Нао Хольм
Исаев и его крест
Глава 5. Солнца нет.
Прошло несколько спокойных дней, и Ваня, мало по малу, освоился в лагере. По вечерам в первом отряде был принят обязательный ритуал, как говорится, на сон грядущий. Вожатые, в очередной раз, собрали отряд на веранде: мальчишки уселись на левой стороне, а девчонки скучковались на правой. Вожатая Катерина, прохаживаясь взад и вперёд, стала перебирать события дня:
– Вот Машенька молодец, плакаты нарисовала замечательные. Кирюшина я тоже отметила. Завтра возьмите, пожалуйста, ещё Ирочку Калинину и Леночку, вместе быстрее дорисуете оставшиеся афиши к спектаклю, – девочки оживленно завозились. – Володя вам поможет всё развесить, да?
– Конечно, Катерина Петровна, – с готовность закивал Володя Симонов. Он был самым высоким пареньком в отряде. Повесить плакаты для него – пару минут делов, а какая возможность с девчонками остаться без надзора Щукина.
– Кроме того, – продолжала Катерина Петровна, – сегодня было несколько замечаний от поварих. Говорят, что вы, а именно Лёня Новик, Самарин Никита и даже Женя Дымов гоняли собак камнями. Женя, это правда?
– Мы камнями не гоняли, – выпалил Дымов, краснея.
– Стыдно! Ты же капитан отряда, – укорил Щукин, – от имени директора к ветеранам отправляют, а ты лагерь позоришь! Наш отряд для всесоюзного альбома будет фотографии собирать, а вы не понимаете масштабы ответственности… всё игрушки на уме!
– Простите, Александр Иваныч, – хором промычали пионеры.
Ваня подумал, что ребята готовы сказать что угодно, только бы Катерина отпустила отряд по палатам. Сегодня все только и ждали, чтобы взрослые ушли. Ване ещё предстояло понять, что спокойных ночей больше не будет и в первом отряде у большинства планов громадье на «после отбоя».
Женя и Лёня ждали удачный момент, чтобы отправиться с Муратом к девчонкам, страшилки рассказывать. Но Ваня сомневался, что им удастся прокрасться мимо вожатых-караульных.
Теремки четвёртого корпуса имели солидные года. И Ваня хорошо знал, какая громкая ночная жизнь у старого дома – скрипит, вздыхает, ворочается. По такому дому красться очень трудно, особенно если тебя поминутно смешат товарищи.
Словом, пионеры предвкушали отбой и, нет-нет, да поглядывали на Сашу Щукина. Он же во время разбора полетов сидел на стульчике, сложив руки на коленях как примерный мальчик. Эта манера вожатого раздражала Ваню, несмотря на то, что Щукин ни разу не сделал Исаеву замечание. В отличие от Жени, Лёни и Мурата, Ване хотелось понравиться и вожатым, и ребятам, поэтому Исаев вел себя смирно, выполнял команды и старался быть настоящим винтиком коллектива.
Пока получалось сливаться с массой и не отсвечивать. Других результатов не было. Ваня оценивал своё положение как нулевое, что, в принципе, неплохо.
«Ноль – это же не минус», – решил для себя Исаев. – Скоро будет плюс. Терпение».
«Свечка» подходила к концу, догорала, и девчонки засуетились. Эта был Ванин первый разбор полетов, и он не сразу догадался, что происходит. Пионерки стали тянуться к мальчишкам. Скоро наступит операция “Т-с-с-с”. Но Катерина Петровна вдруг сказала:
– Вот Исаев, куда ты записался? – Ваня от неожиданности даже подпрыгнул.
– На шахматы ко мне, – ответил Щукин.
– И как вам Ванечка, Александр Иванович? – улыбалась Катерина Петровна.
– Рейтинг средний. Думаю, к чемпионату подтянем. Участвовать сможет.
Ваня с раздражением уловил, какой снисходительный и менторский тон выбрал Щукин. Он сыграл несколько партий с вожатым и ребятами из шахматного клуба, но Александр Иванович даже не подозревал, что Исаев совершенно специально играет в пол силы. Ваня обнаружил, что в клубе не слишком искушенные игроки и в большинстве своём из отрядов помладше. Он жалел их и не хотел вступать в конфликт, потому выигрывал ровно столько, сколько положено по очкам, чтобы попасть в турнир, который решено было провести в родительский день.
