Наталия Романова
Десять
Уже стоял вопрос выбора специализации, а Юля металась, ничто не привлекало её так, как одна единственная, однако Юля была абсолютно уверена, что не справится. Уверена настолько, что не говорила о своей практически сформировавшейся мечте Симону и даже папе. Этот выбор означал еще не один год обучения, постоянную последующую учебу, повышение квалификации, бесконечные аккредитации, помимо клинической практики, которая так же неминуемо будет отнимать все свободное время и силы от семьи, плюс обязательный переезд в другой регион.
Симон постоянно говорил, что Юле достаточно стать участковым терапевтом, незачем тратить силы на узкую специализацию. Папа не давил, предоставлял выбор дочери, но единожды заикнувшаяся Юлия услышала: «Реально взвешивай свои силы». Юля взвешивала…
– Не готовь, – услышала она тёплый ответ мужа, вернувшись на кухню, к насущным проблемам не сваренного супа. – Я умею варить пельмени и делать яичницу… ещё что-то должен уметь, я почти уверен в этом, маленький. Пойдем, ты будешь сидеть, а я тебя кормить.
Юлю немного нервировали неумелые действия мужа, кухня была ее епархией, которую она с трудом уступала лишь в самых крайних случаях, как сегодня. Гудящие, как никогда ноги и задорные шутки Симона над самим собой убедили в том, что от того, что сейчас не она стоит у плиты, а на ужин будут магазинные пельмени, апокалипсиса не случится.
– Нас в гости позвали, – сказал Симон, когда они уже были в комнате, – Пашка.
– Ты поэтому меня накормил, да, хитрец? – она обнимала Симона и грелась в родных объятьях.
– Просто хочу, чтобы ты отдохнула.
– Завтра зачет, – вздохнула Юля.
– Перед соревнованиями обязательно отдыхают один день, иначе перегоришь. Ты ведь хочешь стать врачом, значит, тебе нужны силы. Пойдём, подзарядимся позитивом, вот увидишь, завтра тебе будет намного легче сдать свой экзамен, чем если ты просидишь всю ночь над учебником, а утром будешь паниковать. Уж пусть лучше голова болит с похмелья, чем на нервной почве.
Юля согласилась, быстренько оделась, после стояла под хмурым взглядом мужа.
– Юль, снимай это, ты не за картошкой собралась, а в гости.
– Что не так? Удобно… – Юля оглядела себя с головы до ног.
– В институт напяливай, то, что тебе хочется. Когда идешь со мной, пожалуйста, одевайся нормально. Ты очень красивая, от тебя глаз не оторвать, для чего ты прячешься за этими уродскими тряпками? Надень темно-синее платье, которое привезла моя мама.
– Оно короткое, – возразила Юля.
– Конечно короткое! С твоими ногами нужно вообще без платья ходить! Если бы у меня были такие ноги, клянусь, я бы ходил в юбке. Станешь старой и толстой, тогда будешь прятать тело, а сейчас иди и надень платье.
– Да меня в этом платье просто трахают глазами твои друзья! – взвилась Юля, едва ногами не затопала, вспоминая липкие следы от алчущих мужских взглядов.
– Отлично! Они глазами трахают, а я на самом деле. Пусть сдохнут! Я жду. И возражений не принимаю! Ну… маленький, – охолонил Симон, видя слезы Юли. – Ты ведь знаешь, я спрячу тебя, если станет совсем невыносимо. Нужно учиться подавать себя. Красивая женщина не должна скрывать своей привлекательности.
После гостей, где Юля ожидаемо стала звездой вечера, они лежали с Симоном в кровати, нежась после любви. Симон играл светлыми локонами, перебирая их пальцами, то накручивая упругие пряди, то распуская. Юла тихо дышала ему в грудь, пытаясь уснуть.
– Юль, давай ребенка родим.
– Сейчас? – с зевком уточнила Юля. Рожать она не собиралась, слишком уж преждевременно.
– Конечно, чего тянуть?
