Наталия Кудрявцева
ЭВРИДИКА 1916
– Господи… Я так хорошо относилась к Тимофею. Он такой талантливый… Откуда мне было знать…
– Чрезвычайно сожалею… – тускло вторил генерал. – Клянусь, мой сын ответит за все, что сделал – сразу после того, как его поймают. А в том, что его поймают, я не сомневаюсь.
Шушин-старший кивнул адьютанту
– Пожалуйста, обеспечьте дамам защиту.
И в этот момент в голове Сони что-то щелкнуло.
Кора. Она ждет их на эксперименте!
– Прошу прощения, мы ведь можем отправиться домой?
– Ни в коем случае! – замахал руками Шушин. – Пока мой сын и его вероятные сообщники на свободе, вам лучше быть здесь, под присмотром врача.
– Но я уже нормально себя чувствую!
Голова кружилась неимоверно, но она оперлась рукой и попыталась встать.
– Соня, сядь, прошу!
Ксения чуть ли не силой усадила ее обратно.
– Генерал прав. Нам лучше пересидеть. Прошу…
Уже знакомый Соне капитан-месяц принес компот и коврижки. На этот раз на Соню он косился чувственно. Да она и сама понимала, что в данный момент ее внешность не блещет во всех смыслах. Краше в гроб кладут.
– Так когда нас отпустят?
– Уж простите, но пока Тимофея Василича не найдут, лучше вам быть под охраной…
Кивнув еще раз, капитан покинул палату.
– Мама, нам нужно идти…
– Боже, Соня, ты хоть понимаешь, что была на волоске? А если бы случилось так, как тогда…
Мать опять начала плакать. Происшедшее явно ее подкосило. Убеждать и доказывать было глупо. Поэтому Соня просто села рядом и осторожно взяла Ксению за плечо. Обычно Ксения Веснина терпеть не могла фамильярные прикосновения. Но в этот раз, ощутив дрожащую, теплую, потерянную плоть, Соня странным образом обрела уверенность.
– Я не знала…. Не знала, что роль мне досталась таким образом…
– Ты не виновата. Шушин сумасшедший. Может, он подпилил этот трос…
– Нет, это я…
Соня смотрела на мать, не понимая. И тут Ксения начала смеяться – вначале вперемешку со всхлипами, потом громче.
– Нет, это действительно… Правда, так глупо…
Соне даже стало страшно – а вдруг мать от пережитого потеряла рассудок?
– Был момент отчаяния… Я хотела уйти максимально громко, думала, это запишут на камеру… Но судьба дама ироничная, знаешь ли…. Господи, я и не знала, что мое амплуа водевиль, а не драча…
– Мама!
Соня решительно дернула мать за плечо. Ксения замерла послушно, как кукла, прекратив смех.
– Просто твоя главная роль еще не сыграна.
Ксения смотрела доверчиво, словно они поменялись ролями, и теперь мать была неразумным ребенком, которого нужно было утешать и защищать. И в этот момент в палату вошел Леонид Голицын.
Капитан-месяц неохотно, но разрешил пообщаться в коридоре.
– Простите меня, я вел себя, как идиот. Зачем я только рассказал про ваш визит Тимофею?
Серые глаза Леонида смотрели с болью. Но Соня уже не чувствовала между ними связи. Только уходящее сожаление и дружескую теплоту.
– Я поговорил с Верой. Это моя невеста… Я сказал, что отдаю ей назад все обязательства. Я предлагаю вам руку и сердце.
– Что?
Голицын вспыхнул от смущения.
– Видите ли, сейчас война, уехать в Европу не так-то просто. А если я буду сопровождать вас, это может выглядеть неприличным. Поэтому статус невесты…
Теперь уже на Соню, как прежде на Ксению, напал безумный смех. Они чуть не погибли, а он думает о репутации и слухах!
– В Германии отличные неврологические санатории и…
Соня усилием воли остановилась, поняв, что только зря обижает хорошего человека. И дружески, уже без стеснения, сжала руку Леонида.
– Спасибо вам. Я правда очень ценю ваше благородство. Но если и правда хотите помочь, сделайте так, чтобы мы могли уйти отсюда…
Через час в палату принесли бульон; супница стояла на изящной тарелке-подставке. Усатый солдат заговорщицки мигнул Соне, и та увидела ключ рядом с супницей.