– Ты же говорил, что хорошо играешь, Исаев? – кольнул его Мурат и вздохнул наигранно тяжело. – Преувеличил, значит!
Ваня с Муратом сыграл один раз. И спасовал специально. Припоминая реакцию Мурата, когда тот проиграл в какие-то карты, Ваня предположил, что в случае проигрыша, в отместку, Мурат легко сметет фигуры и доску. Ване не хотелось привлекать к себе такое неприятное внимание, и он просто сдался.
Мурат самодовольно ушёл после партии, не пожав руку Ване, хотя рукопожатие – это естественное приличие. После этого случая Ваня старался не играть с ним, и так обходился без происшествий. Временами нападки Мурата казались Ване приступами ревности, причину которой ему ещё предстояло разгадать.
– Ладно, если звёзд на шахматном небосклоне Исаев не хватает, – весело сказала Катерина, – тогда предлагаю Ване поучаствовать в нашем спектакле «Доктор Айболит!». Ольга Паловна поручила первому отряду отвечать за театр, значит что? Чем больше ребят мы задействуем, тем лучше! Правильно я говорю, дорогие?
Девчонки закивали.
Итак, все собрались в круг и обнялись за плечи. Девчонки наперебой полезли вперед, чтобы попасть под руки к Мурату. Почему? Ваня не мог взять в толк. Мурат – смазливый, характерный, пловец – спортсмен с богатыми родителями. Но разве этого достаточно, чтобы покорить так много девчачьих сердец? Ведь на Мурата нужно не только смотреть, но и говорить с ним о чём-то. Сам Ваня не мог вытерпеть Мурата дольше десяти минут.
Исаев его избегал – Миколян слишком вспыльчивый. Ваня уже снял с Мурата значок «домашний» и повесил ярлык «проблемный».
Лена Рузова с длинной чёрной косой устроилась Мурату под правой рукой, а Машка с зелеными глазками – под левой. Обе были очень довольны собой. Все крепко сплелись в “орлятский круг” и ритмично подпрыгивали, а Ваня, замешкавшись, остался стоять в стороне.
– День пролетел, и лагерь спешит ко сну, – скандировали дружно пионеры, но ко сну, кажется, спешил только Саша Щукин. Ваня втиснулся между Женей и Леней.
– Доброй вам ночи, наши ребята… доброй вам ночи, наши мальчишки. Доброй вам ночи, вожатые наши…– все весело выговаривали слова, и через спины в середину круга едва проникало закатное солнце. В рыжем полумраке Ване показалось, что лицо Мурата, который стоял прямо напротив, стало серым и измученным. В объятьях красавец, он выглядит не то, чтобы несчастным, но больным. Мука, настоящая мука отразилась в его лице. – Завтра нам в трудный путь… Начинаем операцию “Т-с-с-с!”
Руки расцепились. Круг рассыпался. Весело галдя, пионеры разошлись по палатам. Вожатый Щукин так и не забрал Ванин рюкзак, так что пришлось самому нести вещи в кладовку на втором этаже. Рюкзак был полупустой, но такие в лагере порядки: есть рюкзак, неси в хранилище.
– Не-е-ет, Самарин, заткнись! – Вопил Лёня, когда Ваня вернулся в палату, – Я слушать не буду!
– Только одну расскажу, – настаивал Витя Самарин.
– Новик потом спать не сможет, – вздыхал Женя, глянув на Ваню. – Лёня даже поссать один боится.
Ваня тоже начал расправлять кровать и рассмеялся вместе с Витей. Тот, разгоряченный, растерянно переводил глаза с Жени на Витю и комкал в руках полотенце.
– Вы вот ржете, а мне из-за вас с Новиком за угол бегать, – ругался в пол силы Женя. Всем, и даже трусишке Лёне, хотелось послушать страшилку.
– Так ты не бегай, – пожал плечами Витя.
– Ага, Новик в штаны напрудит, – ворчал капитан отряда.
– Короче, тут пару лет назад одна старушка Верника с дочкой жила. Как раз тут, в заброшенном доме за забором…
– Ты посмотри, это в том, что напротив нашего окна, удивительно!– наигранно воскликнул Ваня.
– А в первый отряд тогда приехали пацаны очень вредные и нехорошие. Настоящие бандиты отпетые. Малолетние преступники. И они стали эту бабку донимать: все время бегали в деревню, бухали там и курили всякую дрянь. Окна бабке Вероничке побили, будили ее по ночам. Обнаглели и стали таскать в лагерь сигареты.
