Настя Мирная
Моя идеальная
– Пойдём, Артём.
Тяну его за руку наверх, в свою комнату. Там быстро и молча вытаскиваю из шкафа футболку и собираю документы, пока он потрошит мой стол, собирая учебные материалы. Телефона в комнате не нахожу, поэтому, не оборачиваясь, выхожу.
Тёма идёт следом.
– Всё забрала, Насть?
– Мобильный остался. Сейчас у горничных узнаю. И…
Крутанувшись, залетаю обратно в спальню и вытряхиваю из шкатулки все украшения.
Раскидываю их по столу, пока не нахожу тонкую золотую цепочку с Фениксом.
– Ты же не хотела ничего больше брать. – бурчит Артём, вырастая в дверном проёме.
– Это подарок от дедушки, Тём. Благодаря ему я смогла переступить через родительские "правильно" и поступила в полицейскую академию. Он был единственным, кто всегда меня поддерживал и принимал такой, какая я есть.
– Был… – вопрос, который звучит ни как вопрос. Просто констатация факта.
– Он умер три года назад. – опускаю голову и прячусь за волосами, чтобы любимый не увидел моих слёз.
Парень опускает на пол сумку и молча обнимает.
– Сейчас не время плакать, родная. Надо забрать мобилу и уходить, если не хочешь столкнуться со стариками. – хрипит, задевая губами макушку.
– Знаю. Пошли. – отбиваю ровно, хотя голос дрожит от непролитых слёз.
– Ты его очень любила? – спрашивает, пока широкими шагами пересекаем коридор.
– Да, Тём, очень. Больше, чем маму и папу. Он был самым близким и родным человеком.
– Расскажешь мне потом о нём?
– Обязательно. – отпускаю лёгкую улыбку.
Бегом спускаемся вниз. Ошарашенные горничные стоят, открыв рты, и бессовестно разглядывают моего парня. Пускай смотрят, мне не жалко. И родителям пусть докладывают.
– Юля, ты мой телефон не видела? – обращаюсь к застывшей девушке.
– Анастасия Романовна? – сглатывает и переводит на меня загоревшиеся глаза, с трудом оторвавшись от созерцания Северова.
Не смотря на жгучую ревность, тихо смеюсь и обнимаю Артёма, давая понять, что этот самец занят.
– Так телефон кто-нибудь мой видел или как?
Юля всё так же стоит, открыв рот. Ольга первая берёт себя в руки и отвечает:
– Кажется, на кухне был. Ваши родители вчера специалиста вызывали, чтобы пароль подобрал.
Каждая жила в теле натягивается, а все мышцы мгновенно забиваются.
Зачем им это? Что они хотели там найти? Что если видели нашу с Артёмом переписку?
И снова я поддаюсь панике. Крепче сжимаю мужскую ладонь, выдавая свой страх и напряжение.
– Расслабься, малыш. Пусть хоть всю мою подноготную нароют, тебе нечего бояться. – хриплым шёпотом бомбит мне в самое ухо. – Или у тебя есть то, что им не стоило видеть?
Быстро прогоняю по нейронным сетям всё содержимое своего мобильного: фотографии, видео, переписки. Ничего такого, за что можно было бы ухватиться и использовать против меня и Северова.
– Только наша переписка.
– Тогда нечего бояться. Надеюсь, они все сообщения прочитали и прослушали. Пусть знают, что я абсолютно серьёзен и тебя не отдам.
Медленно выдыхаю через нос и улыбаюсь. Тёма прав. Мне не от чего трястись. Всё равно они и так бы рано или поздно узнали о нас, так что пофигу.
– Иди в машину, Тём. Я возьму телефон и сразу приду.
Он молча кивает и уходит, а я иду на кухню.
– Анастасия Романовна, а это кто? – подаёт голос Юля, когда я уже выхожу за дверь.
– Мой любимый человек. – отрезаю спокойным тоном и поднимаю уголки губ, видя, как прислуга выпучивает глаза.
