Нао Хольм
Исаев и его крест
Глава 2. Проводник в светлое будущее.
Ваня трясся в стареньком уазике на заднем сидении. Окно плотно не закрывалось, и с улицы задувал прохладный ветерок. Накрапывал дождь.
«Дождит, – думал Ваня лениво, – удачно. А то в салон пыль забьется, ковры жалко.»
Обрезками красных ковров водитель застелил сидения – навел уют.
В лагерь «Василёк» Ваня, пионер при параде и при красном галстуке, ехал один, подпертый коробками со всех сторон. И даже в ногах у него, что-то позвякивало в ящиках.
Над дорогой висели свинцовые тучи, и крупные капли зашлепали по стеклу. Холодные брызги из приоткрытого окна полетели Ване на колени. Он отодвинулся подальше, прижался плечом к коробкам. Пахло машинным маслом.
Там, снаружи, свистел ветер, барабанил дождь по крыше уазика, а Ваня сидел с закрытыми глазами и думал обо всем сразу: бабушка, старший брат Пашка, церковь, домик на Садовой улице… Под мерный шум мотора и дождя мысли текли медленно, он почти задремал.
Смена в лагере уже давно началась, но Ваня заезжал только на седьмой день. Он так и не придумал достоянного ответа на вопрос, почему опоздал на открытие и страшился расспросов.
А потом мотор загудел по новому, задрожал, и вдруг заглох. Ваня нехотя открыл глаза и мельком заметил мутный женский силуэт через запотевшее окно. Гроза, как это бывает в Благовещенске, быстро налетела и так же внезапно закончилась. Небо стало проясняться голубыми пятнами.
По команде шафера Ваня выбрался из машины, обошел лужи и остановился в сухом пяточке асфальта. Перед ним высились железные ворота с широкой вывеской «Василёк» выпуклыми буквами.
Прямо между ворот разлилась лужа, в которую с буквы «В» падали дождевые капли.
Ваня и сам не понял, что засмотрелся на простое зрелище: мерное «кап, кап» прямо в прозрачную воду, бегущие круги и дрожание неба на асфальте.
«Би-и-ип», – пронзительно загудел клаксон и привел Ваню в чувства. Он отпрыгнул с дороги, освобождая уазику путь. Коробки и припасы поехали на склады лагеря. Гудение мотора быстро потонуло в лесной тишине. И тут Ваня увидел ее.
У самой линии мокрого леса в темно зеленой тени стояла молодая девушка. Ее синее платьице промокло и прилипло к ногам, спине, груди.
Повинуясь внезапному порыву, Ваня направился прямо к ней. Девушка стала говорить с Ваней, но у него будто в ушах звенело.
–Да слышишь ты меня, Исаев?! – наконец прорвался к Ване её голос.
– Да, простите… – очнулся Ваня.
Незнакомка вышла из тени на дорогу, и ее мокрый лоб заблестел в лучах солнца.
– Оу, – улыбнулась она, глядя на то, как ее мокрые руки светятся на солнце. Потом указала в небо и сказала, – радуга, смотри!
На фоне серых туч светилась двойная цветастая дуга в пятне голубого неба. Ваня кивнул и поежился, со стороны лагеря подул свежий ветерок.
– Красивая? – спросила девушка задумчиво.
– Да, красивая, – Ваня кивнул, против воли глазея на ее мокрое платье.
«Сколько ей? – прикинул Исаев про себя. – Двадцать точно есть…»
– Здесь очень живописно в августе, – мечтательно продолжила она. – Жалко, меня тут уже не будет в конце лета. И главное, «Василёк», какое название поэтичное.
– Да, очень.
– Меня зовут, Марина Тимуровна, но ты можешь называть меня просто Маринэ. Я местная медсестра. Вот пришла тебя встречать.
– Исаев Иван, – ответил Ваня, перехватив тяжелый рюкзак по крепче.
– Идем, я провожу.
И они пошли по мокрой, круто уходившей вниз дороге.
– Пусть всегда будет солнце, – напевала Маринэ стеснительно, прикрывая рот рукой. – Солнце на век, счастье на век, так повелел человек… – мелодично тянула она и вдруг скомандовала, – Исаев, подойди-ка поближе!
Ваня повиновался.
Медсестра улыбалась. Очевидно, дождь ее не вывел из равновесия. Нет, не вывел! Но Маринэ не просто расшатала Ваню, она выбила его из седла. Стоя наедине с ней мокрой, почти нагой, сияющей в летнем солнце, Ваня сразу понял, что эта смена может принести ему не только огорчения, но и нежданные радости.