– Я слышал, – понизив голос, сказал Женя, – что сигареты были иностранные. Они чтобы здорового человека сгубить, в табак ядовитое масло втирают.
Лёня живо закивал, и Витя продолжа:
– И когда бабка Вероничка сделала хулиганам замечание, пацаны ее избили. Тогда она решила им отомстить. Бабка предложила хулиганам выкурить кое-что по-настоящему убойное. Разожгли костер в лесу, и Вероничка раздала пацанам длинные сигаретки с фиолетовым дымом. Покурив, они сразу уснули, а бабка, обозленная, их всех сожгла. Пацанов в смысле. Тела побросала в корпусе, а сама ушла в лес и пропала. Утром менты нашли только обгорелые трупы. Говорят, иногда бабка Вероника возвращается домой, дочку ищет свою.
– А я слышал, – отозвался Женя, устраиваясь в кровати, – если ночью выйти к деревянному забору, который за пищеблоком, и посмотреть в лес, то можно увидеть огонек костра в лесу. Его разжигает Вероничка, чтобы выманить непослушных детей из лагеря.
– А почему, если ты смотришь, то сразу непослушный? – спросил Лёня.
– Ты ж не спишь ночью, значит, не слушаешься вожатого, – пояснил Витя многозначительно.
– Фу ты, стрёмно, – пискнул Лёня, сглотнув.
Витя встал на кровать и стал шлепал полотенцем комаров на стенах.
– А я тоже знаю одну историю, хотите? – спросил Женя.
– Нет, – запищал Лёня.
– Да, да, да,– скандировал Ваня.
И Женя начал:
– У нас на улице жил мальчик. Родители его не любили, поэтому он часто гулял один и прогуливал школу. Он приходил домой только под утро. Родители перестали кормить сына, потому что он просил только сырого мяса. Мать выгоняла его на ночь и запирала дверь. И однажды утром мальчик не пришёл домой. Его не было несколько ночей, и только спустя два дня соседи почувствовала запах тухлятины в гаражах. Один из гаражей менты вскрыли и нашли там мальчика, который был настолько голоден, что съел хозяина гаража и своего одноклассника. Голодного мальчика заперли в психбольнице, откуда он сбежал. У нас говорят, что он до сих пор охотится на районе и никак не может наесться.
Повисла тяжелая пауза. Ваня наполовину стянул свою тельняшку и бросил в тишину, как бы между прочим:
– Этот мальчик – я.
– Чего? – пискнул Лёня и попятился.
– Голодный мальчик из страшилки – это я, – повторил Ваня. Лёня выкатил глаза и выбежал из палаты.
– Сейчас Щукину нажалуется! – предсказал Женя.
– Ты, Исаев, так сильно Новика не пугай, а то он реально ночью обоссытся!
Ребята посмеялись, но на этой ноте страшилки рассказывать расхотелось. Лёня быстро вернулся, умывшись. Щукину жаловаться не стал.
– Не по-пацански! – обиделся Лёня Новик, когда узнал, что его записали не только в трусишки, но и в стукачи.
После отбоя, недолго собираясь, пионеры побежали к девчонкам играть в карты. Ваня сам не рвался, да его и не звали. Он не успел познакомиться с девочками достаточно близко и решил, что ломиться ночью к ним в палату – не прилично. Ваня хотел сначала разобраться, как в первом отряде все устроено, а потом уже проситься играть в карты. К тому же, здесь звездил Мурат и другие мальчишки в джинсах, а у Вани не было ни звезд, ни джинс.
Ваня остался один. В комнату попеременно проникал неоновый свет: то зеленый, то красный, то фиолетово-голубой. Это перемигивались огоньками гирлянда над крыльцом. Он уселся почитать “Семнадцать мгновений весны”. Было забавно перелистывать страницы: они светились то оранжевым, то зеленым.
«Почитать» – Ваня так называл для себя процесс перелистывания засаленных и зачитанных страниц. Он просто открывал книгу наугад, попадал на загнутый уголок и читал обведенные красным карандашом цитаты:
«Характер человека лучше всего узнаётся в споре», – прочёл Ваня оранжевые строки и подумал: «Если это точно, то с Муратом дел иметь нельзя!»
Полистал голубые страницы рассеянно:
«Слова сильны только тогда, когда они сложились в Библию или в стихи Пушкина… А так – мусор они, да и только», – эта цитата не давала Ване покоя, с тех пор как его брат ушёл в священники. И Она постоянно попадалась на глаза.
«Слова сложились в Библию… – злился про себя Ваня. – Пашка ни одной молитвы не знал, а попом стал всё равно!»
Сверху послышалась песня:
– … Город стреляет в ночь дробью огней, но ночь сильней, её власть велика, – пел Мурат. Пел приятно, медленно перебирал струны гитары. Ваня скривился и отвернулся от зеленых огоньков к стене.
«Миколян, дурак, пропустил второй куплет!»
А Мурат, не смущаясь своей ошибки, продолжал:
– … Соседи приходят, им слышится стук копыт. Мешает уснуть, тревожит их сон. Те, кому нечего ждать, отправляются в путь… Спокойная ночь…
Ваня слушал, засыпая, и думал: «Спокойная ночь, потом все равно придет Щукин и всех прогонит. Будет ругаться. Разбудит…»
Мысли текли размерено и Ваня с удовольствием почувствовал, как тело расслабилось – растворилось в теплой воде, и он очутился прямо посреди лагеря «Василёк».
Но только в другом «Васильке». В лагере с новой стороны. Здесь ноги утопали по щиколотку в снегу. Ваня пошевелил босыми ступнями. Он стоял посреди зимы, как был в трусах и майке. На соснах лежали толстые снеговые шапки. Вокруг красота, как бывает, когда приходят большие снега в безветрие.
Ваня пошёл вперед к одной из засыпанных лавочек. Уселся поудобнее, разглядывая белые шапки на верандах пряничных домиков. Некоторые крыши корпусов засыпало так сильно, что торчали только петушки-флигеля.
– Снег пошёл, – сказала бабушка Вани. Вера Андреевна появилась рядом и, казалось, сидела тут с самого начала. – Я думала, уже не выпадет.
– А я ждал.
– Смотрю, солнца много, небо высокое, – глядя на Ваню говорила Вера Андреевна, – какой же тут снег, Ванечка?
– Чистый, – он прижался щекой к бабушкиному плечу.
Плечо было мягким и теплым. Бабушка завернулась в толстую мутоновую шубу на голое тело. Босыми ногами она болтала в снегу. Ваня оглядел Веру Андреевну целиком и снова облокотился на неё. Ему все показалось таким, как нужно. Так они и сидели на лавочке: бабуля в шубе и Ваня в трусах и маечке.
Тут белые мушки, поменялись на тяжелые снежные хлопья. Ваня и не знал, сколько они так просидели, но время успело припорошить их снегом.
– Пройтись хочу, – сказала бабушка.
Ваня не стал возражать, и они поплыли в снегу мимо длинных стволов сосен. Маленькие снеговые шапочки наросли даже на прутиках и цыпках сосновой коры. Ваня остановился, чтобы поковырять их пальцем, когда заметил справа от себя большой сугроб.
– Это колодец, Ванечка, – сообщила бабуля. Снег засыпал ей все волосы.
Ваня повернулся спиной, подпрыгнул – и с наслаждением плюхнулся в сугроб. Но, пролетев немного, нашёл себя на дне сухого колодца.
Глядя вверх, он увидел чёрное небо и белые звёзды.
«Как же так? – думал он, сидя в колодце поджав ноги. – Наверху легко, пышно, свежо, а тут – ночь? Там солнце. Там небо такое высокое – если прыгнуть, то провалишься – полетишь! А тут – ночь?»
Он, упираясь ногами в стены колодца, ловко выбрался на снег, как полосатый паучок.
– Что там, в колодце? – спросила бабушка, укутавшись в шубу плотнее.
– Там ночь.
– Не может быть, – возмутилась Вера Андреёвна. – Это плохой колодец. Давай в другой.
Но Ване больше не хотелось барахтаться в снегу. Он разбежался, прыгнул в высокое небо, но почему-то снова упал в колодец.
Второй колодец был гораздо глубже. Небо над головой ещё чернее, свет звёзд сюда не проникал. Но Ваня знал, что звёзды там, колючие и злые.
– Ау-у-у, а-ау-у, а-у-у, – звала бабушка, – Ва-а-аня!
– Я здесь, – отозвался он эхом. Бабушка его не услышала, – я на дне!
– А-у-у, а-у-у, – её зов стал удаляться.
– Пошла к Пашке, – заревновал Ваня. – Я здесь!
Бабушка его уже не слышала.