– А как же Кирилл Александрович?
– А мне откуда знать? – поднимаю вверх бровь и, выйдя за дверь, быстро оборачиваюсь.
Смотрю на просторный холл, на крутую резную лестницу, на хрустальные люстры, на мебель с позолотой в викторианском стиле и понимаю, что ничего не чувствую к этому дому. Ни любви, ни тоски, ни привязанности. Наверное, он всегда казался мне каким-то чужим, больше походящим на музей, а не на жилище. Такой большой и холодный, в котором никогда не было настоящего семейного тепла.
– Прощай. – выдыхаю тихо и закрываю дверь.
В этот раз окончательно и навсегда.
Глава 12
Только вперёд
Выхожу из дома и неторопливым шагом направляюсь к машинам. Парни курят и о чём-то переговариваются. Растягиваю рот в улыбке, глядя на профиль Северова. В который раз поражаюсь его красоте. Не в том классическом смысле, который принято считать за эталон, а скорее наоборот. Резкой, чёткой, дикой, жёсткой, чисто мужской красоте.
Уже у ворот улавливаю шум колёс и поворачиваю голову на звук. Родители.
– Поехали! – выкрикиваю на ходу, хватая Артёма за руку и кивая в сторону подъезжающего Рендж Ровера.
Все поворачивают головы в указанном направлении и разбегаются в стороны. Антон с Викой запрыгивают в Лексус, и машина сразу приходит в движение. Мы с Тёмой подлетаем к Гелику. Он занимает водительское сидение и заводит мотор, а я застываю на несколько длинных секунд, глядя на обескураженные лица родителей. Папа тормозит и выскакивает из машины одновременно с мамой. В этот же момент я захлопываю дверь, и Мерс с визгом срывается с места.
– Настя! – доносится крик отца.
Слежу за ним в зеркало заднего вида, пока он не скрывается из виду. Только сейчас делаю глубокий вдох, понимая, что всё это время даже не дышала. Жадно глотаю воздух и сжимаю ладонями плотную ткань куртки. Парень без слов накрывает мою руку своей и слегка стискивает.
Сосредоточиваюсь на этом жесте и тепле, которое разгоняется под кожей от его прикосновения. Сердце нещадно перемалывает кости, а в голове стоит затяжной гул. Несколько минут мы едем в звенящей тишине. Мой телефон начинает вибрировать в кармане, и я достаю его, глядя на имя абонента: Папа.
– Родная. – успокаивающе шепчет Тёма, крепче сжимая пальцы.
– Всё хорошо, любимый. Может, не стоило так сбегать, а переговорить с ними с глазу на глаз?
– Думаешь, они бы поняли? Отпустили бы тебя, Насть? Приняли меня? Нас? – режет так же тихо, упираясь взглядом в лобовое стекло.
Вижу, с какой силой он стискивает руль, как напряжены мышцы под одеждой, как играют на сжатых челюстях желваки. Понимаю его опасения. И сама боюсь того же. Но всё же осознаю, что этого разговора не избежать. Рано или поздно он всё равно состоится. По собственному опыту знаю, что лучше резать на живую, не давая ране загноиться. Бросаю ещё один короткий взгляд на любимого и отвечаю на вызов.
– Что это было, Анастасия?! – разрезает жёсткий голос отца. – С кем ты была?! Куда уехала?! Немедленно возвращайся домой!
Домой…
Опять смотрю на Северова.
– Я дома, пап. Там, где и должна быть. – отбиваю тихо, но со стальными нотами и неумолимыми интонациями.
Артём косится на меня, а потом, щёлкнув поворотником, скатывается на обочину. Двигатель не глушит, но пересаживает меня к себе на колени и прижимается щекой к щеке, выражая поддержку.
– Спасибо. – говорю одними губами, и он коротко кивает.
– Что значит там, где должна быть, Анастасия?! И что это за мужик, с которым ты уехала?!
