Надежда Верещагина
Разговор окончен
– Только чай.
Он уходит к буфету. Расстёгиваю пуховик и боком пристраиваюсь за столик к странному типу. Тот зачерпывает борща, отъедает половину куска хлеба, одновременно бросая ложку и пытаясь досолить суп, и при этом не перестаёт наблюдать за мной.
– Ну как? – спрашивает наконец.
– Что как?
– Завертелось что надо? – Перегибается прямо из сидячего положения к соседнему столику и похищает с него перечницу.
– Вы шутите? Скорее бы это закончилось!
– Ну и ну… – Складывается гармошкой обратно. – И что я буду делать тогда?
Радио звучит громче:
Завiруха мяце, завiруха.
Ты куды мяне клiчаш, паслухай?
И вакол нi вачей, нi акон…
Нi вачей, нi акон…
Загадочный собеседник прищуривается в мою сторону, просветляется лицом, ободряюще улыбается и проникновенно кивает.
Костя ставит рядом со мной поднос, отвечает на входящий звонок, абсолютно спокойно говорит кому-то: «Да пошёл ты», убирает телефон и садится за стол.
Пружинящий мужик отклоняется всем телом назад и спрашивает:
– И зачем ты отключил маскировку?
– Проверить.
– А-г-а-а-а… – Двигает к себе стакан и, не меняя позы, вытягивает шею, отхлёбывая. – И как?
– Вскипели.
– Не вскипели, а закипают! – Резко ставит чай обратно и наваливается локтями на столешницу. – Татьяна Николаевна, дайте мне, пожалуйста, ключи от вашей квартиры.
– Вы совсем офигели, что ли? – уточняю уже по инерции, но нашариваю в кармане связку: – Вот, там два замка…
– Не боитесь? – вдруг интересуется он, выпятившись всей верхней частью тела в мою сторону и подмигнув.
– Вы же в любом случае туда попадёте…
– Ага! – Удовлетворённо раскачивается, упаковываясь в более или менее нормальное положение. Но не успокаивается и поворачивается боком, чешет в затылке и максимально неестественно закидывает ногу на ногу.
К нему подскакивает парень в жёлтой куртке – как будто за шторой где-то прятался, – молча забирает ключи и выбегает на улицу.
Костя безуспешно пытается скормить мне хотя бы пирожок.
Будто опомнившись, странный тип вскидывает вверх указательный палец, подскакивает с места, сияет и протягивает мне руку:
– Эрик Юрьевич.
– Очень приятно, – ехидничаю я. – Вы объяснить ничего не хотите? Что ещё за маскировка?
– А-а… Костя, давай! – моментально переводит стрелки.
– Я отключил маскировку, у себя, чтобы проверить, отследили ли они… Оказалось, да. И сеть снова перегрелась и… стала натягиваться. Эрик Юрьевич, я согласен, это была не лучшая идея.
Пытаюсь осознать:
– Так они, выходит, на тебя набросились? Что отследили-то?.. О… блин. Это, что ли, как бы те же, кто у меня шастал? Какая ещё сеть?!
– Да. Группы этих объектов – как ячейки сети. Они могут даже конкурировать между собой, разные ячейки, за связи с людьми. А у тебя нет… не было друзей. Они это любят. И не любят, когда уже пойманная жертва уходит в… чистую реальность. Убирают всех причастных.
– Так, я что-то недопоняла… Как убирают?
– Обыкновенно, – холодно отчеканивает Костя, откручивает металлическую крышку стеклянной солонки и начинает вращать её на столе, как волчок.
Как я умудрилась не подумать, что появившиеся на горизонте мерзопакостные товарищи обязательно рано или поздно окажутся максимально опасными. Не зря же откуда-то берётся это чувство неприятия… Почему я решила, что хождением сквозь стены и нудными беседами всё ограничится?
– Ну хорошо… Но ради чего? Зачем им всё это нужно? Вообще всё?
– Да так… расширяют круг бессмысленных действий…
Эрик Юрьевич одним пальцем касается Костиного плеча, жмурится и очень медленно улыбается, намекая, что пора привернуть поток откровений:
– Ага. Но это ничего. Мои ребята мигом всё поправят!
Костя собирает солонку обратно и оставляет её в покое.
Хорошо, что есть на свете
Это счастье – путь домой, – подсказывают из восьмидесятых.
***
Хрустим с Костей снегом метров триста, пока я наконец не включаюсь – во дворах Каменноостровского.
–Хр-р-рюаух-х! – объявляют сверху.
Притормаживаю, вглядываюсь в сплетения веток:
– Готова поклясться, на дереве кто-то хрюкнул.
– Нет, – машет он рукой, не прекращая двигаться вперёд.
– Что нет?
– До этого обычно не доходит.
– Обычно?! Костя, стой! Я больше не могу.
– Холодно? – Наконец прекращает упорно возглавлять шествие и разворачивается.
– Холодно?! Мне не холодно, мне непонятно! И, может быть, холодно… Уже не знаю.
Он вздыхает, достаёт из кармана ключ от домофона и открывает им ближайшую парадную. Тоже мне фокус.
– Вызову такси.
– Подожди… – Рассматриваю лепнину на потолке. – Вся эта хрень, ну она же как паутина… Но я не могу так… не укладывается… где мы находимся вообще, кругом эти нити… сети… Ну в чём смысл?
– А без паутины в чём смысл был? – Тянет концы шнурка, вдёрнутого в мой капюшон, достигая идеальной симметрии. Отодвинувшись подальше, оценивает результат.
– Чего вы добиться вообще собираетесь?
– Отделиться от них… Вытащить своих. Посмотреть, что будет дальше. Шеф вряд ли договаривает всё…
– Он… неугомонный, да?