Исаев подарил ей ярлык – «гадалка». Правильные черты лица, черные густые волнистые волосы, она не собирала косы, пряди струились по плечам. Миндалевидные глаза Маринэ подводила сурьмой. Таких глаз Ваня не встречал у себя на улице или в школе. У кого еще бывают жгуче черные глаза, если не у гадалки…
– Ты куришь? – спросила она.
– Нет, – честно признался Ваня.
– Это хорошо, – медсестра принюхалась к его воротничку. У Вани даже мурашки побежали по спине, так резко она приблизилась. Оделся он в парадную форму, чтобы произвести хорошее впечатление. И никак не предполагал, что производить это самое впечатление придется так скоро.
– Табаком не пахнешь, – заключила Маринэ. – А я курить хочу – сил нет! Смотри сам, курить только во дворе лазарета. Тут строго следят. – Она выпрямилась и смерила Ваню долгим взглядом от кончиков серых шанхаек до кончика носа. Потом уставилась в глаза и сказала с улыбкой:
– Я сначала подумала, что мне показалось, а теперь – точно! У тебя один глаз голубой, а второй карий.
– Д-да, – оробел Ваня от пристального и неожиданного внимания. – Гетерохромия называется. У меня, у брата, и у деда была.
– Ты красивый мальчик,– улыбалась Маринэ. – Сколько тебе лет?
– Шестнадцать исполнится в сентябре.
– Да? Это уже вот-вот. И кудри у тебя такие светлые, и роста много.
– Сто семьдесят пять сантиметров уже.
– Да? – рассмеялась Маринэ беззлобно, и они пошли дальше. – Я думала, выше. Что будешь в лагере делать?
– В шахматы буду играть.
– Умный, значит?
– Надеюсь.
– Мой брат в этой смене. Ему пятнадцать. Будет с тобой в одном отряде. Он тоже, если хочешь знать, хорошенький. Девчонки по нему сохнут. Теперь ты ему составишь конкуренцию. Муратик станет злиться.
– И пожалуйста, – рассмеялся Ваня.
– Можно спросить тебя, Ванек? – улыбнулась медсестра. Ветер трепал её влажные волосы.
– Можно, – Ваня любовался и мечтал, чтобы Марина Тимуровна не заметила его взглядов. Ему было очень лестно, как уважительно Маринэ с ним говорит, и, кажется, он был готов согласиться на всё.
– Почему ты опоздал на смену?
– По семейным обстоятельствам.
– Я поняла, что не из праздности. Дома проблемы? Тебя никто не провожал.
– Я бы не хотел … – промямлил Ваня. Всё-таки красивых бедер и плеч оказалось недостаточно, чтобы сразу развязать ему язык.
– Скажи, я не стану болтать в лагере.
Ваня не хотел говорить.
– Даже брату не скажу.
– Бабушка у меня очень болеет, – сдался Ваня, – родственники уже делят наш дом. Меня отправили в лагерь, чтобы я не спорил.
– Родители где?
– У меня только бабуля и брат.
– Ясно, – кивнула Маринэ. – В лазарете есть телефон. Захочешь поговорить с бабушкой – заходи.
– Ладно, – буркнул Ваня, стесняясь.
– Заходи, говорю, – настаивала она, заглядывая Ване в самые глаза, – не думай даже! Доктора Соломятина не бойся, он только с виду страшный, на самом деле ему все равно. Придёшь?
– Приду.
– И не кисни, – похлопала она Ваню по плечу, – прорвёмся.
Ваня кивнул:
– Прорвёмся.
В лагере был тихий час, потому вокруг царил покой. Умытый дождем сосновый лес шумел и сыпал иголками. Ваня обходил мелкие лужи на тропинке. Он признал, что в «Васильке» необычно. Домики-корпусы с треугольными крышами украшены деревянной резьбой и стоят на высоких сваях, как на курьих ножках, и тянутся по берегу широкой Зеи. Быстрая вода сверкала между прямых корабельных сосен и цветных крыш. Над тропинками растянулись флажки и гирлянды. На площади пионеров развивалось красное знамя. Торжественно.
Исаев не спешил. Ему хотелось все рассмотреть, пока вокруг не снует толпа отдыхающих: вот фигурные крылечки с петушками, вот крашеные балкончики с злеными перилами, вот флюгеры – мельнички на макушках крыш.