– Перестань кричать, пап, тебе нельзя волноваться. Этот "мужик" – мой любимый человек. Я не вернусь к вам.
– Какой на хрен любимый человек?! У тебя свадьба с Кириллом через…
Нет, он так и не понял. И вряд ли уже сможет.
Поэтому не позволяю ему закончить фразу. Пора прикрыть этот театр абсурда раз и навсегда.
Собираю всю свою силу, волю, сталь, уверенность и непоколебимость и вспарываю его слова жёстким холодным голосом:
– Хватит, отец! Никакой свадьбы не будет. Я думала, что в прошлый раз ясно дала это понять, но вы так и не захотели меня услышать! Я люблю Артёма! Я буду с ним, несмотря ни на что! Можете не принимать мой выбор, мне плевать!
Резко выдыхаю углекислый газ и сжимаю до скрежета зубы. Я готова бороться. Нахожу и до боли сжимаю пальцы Севера. Он зарывается лицом мне в волосы и сипит:
– Я люблю тебя, моя девочка.
Заряжаюсь его словами. Ради того, чтобы снова их услышать, стоило пройти через весь этот Ад. И сейчас я сознаю, что готова делать это снова и снова, лишь бы он был рядом.
– Если ты сделаешь это, то считай, для нас с мамой ты умерла. – выплёвывает родитель тихим хрипом и замолкает.
Знаю, чего он ждёт, но никогда этого не получит. Всё же у меня их гены, а значит, я тоже могу ничего не слышать и не видеть, когда мне это удобно. Так же, как и они.
Тёма напрягается, когда слышит эти слова. Чувствую, как у него за рёбрами начинает частить мышца.
"Предала так же, как и все остальные…"
"Я никогда никого не любил до тебя…"
Возможно ли, что его семья тоже отказалась от него? Когда-нибудь я это выясню, а пока…
– Тогда поставьте мне памятник и закажите службу! – отрезаю ледяным тоном и сбрасываю вызов.
Только теперь меня начинает мелко потряхивать. Руки дрожат. По щекам катятся слёзы. Сама не понимаю, отчего плачу. Я ведь знала, что так и будет. Если мои родители не могут вылечить воспалившуюся болячку на теле их идеальной и безупречной семьи, то просто вырежут её.
Но почему мне всё равно так больно и обидно от его слов?
– Плачь, любимая. Отпусти себя. Тебе станет легче, маленькая моя. Плачь.
Едва уловимый шёпот любимого мужчины врывается в меня свистящими снарядами и пробивает плотину. И я начинаю рыдать, хватаясь за его руки и плечи. Заливаю слезами и тушью серую ткань футболки. Громко всхлипываю и утыкаюсь носом в шею, вгрызаясь зубами в его загорелое плечо, чтобы не закричать в слух.
Артём не препятствует моей истерике и позволяет делать ему больно. Безостановочно гладит по пояснице, лопаткам, шее, рукам, плечам и голове, нашёптывая нежные слова. Покрывает лёгкими поцелуями мои лицо и шею. Зарывается в волосы и целует в макушку, а потом в висок.
Когда рыдания и крики иссякают, продолжаю тихо всхлипывать и жалостно скулить.
Северов находит мои губы и накрывает своими. Медленно и нежно обводит языком, втягивает в рот и томительно посасывает, пока их не начинает покалывать. Боль и обида уходит на второй план, когда он проскальзывает языком мне в рот и встречается с моим, сменяясь диким голодом и страстным желанием. Отвечаю на поцелуй, жадно всасывая его глубже. Скребу ногтями затылок. Мужская рука нетерпеливо раздвигает мне ноги и ложится на промежность, сжимая. Стону и подаюсь ему навстречу, накрывая ладонью эрекцию и стискивая пальцы на каменном стволе. Начинаю быстро двигать вверх-вниз, даже сквозь плотную ткань джинсов ощущая его опаляющий жар. Между ног становится горячо и мокро. Тёма щёлкает пуговицу и тянет вниз молнию. Просовывает руку под резинку белья и обводит набухший клитор. Без предисловий врывается в меня двумя пальцами и сразу задаёт бешённый темп.