– Да, – улыбается. – Именно что.
– А вдруг он вообще за всем этим и стоит, твой шеф? Генерирует эти… комки розовых проводов… и запускает их везде!
Пожимает плечом. Я не отступаю:
– Ну почему нет? Это же на поверхности версия! Если он приходит такой и типа что-то обо всём этом знает – ещё неизвестно, не он ли всем этим рулит! Костя! Почему ты молчишь?
– Да так… – Достаёт телефон и открывает приложение такси. – Почему тогда не я?
– Потому что… потому что я уверена, что это не ты!
– А я уверен, что это не он. Годится?
Молчу и сердито шумно дышу. Не отрываясь от экрана, Костя вынимает из кармана шоколадный батончик, прихваченный, видимо, в кафешке:
– Ты всё-таки сколько часов ничего не ела?
С помадно-сливочной начинкой! Вот же… Вылететь отсюда хлопнув дверью или сцапать и проглотить эту дозу сахара? Ладно. Один – ноль в пользу эндокринолога.
***
Свобода. Вот что я чувствую с самого утра. Относительно с утра, конечно, – с четырёх часов дня. До этого я спала.
Свобода ощущается всегда одинаково. Как отсутствие тягостного долга. Я часто думаю, что именно для неё нужно. Просто выключить телефон? Выкинуть кучу хлама? На год вперёд оплатить счета? Послать кого-нибудь на хрен раз и навсегда? Подходит каждый вариант. И сегодня у меня были почти все они в наличии. Не хватало только запаха чистого дома для полноты упоения.
Поэтому я сделала генеральную уборку. Выстирала шторы, одеяло и подушку. Протёрла выключатели и розетки.
А потом проведала свой блог. Убедилась, что он никому не интересен. Забанила пару психов с досрочным весенним обострением.
Съела разом целую гроздь бананов, как в детстве. Увидела, что уже два часа ночи. Оделась и пошла в супермаркет.
Ускоряющиеся шаги за спиной на лестнице в такое время – не самый приятный звук. Прижимаюсь к стене и оглядываюсь.
– Это я, не бойся. Уф-ф… – Костя притормаживает, схватившись за перила. – Ты куда?
Пуговицы у него не застёгнуты, причём не только на пальто, но и на торчащей снизу рубашке. Ничего себе. Да он спал! А значит, его разбудило что-то. Что-то, что сейчас за мной следило.
– В «Ленту»! Ты сам сказал, что там всё в порядке! Костя, да что это вообще за выкрутасы! Вы систему слежения какую-то у меня в квартире установили?! Давай уже, не стесняйся, селись там насовсем вместе со своим Эриком Юрьевичем! Можно было хотя бы поставить меня в известность?!
– Пожалуйста, не кричи. Мы ничего не устанавливали. У меня сработал сигнал активности паутины. В супермаркете всё в порядке. А во дворе – нет.
– И что это значит?
– Это значит, что ты зашла в соцсети.
Чёрт.
– Ой… Просто свой блог посмотрела. Это же не то же самое… Я не читала никаких личных сообщений. Да что мне теперь, вообще интернетом не пользоваться?!
– Тише! Я всё объяснял.
Объяснял он… Что надо сначала общаться только с реальными людьми, которых вычисляет его система, а когда их станет много, сеть-паутина отцепится от меня сама по себе… Но это же так долго… Или я всё-таки дура.
– И что теперь делать? – перехожу на шёпот.
– Избавляться от легкомыслия. Пойдём.
Покидаем парадную и движемся до угла дома. На краю тротуара Костя останавливается и вынимает свой золотистый девайс. Подсвечивает им пространство впереди. В тёмном воздухе над пешеходным переходом проступает какой-то луч. Широкая лента холодного света на уровне моей груди, почти параллельная улице.
– Ты не должна его касаться. Ни в коем случае, ясно?
Слова звучат тихо, но непривычно резко.
– Да.
У меня исчезает желание что-либо уточнять.
По лучу пробегает рябь, и он распадается на два пересекающихся – в плоскости, перпендикулярной земле.
– Странно, – говорит Костя, подкручивая что-то на своём фантастическом устройстве и качая головой.
Свободную руку он просовывает между лучами, будто вставив её в раскрытые ножницы.
– Ой! – вскрикиваю я. – Это… может тебя убить?
– Вряд ли. Сделай, пожалуйста, два шага назад. И не двигайся!
И без всякой паузы опускает ладонь на нижний луч. Молча отступаю. По его лицу прокатывается слабая волна боли.
Машинально подаюсь вперёд. Костя шипит на меня сквозь зубы и угрожающе хмурится. Справляюсь с паникой – возвращаюсь на место.
Через пару секунд он отлепляется от неоновой полосы и объясняет:
– Тебя – может убить. А у меня чип. – Оттягивает рукав, демонстрируя запястье, и направляет на него свой карманный девайс.
Под кожей высвечивается и слегка подрагивает, будто от стимуляции током, кусочек розоватой нити. Такой же, как та, из которой состояли эти… твари.
У меня пересыхает в горле – просто реакция тела, перевыполнившего норму по ежедневному стрессу ещё лет десять назад. Потому что я не боюсь. Мне всё равно. «Ячейки могут даже конкурировать друг с другом», – так он говорил.
Но. Если он такой же, как все, как те, кто проходит сквозь меня, выполняя программу, подчиняясь системе и не существуя, – что тогда вообще имеет значение?
Костя поднимает обе руки ладонями вверх, будто я могу заподозрить, что у него до кучи есть ещё и оружие, и явно собирается что-то сказать, но лицо его ожесточается:
