уверен, что ты не в состоянии самостоятельно купить себе даже трусы. У меня нет желания ограничивать тебя в чём-то, отказывать в том, к чему ты привыкла и без чего не представляешь жизни, даже если мне это кажется излишеством или полным идиотизмом. При всём желании ты не сможешь спустить на ветер основные активы своих компаний, твой дедушка позаботился и об этом. У меня нет желания контролировать твою личную жизнь, я даже спать с тобой не хочу, если откровенно.
Мира остолбенела, побледнела, вспыхнула алым и неровно задышала, пришлось дёрнуть за руку, чтобы вывести её из ступора.
– Тогда зачем этот пункт о детях? – она недовольно прищурилась.
– Требование твоего деда. Надеюсь, ты понимаешь, что он не сможет заставить меня выполнять супружеский долг против твоей воли? И моей тоже. Я уже говорил, но повторю – у меня нет желания спать с тобой, тем более – насильно, – он почти выплюнул последнее слово.
– Тогда зачем эти пункты, зачем врач?! – развела руками Мира.
– Во-первых, это логично с точки зрения твоего деда, и я с ним согласен, а во-вторых, включи-ка голову! Я – мужчина, ты – женщина, мало ли… ну, вот мало ли! В состоянии алкогольного опьянения или… – он окинул Мультяшку пристальным взглядом. – Прости, не могу придумать веской причины заняться с тобой сексом, но у меня уже достаточно опыта, чтобы понимать, что порой с таким чудищем окажешься в постели, тушите свет, а ты миленькая. Так что, «мало ли», случайность нельзя игнорировать. Ты уверена в том, что я не болен? Скрытые инфекции, ВИЧ, гепатит?
Макс хотел было добавить, что совсем не доверяет Мире в этом отношении. Наркотики, дружок-наркоман и рок-музыкант, чего можно ожидать от таких связей? Любой букет, в самом неожиданном сочетании, и ведь не от каждого поможет презерватив!
Даже если опустить пункт об обязательном совместном проживании, вероятность секса нельзя исключать. Максим – живой мужчина, а его будущая жена, при всех её недостатках, привлекательна, и он реагировал на неё вполне ожидаемо. Вероятность незначительна, благо в наши дни для зачатия детей не всегда требуется половой акт, но Максим Аркадьевич предпочитал просчитать и это.
– В-третьих, ничего страшного или особенного в медицинском обследовании нет, – разъяснения и не думали приближаться к логичному концу. – Несколько врачей, кровь, мазки… Я не знаю, что ещё, но точно ничего страшного. И лучше тебе пройти это, вступить в брак и свалить от деда в светлое будущее со мной, где я не стану выносить тебе мозг учёбой, работой и вообще вмешиваться в твою жизнь, если ты не станешь вмешиваться в мою, – и внешние приличия будут соблюдены.
– Хм… – сбежавшая невеста остановилась, раздумывая.
– Звучит как хороший план? – Макс скорее утверждал, чем спрашивал.
– Вполне, – Мирослава наконец улыбнулась, и Макс неожиданно залюбовался её улыбкой. И даже скользнул взглядом по очертанию груди, плоского живота, талии и бёдер.
Осмотр в итоге прошёл быстро, даже быстрее, чем полагал Максим Аркадьевич. Несколько анализов, кровь сдали на следующий день, утром. Мирослава не устраивала скандалов, не одевалась вызывающе, не грубила, перед обедом говорила «приятного аппетита», а на прощание – «до свидания». Он даже стал подозревать в Мультяшке адекватность. Может, она была и не самой умной девушкой, но если гладить её по голове и доходчиво доносить свои мысли, она была даже милой и производила впечатление психически стабильного человека.
Но длилось это недолго. Целестина отправила Максиму результаты обследования Мирославы, как было указано в договоре. после этого должно было состояться подписание брачного контракта и перезаключение трудового соглашения с указанием его новых обязанностей и возможностей. А после примерки свадебного костюма, он мог ехать домой, требовалось вернуться только ко дню церемонии. Тем более, дела не ждали, некоторые проблемы требовали личного вмешательства Максима, да и мама, как назло, активировала «режим заботы», лучше было навестить её и снизить градус тревожности.
Макс долго изучал сканы на экране ноутбука, пока не захлопнул с грохотом, почти наверняка ломая.
Психически стабильная? Адекватная? С терпимым уровнем интеллекта? Милая?
Какая из этих характеристик подходила к Мирославе? Никакая!