Но чем глубже в лагерь проходил Ваня, следуя за Маринэ, тем привычнее становилось глазу: там Ваню ждали коробки из белого кирпича – без прикрас. От воды лагерь отгородился забором. Это было необходимо и полезно, чтобы дети в реку не прыгали, но не прекрасно и не романтично.
– Исаев, иди сюда, – позвала Маринэ. – Нам в четвёртый корпус, там живет первый отряд. Я покажу.
Ваня кивнул и послушно поплёлся за ней, глазея по сторонам.
– Знаешь здесь кого-нибудь, Исаев?
– Не знаю, – соврал Ваня.
– Один, значит, – выдохнула Маринэ и покосилась на Ваню через плечо. – Не слишком повезло тебе, Ванёк…
Ваня отметил про себя, что «Ванёк» – это теперь Маринэ будет так с ним обращаться. «Цепляй галстук, не цепляй, – подумал он, вспоминая свою бабушку, – хочешь быть Иваном, а всё равно будешь – Ванёк».
–…Ванёк, ты попал во врачебную смену.
– Это плохо?
– Я думаю, да. Вот и Муратик заехал тоже… – она вдруг поёжилась, будто её пробрал озноб. – Дети все знакомы между собой, понимаешь? Соседи, друзья… Трудновато тебе будет вписаться.
– Я постараюсь.
Солнце было ещё высоко, но жара уже спадала. Тени от железных стендов с расписанием и цветастыми плакатами потянулись узкими квадратами с газона на щедро залитый светом тротуар. Ваня, старательно перешагивал меловые рисунки: цветы, котиков и человечков. Старался не затоптать все, что пощадил дождь.
Заигравшись, он неосторожно шагнул и чуть не натолкнулся на Маринэ. Она вдруг остановилась и обернулась к нему.
– Держись скромней, – сказала медсестра и пробурчала под нос, – курить хочу.
В этот момент Ваня обратил внимание, куда Маринэ смотрит. Они стояли напротив низенького заборчика, за которым врастал в землю одноэтажный теремок с высоченной острой крышей. В лучшие годы, домик был просто сказочно красив, но теперь облез, крыльцо покосилось, ставни болтались на одной петле, да еще и вокруг выросла трава по самые окна. На двери висел большой амбарный замок.
Маринэ перешагнула забор, и медленно поднялась на крыльцо, ступеньки тихонько скрипнули. Ваня ожидал, что она дернет дверь, лязгнет замок, и с крыши вспорхнет птичка. Но Маринэ нежно, чуть касаясь, погладила дужку замка, провела пальцами по скважине.
Девушка сделала едва заметное движение, будто хотела наклониться. Ване показалось, что она как бы пыталась припасть ухом к замку, но вспомнив, что Ваня на неё смотрит, сдержалась. Маринэ так и повернулась к Ване, чуть ссутулив плечи, и уставилась на него. Исаев почувствовал себя странно, как будто подглядывает. Хотя ничего предосудительного не было ни в его мыслях, ни в действиях медсестры.
В чёрных глазах Маринэ невозможно было прочитать никакой мысли, в них всё тонуло, и Вани это не понравилось. Он часто мог заранее определить, чего хотят от него окружающие, ещё до того, как тем удавалось открыть рот. Но здесь, с этой девушкой, с этими подведенными глазами, Ваня только терялся.
– Слышал историю про черную Ворониху? – спросила медсестра, замерев.
– Про бабку Вероничку, которая ворует стариков и детей?
– Нет, – продолжила она, не распрямляясь, – правильно говорить Ворониха.
– Слышал, конечно, – пожал плечами Ваня, – ее и в «Огоньке» и в «Гагарине» рассказывают. Мне про Вероничку рассказали еще два года назад в лагере.
– Говорят, что бабка Ворониха жила в этом доме, – Маринэ едва слышнопостучала в дверь, – и воровала Ворониха детей из соседней деревеньки. Когда за ней пришли родители и попы, то она в дом спряталасьи пропала. Заперлась, а когда люди вошли в теремок, то он был пуст. Грязные следы вели в чёрную комнату.
– Наверно, в подполе спряталась… – предположил Ваня.
– Ворониха вошла в комнату, но больше не вышла.
– Вы меня пугаете, – хмыкнул Ваня и добавил печально, – но я знаю старухи страшнее… Они у меня уже неделю в доме живут, жрут за моим столом и спят на моем диване.