– Я здесь! – крикнул Ваня, а мысли начали перетекать из одного его уха в другое: «Но там меня нет, потому что у них там день, а у меня вот – темно».
– Я здесь! – снова позвал он. – Я же тебя слышу! Ба, загляни сюда. Загляни!
Бабушка ушла.
Тогда Ваня выбрался из колодца, прошёл на лавочку, уселся и стал ждать. Он раскрыл ладонь перед лицом и пересчитывал пальцы:
– Один, два… пять, шесть… – Ваня всегда замечал как на ладони, нет-нет, да проскочит шестой, а то и седьмой мизинец.
Солнце уже клонилось к закату, снег сверкал и осыпался с деревьев мелкой мукой.
Наконец, длинные тени сосен расплылись и растеклись. Они зачернили небо, снег и Ваню. Тогда Исаев влез на скамейку и прыгнул в самый колодец.
На дне Ваня посидел, жмурясь, и открыл глаза, ему показалось, что загорелась ослепительная вспышка, но так только показалось.
Ваня снова зажмурился:
– Раз, два, три – посчитал он, чтобы сосредоточиться. И снова посмотрел вверх, и ничего не увидел, даже вспышки.
– Вот так значит…
Холодея от кончиков пальцев и до кончика носа, Ваня понял, что ничего нет. Что он ничего не видит. Послышался далекий гудок поезда.
– И днём, и ночью одна только ночь, – пробормотал Ваня, прикрыв холодными руками лицо, чтобы не разреветься. – И днём, и ночью, только ночь. Солнца нет.
Он стал медленно выбираться из колодца, сильно сгибая колени. И проснулся.
Сверху смеялись ребята, ссыпаясь кубарем по лестнице. Они вбежали в палату и юркнули в кровати, накрывшись с головой, но продолжали фыркать, как пони, от смеха. Щукин уже обрушил весь гнев на Мурата в соседней палате.
Ваня ещё не вполне проснулся. Он в пол глаза видел, как вожатый вошёл в палату в одних шортах и майке. Но, что Щукин говорил, Исаев почти не слышал.
«Как же так? – горевал Ваня, глядя как Александр Иванович тычет пальцем в него и в остальных. – Нет солнца. Солнца нет!»
Глава 6. Рыжие фокусы.
Голубую прохладу утра развеял зычный голос Щукина:
– Умываться, чистить зубы, умываться, чистить зубы! – командовал он, проходя по коридору.
Пацаны выбрались из кроватей, зябко ёжась. Деревянный пол был холодный и поскрипывал.
– Мурат опять вещи не убрал, – возмутился Женя.
Чьи-то вещи лежали на кровати у окна нетронутые.
– И не ночевал, видимо, в палате, – отозвался Лёня.
На это замечание Исаев зевнул. Просыпаться так рано было очень трудно, и Ваня в сердцах подумал, что утро особенно дрянное потому, что с ним в палате теперь будет жить Миколян.
– Как думаете, Мурат реально с Машкой на речку ходил? – пробурчал капитан отряда. Все уже знали, что он в зеленоглазую Машу Карпухину влюблён, даже Ваня знал.
– Если бы враки были, то Щукин так бы не разорялся. Говорят, он их там застукал…
Лёня, Женя и Витя смотрели на чемодан Мурата и кривились.
– Нам нужно сказать, что Миколян не ночевал в отряде? – спросил Ваня, заправляя тельняшку в шорты.
– Нет, – отрезал Витя. – У Мурата родители какие-то шишки. Ещё и сестра в лагере работает. Он блатной – что ему будет!
– А нас Щукин из-за Мурата накажет. Если заставит драить унитазы, я Миколяну в нос дам, честное слово, – пообещал Лёня и ушёл сонный. Витя и Женя – за ним.
Ваня копался, заправляя кровать. Долго застёгивал ремешок часов «Победа», хлястик всё время ускользал.
«У дедушки всегда ловко получалось», – отметил Ваня, вспомнив морщинистые и теплые руки деда. А потом увидел в окно, как Щукин от умывальников шагает к четвёртому корпусу. Лицо решительное. Недолго думая, Исаев, собрал вещи Мурата в охапку и сунул их в тумбочку. Ногой утрамбовал. Тумбочка скрипела и трещала, но дверца все-таки закрылась. Только Ваня взял полотенце и заторопился к выходу, как фурией влетел вожатый.
– Где Миколян? – накинулся Александр Иванович с порога.
– Умывается.
