Настя Мирная
Моя идеальная
Глава 3
Только умерев, понимаешь, что значит жить
Едва выруливаю от обочины, сцепляю наши пальцы. Даже минута без её прикосновений тяжело даётся.
Блядь, как я всё это время без неё жил?
Сильнее сжимаю её руку, но ненадолго. Ливень стоит стеной и видимость практически нулевая. Мягко высвобождаю ладонь и вцепляюсь в руль. Едва ли не подбородок на него кладу, чтобы хоть что-то рассмотреть. Дворники пашут на износ, разгоняя потоки воды с лобовухи.
– Сука, нихуя не вижу! – рычу, до боли вглядываясь в беспросветную пелену.
Ползём с черепашьей скоростью, иначе рискуем оказаться в кювете или впечататься в фуру. Настя молча опускает мне ладонь на бедро и слегка сжимает.
Отрываю взгляд от дороги всего на долю секунды и смотрю на её лицо. Лёгкая улыбка на губах и напряжение в глазах.
– Всё хорошо, малыш. Доедем. Не волнуйся.
– Я не волнуюсь, Тём. Я тебе верю. – даже в словах её улыбку улавливаю. А следом враз задрожавшим голосом добавляет. – Я прочитала твои сообщения. Все прочитала. И хотела на каждое ответить. Но уже поздно было. Особенно на то, где ты спросил, верю ли я тебе. Верю, Артём. Всегда верила. Поэтому и говорю сейчас. И… – шумно переводит дыхание, а я вспоминаю то самое сообщение. Почему-то именно на него ответа ждал. – На голосовое тоже хотела ответить. Совсем не то, что написала. Я люблю тебя. Прости, что не сказала тогда. Сейчас говорю. И всегда говорить буду. Я больше жизни тебя люблю. Без тебя мне ничего не надо. Когда из дома ушла, даже не думала, что будет дальше. Знала, что ты никогда меня не простишь. Поэтому и пофигу было. А сейчас… Я всё сделаю, Тём, чтобы ты простил. Я очень сильно тебя люблю.
– Всё сделаешь, Насть? – хриплю, всматриваясь в дорогу и охуевая от урагана эмоций, что её слова вызывают.
Никогда не прощу? Не забуду точно. И что значит простить? Разве мало того, что уже произошло? Или того, что я к себе её везу? На постоянку, сука. Никуда не отпущу больше. Разве это не значит, что уже простил? Блядь, сам не понимаю.
– Всё, Артём. И это не просто слова. – опять стальные ноты.
Блядь, как же она изменилась за это время. Смогу ли я привыкнуть к этому?
Короткий взгляд.
Знакомое, хоть и уставшее лицо. Нереальные зелёные глаза. Родные губы. Любимая девушка.
Сука, конечно смогу.
– Тогда расскажи мне, Насть. Всё расскажи. Почему не отвечала тогда? Почему, – пиздец, даже вспоминать тяжело, – ушла. На хрена с ним уехала? Зачем отпустить просила? Если любила всё это время?
– Давай не сейчас, любимый. Дай мне время. Хотя бы до завтра.
Любимый? Блядь, как же охуенно это звучит! Ещё хочу!
– Окей, но при одном условии. – отбиваю с усмешкой. – Скажи это ещё раз.
– Что именно? Дать мне время? – слышу явное удивление в её голосе.
– Назови так ещё раз!
– Любимый?
– А теперь другое повтори.
– Ты невыносимый, Северов! – хохочет в ответку и стукает ладонью по ноге. – Я люблю тебя, любимый!
– Бля, звучит стрёмно. – бурчу себе под нос.
– Сам захотел. – отбивает с явным подколом. – Теперь страдай!
– Эй! Давай как-нибудь по отдельности, ок?
– Я люблю тебя, Тёма. И ты такой же невыносимый, как и раньше, любимый!
Смеёмся вместе. Как, блядь, и не было этих адских недель. Ни для кого из нас.
Пока стоим на светофоре, переплетаю наши пальцы и снова целую. Сказать не могу. Так всё перекачиваю.
Зелёный.
Отпускаю её руку и кладу на самый верх бедра. Как-то на автомате выходит, и только когда её ладонь задевает бугор под тканью джинсов, понимаю, что сделал.
Сука!
Жду, что отпрянет, но моя девочка проводит пальцами по напряжённому до предела члену.
Сука! Сука, блядь! Пиздец! Я сейчас кончу.
Уже больше месяца без траха. Мой предел это четыре дня. С Настей как минимум два раза за сутки в душе спускал. Или в трусы. Или ей на живот.