– От пожарной лестницы, барышня. Меня только не подведите, я утром сменюсь, и сразу потом…
Ксения изумленно смотрела на дочь.
– Мы должны – мягко сказала Соня. – Я все тебе по дороге объясню.
После паузы мать кивнула.
День опять выдался погожим. К моменту, когда Соня с Ксенией добрались до дома Нирнзее, панно с лебедями сияло под лучами утреннего солнца. И также щедро золотились волосы матери. Она все-таки красавица. Впервые Соня подумала об этом без горечи и раздражения. Ксения, поймав ее взгляд, улыбнулась застенчиво.
– Надеюсь, твой эксперимент и правда послужит на пользу Будущему…
– Без сомнения, мама. Без сомнения.
Виктор Хумпельн. Оборотень.
1
Один против четырех. Нормальное соотношение для боя, даже классическое, если бы не чертов лед под ногами. Виктор сумел отклониться от удара сзадм, но поскользнулся и автоматически дернулся назад. И тут же пивная бутыль вскользь рухнула на макушку. Боли не было, но кровь из рассеченной брови быстро заливала глаза. Плюс рядом стояли ученики, ошарашенные и напуганные, и показаться в их глазах слабаком Виктор Хумпельн никак не мог. А посему, позабыв о принципах тайзци, дал волю ярости, приложив о стену одного ублюдка и сломав руку второму. Остальные нападавшие отступили в темноту. Увы, ученики не сумели в полной мере насладиться победой учителя. Они бежали с поля битвы еще быстрее, и впереди всех пухлощекий наследник купеческого капитала, в лакированных галошах и шубе с бобровым воротником, из-за которой и разгорелся сыр-бор. Промокая кровь платком, Хумпельн крикнул вслед.
– Проводите новичка до безопасного места. Спасибо, господа, жду вас завтра на медитации!
Похоже, на еще одного богатенького неофита рассчитывать не приходится. Жаль. Все начиналось неплохо…
Скверик перед одной из многочисленных пивных на Грачевке днем заполняли торговцы. В теплое время народ толпился здесь и по ночам. Пьяные, нищие и бездомные спали прямо на земле. Но сейчас, в начале декабря, о дневном гаме и суете напоминали лишь деревянные ящики, на которых раскладывался товар. Однако расслабляться не следовало; со всех сторон, словно сжимая кольцо, напирали меблирашки, притоны и склады ворованного. Из арок несся визг гармошки, а тянущийся со стороны Неглинки туман придавал картине вид театральной декорации. Хумпельн, подняв руку, по-детски непосредственно приложил указательный палец к нависавшей в небе луне.
– Видите? Буква Р почти превратилась в О. Пара дней и будет полнолуние…
– Виктор Генрихович, а если кто-то, например, нож достанет?
Вопрос задал студент-медик, по роду деятельности которому полагалось быть мнительным и дотошным.
– Очень хорошо. – улыбнулся Хумпельн. – Нам поддавки не нужны, нужно искреннее стремление противника победить…
Дверь пивной распахнулась. Из клуба пара материализовался половой, за которым шел здоровенный мужик с тугой красной шеей и пудовыми кулаками.
– Вот, Митяй согласился попробовать.
Хумпельн кивнул ученикам.
– Что скажете, господа?
– Силы много, но много и влаги, рыхловат, преобладание Инь, – отрапортовал третий ученик, начинающий актер, всегда энергично ввязывающийся в любое мероприятие, но также быстро и остывающий.
Митяй почесал нос и задумчиво оглядел Хумпельна.
– Так что, барин, делов-то, тебя толкнуть?
– Сможешь, получишь рубль. У тебя три попытки.
– А если зашибу?
– Добавлю еще рубль – ухмыльнулся Виктор.
На лицах учеников промелькнули робкие улыбки. Они также впервые присутствовали на показательном уроке, но уже приблизительно представляли себе возможности своего учителя. А лицо новичка – того самого, в лакированных штиблетах и дорогой шубе – оставалось кислым. Ничего, я тебя расшевелю…
Виктор отошел ближе к центру пятачка и склонил голову, приглашая соперника. Внимательному взгляду стало бы заметно, что Хумпельн немного осел к земле, слегка округлил спину и даже запястьям придал несколько округленное положение. Митяй был на голову выше и как минимум, на пуд тяжелей Виктора. Задача явно казалась ему слишком легкой, и он боялся спугнуть удачу. Уже подойдя почти вплотную, здоровяк резко ускорился и плечом врезался в грудь Хумпельну. Но тело Виктора качнулось не назад, а вниз. А тело Митяя, напротив, резко ушло влево. Пробежав по инерции пару шагов, он смел один из пустых ящиков и остановился в растерянности. Затем, крутанув шеей, как боец перед раундом, кинулся вперед и мощными руками толкнул Виктора уже всерьез. И опять Хумпельн сделал неуловимое движение, как бы притормаживая и одновременно осаживая противника к земле; и Митяй обмяк, словно медведь, застрявший в бочке с медом. Но тут же сделал еще одну, уже отчаянную попытку. Кинулся всей мощью, выставив вперед кулаки. Хумпельн уворачиваться не стал, напротив резко шагнул навстречу. Как-то неуловимо скрутившись, ткнул Митяя обеими руками. Вроде бы несильно, однако тот отлетел на несколько метров, грохнувшись со всей силы на покрытую ледяной коркой землю.
– Ох, е!
Хумпельн стряхнул воображаемую пылинку с рукава. Урок следовало закончить на эффектной ноте, и паочуй, пушечный удар, пришелся как нельзя кстати. Митяй поднялся, потирая спину и грудь.
– А ты здоров… И не скажешь…
– Спасибо за бой. – чинно кивнул Хумпельн. Вежливость к побежденному делает победителя вдвое сильней.
Из трактира уже выбежали зеваки.
– Есть еще желающие?
Босяки, воры и сутенеры посмеивались, но желания не выражали.
Половой вытащил серебряный рубль и с почтением протянул Виктору.
– Ваше.
– Оставь себе – потянул Хумпельн. И обратился к ученикам.
– Искусство побеждает природу. Легкое может одолеть тяжелое, а медленное – быстрое. Завтра в туйшоу сами попробуете… Идемте, господа!
Учитель и ученики уходили, провожаемая недобро-любопытными взглядами. Сын купца ухмыльнулся скептически.
– Сколько за спектакль заплатили?
– Виктор Генрихович на самом деле… – начал возмущенно актер, но Хумпельн поднял руку, останавливая.
– Недоверие черта хорошая. Начнете практиковать, и через какое-то время…
Сзади раздался тихий свист. Молодой купец дернулся презрительно.
– Тоже ваши?
Хумпельн обернулся. Из темной арки отделились три тени и неуклонно следовали в их сторону.
– Давайте перечислим правила – предложил Хумпельн остальным, поскольку время поджимало.
Актер затараторил первым.
– Мягкостью преодолевать жесткость. В покое выжидать движения противника; начинать вторым, завершать первым…
– Четырьмя лянами сдвигать тысячу цзиней – пробормотал будущий медик.
– Войдя в контакт, прилипать и контролировать… Черт, к ним еще один присоединился!
Четвертый ученик, счетовод, особой храбростью не отличался, но делал все обстоятельно и добросовестно, так что за него Хумпельн в целом был спокоен. А вот за купчика…
– Отлично. Встаем за меня. И держите равновесие!
Компания подошла. Виктору не один из них не был известен. Но, судя по спокойной наглости, это была не мелочь вроде огольцов и поездошников, а деловые, у которых и финки, и револьверы водились.
– Здесь, барин, не цирк тебе, чтобы мальцам своим фокусы показывать.
– А чем цирк плох? Там не только пудели прыгают, но и гладиаторы сражаются… Правда, клоуны чаще. Вы из какой категории?
Главарь смачно сплюнул под ноги Виктору и кивнул на купчика.
– Пусть этот шубу сымает…
– Зима, господа, не слишком ли?
Ведя обмен любезностями, Хумпельн не выпускал из поля зрения никого из банды, а вот о новичке не подумал. Купчик в истерическом припадке правды схватил главаря за ворот тулупа.
– Шубу захотел? Хрен тебе, а не… Черт!
Сверкнуло лезвие финки. Наследник капитала взвыл и рухнул на колени, прижимая к себе порезанную руку.
– Сымай шубу, гнида, или потроха выпущу!
Тут и состоялся тот самый эпический бой, результатом которого стала потеря перспективного ученика. И главное – откуда эти бандиты вылезли? Вопрос к Мари, но явно вопрос не сегодняшний…
Через десять минут умеренно быстрого шага Хумпельн подошел к своему дому. Квартиру он снимал в знаменитом тучерезе Нирнзее, что в Большом Гнездниковом, на верхнем, девятом этаже, неподалеку от аттика с лебедями. Дом имел дурную славу. Все началось с сына домовладельца. Карл Нирнзее обожал отдыхать на крыше, провожая закат с самой высокой точки района. И как-то июльским вечером с Нирнзее-младшим сделалось что-то вроде припадка. Карл вроде бы жаловался официанту на проявившихся людей, общающихся с ним не раскрывая рта. Пока администрация вполголоса решала, стоит ли нести за столик еще бутылку шотландского односолодового или повременить, парень просто шагнул с крыши. В последующие годы несколько жильцов так же утверждали, что слышали голоса и видели подозрительные тени. Но Виктору эти сказки делали неплохую рекламу. Если преподаешь восточное боевое искусство, налет таинственности и мистики повышает стоимость урока.
А сегодня у подъезда стояла карета Скорой. Навстречу Виктору двое полицейских вели какого-то господина. Пальто на задержанном было наброшено поверх окровавленной рубашки. Немногочисленные зеваки охали сочувственно.
– Вечер добрый…
Швейцар Потапов мрачно поклонился Хумпельну.
– И что сегодня стряслось?
– В ресторане погром учинили. Опять, что ли началось, прости Господи…
Потапов перекрестился, причем на Хумпельна. Неудивительно, что он относит его к нечисти. Креста Виктор не носил, до холодов ходил босиком, да к тому же держал мохнатое чудовище. Ох ты ж, еще с Риней гулять…
Хумпельн открыл ключом дверь квартиры и тихо свистнул.
На фоне смутно синеющего окна поднялась лохматая гривастая голова. Виктор включил свет. Ринчин неспешно сползла с дивана, где лежать ей было категорически запрещено. И все же в миллионный раз она решила испытать терпение хозяина. Однако сейчас Хумпельну было не до воспитания. Бровь следовало промыть спиртом, да и переодеться, дабы не пугать немногочисленных прохожих запахами пива и крови.
За три года жизни в Москве Виктор с Ринчин выработали дипломатический кодекс. Ринчин шла на поводке до Тверского бульвара, изображая послушание. Но на бульваре Виктор обязан отпустить ее и дать возможность беспрепятственно изучить флору и фауну. Вот и сейчас Хумпельн отстегнул карабин. Порыв ветра поднял гриву Ринчин. Она потрусила вперед, более не обращая на Виктора никакого внимания.
Неподалеку от дверей бильярдной Саврасенкова стоял человек и явно смотрел в их сторону. Заметив взгляд Виктора, человек словно опомнился и пошел было мимо, готовясь вроде бы свернуть в переулок. Однако вместо этого, открыв дверцу припаркованного на углу Рено, незнакомец залез внутрь, а через минуту вылез обратно. При этом карман его пальто чуть оттопырился и обвис от тяжести, соответствующей размерам среднего револьвера.
Это уже становилось интересным.
Незнакомец сделал было шаг в сторону бульвара, но вновь вернулся к машине и подергал дверь, чтобы проверить, заперт ли замок. И только после этого быстро пересек улицу.
Решетка бульвара была невысока. Но незнакомец переступать через нее не стал, а побрел к калитке-проему. Войдя на бульвар через легитимный вход, торжественно вступил на основную дорожку и пошел обратно. Виктор уже не сомневался, что незнакомец движется по его душу. Потенциальный ученик? Конкурент? На всякий случай Хумпельн отступил с дорожки в снег и повернулся чуть боком, чтобы держать в поле зрения и окрестности.
– Можно попросить вас взять собаку на поводок? Тибетские мастифы, насколько мне известно, дружелюбием не отличаются.
– Риня к людям равнодушна. И на вашем месте я бы больше опасался людей.
– Если вы о себе господин Хумпельн, то вы не представляете для меня серьезной угрозы.
Левой рукой незнакомец чуть приподнял кепку в знак приветствия.
– Освальд Рейнер, журналист Дейли Телеграф.
– Неплохо говорите по-русски – признал Виктор.
– Я обожаю вашу культуру, и много общаюсь с вашими соотечественниками. Младший Юсупов один из моих близких друзей…
Голос незнакомца звучал дружелюбно, но правая рука по-прежнему находилась рядом с оттопыренным карманом. А водянистые глаза смотрели одновременно пренебрежительно и тревожно, словно рыбы, заблудившиеся в слишком просторном аквариуме.
Хумпельн усмехнулся.
– Хотите взять интервью?
– Скорее, предложить работу, связанную с вашей прошлой деятельностью.
– Это какой же?
Рейнер пожал плечами, словно извиняясь за неловкость ситуации.
– вы не выполнили миссию, за которую получили деньги. Просто сбежали.
– И британское правительство вспомнило спустя десять лет?
– Одиннадцать. Но как говорят русские, хороша ложка к обеду… И кстати, урядник Шарапов выжил, и вполне может вас опознать.
– ДорогА – поправил Хумпельн. – Обед тот давно простыл и выброшен за ненадобностью. И вряд ли меня узнает.
– А собаку?
Глаза англичанина сверкнули торжествующе.
– Вывезти тибетского мастифа, да еще суку, за пределы страны – смелость, граничащая с безумием. А конкретно эта была подарена в качестве дипломатического жеста. И вы ее украли!
Хумпельн пожал плечами, не оспаривая.
– Совет на будущее: хотите залечь на дно, не оставляйте столь крупной улики.
Англичанин, судя по всему, был сам доволен собственной остротой.
– Жду завтра в десять, на Чистопрудном…
Тем же кругом, через калитку, англичанин пошел к своему Рено.
Хумпельн обернулся в поисках собаки, которая как-то подозрительно затихла. Но Риня стояла прямо за спиной, и в ее янтарных глазах ясно читалось презрение.
На Чистопрудном было шумно и многолюдно. Сегодня намечался матч по хоккею с мячом и посмотреть, как сражается «Британский клуб спорта» против команды СКС, пришли десятки болельщиков. Освальд ждал на деревянной трибуне, до самого носа закутанный в шарф. Виктор протиснулся сквозь компанию пьяненьких с утра студентов и сел рядом.
– Любите бенди?
– Не особенно.
Англичанин поджег сигарету, втянул дым и закашлялся.
– Третий день горло саднит. В гостинице топят, что не продохнуть, но при этом половина окон нараспашку… Вы часто болеете?
– Уже забыл когда.
– Это дыхание так влияет или особая осанка? При занятиях тайцзи позвоночник запоминает определенную форму, и внутренние органы изнашиваются меньше. Да? Я правильно усвоил теорию?
– Для начала я бы советовал не курить по утрам – съязвил Виктор.
Обе команды выехали на лед. Зрители повскакали с мест и взвыли, предвкушая зрелище. А Освальд подтолкнул Хумпельна локтем, чуть кивнув на противоположную сторону бульвара. Со стороны Покровки показалась бричка с поднятым верхом.
Рейнер перешел на английский.
– На облучке и сзади два агента. И еще, думаю, пешком следуют…
Бричка приближалась. Действительно, если приглядеться, можно было увидеть, что сзади и рядом с кучером сидят люди.
– Какая-то важная особа?
Освальд сморщился брезгливо.
– Важная, потому что умеет держать нос по ветру. И к тому же с редкой интуицией. Поэтому мне и рекомендовали вас…
Хумпельн невольно усмехнулся.
– В каком качестве?
Освальд снова закашлялся и раздраженно затушил папиросу прямо об трибуну.
Тем временем бричка встала у церкви Николая Святителя. Один из сопровождающих открыл дверцу. Человек в черном суконном пальто порывисто перекрестился и зашел внутрь храма. Хумпельн сглотнул подступивший к горлу ком. Не надо было быть ясновидящим, чтобы узнать, кого ему предлагают убить.
– Понимаю ваши опасения – шептал Освальд в спину. – Но в данном случае вы творите благо для себя и своей страны…
Виктор обернулся и посмотрел на англичанина насмешливо.
– Слышали легенду о старом мастере тайцзи? Молодой и амбициозный конкурент долгое время вызывал его на бой. Но мастер всегда находил уловки, чтобы отказаться. И все-таки настал момент, когда это окончательно стало неудобным. И старик назначил молодому встречу в чайной. Молодой конкурент счел это приглашение первым признаком отступления, явился во всей красе. Мастер сидел в углу, с нетронутой чашкой чая, и внимательно изучал трещину на столе. Молодой боец начал предлагать варианты встречи для боя. Мастер молчал. Потом поднял глаза на наглого юношу и снова опустил их. Выпил чай, поднялся и молча ушел. Молодой не успел насладиться победой. Через полчаса его сердце остановилось. Вы такого от меня ждете?
– Не говорите глупостей, – буркнул Освальд. – Ваша задача – составить план с учетом м-м… особенностей клиента. Я готов привлечь ресурсы. Если справитесь, у вас будет достаточно средств, чтобы начать новую жизнь. Сможете медитировать целыми днями, или опиум курить, или как сейчас, успешно совмещать…
Кожаный мяч залетел в ворота англичан. Толпа засвистела и замахала шапками. Освальд стащил свое кепи и помахал, дабы не выбиваться из общей картины. А Виктор еще раз покосился на бричку.
– Сколько вы готовы предложить?
– Двадцать тысяч фунтов. Достаточно для новой жизни.
После паузы Хумпельн кивнул.
– Я сообщу, как только план появится.
Днем Печатников переулок выглядел немногим импозантней ночи, но именно здесь располагались лучшие бордели Москвы. Знаменитая «Рудневка», салон Эмилии, отличавшийся «пикантным» обслуживанием и куда менее известный, но не менее дорогой «Харбин». Два красных фонаря у подъезда были единственной рекламой, но хватало и ее, чтобы заведение процветало. Московских прожигателей жизни привлекала прекрасно обставленная «восточная» гостиная, где гостей ждали редкие сорта пуэра, гашиш, и изысканные музыкально-эротические прелюдии. Располагался бордель на втором этаже, с виду в обычной квартире. А на пороге стоял тот самый здоровяк Митяй, с которым Виктор бился возле пивной. На этот раз широкое лицо Митяя расплылось в почтительной улыбке.
– Добро пожаловать, господин барон…
Вообще-то отец Хумпельна был обычным чиновником КВЖД, но Виктор давно заметил, что титулы, пусть даже самые скромные, открывают сердца людей не хуже отмычек. А потому никогда не отрицал свою принадлежность к баронскому роду.
Митяй торопливо принимал пальто и всячески суетился.
– Мадам выйдет сейчас, подарки ищет для вашей Риночки…
Хумпельн усмехнулся. Чует кошка, чье мясо съела.
– ВиктОр!
В Москве она назвалась Мари Треу. Но Хумпельн прекрасно помнил Марью Треухову, которую подобрал в Иркутске. Дочь кореянки и потомка беглых казаков мечтала о хорошей жизни, но пальцем о палец не была готова для этого ударить. Мари умела поддержать разговор, веером обмахивалась с достоинством китайской императрицы, при случае могла перепить десятипудового мужика, да и в плане ругательств дать фору любому. Но главным ее проявлением была лень, после трубки с гашишем становящаяся почти эпичной.
В Москве Мари из кожи вон не лезла. Просто висла на Викторе, жалостью, сексом и лестью решая свои проблемы. Благодаря вмешательству Хумпельна нашлась квартира в Печатниковом, утрясся вопрос с полицией и прочим начальством; Виктор учил девиц основам акупунктуры и простейшим приемам массажа и даже в вопросах выбора музыкальных пластинок Мари полагалась на него. Но Хумпельн зла не держал. По сути, кроме Ринчин, Мари была единственным его близким человеком.
– Сильно тебя эти уроды приложили? Дай посмотрю!
Мари суетилась вокруг Хумпельна, прекрасно зная, что это была ее промашка. Хумпельн давал ей достаточно средств, чтобы обеспечить свои «показательные уроки» без сучка и задоринки, то есть без залетных хулиганов.
– Не знаю, откуда они взялись, милый, Дмитрий слишком поздно их увидел… Но ты, по его словам, проявил себя блестяще. Как всегда…
А вот для Риночки, только вчера доставили…
Мари сунула в руки Хумпельну бумажный пакет с китайскими финиками унаби. Виктор пакет взял, но отстранился от Мари, препятствуя осмотру ссадины.
– Мне нужна услуга.
– Ради Бога, дорогой. Все, что захочешь…
Хумпельн аккуратно сложил пакет, убрал в карман и покосился на Митяя. Поняв намек, здоровяк растворился где-то в глубинах квартиры. Хумпельн прикрыл за ним дверь и сказал небрежно.
– Надо выяснить, зачем в Москве появился Распутин…
2
С утра «Харбин» казался темным и нежилым. Девушки еще не отоспались от бурной ночи. Лишь из одной комнаты доносилось отчетливое оханье. Туда и вел Виктора Митяй, примчавшийся ни свет ни заря.
– Там клиенты?
– Не. Хозяйка новенькую метит…
В спальне ничком лежала на полу пышнозадая блондинка. На ее пятках сидела Мари и сосредоточенно работала иглой. Все девушки Харбина получали татуировку, своеобразный знак качества, который повышал стоимость девицы, но и делал рабыней Мари до кона своей карьеры.
– Нету мочи терпеть! – стонала блондинка
– А ты терпи, – равнодушно парировала Мари, втыкая иглу в уже намеченный рисунок. Блондинке предназначался иероглиф «Страсть».
– Есть новости?
Мари резко выдохнула, воздухом отбрасывая прядь со лба.
– Знакомый официант рассказал. Твой клиент был накануне в Яре. Брал отдельный кабинет. Не пил, но цыган позвал. И им обмолвился, что приехал посмотреть пророка…
– Что за пророк?
Мари пожала плечами.
– А можно пригласить твоих барышень? Задам пару вопросов.
– Дмитрий, скажи девушкам, пусть идут в гостиную…
Гостиная в «Харбине» была оформлена в стиле зажиточного китайского дома, с обилием красного цвета, золота и мягких подушек. Самое забавное, что сама Мари никогда такого убранства не видела, и ориентировалась по рассказам Хумпельна и своим представлениям о роскоши. Вечерами здесь было атмосферно, но сейчас серый дневной свет безжалостно выхватывал пустые бутылки, следы на полу и грязную посуду. К тому же забыли закрыть клетку с попугаем, и тот вертел головой, истошно вереща.
– Мари дурра! Мари дурра!
Одна из девушек, поклонившись Виктору, внесла чайник с пуэром. За ней, зевая, следовали остальные. Кто в чепчиках и дорогих пеньюарах, а кто и в китайском халате.
– Утро доброе, господин барон…
– К чаю чего-нибудь желаете?
– Как у Ринюшки дела?
Виктор широким жестом указал на диваны.
– Садитесь, красавицы. Нужна ваша помощь. Что в Москве слышно о чудесах? Юродивые? Ясновидцы? Медиумы?
Девицы переглядывались недоуменно.
– Да вроде все, как обычно.
– Не слыхали…
– Хорошо, а что насчет христов?
Мари с новообращенной блондинкой вошли в гостиную.
– Что ты девушкам голову морочишь, Виктор? К нам такие не ходят, у них свальный грех, им и дома хватает…
Хумпельн прищурился иронически.
– Уж кто-кто, а ты, дорогая, должна знать, как делается реклама. Церковь конкуренции не терпит, и приписывает всем прочим ищущим Бога все грехи подряд, вплоть до поедания младенцев. А христы, между прочим, вина не пьют, мяса не едят, в реинкарнацию верят, как буддисты, а потому в буквальном смысле слова мухи не обидят.
– А церкву они посещают? – пискнула робко одна из девиц.
– Разумеется. Все службы, и молятся рьяней многих. Соблюдают конспирацию. Но все же есть признаки, по которым можно христа вычислить. Носят они преимущественно белое. Мужчины волосы маслом мажут и отращивают. Женщины, напротив, иногда подстригают…
Одна девушка покосилась на хозяйку, и Хумпельн перехватил этот взгляд.
– Говори, милая, не стесняйся.
– Мясник со Сретенки к нам ходит. Жаловался недавно, что напротив лавку открыл мужик уж больно вредный. Дерьмом ему дверь намазал, вроде как негоже на Филиппов мясом торговать. Мясник донести боится, говорит, сожгут лавку сектанты и дело с концом.
– Почему решил, что сектант?
– Не пьет, ни курит, смотрит свысока.
– Ладно, где-магазин-то?
– Там же, на Сретенке…
…
Крохотный магазинчик и вправду располагался прямо напротив мясной лавки. На подслеповатой витрине аккуратной пирамидой выложены банки меда, с полотка свисают ожерелья баранок и сушеных грибов. Виктор толкнул дверь, и ядреный аромат солений ударил в ноздри так, что аж во рту стало кисло. Кругом бочки, банки и ведра, в которых плавали всевозможные соления – от острых перцев до моченого арбуза, в полутьме смахивающего на чью-то голову. На прилавке красовались варенья, живописной горкой ссыпаны грецкие орехи.Хозяин щелкал на счетах. За пятьдесят, но жилистый и худой, как подсохший дубок. Правда, дубок кривоватый. Левое плечо заметно ниже правого, грудная клетка перекошена, и голова на длинной шее клонится в бок, как у драчливого журавля. Волосы с заметной проседью забраны в хвост. Но это еще не доказательство…Хумпельн задумчиво повертел в руках бутылку с янтарно поблескивающими внутри шляпками маслят.
– Почем?
– Полтинник. Высший сорт, из Мещеры везем.
– Спасибо, еще посмотрю…
Хозяин опять защелкал счетами, явно не собираясь обхаживать клиента. Отступив на всякий случай за бочку с постным маслом, Виктор вытащил из кармана бумажный фунтик, встряхнул и выпустил на пол стайку рыжих отборных тараканов.
– Да у вас, никак, живность по полу?
Хумпельн показательно занес ногу над тараканом. Но хозяин, на удивление быстро подскочив, довольно сильно толкнул его в сторону.
– Прошка!!!!
На крик вылетел парень лет шестнадцати, безусый и также с вьющимися по плечам волосами.
– Что, дядя Фрол?
– Дрыхнешь, ирод? Собирай!!!
Помощник упал на колени и принялся ловить тараканов. Хозяин помогал. Хумпельн смотрел внимательно. Ни один, ни другой не сделали попытки придавить насекомое. Пытались поймать руками, и конечно, упустили. Дядя Фрол с досадой пнул ближайший мешок.
– Не иначе как Мишка, подлец, мстит… Думает, я ему дверь измазал. Как будто не видит, что на улицах творится…
Хумпельн взял банку маслят и поставил на прилавок.
– Ежели с запиской, доставите?
– Пишите. Прошка отнесет. Только адрес скажете, он неграмотный.
Хумпельн, кивнув, принялся писать на протянутом клочке бумаги.
– Я в Москве не так давно. А что, действительно рабочие шалят?
– А то. Ладно бы только немчуру или евреев шерстили, так всех под одну гребенку…
Виктор вздохнул сочувственно.
– И куда все катится… Я человек современный, в Бога верую умеренно, но недавно сон видал, аж до дрожи, едва проснулся. Церкви стоят в красном пламене, словно в печи. Неужели конец времен грядет?
– Кто ж вам скажет, что дальше будет? – буркнул хозяин.
– Тот, кто будущее видит. Пророк…
Глаза дяди Фрола скользнули по фигуре Виктора и вновь вернулись к счетам. А Виктор продолжал.
– Я и к батюшке ходил, т в Лавру ездил, да бесполезно. Нет больше у церкви святых, еще в средние века последних вытравили. Люди с даром и сейчас рождаются, только знают о ни немногие. Я б средств не пожалел за разговор с мудрым человеком…
Но Дядя Фрол лишь дернул плечом, явно не желая продолжать разговор.
– Пятьдесят копеек с вас. И Прошке пятачок, за доставку…
…
В кафе «Дрезден» Виктор оказался единственным посетителем. А посему выбрал лучший столик с видом на Мясницкую. И почти сразу явился Освальд. Нос англичанина заметно покраснел, водянистые глаза обтянула красная каемка. Болеет, бедняга.
– Что за грибы вы прислали?
– Отличные грибы, маслята, попробуйте.
– Они могут быть ядовитые.
– Вы же любите русскую культуру. Грибы ее неотъемлемая часть.
Освальд поморщился.
– Здесь тоже грибы подают?
– Здесь хозяин немец. Так что основном бифштексы, и отличные. Много лука, никогда не пережаривают.
– На Лубянке опять толпа собралась, – буркнул Освальд, брезгливо отодвигая салфетки.