Изо всех сил стараюсь расстегнуть его ремень, но ничего не выходит. Стону и выгибаюсь, подаваясь бёдрами навстречу его руке. Ещё несколько уверенно-умелых движений, и я рассыпаюсь калейдоскопом осколков, выкрикивая имя любимого человека.
На то, чтобы прийти в себя, отдышаться и сфокусировать ускользающий взгляд, уходит достаточно много времени. Артём тоже дышит тяжело и поверхностно. Растрёпанными мозгами понимаю, что и ему необходимо удовлетворение, но пальцы отказываются слушаться, когда снова пытаюсь расправится с пряжкой его ремня.
Парень тихо смеётся и прижимается губами к моему рту, обдавая резкими, короткими и обжигающими выдохами.
– Не сейчас, жадина. – рассыпается волнами его хрипловатый смех.
Он убирает мою кисть и вытаскивает свою руку из моих трусов. Подносит пальцы к губам и облизывает блестящую влагу. Вроде и не в первый раз так делает, но меня всё равно затапливает жаром и расползается румянцем на скулах.
– Эй, вы чего там зависли? – вбивается в наше завакумированное безумие голос Арипова.
Он открывает водительскую дверь, и тут я уже вся заливаюсь краской, пойманная с поличным. Как нашкодивший котёнок, прячу лицо у Артёма на плече. А он…
Боже!
Он засовывает пальцы в рот и сосёт, пока на них не остаётся другой влаги, кроме его слюны.
Даже боюсь представить, какие мысли сейчас вертятся в голове у Антона. Я сижу на Северове с расстёгнутыми штанами и приспущенными трусами, красная как рак, а он облизывается, как переевший котяра, и глухо посмеивается. Весь салон Гелика пропах запахом возбуждения и секса.
– Всё заебись, Тоха. Погнали в кафеху какую-нибудь, а то жрать охота. – как ни в чём не бывало предлагает Артём.
А я от стыда готова под землю провалиться.
Буквально ощущаю, как Арипов проходится по нам взглядом, оценивая обстановку.
– Блядь, если вы и дальше будете ради этого останавливаться, мы с Викой с голоду сдохнем.
– Ради этого, Тох, больше не будем. Погнали! – откровенно отбивает, не переставая посмеиваться.
Антон что-то ещё бурчит себе под нос, захлопывая дверь, но я даже не стараюсь вникнуть в ту похабщину, которую он там озвучивает.
– Всё, малыш, выдыхай! – хрипит мне в волосы и сам приводит в порядок мою одежду.
– Выдыхать, Тёма?! – пищу, едва придя в себя от шока. – Он же понял, чем мы тут занимались! Тебе совсем по херу, что о нас подумают?!
Кажется, меня топит новой волной истерической паники. И колошматит знатно.
– Он подумает, что мы очень любим друг друга и ни на секунду не можем оторваться. – отрезает, не скрывая смеха в голосе. – Всё нормально, Насть. Это же Тоха! Ему так-то по барабану и трепаться он не станет. Расслабься, любимая, всё в норме. Главное, что ты больше не плачешь. – добавляет уже серьёзно и смотрит в глаза. – Тебе легче, родная?
Вот бы и злиться мне сейчас на него, но ничего не выходит.
– Ты сделал это, чтобы отвлечь меня? – спрашиваю, кося на него глаза исподлобья.
– И это, конечно, тоже, но не только из-за этого. Я просто хочу тебя, вот и всё. Не смог сдержаться. И, Настя… Сегодня.
Он больше ничего не добавляет, но я всё понимаю. По телу пробегает дрожь предвкушения, а в груди разворачивается настоящий торнадо.
Сегодня!