– Умывается, значит! – Щукин подбежал к тумбочке, распахнул несчастную дверцу и вещи вывалились грудой на пол. – Он опять не спал в отряде! Исаев, признавайся, где он сегодня был?
В этот момент раздался горн из приёмников, тут и там развешанных по лагерю. За горном включили бодрый марш.
– Где Мурат? – перекричал музыку вожатый. Щёки у него покраснели от злости.
– Зе н-аю…– пробурчал Ваня. Он никогда не умел врать, – не знаю, – поправился он немного уверенней.
– И кровать заправлена. Он вообще её не расправлял. Зачем тогда простился к вам в палату? Не удосужился даже пододеяльник заправить?! – разорялся вожатый.
– Я ему устрою, и Маринэ этой устрою. И Сергею Денисовичу выпишу… выпишу… докладную на них напишу!
– Подождите, Александр Иваныч, – вступился Ваня, – я схожу за Муратом. Мы же коллектив. Все пацаны вступятся, я уверен. Мы возьмем над Муратом шефство. Сегодня он будет здесь, я вам обещаю.
– А ты кто такой, чтоб мне обещания раздавать, Исаев? – сказал Щукин противным сдержанным тоном. Он больше не рычал, он что-то задумал. Задумал подлость. – Быстро умываться и на зарядку!
Ваня повиновался. Он умылся, немного понаблюдал, как Женя брызгает на свою Машу холодной водой, потом пионеры из второй палаты вместе с Ваней обливались из ковшиков. Это веселье быстро пресекла главная вожатая Ольга Павловна Ризина, по прозвищу «Резина».
– Так, пионеры, – ругалась она, – призываю вас к порядку.
Лёня в последний раз обрызгал особо нежных девчонок. Эти неженки умывались, моча только кончики пальцев, и очень радовались, если их вожатая приносила кипяченую в чайниках воду, чтобы те могли умыть свои розовые щечки.
Дальше по расписанию – зарядка. Зарядку проводил Максим Максимович – физрук.
– Зарядку делай каждый день, пройдет усталость, грусть и лень! – заявил Максим Максимович прямо Ване в лицо. Замечание было справедливым. Ребята уже привыкли вставать по расписанию. Один Ване махал руками вяло и наклонялся, скрипя костями.
– Эй, полосатый! – пристал к Ване физрук. – За-ряд-ку де-лай… – начал он с паузой на каждом слоге. Видимо, чтобы Ваня разобрал наверняка, – … гру-сть и ле-нь!
Исаев под смешки соседей запрыгал бодрее.
Дальше Максим Максимович передал шеренги пионеров главной вожатой. Она охраняла детей по пути на завтрак.
Ваня выждал, когда Ризина отвлечется. Удачный момент предоставили мальчишки из третьего отряда. Наталья Борисовна поймала их на распевании матерных речёвок, вместо девиза отряда. Она схватила белобрысого хулигана за ухо и отчитывала, где ж тут уследить за юрким Ваней. Шаг, второй и вот Исаев уже вне строя и вне досягаемости.
«Зачем в слове «грусть» выделять буквы «сть»? Это же не слог…», – сетовал Ваня на физрука. Шмыгнув в кусты акаций, он пошёл по дорожке, протоптанной в цветах. Короткими перебежками, оказался на огороде сразу за лазаретом.
Ваня встал на завалинку медицинского теремка и заглянул в окно. Там на заправленной кровати спал Мурат, укрывшись покрывалом с соседней кровати. Исаев слабо постучал в окно. Мурат даже бровью не повёл. Ваня постучал сильнее. «Спит как мертвый», – мелькнула мысль.
Ваня представил себе картину: он, трепеща внутри, как настоящий шпион на боевом задании, крадётся в тени на помощь связанному товарищу.
На самом же деле Исаев просто тихонько вошёл в лазарет, где его никто не ждал и не останавливал. Ваня понял это, услышав громкий храп доктора Соломятина, который больше походил на кабанячье хрюканье. Пахло спиртом. Ваня осторожно заглянул в приоткрытую дверь «мед…кта». Да, так и есть. Сергей Денисович спал на кушетке в кабинете. На полу в луже лежала бутылочка из прозрачного коричневого стекла. Она явно выпала у доктора из рук.
«Соломятин даже не знает, что Мурат в лазарете дрыхнет. А может, доктору и правда всё равно», – Ваня фыркнул и зашёл в изолятор.
Мурат посапывал во сне.