Ваня имел в виду родных сестер своей бабушки: Тамару и Ольгу. Они Ваню на дух не переносили, и это было взаимно.
Маринэ рассмеялась, вернулась на территорию лагеря и повела Ваню к двухэтажному теремку с табличкой над входом: «корпус 4». Он был как раз напротив заросшего домика. Разделяли их только асфальтированная аллея и худой заборчик.
Окон в корпусе №4 было много, они смотрели сразу на все четыре стороны. Веранду теремку заботливо выкрасили в желтый, и она тонула в жарком солнечном пятне.
Маринэ остановилась рядом с железным стендом у веранды. Вместе с ней Ваня посмотрел на плакат, он был не дорисован. На белом ватмане сохла надпись, аккуратно выведенная гуашью: «Первый отряд ждёт победа и …» фраза оборвалась на половине.
– Это пионеры готовят отрядный уголок к конкурсу. Не дописали что-то, – сказала Маринэ.
«Да, – подумал Ваня в сердцах, – а меня вот никто не ждет!»
– Заходи, – вздохнула Маринэ. – Вожатыми будут Сашка Щукин и Катерина Давыдова. Сашка сейчас следит за пацанами, чтоб в сон-час не разбрелись. Он тебе всё покажет, расскажет…
Тут дверь в корпус открылась, и в чёрном проёме появился полноватый низенький паренек-вожатый.
– Вот, Александр Иванович, принимай новенького. Это Ваня Исаев. Ваня, познакомься – Александр Иванович, твой вожатый и проводник в счастливое советское лето. Да, Сашенька?
– Доброго дня, Марина Тимуровна, – отозвался вожатый. Лицо у него при этом скривилось. Надо сказать, что серьёзная физиономия Александру Щукину не шла. Щёки с носом покраснели от палящего июньского солнца. – Вы совсем промокли, Мариночка.
Он спустился и протянул ей свою куртку. Щукин оказался почти на голову ниже Вани. Вожатый смерил новенького придирчивым взглядом, задержался на разноцветных глазах и сказал:
– Сегодня прохладно, а Марина Тимуровна совсем промокла.
Ваня кивнул. Ему стало смешно. Стояла жара.
– Спасибо, – просияла Маринэ, набросив куртку на плечи.
Ваня сделал вид, что не заметил, как вожатый Саша скользнул взглядом по плечам и шее Маринэ. Её мокрые волосы прилипли к ключицам. Щукин задержался глазами даже на её тонких щиколотках с ремешком сандалией и на белых стопах.
«Бесстыжий», – подумал Ваня, приписав и себя к этому нелестному ярлыку.
– Вот она – летняя гроза, – развела руками Маринэ, – Все сухие, а я насквозь! Ничего, подол уже почти просох…
– А что вы такого заказали из города? – пристал к медсестре Щукин. – Оно в коробках звенит!
– Это для лазарета.
– Вы за этим в город машину послали? – осведомился вожатый по-хозяйски. – Нехорошо.
– Ха, – воскликнула Маринэ, – а ты жесток, Александр Иваныч! Сергей Динисыч засыхает. Надо спасать товарища на скользком пути врачебной практики. Работа-то нервная, Сашенька!
– Потакаете, значит? – Щукин сложил руки крест-накрест. Он осуждал Маринэ открыто и даже не пытался скрываться.
– Потакаю, Сашенька.
– В лазарете на прошлой неделе провели профилактическую беседу на тему …
– На тему «здорового образа жизни и спорта», – перебила его сухо Маринэ, – проводили беседу. Скажу больше, решено создать конкурс очерков на тему здоровья и спорта. Ищи очерки в лагерной газете. Я буду их судить.
– Прекрасно, – буркнул вожатый.
Ваня, пронаблюдав короткую перепалку, сделал вывод: палец Марине Тимуровне в рот не клади – откусит. Но и Александр Щукин ей не уступает. Ваня решил под горячую руку ему не попадаться.
«Тихушник!» – обозвал он вожатого.
Ваня уже хотел идти в палату, когда Маринэ придержала его, зацепив двумя пальцами рубашку со спины, так чтобы Щукин не видел её жеста. Ваня успел только ступить на первую желтую ступеньку. Он осторожно покосился на медсестру. Она чего-то ждала, уставившись в черный проём прохладного «пряничного домика».
– А вот и она, – сказала Маринэ, не глядя на Ваню.