– Мы не можем сейчас. Я учусь, у тебя ответственный период. Мы никак не потянем ребёнка.
– Нет ничего, с чем бы ни справился человек, Юля. Как один младенец может помешать твоим или моим планам?
– У нас элементарно нет денег, мне почти всегда не хватает до конца месяца, – возразила Юля. – Я всё время экономлю, чай и сахар нам покупает Адель, мы просто не сможем прокормить ребенка.
– Ты ничего не говорила, – опешил Симон.
– Ну, я думала… – попыталась оправдаться Юля.
– Думала она, – раздраженно ответил Симон. – Я решу это, – добавил твердо.
Через месяц Симон Брахими решил финансовые вопросы своей семьи. Юля плакала, твердила, что он рискует карьерой, что работать в полную силу просто-напросто самоубийство. Только Симон не слушал, заявил, что если уж всю жизнь ставит на одну ступень выше, то и на две тоже сможет. С тех пор он часто пропадал не только на сборах, но и уезжал по делам федерации, успевая тренироваться в командировках.
Через год, когда у молодых появился относительный достаток, Адель больше не приходилось самой покупать сахар, а Юле готовить из того, что осталось в холодильнике, причем так, чтобы еды хватило на неделю, родился кареглазый мальчик с редким именем Евдоким, а попросту – Ким. Имя гармонировало с его глазами, так похожими на глаза плюшевых медведей из детского мира.
Большую часть заботы о малыше взяла на себя Адель, оставив «свой трудовой подвиг». Юля не посещала институт после родов всего лишь пару недель, потом вернулась к полноценной учебе. Выбегала в перерывах в гардероб, где уже стояла Адель, держа на руках Кима, пряталась в закутке, чтобы дать грудь, но вскоре Ким перешел на искусственное питание.
Юля не успевала быть хорошей студенткой и хорошей мамой. Она либо не видела Кима, мучаясь угрызениями совести, либо пропускала лекции, встречая неодобрение профессуры. У неё не получалось уделять внимание мужу, в котором, как она видела, тот нуждался. Иногда Симон высказывал недовольство, но чаще просто обнимал до боли, шепча:
– Мне так не хватает тебя, Юлька, побудь со мной, маленький.
Еще Юля ловила неодобрительный взгляд мужа на своём, ставшем мягком, животе и поплывшей талии. Вздохнув, она принялась делать упражнения, сначала дома, постоянно путаясь в группах мышц которые следует проработать и необходимых нагрузках. Потом с Симоном: муж, улыбнувшись, уверенно заявил, что они не только вернут прежнюю форму, но сделают Юлю значительно красивее.
Симон не проявлял жалости, не шёл на поводу у усталости Юли, заставлял проходить необходимый комплекс упражнений раз за разом, не давая и толики поблажки. Ведь они работали на результат, ставя на одну ступеньку выше. Порой он был груб, отпускал бесцеремонные комментарии, злые замечания, за которые, конечно, извинялся после занятий, но слова оседали и оседали в голове, словно скапливались в надежном хранилище под семью замками.
Накануне дня медика Владимир Викторович, по обыкновению, зазывал к себе на дачу коллег. Юля же должна была по устоявшейся традиции накрыть на стол. Она с радостью и большим энтузиазмом ждала, когда накормит гостей, теперь уже будущих коллег. Она всё же определилась со специальностью, вновь открытое отделение в областной больнице сыграло в этом решающую роль – Юлии не пришлось бы уезжать в другой город, где располагался единственный в их регионе онкологический детский центр.
Новый заведующий, недавно переведенный из того самого центра, который славился результатами на всю страну, проявил заинтересованность в молодом специалисте. Юле предстояло продолжение учебы, работа над собой и специальностью. Впереди диплом, интернатура, но, вне всякого сомнения, Юлия Владимировна – дочь своего талантливого отца, была выгодным приобретением отделения детской гематологии и онкологии.
Симон просил пойти с ним на важное для него мероприятие. Но Юля не могла быть сразу хорошей дочерью и хорошей женой. Бездумно понадеялась на привычное: «Ладно, маленький».