Исаев хотел грубо разбудить его, но вдруг оробел. Ваня наступил на кусочек белого мела и тот рассыпался в крошку. Оказалось, что кровать Мурата обведена в круг. Ваня наклонился, и точно! Аккурат в изголовье под кроватью буквы. Сначала Ваня даже не поверил своим глазам, но там было написано «дом».
Вынырнув из-под кровати, Ваня наткнулся на серое лицо Мурата. Он лежал и таращил круглые, полные ужаса глаза. Спустя мгновенье, он узнал Ваню и пришёл в себя.
– Опять шпионишь? – хрипло протянул Миколян и облизал пересохшие губы.
– Доброго утречка, – Ваня открыл окно и впустил свежий воздух.
– Чего припёрся? – Мурат сел на кровати и схватился руками за голову.
– Вставай быстрее. Щукин задумал написать на тебя и на Марину Тимуровну докладную. Будь добр, появись на завтраке и наври что-нибудь. Я пообещал, сегодня ты будешь спать в палате, потому что мы, пацанами, возьмём над тобой шефство, – тут Мурат поплёлся к выходу, Ваня заторопился следом и говорил уже на ходу, – если мы не выполним обещание, то придется баню намывать. И дискотеку пропустим, Женёк тогда разноется…
– Конечно, конечно, – вымученно улыбнулся Мурат. Они уже шли к столовой, и выглядел Мурат так, будто старался по дороге принять свое обычное веселое настроение, старался натянуть улыбку, вернуть лёгкость и веселье, но оно почему-то возвращаться не хотело, и улыбка никак не налезала.
Миколян остановился у бочки для дождевой воды, из которой во время трудового десанта пионеры поливали цветочные клумбы, и умылся, сильно отфыркиваясь. Он шумно ополоснул лицо, руки по локоть, шею и краска вернулась к лицу.
– Полегчало? – спросил Ваня.
– Не слишком, – ответил Мурат, – как тебе футболка?
– Помялась.
– И пускай! После завтрака загляну в палату, переоденусь. Главное, чтоб Щукин отвалил уже. Как он достал меня, таракан!
Ваня понимающе кивнул, и они побежали к столовой. Там расселись по разным столам. Опоздали Ваня с Муратом совсем на чуть-чуть. Женя – скоростной едок и единственный за столом Вани любитель молочной каши, даже не успел доесть первую тарелку.
Ваня не вредничал и ел, что дают. Только он опустил ложку в молочную пшенку, как почувствовал на себе пристальный взгляд.
Исаев привык завтракать один. Укрыться на маленькой кухне и собраться с мыслями. Ваня стал озираться по сторонам. Галдящее скопище, детский смех и суета, расписание и дежурные, требующие убирать за собой скорее – словом, Ваня конфузился.
Он съел одну ложку, вторую, третью и снова вскинул голову. Стал внимательнее искать, кто же на него таращится. И нашёл.
В окошке раздатчицы, радом с плакатом, где пионеры, по локоть в пене, восхваляли мыло, маячили лукавые любопытные глазки. Когда глазки заметили, что Ваня смотрит, появилась и целая голова. Девчонка высунулась по пояс из окошка и поманила Ваню. Волосы у неё были огненно-рыжие. Она покрыла голову белым поварским платком, но от этого рыжая челка стала гореть между белым лбом и косынкой как апельсин на снегу.
Ваня, не помня себя от счастья, вскочил и готов был не бежать – лететь на зов.
– Исаев, ты не будешь доедать? – спросил жадный до каши Женя.
– На здоровье, – рассмеялся Ваня и быстро направился к выходу из столовой. На улице он побежал вокруг пищеблока к задней двери кухни. Рыжий пес Снежок загавкал на Ваню, но по-доброму. Ваня отвлекся на собаку, потрепал его за ухом и заметил, что стоит он как раз напротив окна, через которое на него пялилась Катерина Петровна. Ему хватало роста заглянуть в столовую, не поднимаясь на цыпочки, и он удивился, как хорошо видно длинное помещение и столы, выставленные в ряд. Дежурные помогали малышам прибрать за собой тарелки и даже начали мыть столы. Ваня, сам не зная, зачем, посмотрел на Мурата. Тот сидел в компании Лёни и девчонок, шутил. Девчонки давольны, он – тоже.
«Глупости свои болтает, а они смеются, – с досадой думал Ваня, – но и Миколян смеётся. Смеётся. И улыбка налезла».