Мультяшка, твою мать!
Мира изо всех сил старалась вести себя хорошо, иногда ей даже хотелось вызвать хотя бы капельку симпатии у будущего мужа. Раз уж им предстоит большую часть времени проживать на одной территории, то было бы неплохо хотя бы не вздрагивать от его взгляда.
Она не знала точно, что изменилось, но что-то поменялось в почти уже состоявшемся супруге к моменту подписания договора. Она даже хотела поговорить, но быстро передумала, не было никакой существенной разницы, являлось ли это плодом воображения Мирославы, или у Максима болят зубы.
Вениамин Рудольфович сообщил, что как только договор будет подписан, он, по прямому распоряжению Сильвестра, начнёт предпринимать серьёзные меры в деле Данилы, а отпустят музыканта в день свадьбы. Ждать, выяснять, задумываться и тем более откладывать подписание и последующую за ним свадьбу Мира была не намерена. Что бы ни беспокоило мужчину, выбранного ей в мужья дедом, она не собиралась растягивать срок пребывания Данилы в следственном изоляторе, куда, как сказал адвокат, его перевели. К тому же, дедушка сказал, что выпустят всю рок-группу.
В день подписания она встала даже раньше завтрака, привела себя в порядок, пожелала всем за столом приятного аппетита, поприветствовала улыбкой юристов, когда зашла в кабинет и уселась в дедушкино кресло, которое он ей уступил.
Сначала высокий и тощий, как швабра, юрист обращался только к будущему супругу Миры. Глава финансового отдела, как она поняла, заискивающе улыбался всем по очереди, так и не решив для себя, на кого обратить более пристальное внимание. На хозяина, который демонстративно отходит от дел внучки, уступая право подписи бывшему подчинённому и уже почти члену семьи, самому Максиму или Мирославе, не зная, не является ли она серым кардиналом, каким всю жизнь была Целестина.
Мира забрала волосы в высокий пучок, оделась по случаю, не забыв про обувь и аксессуары, включая очки в оправке, естественно, из последней коллекции, минимизировала количество косметики на лице и проигнорировала духи. Сама сдержанность, пунктуальность и профессионализм.
Когда финансист поспешно вышел, тихо прикрыв за собой дверь, юрист продолжил зачитывать пункты договора, Мира подписывать, а нотариус бесконечно заверять. Вскоре очередь дошла и до Максима, который почему-то посмотрел на Целестину. И Мире показалось, что та подбадривающе улыбнулась, словно он нуждался в поддержке, перевела сухой взгляд на Миру, вздохнула и наклонила голову, опустив глаза на клавиатуру.
Впервые за время подписания и, наверное, всего времени, что Мира наблюдала за Максимом Аркадьевичем, она наблюдала, как край непроницаемой маски с него слетел. Лучше бы она не обратила на это внимания – такой концентрированной смеси брезгливости, отвращения и недоумения Мира не видела никогда в жизни. Она ощутила себя склизкой жижей, источающей миазмы на сто километров вокруг себя, а Максиму пришлось не только подойти вплотную, но и протянуть к ней руку. Его едва не вырвало, когда он смотрел на Миру.
Она невольно отшатнулась, но в этот момент маска вновь наползла на перекошенное отвращением лицо, и опять перед ней сидел лощёный топ-менеджер с непроницаемым, жёстким, анализирующим, едва ли не надменным взглядом.
Через несколько минут судьба Мирославы была решена, документы подписаны и заверены нотариально. Все действующие лица, обеспечивающие процесс, молча встали и двинулись на выход, кивая оставшимся в кабинете. Максим Аркадьевич тоже вышел, сославшись на безотлагательные дела и на то, что он хотел бы отдохнуть перед полётом, так как уже через несколько часов его ждал самолёт. Сообщил, что вернётся только накануне торжества, дежурно заметил, что полностью доверяет вкусу Мирославы и уверен, что всё пройдёт в лучшем виде Затем слегка склонил голову, как офицер царской армии, и скрылся за дверью.
– Мира, задержись, дорогая, – произнёс дедушка, когда та встала с намерением подняться к себе и переодеться, строить из себя менеджера среднего звена в брендовой одежде ей надоело.
Мира остановилась, дед поднёс к уху телефон и через мгновение произнёс:
– Вениамин Рудольфович, можно. Да, всё, как и оговаривали, да, да, естественно, – говорил дед в трубку и смотрел в упор на Миру, пока та расцветала в улыбке. – До свидания!