Точно так же, всего-то неделю назад, она не придала значения перепалке с Симоном. Муж застал ее, моющую полы, она торопилась успеть, пока Ким спал.
– Ты такая красивая, – прошептал Симон, двусмысленно улыбаясь.
– Лохматая и потная, – в раздражении отмахнулась Юля.
– В таком виде еще красивей. Хочу тебя, давай? Мы тихо-тихо, бабушка не зайдёт, Ким спит.
– О чем ты? – одернула она руки мужа. – Ты прекрасно знаешь, что я не могу!
– Что такого-то? В месячные тоже можно, ты разве не знаешь? – Симон и не подумал обидеться или перестать домогаться.
– Перестань!
– Маленький, я уезжал в командировку, а сейчас ты ходишь по дому в беспардонном халате, демонстрируя прелести, и заявляешь, что не можешь. У меня скоро сперма из ушей капать начнет… Юлька, – Симон подмял жену под себя, одним движением устроив на диване. – Хочу, сильно, ты же чувствуешь… – Он надавил пахом на Юлин живот, что в общем-то не требовалось, она и без того прекрасно ощущала каменную эрекцию мужа.
– Как? – искренне возмутилась Юля. – Нетерпеливый, словно младенец, подожди немного.
– Давай орально?
– Что?! – Юля не кривила душой, когда искренне удивилась, а потом и возмутилась.
– Минет, в рот, ты поняла меня.
– Не умею я… – только и придумала ответить Юля. Нужно было реагировать, но как? Обидеться? Оскорбиться? Высказать возмущение?
– Маленький, клянусь, мне сейчас не нужно чего-то изысканного. Просто приласкай меня… ртом.
– Я… мы никогда… ты даже не говорил, что хочешь такого! – взвизгнула Юля.
– Все мужчины хотят, и женщины тоже хотят… чтобы их приласкали, – Симон взглядом красноречиво показал, что именно имел в виду. – Я бы мог, Юля… – сказал он, но кинув взгляд на раскрывающую рот, как рыба на суше, жену, тут же дополнил: – Не сейчас, сейчас-то ты совсем умрёшь от смущения… но вообще могу.
– С ума сошел?!.
– Я твой муж и люблю тебя. Не только в красивом платье, но и в этом старом халате, с запахом половой тряпки от рук. Неужели ты думаешь, меня бы смутили оральные ласки? Вообще-то, я хочу этого даже сильнее, чем заняться с тобой любовью прямо сейчас. Но раз у нас аварийные дни, давай начнем с меня. Просто попробуй, не надо глубоко. Всё, что мне нужно – твой ротик…
– Я не готова, – отрезала Юля.
– Ладно, маленький, – сказал тогда Симон и целомудренно поцеловал Юлю в лоб.
Позже она поехала с Кимом на дачу к родителям, вместо того, чтобы составить компанию мужу на важном для него мероприятии, а сейчас попросту ревела, держа в руках трубку телефона.
Юля зашла в полутемную комнату там же, на втором этаже. Всхлипнув пару раз тихо, она всё же заплакала громко, надеясь, что если папа и услышит, то ему хватит тактичности не заходить, а позволить дочери оплакать свою несостоятельность. Упав на кровать, она зарылась головой в подушку, вспоминая все обиды, недовольство собой, виня себя, не жалея и не придумывая оправданий. Она была плохой женой, плохой мамой и прямо сейчас – плохой дочерью, потому что не отправилась накрывать на стол.
– Господи, кто здесь? – Юля подпрыгнула на кровати, услышав одновременно мужской голос и щелчок настольной лампы.
– Юля? – сонное лицо Юрия Борисовича выражало нечто среднее между недовольством, раздражением и интересом, когда он смотрел на заплаканную, но не ставшую от этого менее красивой женщину.
– Прости… те.
– На «ты», помнишь? Что случилось? – поинтересовался Юрий.
– Я ударилась…
– Ударилась… Об мужа ушиблась? – спокойно уточнил он.