Да, там, в изоляторе, Ваня не поверил бы, что перепуганный и уставший Мурат будет шутить свои дурацкие шуточки. Как будто он и не рисовал странные круги, и не бегал, как испуганный котёночек, к сестре за пазуху.
– Исаев! – раздался совсем рядом звонкий голосок, – ты опять шпионишь?
К нему бежала рослая девчушка. Поступь её легка. Она и не бежала, а будто порхала. Вся светилась. Хотя остальной облик был страшно прозаичным – черные штаны, серая выцветшая футболка и черный фартук. На поясе в специальных кармашках несколько ножичков. Одни покороче, другие подлиннее.
– Вика!
Они крепко обнялись, и Ваня, не удержав чувств, подхватил её и закружил. Вика сильно пахла яблоками. Освободившись из объятий, она сорвала косынку, взлохматила пышную гриву и стала той самой, чей образ Ваня носил в памяти.
– Идём, идём, – сказала она, увлекая Ваню за руку. Пионеры уже стали тянуться из столовой на алею.
– Я так тебя ждал! – воскликнул Ваня.
– Да, уж, – рассмеялась Вика, когда они устроились за пищеблоком на низких ящичках, спрятанных в кустах акаций, – теть Таня мне рассказала, что ты бойкий соколик.
Вика снова рассмеялась и взяла Ваню под руку.
– Даже не верится, что мы, наконец, встретились, – вздохнула она. – Звонки звонками, а так прятаться, как в детстве, лучше всего. Лучше самого длинного звонка.
Немного посидели молча в обнимку. Воздух был сладкий, и густо пахло акациями.
– Из последних новостей: мать на меня сильно напирает. Учиться гонит в город. Я пока документы не подавала. А ты что-нибудь решил, будешь поступать? – спросила Вика, глядя на пионеров, играющих с собаками.
– Я хочу пробраться к брату в деревню, – сказал Ваня, одновременно с Викой.
– А?
– К брату меня отведёшь? – Вика хотела возражать, но Ваня был настойчив. – Тебя мать по всем бабкам и попам таскает…
– Это большое нарушение, Вань, – сказала Вика серьёзно. – Без шуток, за побег из лагеря домой могут отправить, это в лучшем случае. Могут даже на учет поставить за нарушение.
– Я для этого приехал, можно сказать, – вздохнул Ваня, – а ты не хочешь меня вести. Вика, ты знаешь, где церковь Павла. Ты же ходила. А может, и сейчас ходишь.
– Ты слышал меня, Исаев? – отстранилась Вика. – Уходить за территорию лагеря запрошено, это реально единственный запрет, который в лагере существует.
– Ты не трави душу, лады? – закатил глаза Ваня. – И про правила не загоняй. Не хочешь идти, так я один пойду.
– Нет, – отрезала Вика. – Один не ходи. Там змеи в лесу.
– Серьёзно?
– Да, серьёзно, – передразнила Вика, довольная эффектом, который произвёл её аргумент.
– Ты, может, думаешь, что я про Пашку шучу. Но я не писал тебе последние месяцы. Точнее, я писал не всё. Думаю, вот напишу, и как-то полегчает, но перечитывал и всё выбрасывал.
– По телефону бы сказал.
– Так вслух ещё хуже, – поник Ваня. – Вообще тоска тогда заедает.
– Что, бабушка плохая? – догадалась Вика.
– Совсем плохая, – признался Ваня, – тётки приехали.
– Все что ли? Даже из Москвы?
– Да, – воскликнул Ваня возмущенно, – Тамара приперлась с Олей. Им зачем наш дом облезлый? Тамара эта – жадная тварь! Говорят, что приехали за бабушкой ухаживать, а сами только и ждут, когда она помрет, – сказал и сам испугался брошенных слов.
– Давай, вставай, пошли, пройдёмся по периметру, – вытянула его Вика из кустов.
– А тебя не потеряют?
– Таня скажет, – отмахнулась Вика. – Я всю картошку и яблоки к ужину уже перечистила. Пойдём, пойдем!
Ушли подальше от пионерской алее. Вика повела его протоптанными среди сосен тропинками. Местные жители, только им известными путями, ходили от деревни к лагерю «Василёк».
– Ты уверен, что тётки правда настолько стрёмные? – спросила Вика, переступая высокие сосновые корни, как петли вылезавшие из земли. – Они, может, правда ждут, но не так открыто…