За обедом в каком-то запредельно шикарном ресторане рассказываю друзьям всё как есть. Не упускаю и того, что уже не первый год влюблена в Артёма, и того, какие сомнения меня грызли, и объясняю причины своего поступка, когда решила порвать с ним, и по которым сорвалась и ушла из дома. Все лишние подробности, конечно, опускаю, но выкладываю всё с начала и до конца. В том числе и сегодняшний разговор со отцом.
– Поэтому мы и остановились тогда, Тоха. – подбивает итог Северов и косит на друга предупреждающий взгляд.
Даже мы с Викой понимаем этот посыл: начнёшь трепаться, ты труп.
Официант приносит наш заказ и бросает пренебрежительный взгляд на нашу странную компанию.
Ещё бы… Ресторан из раздела "только для элиты", а мы вчетвером выглядим так, словно только что с уличных разборок пришли. Растрёпанные волосы, горящие глаза, футболки и толстовки с глупыми надписям, джинсы и лосины, кроссовки и балетки, мои замотанные бинтами руки. По всем законам нас сюда даже впускать не должны были, но у Арипова здесь какие-то подвязки, поэтому мы теперь и сидим в сверкающем хрусталём, позолотой и светом свечей зале, выделяясь как белые вороны. Но нам так-то по фигу на все кривые взгляды не только официантов, но и редких в это время посетителей.
Судя по спокойствию парней, они уверенно чувствуют себя в этой среде. Да и я давно привыкла к фешенебельным местам. Только Заболоцкая то и дело крутит головой и мечтательно вздыхает. Ну и ещё выкатывает глаза над миниатюрными порциями еды за баснословные деньги.
Я и сама не уверена, что мне теперь по карману такие заведения, но Артём настоял под предлогом, что нам есть что отпраздновать. Он, конечно, даже часть расходов не позволит взять на себя. Не то чтобы меня сильно волнует, откуда у него такие деньги, но всё же… На преподавании вождения, пусть даже и экстремального, столько не заработаешь. Стоит ли спросить? Или это тоже часть его прошлого, в которое мне пока вход заказан?
Шумно выпускаю воздух, и Северов поворачивает ко мне голову.
– Что случилось, маленькая? – спрашивает, обеспокоенно всматриваясь в глаза.
– Тут очень дорого, Тём. – отбиваю так тихо, чтобы слышал только он. – Зачем мы сюда пришли? Здесь один обед стоит как моя зарплата за два месяца в секции. Инструктором столько не заработаешь.
Всё же выдаю то, чего не стоило, но оно само вырывается. Теперь я тоже часть его жизни, а значит, он должен научиться мне верить.
Артём ничего не отвечает, и я отворачиваюсь, принимаясь за еду. Мы выпиваем бутылку шампанского под бесконечные тосты: за свободу, за любовь, за доверие.
Доверие…
Будет ли оно у нас когда-нибудь? Сможет ли Тёма научиться мне доверять настолько, чтобы однажды полностью открыться? После всего, что с нами было, я просто не могу не верить ему, а он?
Остаток дня так и провожу за невесёлыми мыслями, но никому не позволяю этого заметить. Натягиваю на лицо беззаботное выражение и счастливую улыбку, когда внутри всё кипит и взрывается от злости и обиды.
Из ресторана буквально вываливаемся всей толпой, продолжая громко хохотать над реакцией официанта, когда Антон сказал, что у нас нет столько денег, чтобы расплатиться по счёту. Это, конечно же, была шутка, но бедный парень чуть в обморок не грохнулся.
Прощаемся с Викой и Атоном, которые сегодня весь день держатся за руки и постоянно целуются. Так же, как и мы с Артёмом.
Давлю все негативные эмоции и пустые догадки, когда садимся в машину и выезжаем в сторону дома. Отворачиваюсь к боковому окну и изучаю городской пейзаж. Север так и не ответил на мой вопрос, а я больше не стану спрашивать. Не хочет говорить, не надо.