– Откуда ты знаешь? – опешила Юля. – Нет, у меня всё хорошо с Симоном!
– В девяноста процентах молодые женщины плачут из-за мужей, в пяти – из-за любовников, пять процентов оставим на сломанный каблук. Каблуков я не вижу, любовника у тебя точно нет, так что… остаётся муж.
– Это личное. – Слезы катились по лицу и отчего-то не собирались останавливаться, они были беззвучными, при этом бесконечно горькими и горячими. Юля попросту не могла перестать реветь.
– Юля, я твой врач, помнишь? И я разбираюсь в женщинах, это моя работа. Может, если ты поговоришь с кем-то, тебе станет легче? Иногда решение проблемы лежит на поверхности, стоит только проговорить ее вслух. Подумай, – очень убедительно сказал Юрий Борисович.
Она с подозрением посмотрела на собеседника. Делиться личным, сокровенным, стыдным совсем не хотелось, но может, это выход. Юля не могла поговорить с папой, слишком интимная тема для беседы. Тем более не могла с мамой, та только расстроится, а помочь вряд ли сумеет. С бабушкой и вовсе не смела. Оставалась лишь Адель, но разве возможно сказать бабушке Симона, что отказала её внуку в оральных ласках, и он с тех пор разговаривает с ней сухо, только по делу, а теперь и вовсе бросил трубку, обиделся из-за её присутствия на празднике папы, а не на мероприятии Федерации плавания.
– Юленька, давай так, я буду задавать вопросы, ты просто отвечать «да» или «нет».
– Ладно, – кивнула Юля. Прозвучало вполне убедительно и неопасно для ее самолюбия.
– Ты думаешь, что твой муж изменяет тебе?
Юля округлила глаза, ей никогда не приходило такое в голову, до этого момента… до того, как Юрий озвучил это вслух. Мог ли Симон изменять? Нет, конечно же, нет! Но…
– Нет, – все-таки твердо ответила Юля, отбросив минутное сомнение.
– Вы поругались из-за твоей учёбы, уходит слишком много времени и сил?..
– Да, – согласилась Юля. Подобные претензии постоянно звучали от Симона. Он считал, что она мало занимается сыном, еще меньше им, мужем, даже в дни, когда тот приезжал из длительных командировок и всерьез рассчитывал на внимание жены.
– И у тебя не хватает сил на интимные отношения с мужем?
– Да. – Пришлось согласиться, хотя Юле было бы проще проглотить старую галошу, что валялась у дачного крыльца.
– Симон злится?
– Да. – Он злится, еще как злится!
– Ты не знаешь, кому уделять внимание в первую очередь: мужу или сыну, но при этом все твое время отнимает учеба?
– Да… откуда ты знаешь? – отпрянула Юля, уставившись на Юрия… Борисовича. В экстрасенсов она не верила категорически, в ясновидение тоже.
– Мир придумали задолго до нас, Юля.
– И что мне делать? – растерянно произнесла она в ответ. От чего больше – от собственной нечаянной откровенности или от прозорливости Юры, – не совсем понимала. Ерунда какая-то.
– Идти к своей настоящей мечте и… уделять внимание мужу в интимном плане. Для молодого мужчины это едва ли не самый важный фактор в жизни. Состоятельности, если хочешь. Занимайся с ним любовью так часто, как только сможешь, и он искренне не заметит твою учёбу. Начнет сам помогать с Кимом. Не насилуй себя, не заставляй, но попробуй иногда уступать, когда не слишком вымотана или не в слишком дурном настроении. Симон хороший парень, действительно любит тебя, помоги ему.
– Любит? – засомневалась Юля. Не очень-то похоже на любовь, хотя и в глазах мужа поступки Юли не выглядели действиями любящей жены.
– Юля, я видел вас всего пару раз, но не нужно быть экстрасенсом, чтобы увидеть, что Симон искренне любит тебя. Сейчас он страдает от потери твоего внимания. Обычная проблема для первого года ребёнка, не вы первые, не последние. У Кима есть бабушки, дед, а Симону необходимо почувствовать, что ты его любишь так же, как до рождения сына.