К Александру Ивановичу подошла вторая вожатая. Красивая блондинка в белой рубашке, с аккуратным красным галстуком. На груди блеснул значок комсомола. Волосы вожатая собрала в высокий конский хвост. Вместе с Щукиным, они явили собой настоящий образец для подражания: прямые, принципиальные и хорошо воспитанные.
– Здравствуйте, Марина Тимуровна, – просияла вожатая.
– Ванёк, это Катенька.
– Катерина Петровна, – влез Щукин.
– Конечно, – улыбнулась Маринэ, не отводя глаз от вожатой, но Ванину рубашку отпустила. – Вот, Катерина Петровна, принимайте. Иван Исаев – шахматист.
– Здравствуйте, – промямлил Ваня.
– Шахматист, значит,– пропела Катерина, изучая Ваню, – много в тебе пороху, Исаев? В конце недели будет отборочный матч по шахматам, рискнёшь записаться к Александру Ивановичу?
– Записывайся, проверим, на что ты годишься, – Щукин посмотрел на Ваню снизу вверх, с большим интересом. – Дуй в палату, разберёшь рюкзак. Давай, пошли, что ты там капаешься?!
– Вот и славн-но…Я…– начала весело Катерина Петровна, но вдруг зацепилась с Ваней взглядом, поперхнулась и договорила упавшим голосом. – Я рада, что ты, Ваня, вольёшься в коллектив.
После чего случилась странная сцена: Ваня хотел уже идти, но Маринэ вцепилась ему в локоть и притянула к себе. Катерина переводила взгляд с Вани на Маринэ и обратно. Пауза затянулась. Саша Щукин не понял игру в гляделки и выложил свою догадку:
– Вы что, обе знакомы с Исаевым?
– Нет, – бесцветно ответила Катерина, – первый раз его вижу.
– Ну, тогда пойдёмте уже внутрь, жарко тут. Исаев, быстро за мной. А вам, Марина Тимуровна, пора умерить ваши городские запросы.
Он, развернувшись на каблуках, зашагал в корпус.
– Конечно, Сашенька. Папе передавай привет! – бросила ему в след медсестра.
Щукин остановился на веранде, но отвечать не стал, ушёл.
– Вы мне сказать что-то хотите, Марина Тимуровна? – Спросил Ваня почти шёпотом.
– Я? – переспросила Маринэ и добавила, прикрыв рот рукой, – ничего такого. Глаза у тебя чистые.
– Тогда пустите меня, а то Александр Иваныч меня съест.
– Конечно, – Маринэ отпустила Ваню, поправила ему рубашку и, похлопав по спине, добавила, – иди-иди, но я буду ждать тебя. И к Мурату присмотрись. Он мальчик хороший, – она вымученно улыбнулась. – Что ты напрягся? Будь готов!
– Всегда готов, – отозвался Ваня сконфужено, и прошёл мимо Катерины Петровны.
Из тени коридора он зачем-то обернулся. Маринэ так и стояла у террасы, напряженно провожая Ваню глазами.
Глава 3. Окружающая среда.
Ваня быстро нагнал Александра Ивановича. Нельзя сказать, что Исаев очень уж стремился познакомиться с ребятами из отряда, он скорее робел и чувствовал трепет в груди.
«Примут они меня? – боролся с волнением Ваня. – Надо бы подмазаться, а я не умею…»
Особенно Марина Тимуровна распалила опасения Вани: правда ли ребята знакомы заранее? Конечно, Ваня сказал медсестре, что «всегда готов», но, теперь стоя в нескольких шагах от палаты, он чувствовал, что не готов совсем или, возможно, готов не ко всему.
– Иван Исаев, значит, – проговорил Щукин, – запоминай, подъем в семь утра, потом десять минут на личную гигиену. Зарядка. В восемь утра сбор и завтрак. Расписание висит у корпуса. Изучи внимательно. В отряде уже идёт активная работа по подготовке ко «дню самоуправления» и «родительскому дню». Дел много, и я жду от тебя полной отдачи, понятно?
– Понятно, – выдохнул Ваня.
– В четвёртом корпусе несколько звеньев: два звена для мальчиков, два для девочек. Домик, следующий за вашим – женский корпус. Просьба туда не шастать и не нарушать режим. После отбоя никакой беготни и песен. Гитару отберу, если будите орать.
– Я не умею играть на гитаре.
– Это хорошо, – хмыкнул вожатый. – Дальше, значит… Свободные койки есть на первом и на втором этаже. Выбирай.