– Ну, ты довольна? – он даже улыбнулся. Мира согласна кивнула, она была довольна, ещё как! Захотелось, чтобы свадьба состоялась уже завтра или даже сегодня!
– Надеюсь, это скрасит твой завтрашний день, – проговорил дед и просканировал взглядом внучку, та замерла, согласно кивнула и вышла из кабинета.
Прошла широкую лестницу на автомате, не замечая светлых стен, пилястр и капителей. Упала в своей спальне поперёк кровати и уставилась в белый потолок с огромной люстрой, переливающейся хрустальными гранями, свисающей извилистыми сталактитами и капельками-слезинками. В детстве ей казалось, что дед живёт в настоящем дворце, и люстра была этому подтверждением. Мира любила дом, комнату, парк и живописные окрестности, обожала приезжать сюда на каникулы, в выходные или просто так, без видимых причин.
Мире было двадцать два года, а ей вдруг показалось – двести двадцать два…
На обед она не пошла, не было настроения и аппетита, вышла в парк, проигнорировав одного из охранников, плетущегося следом за ней, села на качели и уставилась себе под ноги. Мраморная крошка шуршала под ногами, несколько огромных деревьев, их не срубили при постройке и даже, как рассказывал дедушка, изменили планировку дома ради одного из них, стояли уже оголённые, перечерчивая тёмными стволами серое небо. Как вызов природе зеленел газон, ухоженный и нетронутый ногами хозяина или служащих. На территории поместья уже давно никто не ходил по газонам, не лазил по деревьям, не визжал, раскачиваясь на качелях выше звёзд. Здесь всегда было тихо, и охрана, которая в других местах сливалась с окружающей обстановкой, тут ходила буквально по пятам, обеспечивая ощущение безопасности.
Мира посмотрела на домики для гостей, рядом с одним из них курил человек. Наверное, лучше подойти, пожелать доброго пути, хотя вряд ли будущий муж горит желанием видеть или разговаривать с ней, как и она с ним. Она не хотела видеть привычно непроницаемое лицо и цепкий, оценивающий взгляд едва прищуренных глаз, скользящих по её фигуре и лицу. Она помнила, какой горячей и сильной была рука Максима Аркадьевича, когда он вёл её в аэропорту. Мирослава была уверена, что на ладони останутся синяки, но их не было, покраснение спало до того, как приехали в клинику, и на пороге их встретил дед, никак не прокомментировав произошедшее.
Максим Аркадьевич подошёл сам, она наблюдала, как он быстро и уверенно переставляет длинные ноги, держа руки в карманах распахнутого пальто, из-под левого рукава выглядывали часы. Туфли были не по сезону – большую часть дня Максим находился в домике для гостей, и, скорей всего, работал, как и всё окружение деда, едва ли не круглые сутки, а в клинику, единственное место, куда он отлучался из поместья, его отвозили на автомобиле.
Он даже не гулял по парку, на улицу выходил только курить, несмотря на то, что в домике была отключена противопожарная сигнализация. Волосы от влажного воздуха взлохматились, или он специально взъерошил их рукой, и от утреннего презентабельного вида не осталось и следа. Если бы не пальто, обувь и гладко выбритое лицо, он показался бы Мире обычным человеком, без счётчика в глазах.
– Я уже попрощался с твоим дедушкой, – проговорил ровным голосом Максим, когда приблизился. Охранник в это время отошёл на расстояние, возможно, проявив деликатность, а скорее выполняя инструкцию. – Вот, подошёл попрощаться с тобой.
– Доброго пути, – Мира приподняла бровь и всмотрелась в лицо будущего мужа.
Он был почти привлекательным и казался почти человеком, если забыть, за какую сумму он вежлив с ней, и что скоро им предстоит жить под одной крышей, и… нельзя исключать «случайность», как назвал их возможную близость Максим Аркадьевич. Интересно, за какую сумму он откажется от любой потенциальной «случайности»? Впрочем, учитывая, что финансами Мирославы отныне будет управлять именно он, вряд ли будет так просто его купить.
– Я приеду накануне торжества, – заметил спокойно он и снова скользнул взглядом по Мире.
Она невольно поёжилась, прочитав в глазах жениха иронию и ещё что-то, пока неясное. Отвернулась, решив, что разговор окончен, и увидела, как к ним идёт Целестина. Мира знала её всю жизнь и одно время, в детстве, даже считала своей бабушкой, другой у неё никогда не было. Родители мамы умерли давно, жена деда тоже, ещё до рождения Мирославы и всех своих внуков. Целестина отлично подошла на эту роль и исправно подыгрывала маленькой девочке, пока та не подросла и не стала понимать, что та ассистент дедушки, правая, левая рука и даже шея. И не только деда, но всех компаний, которыми владеет выжившая часть семьи Сильвестра – лично он и Мирослава, вступившая в наследство после смерти своих родителей и передавшая права на управление сначала деду, а теперь и мужу – со дня вступления в брак.
– Мира, привезли платье, – проговорила Целестина, посмотрев при этом на Максима, как бы спрашивая его о чём-то одними глазами. Видимо, не получив ответа, сжала губы и развернулась к Мире. – Портной ждёт.
– Свадебное? – Максим произнёс так, будто ему интересно. Лицемерный и скользкий тип!
– Траурное, – окатила в ответ Мира. – Каждый год новое. В год по платью.
– Прости, – произнес её собеседник почти искренне, но Мира не хотела с ним разговаривать. Она развернулась и ушла, быстро перебирая ногами, слушая привычный шелест под подошвами.
Каждый год один и тот же ритуал.
Платья Целестина подбирала сама, как и вызывала накануне портного, чтобы подогнал по фигуре. На следующей день Сильвестр ехал на семейное кладбище, там его сопровождала Целестина, а Мира дожидалась в машине, так ни разу и не выйдя из неё.
Когда-нибудь у неё найдутся силы, сердце перестанет отбивать бешеный ритм, и Мирослава сделает это. Когда-нибудь, но и не в этом году точно.
Потом дед садился в отдельное авто и уезжал куда-то, только Целестина и служба охраны знали – куда, а к ужину возвращался. Молчаливый, сморщенный, как засушенный опёнок, при этом несгибаемый, как железный прут. Выпивал рюмку водки. Это был единственный день, когда дедушка употреблял алкоголь, и уходил к себе.
Однажды Мира услышала, что Сильвестр ездит в этот день в церковь, но не поверила, она не встречала большего атеиста, прагматика и циника, чем её дед. Сейчас она бы не поверила тем более. Не дрогнув, он вынуждает единственную внучку выйти замуж, нисколько не считаясь с её мнением. Человек, хотя бы отчасти верящий в бога, высший разум или вселенскую справедливость, вряд ли поступил бы так.
Портной вышел из комнаты тихо, не издав ни звука, будто растворился в воздухе, сказав напоследок, что платье пришлют к пяти утра, и оно сядет ровно по меркам. Миру не интересовало, как оно сядет.
Она направилась в рабочий кабинет Целестины, который располагался рядом с дедушкиным, чтобы оповестить, что портной убрался из дома. Кабинет был обставлен добротной мебелью из натурального дерева, там пахло озоном от оргтехники и чем-то сладковатым. Царил идеальный, почти нежилой порядок, несмотря на то, что иногда ассистентка проводила там по восемнадцать часов в сутки.
Мира замерла у закрытой двери, из-за которой доносился разговор на повышенных тонах. Спорили Целестина и дед. Спорили – чего Мира не припомнила ни разу в жизни, ни в детстве, ни сейчас.
– У девочки свадьба, Сильвестр, – почти кричала помощница. – Тебе ли не знать, что происходит с Мирой после этих твоих ритуальных походов! Ты должен был или перенести свадьбу на другое время, или не принуждать в этом году девочку ехать с тобой!
– Она должна хранить память, она обязана это делать! – голос деда звучал громко и отчётливо.
– Каждый делает это по-своему, и она тоже, – зашипела Целестина. Мире показалось, что ещё немного, и из-под двери пойдёт едкий дым.
– Ты не знаешь, что это такое! – громыхнул дед, следом последовал хлопок, напоминающий удар книги о столешницу стола.
Мирослава продолжала стоять у двери, пытаясь собраться с силами. Это всего лишь разговор, разговор, может быть, приоткрывающий дверь в прошлое, то, которое покрыто мраком для Мирославы, и она категорически не хочет, чтобы там, на том конце, загорелся свет и осветил всю возможную неприглядную правду о деде или всей её погибшей семье.
Мирослава сама не поняла, как оказалась в домике для гостей, не поняла, почему смотрит на небольшую дорожную сумку, не поняла, как выпалила: «Возьми меня с собой!».
Выдержала пронизывающий взгляд, не услышала в ответ согласия, и просто смотрела, как Максим подносит к уху телефон и произносит: «Целестина, у меня трудности, подойди, пожалуйста!».