Какого я об этом думаю? Дорога. Дождь. Надо следить за дорогой.
Втыкаюсь вываливающими из орбит глазами в лобовуху. Но эта ведьма продолжает водить пальцами по всей длине. Чувство такое, что не через одежду касается.
Стоп! Это пальцы. Всего лишь, сука, пальцы.
Сжимаю челюсти. Скриплю зубами.
– Шшшш… – шиплю не сдержавшись.
Моя малышка тут же убирает руку и заглядывает мне в лицо. Вижу боковым зрением.
– Больно? Извини, я… Не знаю, что на меня нашло.
– Вер-ни на мес-то! – цежу по слогам.
– Артём…
– Просто положи руку обратно и не останавливайся, ладно?
– Ладно. Только скажи честно, – вбивает мне в ухо, обжигая дыханием, но всё же кладёт на прежнее место. – если я продолжу, мы не улетим в кювет?
Блядь, шанс вообще-то неплохой такой есть. Мозги отрубает нахуй.
– Лучше убери. – рычу, а моя ведьма смеётся.
С каких пор она такой нескромной стала? А что если?.. Нет, сука, не думаю об этом. Видимо, вообще не думаю, потому что в следующую секунду выписываю то, от чего сам себе пендаля отпускаю. Но обратно слова уже хер заберёшь.
– Ты спала с ним?
Настю тут же сдувает к пассажирской двери. Бросив короткий взгляд, замечаю, как краснеет её лицо. Даже подумать не успеваю о том, что это от смущения, как она начинает орать, звеня яростью:
– Совсем больной, Север?! Ты правда думаешь, что я могла с ним?! После всего?!
И опять меня несёт не в ту степь.
– А как же "он станет моим первым и единственным"?
Отпускаю себе ещё один пинок. И подзатыльник. Ну что я за долбоёб ревнивый?
– Ты совсем что ли долбанулся, Артём? Зачем ты опять это вспоминаешь? Так и не понял, что я сказала это, чтобы ты дал мне уйти? До тебя до сих пор не дошло, что я тебя люблю? Ему бы пришлось меня изнасиловать, чтобы получить! Не могу я с ним! Никогда бы не смогла!
– А со мной? – сипло шепчу, игнорируя все остальные реплики. Не потому, что похуй, а потому что цепляет.
Настя тяжело выдыхает и со свистом втягивает воздух.
Пускай кричит. Сам виноват. И снова охуеваю. Кажется, я совсем свою девочку не знаю.
– Нет, ты точно идиот, Тём. – выдыхает едва слышно. Согласен. Ревнивый идиот. – Я люблю тебя. И в то утро… Я хотела сказать тебе об этом. Но решила сначала объясниться с родителями и порвать с Киром. Я хотела с тобой, Тём… Только с тобой. Первый и единственный. Только ты, Артём.
Глотаю ком в горле и топлю на повышенных.
– Я тебя, Насть. Очень. – всё ещё не выходит сказать это сраное слово.
– И я тебя, Тёма, люблю.
***
Кажется, что до дома добирались целую вечность, хотя по факту прошло не больше получаса.
Ещё тридцать минут жизни…
Глушу мотор, вытаскиваю ключ и выхожу под дождь. Едва Настя выпрыгивает следом, клацаю сигналкой и хватаю её на руки. Игнорируя лифт, поднимаюсь на последний этаж и только там ставлю на ноги. Моя девочка смеётся, бьёт мне по плечу и тут же вскрикивает от боли.
– Ну что ты творишь, маленькая? – шепчу, осторожно касаясь губами её разбитых костяшек.
– Совсем забыла об этом. – пищит, поджимая губы. – И зачем ты меня на руках таскаешь? Я сама ходить умею!
И уходить тоже. – думаю, но вслух не произношу. Если разом вывалим друг на друга всё, что есть, то точно загнёмся.
– Мне нравится это делать, малыш. И вообще, – толкаю дверь и, опять подхватывая малышку на руки, вношу в квартиру, – добро пожаловать домой!
– Вообще-то через порог принято невесту переносить. – смеётся, а потом резко замолкает.
Опускаю на пол и включаю свет в коридоре. Только после этого всматриваюсь в глаза. И тону в них. Захлёбываюсь в том урагане эмоций, что вижу. И ни за одну, сука, уцепиться не выходит.
– О чём ты думаешь, родная? – хриплю, продолжая сканировать её глаза.
– О том, что я счастлива снова вернуться сюда. Не думала, что когда-то опять буду у тебя дома. Здесь была наша последняя встреча, кроме той… – всхлипывает, и я тяну её к себе.
Обнимаю. Зарываюсь лицом во всё ещё мокрые волосы.
– Теперь это твой дом, моя идеальная девочка. – вкладываю свои ключи ей в руку. От Гелика потом сниму. – Тебе больше не надо сбегать от предков. Нам не надо скрываться. Здесь ты можешь быть собой. Тебе не надо прятаться рядом со мной. Больше я никому не дам тебя в обиду. Если придётся, всех раздеру. Ото всех защищу. – выдаю хрипом всё, что так и не сказал тогда. И то, чего не сделал, хотя и должен был.
– Я так тебя люблю, Артём. – всё, что отбивает, но это куда больше, чем я мог себе представить. Особенно в последнее время.
– Сильно замёрзла? – резко сменяю тему, потому что сейчас не могу.
– У тебя очень холодно дома.
– У нас, малыш. У нас дома.
– У нас? Ты уверен, что хочешь этого, Артём? После всего? Сейчас мы оба на эмоциях. Может, не стоит так быстро принимать решение? – разбивается тихим надорванным голосом.
Даже не думаю, когда отвечаю. Я и на большее ради неё готов был. И похую на всё, что было. Всё равно не отпущу больше. И без того её фантом здесь шастает. Да и слишком много было времени на тяжёлые мысли. Не был бы таким долбоёбом, давно бы силой увёз от стариков.
– Уверен, Настя. Давно уверен. Стоило тебя, блядь, у дома высадить, уже был готов забрать.
– Это было до…
В который раз не даю договорить. Понимаю её страхи. Самого трясёт.
– Это. Есть. Сейчас. – отрезаю каждое слово. – Как бы больно ни было всё это время, это никуда не ушло.
Лишнее говорю? Возможно. Похуй. И так дозирую, чтобы смертельный яд по венам не пустить.
– Я услышала тебя, Тём. Но если передумаешь, только скажи. И я уйду. В машине карта с зарплатой. Квартиру сниму.
– Блядь, Настя, тормози херню нести. Я же сказал, что больше не отпущу. Веришь? – по привычке кладу руки ей на лицо, хотя и так в глаза смотрит.
Впервые весь диалог ни разу взгляд не отводит.
– Я всегда тебе верила, Артём. Больше, чем себе. Хоть в этом я не ошиблась.
– Я тебя.
– И я тебя.
Пока моя девочка согревается в душе, привожу хату в более-менее адекватный вид. Собираю остатки мусора. Сгребаю рассыпавшиеся сигаретные бычки. Выбрасываю тухлые продукты из холодильника. Мою залежавшуюся посуду. Закрываю все окна.
Таскает меня сейчас знатно.
Пока из комнаты в комнату хожу, везде призрак её высматриваю и шумно выдыхаю, когда он так и не появляется.
Уверен был, что уже конкретно так долбанулся.
Как какой-то шизик, постоянно подхожу к двери ванной и слушаю шум воды. Всё ещё боюсь, что она исчезнет. Что всё это долбанные глюки или пьяный бред.
Надо в магазин сходить и продуктами затариться. Да и у Насти реально ни хрена кроме мокрых шмоток нет.
Ладно по квартире, а из дома в чём выходить?
На учёбу я собираюсь вернуться. Теперь не то что смысла сваливать нет, дохуя причин остаться.
Вашу мать! До сих пор не верю, что теперь смогу её по всем коридорам зажимать не скрываясь. Никаких больше пряток и игр в шпионов. Моя. Только моя и ничья больше. И похер на боль. Тогда вытянул и сейчас выгребу. Завтра она всё расскажет. Придётся силой выбью. Не позволю больше молчать.
Набираю воду в чайник и ставлю на плиту. Коноёбит до сих пор, несмотря на то, что тряпки мокрые скинул и сухие спортивки натянул. Зависаю, тупо глядя на газовое пламя. Уже и не помню, когда в последний раз пил что-то, кроме бухла и воды. Сука! Я всё ещё учусь с нуля жить.
Вздрагиваю и покрываюсь мурахами, когда горячее тело прикасается ко мне со спины. Даже шагов её не слышал.
Моя девочка обнимает меня, совсем как в тот последний раз. Цепляюсь трясущимися пальцами в её руки и не отпускаю.
– Тём. – расползается дрожью по спине её тихий шёпот.
Мотор колбасит, швыряя из стороны в сторону. Дыхалка срывается. Чувствую полотенце на пояснице и голую кожу выше.
И как мне сейчас хуйни не натворить?
Забив на всё, держу своё слово. Пока сама не попросит. Помню и держу. И не только поэтому. Другие причины есть.
– Что, малыш? – хриплю и тут же давлюсь собственным голосом.
– Я люблю тебя. И… – с шумом выдыхает мне в спину. Обжигает. Срывает кожу, оставляя оголённые нервы. – Я так скучала по тебе. По твоему запаху, губам, глазам и рукам. По твоим поцелуям, объятиям и прикосновениям. И… Блин! По тому, что ты делал той ночью.
Блядь! Сука! Вашу мать! Это же не то, о чём я думаю? Вся кровь опять в паху. Мозги в кашу. Или то?
– Что ты хочешь этим сказать, Насть? – выбиваю сквозь сжатые зубы и, поворачиваясь в кольце её рук, которое она так и не разрывает, смотрю в глаза.
И читаю в них ответ. Но всё ещё жду.
– То, что говорю, Артём. – голос спокойный, несмотря на дрожь. – Сделай так снова.
И только теперь она заливается краской и утыкается мне в грудную клетку.
Вашу ж мать! Это всё ещё моя идеальная девочка. И пусть она стала крепче. Любую люблю. Но как?.. Как, блядь, только на этом и тормознуть? Каждую секунду её хочу.
Похер. Справлюсь. Не впервой. Это же моя девочка. Моя Настя. Моя любимая.
Хватаю в охапку и несу в спальню. Как и тогда. Только теперь на мне одежда, а на ней полотенце. Роли поменялись.
Опускаю на кровать с той самой, сука, нежностью и впиваюсь в рот. Не спешу. Обвожу по контуру языком. Пробираюсь в ротовую полость. Глажу и ласкаю. Пытаю и насилую. Мягко и нежно. Дико и жадно. С голодом и со страстью. С любовью и с жадностью. И всё это в одном поцелуе.
Руки держу по обе стороны от её головы. Даже прижаться к телу себе не позволяю. Сорвусь нахер с катушек. Держусь. Контролирую. Месяц вытерпел и сейчас смогу.
Опускаюсь на локти и перекидываю вес на одну сторону. Развязываю узел на полотенце и в который раз охуеваю от её тела. Смотрю, как, сука, в первый. Только сейчас снизу иду.
Синяка на ноге давно не осталось. Ползу глазами дальше. Замечаю тёмные пятна на бёдрах.
Перестраиваюсь со слепой похоти на холодную голову. На рёбрах тоже синяки.
До зубного скрежета стискиваю челюсти.
Выше.
Тёмные пятна на груди и предплечьях.
Сжимаю кулаки до хруста.
Я убью его! На кровавые ошмётки раздеру! Кровью суку умою!
Срываюсь с кровати и, подлетая к стене, щёлкаю выключатель. Спальню заливает свет.
– Артём, ты чего? Что случилось? – шелестит, натягивая на грудь одеяло.
Так же молча возвращаюсь к постели и сажусь на край. На её плечах красные отпечатки.
Да, это я оставил, когда повторить, что любит требовал. Скотина, знаю.
Но на руках виднеются более крупные и тёмные синяки.
Вырываю одеяло из её пальцев.
Несколько на груди. На бёдрах и талии до хрена.
Это какой тварью надо быть, чтобы такое сделать?
Закрываю глаза. Втягиваю кислород через нос, перерабатываю и со свистом выпускаю. Обвожу каждый кончиками пальцев. Всё ещё ни слова не произношу.
Разорвёт на хрен.
Настя следит за моими движениями и шумно выдыхает.
– Не надо, Артём.
– Это он сделал?! – рычу, крепче сжимая челюсти.
Главное не сорваться сейчас. Знаю, что моя девочка не виновата.
Раздаётся ещё один громкий выдох. Тяжёлый вдох, от которого её грудь раздувается и поднимается выше.
– Не молчи, Насть. Только не молчи сейчас, пожалуйста.
– Да. – одно единственное слово выдыхает, а меня на части растаскивает.
И я взрываюсь.
– Блядь, я урою этого гандона! Всё ебало размозжу! За каждый синяк, сука, ответит. Все рёбра пересчитаю! Тварь! Гнида! Нос в череп впечатаю! В крови утоплю ублюдка! Живьём в землю закопаю и буду ждать, пока сдохнет! – ору, меряя шагами комнату.
Прикладываю кулак к губам, чтобы не завыть.
Как он посмел? Мою девочку!
Подлетаю к шкафу и натягиваю первую попавшуюся кофту.
– Не надо, Тём. Прошу, не уходи сейчас. Ты нужен мне. Рядом нужен.
Миронова обнимает за торс и сжимает так крепко, что рёбра хрустят. Не отпускает.
Тяжело выдыхаю. Затягиваюсь новой порцией кислорода. Прикрываю веки. Дышу, пока более-менее в чувство не прихожу. Её руки с такой силой стискивают, о которой я даже не подозревал. У моей идеальной девочки стальная хватка.
Всегда в ней эта сталь была, или пока порознь были появилась? Кладу свои ладони на её и осторожно сжимаю. Помню, что живого места на её руках нет. Никогда, блядь, не забуду.
– Всё нормально, малыш. Отпускай. – выдыхаю устало. Словно на эту вспышку все силы ушли. Она не отпускает. – Всё в норме, родная. Я спокоен. Всё хорошо.
Захват ослабевает, и я, наконец, поворачиваюсь к ней. Смотрю исключительно в глаза, потому что на ней вообще ни хрена нет. Как была голая, так и подбежала ко мне.
– Я люблю тебя, Тём. Просто знай это. И не надо его трогать. Оставь как есть. Синяки пройдут. Я не хочу возвращаться к прошлому.
– Ты даже сейчас его защищаешь, Насть? – рычу и даже не стараюсь сдержаться.
Она совсем больная, что ли? После всего, что он ей сделал, продолжает на его защиту вставать? Кажется, это называется Стокгольмский синдром.
– Нет, ну ты точно идиот, Северов! – обрубает в ответ. – Срать мне на него с высокой колокольни! Я за тебя боюсь! Если ты изобьёшь его, то он тебя посадит! Он очень хороший адвокат, со связями! Я не отпущу тебя! Слышишь меня? Не отпущу! Я люблю тебя! Люблю! – срывается на повышенные.
Из глаз опять слёзы брызгают. На щеках дорожки оставляют и капают с подбородка.
– Слышу, маленькая. Я тебя тоже. Тоже, блядь… – так и не выходит произнести это долбанное "люблю". Но как могу говорю, ей об этом. – Я покурить выйду. Ладно, малыш? На балкон отпустишь?
Она кивает, но продолжает держать. Даже сильнее жмёт. Губы поджимает.
Вижу, что сама с собой сражается. Сомневается. Что уйду, боится.
– Насть, если ты сейчас не дашь мне выйти, я тебя прямо здесь и сейчас трахну. – рычу, с силой стискивая её ягодицы и вжимая в твёрдый бугор.
Моя девочка не сопротивляется, даже льнёт сильнее на какое-то время, а потом разжимает хватку и краснеет. А в следующую секунду и вовсе запрыгивает на кровать и кутается в одеяло до самого подбородка.
Смеюсь и иду за ней. Быстро прикасаюсь к губам и ухожу на балкон. Делаю тягу. Выдыхаю дым. Держусь из последних. Вроде и без одежды её видел. И не только видел. Но сейчас как никогда цепляет. При свете впервые рассмотрел. И теперь знаю, что мне не показалось тогда. Её талия ещё тоньше стала. Живот к позвоночнику липнет. Сука, чувство такое, что она вообще есть перестала. Придётся откармливать. С самого утра в магазин пойду.
Докуриваю и выхожу. Тру ноющий член скорее на автомате. Знаю, что это не поможет. В комнате опять темно. Настя лежит на кровати, всё так же завернувшись в одеяло.
Что если уснула?
Тихо стаскиваю с себя шмотки и ложусь рядом.
– Ты вернулся. – шелестит из этого кокона.
– Как я мог не вернуться к тебе, малыш?
Миронова откидывает одеяло, открывая голое тело.
Блядь, я точно не переживу эту ночь.
– Тём, обними меня.
И я обнимаю. До боли. До дрожи в руках. До остановки дыхания. До потери пульса.
Моя!
Глава 4
Дом – это не место. Дом – это человек
До самого утра мы лежим в постели. Обнимаемся и целуемся. Утоляем долгий голод и нестерпимую жажду.
Всё ещё не верится, что я снова здесь, с ним. Всего несколько часов назад у меня ничего не было. Сейчас есть всё. Артём – моё всё.
Когда уходила из дома, даже представить не могла, что снова его увижу. Не говоря уже о том, чтобы опять быть вместе. И даже намного больше этого. Кира нет. Нам с Тёмой больше не придётся прятаться и искать возможности для встреч. Я до сих пор не уверена, насколько обдуманное решение Северова оставить меня у себя, но одно я знаю наверняка: я хочу остаться.
Мы без остановки гладим тела друг друга, вспоминая каждый изгиб и шрам. Мы просто не можем не делать этого. Не можем остановиться.
Мне кажется, что если я хоть на секунду перестану ощущать его тепло, то тут же замёрзну. Так же, как замерзала всё это время вдалеке от любимого. Впервые за три недели мне не холодно. Я согреваюсь его телом, теплом, более хриплым, чем раньше, голосом, страстным шёпотом, попеременно то нежными, то яростными поцелуями, жадными ласками и любимыми бирюзовыми глазами. Так знакомо зарываюсь пальцами его волосы и притягиваю ближе груди. Мне уже мало того, что он мне даёт. Хочу намного больше. Хочу всё.
На мне нет ни грамма одежды. На Артёме только боксеры. Мы кутаемся в одеяло и греемся друг об друга.
– Любимый, пожалуйста… – прошу, притягивая его голову ещё ниже.
Хочу, чтобы целовал и ласкал так, как раньше.
– Что "пожалуйста", малыш? – сипит, заглядывая в глаза.
Небо за окном уже посерело. Но свет не смущает меня. Наоборот. Я ем глазами каждый миллиметр его тела.
– Ты знаешь, Тёма! – рычу и выгибаюсь ему на встречу. А потом всё же набираюсь смелости и добавляю. – Сделай, как раньше делал. Грудь и… ниже.
Он хрипло смеётся, а потом опять целует.
– Моя девочка… Родная моя… Маленькая… Блядь, как же мне не хватало тебя. Думал, сдохну. Да и сам хотел этого. – бомбит, скользя языком по моему горлу.
Даже не смотря на его прикосновения, опять чувствую холод. Что ещё сказать, чтобы стереть эти воспоминания? Что сделать, чтобы он больше не думал об этом? Как искупить вину?
Хватаю его лицо, когда он уже почти добирается до груди, и тяну вверх. Когда наши глаза оказываются на одном уровне, касаюсь его губ своими. Ныряю языком внутрь. Встречаюсь с его. Дико и жарко. Парень всасывает мой язык глубже в рот. Стону, выгибаясь навстречу его рукам. Он по очереди сжимает и оттягивает соски. Прокручивает и перекатывает между пальцами. Опускается ниже и накрывает ладонью между бёдер. Упираюсь ногами в матрац и выгибаю спину, давая ему лучший доступ. Он гладит и сжимает, размазывает смазку по моим бёдрам и лобку. Проскальзывает внутрь сразу двумя пальцами.
– Тёма! – кричу, кусая губы.
Ощущение его пальцев внутри стягивает горячий тугой узел внизу живота. Он опускает голову всё ниже, не переставая лизать и кусать. То и дело оставляет засосы везде, куда может достать. На шее, плечах, груди.
Пусть хоть всю меня пометит. Бояться мне больше нечего. Хочу, чтобы все знали, что мы теперь вместе.
Обводит языком тугие пики сосков. Втягивает в рот и прикусывает. Сосёт, пока они не начинают ныть и покалывать. Его рука начинает двигаться быстрее и жёстче, наращивая темп. Но он не просто двигает пальцами туда-сюда. Вращает, растягивает, загоняет глубже. Стону и рычу. Царапаю его плечи и спину. Впиваюсь ногтями в его мускулистое тело повсюду, куда могу дотянуться.
– Давай, маленькая, кончай. – рычит, растирая круговыми движениями большого пальца клитор, и продолжает терзать ртом мою грудь. – Блядь, в этот раз хочу видеть твоё лицо. – хрипит и наваливается сверху, начиная активнее орудовать пальцами.
Слышу, как они с хлюпающими звуками входят в моё тело, а потом он вынимает их и снова врывается.
Ощущение тяжести его голого горячего тела сверху вызывает новый прилив жара и дрожи. Кожа к коже. И настолько интимно это ощущается, что на глаза опять слёзы наворачиваются.
Господи, как же я скучала по нему.
– Давай, Настя. Не сдерживайся, родная. – без конца хрипло шепчет мне в губы, продолжая размашисто водить по ним языком.
Ещё несколько толчков и движений по набухшему клитору, и я взрываюсь. Разлетаюсь на тысячи осколков и не уверена, что смогу собраться обратно.
– Артём! – выкрикиваю его имя, сильнее насаживаясь на пальцы. – Я люблю тебя!
– Блядь, ты такая охуенная, когда кончаешь. – рычит и только после этого падает рядом, тяжело дыша.
Мы оба шумно и рвано гоняем воздух. Наши тела мокрые от пота. Северов перекатывается на бок и смотрит мне в глаза. Его образ расплывается перед моим затуманенным оргазмом взглядом. Он медленно вынимает пальцы и подносит их к своему лицу. Вижу, как они блестят от влаги.
– Что ты делаешь? – пищу, когда он начинает их облизывать.
– Ты такая вкусная, девочка моя. Попробуй.
Прикладывает их к моим губам. Давит на нижнюю и проталкивает в ротовую полость.
Я не то что связную мысль сгенерировать не могу. Я даже зубы сжать не успеваю, когда чувствую во рту вкус своего возбуждения и оргазма. Это не противно. И даже не неприятно. Просто странно.
– Соси, малыш. Как тогда. Сделай это для меня. – бомбит, проводя языком по ушной раковине.
И я сосу и облизываю. Прохожусь между ними языком и чувствую новую волну желания. Покрываюсь мурашками с ног до головы. Тянусь рукой к его паху и накрываю ладонью твёрдую горячую плоть. Тёма рычит, и я тут же убираю.
Боюсь в глаза ему взглянуть.
Он без слов вылезает из-под одеяла и встаёт с постели. Я даже шелохнуться не рискую.
Почему он уходит? Что я сделала не так? Боль причинила? Или ему противны мои прикосновения? Неудивительно после всего, что я натворила.
– Коснись меня снова, малыш. – выбивает хрипло, снимая трусы.
Его сиплый голос и тяжёлое дыхание электрическими разрядами разлетаются по всем нервным окончаниям. Пускают ток по венам. Вызывают мандраж в каждой мышце.
Я не отвожу взгляд. Сначала смотрю в любимые бирюзовые глаза, а потом спускаюсь ниже. Без какого-либо стеснения разглядываю его член. Я видела его лишь однажды, и то на короткое мгновение. Сейчас я позволяю себе изучить каждый его миллиметр. Толстый и длинный. Под тканью он не казался таким большим. Даже не представляю, как он эту штуку будет засовывать в меня. Пурпурная головка и крепкий, увитый сизыми венами ствол. Встаю на колени и подползаю к нему. Обнимаю за шею и скольжу языком ему рот. Второй ладонью накрываю половой орган, провожу пальцами по всей длине. Он горячий и твёрдый. Головка шелковистая, а всё остальное гладкое. Артём издаёт какой-то непонятный горловой звук, похожий на рычание. Едва одёргиваю руку, как он ловит её и кладёт обратно.
– Сожми его, малыш. – бомбит и сам смыкает мои пальцы. – Да! Вот так, девочка… Мммм… Блядь! Сильнее! Да! А теперь двигай вверх-вниз. Умничка… Да, родная… Быстрее. Вот так. Я тебя… Тебя… Блядь!
Выполняю все его указания. Сильнее сжимаю пальцы, не смотря на тупую ноющую боль в разбитых руках. Ускоряю темп. Разрываю поцелуй и смотрю вниз. Как заворожённая слежу за своими движениями. На кончике выступает прозрачная капелька. Даже не анализирую свои действия, когда нагибаюсь и слизываю её языком. А потом обвожу им головку.
– Твою мать, блядь! – вскрикивает Артём и тут же дёргает меня за волосы, оттягивая назад.
Из его члена вырывается струя мутной, белесой и горячей жидкости прямо мне на грудь и живот.
– Сука! Что же ты делаешь, Настя? – рычит сквозь зубы, короткими урывками хватая воздух.
В каком-то ступоре смотрю, как он обхватывает член и ещё несколько раз передёргивает, выдавливая из него остатки спермы. И только когда он переводит взгляд на моё тело, отлетаю на другой край кровати и начинаю дрожать. И не просто дрожать. Меня так колотит, что зубы стучат друг об друга.
Северов обходит постель и берёт меня на руки, размазывая между нашими телами своё семя, несёт в ванную. Ставит на ноги, одной рукой придерживая за талию, а второй настраивая воду. Если он сейчас отпустит меня, то я просто свалюсь на пол.
– Чего ты дрожишь, маленькая? – спрашивает, поднимая ладонями моё лицо.
Даже сквозь колотун ощущаю и его дрожь.
– Я что-то сд-делала не т-так? – отбиваю зубами дробь, но остановиться не могу.
– Блядь, ты точно дурочка! – рычит, и прижимает к себе. Чувствую, как скользят друг об друга наши тела от его спермы. Но и это тоже не противно. Притискиваюсь ближе и обнимаю в ответ, стараясь унять трясучку. – Чего ты так боишься? Я не стану тебя осуждать. Я не судья и не палач. Не хочу, чтобы между нами были какие-то запреты, родная. Хочу делать с тобой всё. Вместе, малыш. Блядь, всё перепробовать хочу! Каждый вид секса. Каждую позу.
Чувствую, как жар приливает к лицу, разрастаясь красными пятнами на щеках. Сердце долбится так, что ещё немного и выпрыгнет из груди.
– Тебе понравилось то, что я делала? – набираюсь смелости и смотрю в глаза.
В них нет насмешки, презрения или отвращения. Только желание и, кажется, восхищение.
– Бля, ты сейчас серьёзно, Насть? Я кончил, едва ты ко мне прикоснулась. Ты не просто охуенная. Ты лучшая, девочка моя. С тобой всё, как в первый раз. Я даже не вошёл в тебя, а как пацан спустил от одного касания твоего язычка. Можешь теперь всем рассказывать, что секс-символ академии Артём Северов – скорострел. Но с тобой не получается иначе. Стараюсь держаться, но не могу. Всё впервые. Каждый поцелуй. Каждое касание. Даже каждый вдох. Понимаешь, что я хочу тебе сказать? – опять цепляет взглядом мои глаза и уже не отпускает.
– Да, любимый, понимаю. Когда любишь, всё впервые. Для нас обоих.
Он опускает голову и утыкается своим лбом в мой. Хотя он и раньше так делал, но как никогда остро его сорвавшееся дыхание впитываю. А он глотает мои короткие выдохи. И пусть он больше не говорит, что любит. Я за двоих сказала. Однажды я снова пробьюсь к нему в сердце. И больше никогда оттуда не уйду.
Северов заносит меня в душевую кабину и сам моет. Мочалку даже не берёт. Наливает на ладони гель для душа и скользит по моим рукам и плечам, осторожно втирая его в места, где виднеются синяки. Проводит по шее и спускается к груди, уделяя ей особое внимание. Он сжимает и мнёт, опять играя с мгновенно ставшими твёрдыми вершинками сосков. Живот, промежность и ягодицы тоже не остаются без внимания. И пусть касания едва ощутимые, я чувствую, насколько трудно ему удаётся держать себя в руках. Опять ставший твёрдым член вдавливается в живот, разжигая пламя.
– Тём, мы моемся или сексом занимаемся? – смеюсь, когда весь этот процесс занимает уже более получаса.
– А ты сама как думаешь? – хрипит, задевая ртом мои губы.
Намёки я понимать умею.
Обхватываю ладонью член и сжимаю пальцы.
Быстрые движения. Глухие стоны. Сбившееся дыхание.
Двусторонне.
Артём просовывает мне руку между бёдер и вставляет пальцы. Сама насаживаюсь на них, когда начинает двигать.
– Тёма, я хочу тебя. Не так. По-настоящему хочу. Всего тебя внутри почувствовать. Не хочу ждать больше! – шиплю, вгрызаясь в его рот.
Да, после того утра в коридоре академии, когда он обернулся, во мне что-то сломалось и с треском разлетелось. Уже тогда не было больше идеальной девочки, хотя я упорно хваталась за её фантом. С Северовым я потеряла значение слов страх и стыд. За три мучительных недели без него я забыла слова скромность и гордость. За несколько часов рядом я разучилась краснеть и стесняться. Никаких больше запретов. Никаких недомолвок. Остались только раскрытое сердце и голая душа. Все чувства наружу. Все эмоции в глаза. Всю боль и страсть на двоих. Идеальная девочка сгорела и из её пепла восстала новая я. Более сильная и уверенная. И пусть неидеальная. Но впервые живая и свободная.
– Не сейчас, родная. – бурчит парень, кусая за шею и ускоряя движения пальцами.
– Почему нет, любимый? Ты же тоже хочешь меня! – отбиваю, оставляя засос на его плече и наращивая темп.
– Потому что ты… Очень… – слова даются ему с трудом. На интуитивном уровне понимаю, что он на грани разрядки. Я тоже. – Ещё не… Готова…
– Я давно… готова… – рычу и взрываюсь, взлетая в облака и держась за его руку.
Мы кончаем одновременно, выкрикивая имена друг друга. Когда дыхание немного приходит в норму, а сердце перестаёт дробить кости, Артём крепко прижимает меня к себе и хрипит в макушку:
– Не готова, маленькая. Ты очень узкая. Я сделаю тебе больно.