– Давайте, где пацанов поменьше.
– Тогда бдешь жить на первом этаже. Палата вторая.
Ваня хотел войти, но вожатый шикнул на него:
– Ты что? Ещё сон час пятнадцать минут. Стой и жди.
Ваня растерянно заозирался. Но долго теряться ему не дал вожатый:
– Чуешь, чем пахнет?
– Чем? – поднял брови Ваня. Ему пахло деревом и легким душком краски от веранды.
– Накурено! – возмутился вожатый Щукин. – Я этого не одобряю, и терпеть не буду. Наказание есть – мойка туалетов. Если не поможет, будешь баню драить.
– Я не курю, Александр Иванович.
– Подумай хорошенько, прежде чем пристраститься к вредным привычкам.
Ваня сразу понял, что Щукин ему не верит.
«Чего ко мне все привязались с этим куревом? – думал Ваня, стоя в тёмном коридоре. И не захочешь курить, так заставят…» Ваня мечтал отделаться, наконец, от Щукина. Но тот никак не отставал.
– Сейчас разберёшь вещи, потом иди в лазарет, получи справку.
– Какую?
– Во втором отряде педикулёз.
– Что это?
– Вши, – закатил глаза вожатый.
– У меня нету.
– Без справки ночевать не пущу!
Когда время подошло, Александр Иванович впустил Ваню в палату. Это было длинное помещение с большими окнами. Четыре койки должны были стоять в ряд у стены, но ребята сдвинули две кровати в середине и резались на них в карты. Увидев вожатого, они суетливо спрятали колоду под одеяла. Ваня сразу заметил две пустые кровати. Они были ровно заправлены, подушки стояли треугольными ушами вверх. Ваня оглядел тумбочку и спинку кровати – полотенец не было. Видимо, пионеры уже определили их в своё пользование.
– Здравствуйте, Александр Иваныч, – пропели невинно пионеры.
– Ага, – сурово глянул на них вожатый, – забрали у девчонок карты?! Будете ночью орать, и эти изымем.
– Да что вы, Александр Иваныч, – воскликнул мальчишка с коротко стрижеными волосами и черными густыми бровями, – мы ниже воды, тише травы… то есть…
– Все, Мурат, не умничай, – вожатый подтолкнул Ваню в палату. – Принимайте, это Ваня Исаев. Ваш новый товарищ, прошу любить и жаловать. Вам отрядное задание, показать Исаеву, что у нас в лагере к чему. Женя, ты будешь отвечать за Ваню первые дни. Возьмите шефство над товарищем. А ты, Исаев, вещи быстро разбирай, я вечером рюкзак заберу в хранилище.
Женя, паренек с копной маслянистых волос и острым подбородком, участливо кивал. А Щукин, сообщив свою волю на одном дыхании, ушёл, закрыв дверь.
Тут же мальчишки скинули одеяло и с остервенением схватили свои карты. Картина развернулась следующая: двое сидели с напряженными лицами за картами друг напротив друга. И за их спинами на кровати прыгала в нетерпении группа поддержки. Двое на одной стороне и один мальчик на другой.
– У тебя нет шансов, Миколян, – хохотали мальчишки.
– Ты, Мурат, что-то слишком сильно расстроился. Нужно уметь проигрывать, – заключил мальчик с красными прыщами на лбу. Но Мурат Миколян, его не слушал и расстраивался по полной: губы у него дрожали, а черные глаза метали молнии.
Он бросил свои карты и, в порыве гнева, выхватил карты еще и у Жени. Потом охапкой швырнул их от себя. Мурат проиграл. Ворохом карты полетели в разные стороны, под кровати и под ноги Ване.
А дальше, несмотря на все протесты и вопли, Мурат получил своё наказание. Ваня всегда придерживался линии: если проиграл, то уже получай, что заслужил. Но по-хорошему, если есть шанс вляпаться в историю, Ваня предпочитал помалкивать и отступать.
– Вы жулики, – ругался Мурат, – карты пометили. Как Лёня узнал бы? Я с вами играть больше не буду. Все выбирали, и только мне выпало…
Мальчишки его не слушали, скрутили, и победитель Женя пробил Мурату сушняк в бедро, а потом еще и три щелбана позорных поставил.
Новенького ребята не замечали: расставляли кровати по местам, заправляли покрывала. Ваня застыл, не зная, как себя вести. Так бы он и дальше стоял, но Мурат полез собирать карты. Ваня решил помочь. Он поднял пиковую даму, и протянул Мурату. Хотел завести разговор:
– Держи.