Гелик останавливается возле знакомого подъезда, а я даже не замечаю, что мы уже приехали и всю дорогу провели в гнетущей тишине. Только сейчас понимаю, что и Артём ни словом не обмолвился, погружённый в свои мысли. За всё время мы даже не прикасались друг к другу, как это обычно бывает.
Двигатель глохнет, но никто из нас не спешит покидать замкнутое пространство салона. Делаю глубокий вдох, до отказа забивая лёгкие, и поворачиваюсь к парню. Смотрю в бирюзовые глаза, в которых разворачивается настоящая буря. Без слов ловлю его ладони и переплетаю пальцы. Он прикрывает веки и гулко выдыхает.
– Я уже говорил, что это наследство, Насть, но ты права. Я не зарабатываю столько, чтобы ходить по охуенным ресторанам и покупать брендовые шмотки. Когда получил деньги, то понял, что нельзя просто их разбазаривать. Купил хату и тачку, а остальное вложил в акции. Долго изучал все эти биржевые темы, просчитывал риски, а потом всё же сделал ставку и не проиграл. Когда получил первую прибыль, опять начал сначала всё высчитывать, чтобы не остаться без нихуя. И так каждый раз. За пять лет, которые я этим занимаюсь, прибыль росла и множилась. Сейчас деньги работают сами на себя. К тому же я спонсирую один проект. Рискую сильно, но если выгорит, то ты никогда не в чём не будешь нуждаться.
Северов замолкает и с такой силой вентилирует воздух, будто марафон пробежал. Глаза всё так же не открывает, словно боится осуждения с моей стороны.
А я реально не понимаю, что не так. Почему эти слова ему так тяжело дались? Что страшного в том, что он зарабатывает таким способом? Миллионы людей так делают. А что, если он сейчас врёт? Но зачем? Для чего?
– Тём, посмотри на меня. – прошу хриплым полушёпотом. Он поднимает веки и меня такой дрожью прошибает, что я физически её ощущаю. В его глазах бурлит что-то такое, что меня пугает, но я никак не могу распознать что именно. – Почему ты говоришь это так, словно ждёшь осуждения, Артём? Это же не кровавые деньги, да?
– Нет, малыш, не кровавые. Мне никого за них убивать не пришлось.
– Тогда почему, Тём?
– Потому что я никогда никому этого не рассказывал. Даже Тоха не в курсе.
– Но в этом же нет ничего ужасного. – непонимающе возмущаюсь я.
– Знаю, просто… Не могу объяснить, родная. Просто это… личное, что ли. И никто никогда не просил у меня финансового отсчёта. Это всегда было только моим делом.
Я, правда, стараюсь понять его, но ничего не выходит. Почему он так к этому относится? Чего боится? Я же не собираюсь отбирать у него деньги или лезть в его дела. Просто хотела узнать.
– Ты, Северов, настоящий дурак! – отрезаю со смешком, сглаживая ситуацию.
Вот только в глазах нет и отблеска того веселья и беззаботности. И он это видит.
– Да, Насть, я дурак. И я боюсь, что если хоть немного приоткрою эту дверь, то потом не смогу её закрыть.
Значит, это всё же связано с его туманным прошлым. Но я всё равно не догоняю, как оно и инвестиции связаны.
– Тёма, – шепчу, наклоняясь ближе, и утыкаюсь своим лбом в его, – я стараюсь понять, но не могу. Помоги мне.
– Я сам не понимаю, любимая. Правда не понимаю. Дай мне время самому разобраться со своими чувствами. Ладно?
– Сколько надо, Артём. Я буду ждать, сколько придётся. И что бы не находилось за той дверью, я никогда от тебя не отвернусь. Просто знай это, любимый. С какими ужасами не придётся столкнуться, я всегда буду стоять с тобой плечом к плечу и держать твою руку. Веришь мне?
– Верю, Насть. Я люблю тебя и… спасибо.
– И я тебя. С первого дня, Тём, и до последнего вдоха люблю.