– Но мне тоже необходимо почувствовать! – возмутилась Юля.
Разве она не имеет права почувствовать любовь мужа? Хотя бы тот самый, растиражированный пик удовольствия от секса! Если раньше она получала удовольствие от неспешности взаимных ласк, растянутого на время удовольствия, то с рождением Кима лишилась и этого. В любое время сынишка мог закапризничать, разораться, приходилось спешить, заниматься любовью впопыхах, и Юля лишилась даже толики привычного удовольствия.
– Ну, может в процессе, – Юрий развёл руками, – ты и почувствуешь, понимаешь, о чем я?
– Вряд ли, – невольно фыркнула Юля.
– Отчего же? – тон Юрия был таким, словно они сидели не в полутёмной комнате – он, прикрывающий ноги одеялом, потому что, скорее всего, был без брюк, и она – в халате с брызгами от приготовления еды и детского питания. Словно они сидели в кабинете с мягкими креслами, большим столом, а сам Юра был одет в белый халат. Такой тон приносил успокоение, давал ощущение отстраненности от ситуации. Говорить с врачом, даже на совсем интимные, неловкие темы Юля уже научилась. Понятие профессиональной этики с некоторых пор перестало для нее быть пустым звуком.
– Я неумеха, – тихо-тихо ответила она, буркнув признание в собственные ладони.
– Кто ты? – опешил Юра.
– Неумеха. Я не умею… Ничего не умею, – болезненно краснея, призналась Юля.
– Подожди, я сейчас говорю про секс, а ты про что? – хмурясь, уточнил Юрий.
– Вот это я и не умею. Совсем. А ещё я толстая, у меня живот мягкий стал после Кима… И ноги… И мышцы похожи на желатин. Я сама как желатин, без умений! – Юлю понесло – наверное, просто невозможно бесконечно держать боль в себе.
– Господи. – Взгляд Юры пробежался по стройному телу Юли, задержался на груди, которая выглядывала из выреза халата, на стройных ногах, с ровными коленками, очевидно плоском животе и тонкой талии. – Юля, ты не толстая! Ты взрослая женщина, очень умная женщина! Откуда такие мысли, а? Сколько ты весишь? – не скрывая удивления, спросил он.
– Пятьдесят шесть, – пробурчала Юля.
– Отлично, с твоим-то ростом! Самая нижняя планка нормы! Разве ты толстая?
– Мне мал сорок второй размер одежды, – привела свой аргумент Юля.
– Прости меня, Юля, я тебе скажу как мужчина. С такой грудью, у тебя не может быть сорок второй размер! У тебя хорошая, сформировавшаяся грудь, полная, округлая. Любая женщина отдала бы за такую грудь душу дьяволу. Выбрось-ка глупости из головы. Сомни и выбрось! Честно говоря, я никогда не встречал таких красавиц, как ты, а я с женщинами работаю. Юль, как в твоей умной голове могут появляться такие на редкость глупые мысли… – Юрий покачал головой, очевидно осуждая Юлю.
– Но это всё равно не меняет того, что я неумеха, – защищая собственную позицию заявила Юля.
– Ладно, давай так: в любых отношениях кто-то ведёт, а кто-то ведомый. Кто-то более опытный, кто-то менее. У вас опытней, очевидно, Симон. Может, тебе следует слушать его? Хотя бы прислушиваться к нему… и к себе заодно, – последнее Юра подчеркнул особо.
– Но я не могу!
– Так только кажется, – отрезал Юра.
– Он… он… он хотел… – Господи! Ведь не расскажешь постороннему человеку всего-всего!
– И что же он хотел? – максимально нейтрально уточнил Юрий Борисович.
Каким образом он буквально на глазах преображался из обычного собеседника во врача и обратно, Юля не смогла бы сказать, но она видела, чувствовала эту грань и рефлекторно следовала за ней.
– Минет и… вот это… женщине.
– Твою маковку… и что? – воскликнул Юрий. «Что» буквально повисло в воздухе, требуя незамедлительного ответа.
– Это не грех? – молниеносно отреагировала Юля.
– Час от часу не легче! Юль, мне кажется, ты кладезь для психолога. Не грех! Ну, какой грех? Ты верующая? Только честно, прислушайся к себе внимательно, ты верующий человек? – выдал Юра.
– Наверное, нет, – пришлось признать Юле. Когда она последний раз была в церкви? Причащалась? Исповедовалась? Помнила ли молитвы? Она дорогу туда забыла!
– Понимаю – стыдно или неловко, или даже неприятно, но грех… Это-то кто тебе сказал? – продолжал давить Юра.
– Бабушка всегда говорила, что чувственные проявления греховны… – пробормотала Юля. Всю осознанную юность она действительно слушала рассказы об аде, куда непременно попадают блудницы, считающие, что секс предназначен для телесного удовольствия, а не для продолжения рода. С одной стороны Юля понимала всю абсурдность этого заявления, с другой – отчаянно верила, что любое отступление от традиционных представлений о сексуальности и есть самый настоящий, тяжкий грех.
– Бабушка? Твоя бабушка? Та, что была главным инженером на тракторном заводе? Юля, её в один момент лишили страны, веры в победу коммунизма и марксизм с ленинизмом. Она уверовала в Бога, потому что человеку нужно верить хоть в овсянку. А ещё на её глазах росла на редкость красивая внучка, вырви глаз красавица. Уверен, она дни и ночи думала о том, как бы ты в подоле не принесла! Сходи-ка ты к священнику, поговори по поводу греха, я не силен в теологии. Феноменально просто! – последнюю фразу Юра воскликнул, ни чуточку не стесняясь.
Юля продолжала слушать, кусая губы, успела даже пожалеть, что вообще разоткровенничалась.
– Значит, давай подведем итог. Ты абсолютно точно не толстая и не похожа на желе. То, что просит твой муж, – абсолютно точно не грех, и ты либо разберешься с этим, либо потеряешь мужа. Я тебе дам контакты специалиста, такое из головы за один раз и без посторонней помощи не вытравишь. Но давай-ка начни с малого: с внимания к мужу. Да-да! – прямо заявил он в округлившиеся Юлины глаза. – С этого самого внимания. Нет, в анатомичку она ходить может, а минет делать религия не позволяет! Театр абсурда.
– Я не знаю, как… – не зная, что ответить, зачем-то пролепетала Юля.
– Юленька, ты очень красивая женщина, но я не могу тебе показать. Я женатый человек, твой врач, уверен, меня за это сошлют в специализированный хирургический ад.
– Я… я не… Теперь моя очередь говорить: «Господи», – встрепенулась Юля.
– Посмотри фильмы… – Юра, похоже, отошел от первого шока и уже забавлялся ситуацией. – Да, да, те самые. Порнография называется. Уверен, у мужа твоего есть парочка.
– Есть.
– Вот и посмотри.
Юля прятала лицо в волосах и заламывала руки. От стыда, охватившего ее, она даже здраво мыслить не могла. Вряд ли помнила собственное имя, имя собеседника или собственного мужа. Юра неожиданно притянул её к себе, усадив на колени, как когда-то давно, перед операцией.
– Мы выйдем из этой комнаты и не вспомним об этом разговоре, ни словом, ни делом… хочешь – поплачь, – прошептал он.
– Стыдно-то как, – всхлипнула в отчаянии Юля.
– Ничего, ничего, пупс, выплачь этот стыд. У тебя всё получится, наладится, ты сможешь стать счастливой.
Юра еще долго рассказывал, какой хорошей женой она станет, что непременно научится всему, чему только захочет, что Симон, конечно, ее любит, и никогда не считал толстой, потому что она не толстая, она красивая, и с каждым днём будет становиться еще красивей и умней. Она достигнет всего, чего ей так хочется, и даже больше… и конечно же будет счастлива со своим мужем. Навсегда.