Мурат прищурился:
– А ты что опаздываешь на смену? – грубо спросил он. Лицо у него раскраснелось от злости. – У нас осталось только две кровати. У окна, откуда летят комары, и в углу, но оттуда дует из-под половицы. Выбирай, шило или мыло?
Пацаны заржали. Тон Мурат взял издевательский. На карту он даже не посмотрел и руку Ване не пожал.
– Да, пожалуйста, – отвернулся Ваня и пошел к кровати в углу. Комаров он терпеть не мог. Ваня и так спал очень плохо, подолгу засыпал, так если ещё и под ухо будет жужжать!
«Нет, – решил он, – Пусть уж лучше дует. Выпрошу одеяло».
– Как там тебя? – не отставал Мурат. Стало понятно, что за счёт Вани он решил восстановить репутацию после позорного проигрыша.
– Исаев Иван, – сказал Ваня громко и бросил на кровать рюкзак. Проволока под матрасом звякнула. Ваня оглядывал своих новых товарищей и ждал вопросов. Но вопросов не последовало. Все тоже глядели на него, точнее, Ване в глаза. Он уже привык к такой реакции. В отличие от Марины Тимуровны, пацаны в первые минуты знакомства не пытались скрыть любопытство.
В мгновение замешательства Ваня с удовольствием отметил про себя, что в палате он самый высокий мальчик, к тому же довольно крепкий. Ребята были пожиже, что ли. Один Мурат мог бы сойти за спортсмена, но ладони у него все равно были чистенькие и работы не знавшие.
«Домашние» – повесил ярлычки соседям Исаев.
Домашними цветочками обзывала бабушка Вера Андреевна слабеньких и ленивых деток. Бабушка до последнего работала в школе учителем математики и вела кружок юного шахматиста в продлёнке. Внуку Вера Андреевна не давала прозвищ и просто заставляла много работать в огороде и на территории.
Ваня жил в маленьком деревянном доме. Там работы всегда было навалом: и зимой, и летом. Особенно после того, как его старший братец Пашка уехал в поисках себя. Судьба-злодейка привела Пашу в церковь. Смириться с этим Ваня не мог совсем. В основном, потому что за словом «церковь» для Вани стояла только пустота.
– За судьбой попробуй угнаться, – примирительно говорила бабуля каждый раз, когда Ваня злился и обзывался на Пашку. Брат перестал звонить и писал редко. Ваня быстро и справедливо повесил на Пашу записку «предатель». Другое дело, что бабушка не разделяла Ваниного гнева, она по-прежнему любила Пашу. Потом она заболела, перестала узнавать родственников и даже самого Ваню, он смирился. Бабушка хотела видеть только Пашу.
Здесь надо сказать, что Павел, уехав из дома, обосновался в какой-то церквушке в лесах около деревни Моховая Падь. Это совсем близко к лагерю «Василёк». И эта близость, несомненно, стала одной из причин, по которой Ваня согласился оставить бабушку с её дурными сестрами, Ваниными тётками. Ваня надеялся разыскать Пашу и вернуть его домой. Пусть поборется за бабушкино наследство и добрую память, потому что сам Ваня бороться уже устал.
Эти размышления возникли у Вани в голове все сразу и похожи были на наваждение. Резким движением он вытряхнул вещи на кровать, отмахиваясь от своей тоски.
За спиной ребята зашептались.
«Про глаза опять», – подумал Ваня, записывая на маленькой бумажке: «Иван Исаев. 1 отряд. 4 корпус. 2 палата» и закладывая её в кармашек рюкзака. Это чтобы вожатый Щукин не потерял Ванину поклажу.
Он с толком раскладывал вещи в тумбочку, когда на соседнюю кровать уселся Мурат. Ваня желал, чтобы этот наглый мальчишка просто присел, а не оказался его соседом.
– И что у тебя там, в рюкзочке? – пристал Миколян. – Джинсы есть?
– А как ты думаешь? – буркнул Ваня.
– Думаю, нет, – издевался Мурат. – А про Монтану, или Мальвины слыхал хотя бы?
Ваня выдержал поистине театральную паузу. Он кожей чувствовал, что пацаны на него пялятся. И не потому, что новичок стал вдруг интересным, а потому, что они поняли к чему дело идет. Либо будет драка, либо Ваня тоже получит ярлык.
«Ярлык лошка», – рассчитывал риски Ваня.
– У тебя как будто они есть? – выдохнул он, решаясь на конфликт.
– Кто?
– Джинсы.
– Есть, представь себе, – усмехнулся Мурат. – У меня Мальвины, так-то.
«Как это тупо, – подумал Ваня, выкладывая из чемодана вырезки из журнала «Шахматы в СССР». Но замечание Мурата зацепило чувствительные струнки. Ваня обиделся, и не на Мурата, а на свое положение. Он догадался, что его соседи не только домашние детки, но еще и обласканные, и залюбленные. Ваня сам был бы не прочь получить немного любви или хотя бы лишнюю каплю внимания. Его заброшенность проявлялась в мелочах, и внимательный глаз легко уловил бы её.
Перед лагерем Ваня не подстригся – ещё неделя и кудрявая челка полезет в глаза. Новые сандалии не появились в гардеробе перед поездкой на смену, и не было у него вещей, которыми он мог бы похвастать.
Тем не менее, Ваня был самостоятельный мальчик. Денег ему дали, чтобы собраться в лагерь. Свои скромные средства он поделил на две части. Одну отложил на чёрный день. На вторую половину он зашёл в военторг и купил: две черно-белые тельняшки с коротким рукавом, две бело-синие тельняшки с длинным рукавом, одну водолазку. Дедову неношеную шерстяную рубашку он сунул в рюкзак на случай холодов. Шорты, штаны, трусы и носки – все было давно поношенно.
И сейчас, рассматривая свои пожитки, Ваня вдруг осознал, что получился слишком полосатым.
– У меня то, у меня сё, – передразнил Ваня. – Мы что, в детском саду. Может, поспорим, чей папа круче?
– Я таких как ты пацанов знаю. Все шагают в центр, а ты на окраинах бродишь, – сказал Мурат зло. – Что это у тебя за бумажки? О-о-о, это же шахматы. Миленько.
– Да, поигрываю на досуге, – мрачно ответил Ваня, не ожидая от ценителя джинс интереса к логическим задачкам.
– И почитываешь, видно, – Мурат залез рукой у Вани подмышкой и вытащил из кучи вещей книгу, – О, «Семнадцать мгновений весны»! Это про Штирлица, – в комнате заулюлюкали, – ты у нас шпиё-о-о-он, значит? Не забудь в библиотеку записаться, шпиён!
Ваня молча выпрямился и сказал твердо:
– Драться хочешь?
Мурат вытаращился, вскочил, но натолкнулся на плечо товарища. Мальчик Женя в зеленой футболке и олимпийке с закатанными рукавами вклинился между Ваней и Муратом. Лицо у него было спокойное, улыбался он открыто.
– Я Жека Дымов, – протянул он руку, – командир первого отряда.
Ваня пожал руку, и Женя добавил:
– Миколян, окстись, это моя кровать, – Мурат уходить не хотел, тогда Женя подтолкнул его, – иди-иди! Хватит уже. На полдник строиться пошли.
Пацаны потянулись на желтую веранду.
– Не бунтуй, – сказал Ваня Мурату, который остался сидеть на кровати Дымова, набычившись, – а то Щукин устроит нам.
Мурат, сдался и недовольно пыхтя, вышел вон. А Женя добавил, меняя тему:
– В палате еще Леня живет.
Леня, паренек с прыщавым лбом кивнул:
– Теперь втроём будем комаров кормить.
Ребята, наконец, пожали руки и пошли гуськом на полдник.
Александр Иванович проходя мимо Вани авторитетно прокашлялся и напомнил:
– Справка к вечеру чтоб была. Я не пошутил, будешь ночевать в лазарете.
Ваня кивнул смущенно. Это заметил Мурат и хихикал с приятелями всю дорогу до столовой. Плохо, что он и с девчонками хихикал. Ване показалось, что тоже про него.
Девчонки же посматривали на Ваню с интересом. Конечно, он был новым лицом в отряде, да еще и напионерен целиком: красный галстук, рубашка белая, все пуговички застегнуты. Выбивался из общего строя.
«Надо было переодеться, – с досадой думал Ваня. – Все этот Мурат со своими подколами. Я даже галстук забыл снять. Теперь все глазеют. И почему Маринэ решила, что этот дурак может мне понравится? Дружить с ним не то чтобы трудно, но кажется, невозможно!»
Поймав очередной любопытный взгляд, Ваня снял галстук и сунул в карман.