Дальше ужин прошел в тишине, которую изредка нарушали вопросы: не подлить ли кому еще бренди, кому еще добавки, не сделать ли еще салата. Вскоре от ужина и целой бутылки почти ничего не осталось. Только Элли оставалась верна своим принципам и никогда не пила алкоголь, а только воду и натуральные соки, очень редко чай или кофе. На мои бесконечные вопросы «почему» она так ни разу и не потрудилась ответить, лишь пожимала плечами. Ясно, что тут дело не только в выборе здорового образа жизни и полного отказа от алкоголя, но я не давил на нее: если она пожелает, сама все расскажет.
Когда с едой было покончено, Дориус предложил переместиться в гостиную. Последовав его совету, мы шумно отодвинули стулья и гуськом перешли в просторную комнату с камином и бильярдным столом.
– Ну, сопляки, кто рискнет партию в бильярд с несравненным и непобедимым Маркусом?
– Я – пас, несравненный ты наш. – Дориус развалился на диване и запрокинул голову на спинку дивана, уставившись в потолок.
Последним в гостиную зашел Ремис, вид его по-прежнему был хмурым, и он не производил сейчас впечатления желающего покатать шары по столу. Хотя, может, мне так только кажется. За весь ужин он не проронил ни слова, даже в ответ на редкие вопросы лишь кивал головой. Сейчас он зашел и замер возле дивана, осматривая комнату.
Я постарался оценить обстановку его глазами: довольно просторная комната, вмещающая в себя камин, бильярд у дальнего входа, ведущего на второй этаж, большой кожаный диван, который располагался сразу слева от прохода на кухню. Еще парочка кресел напротив огромного телевизора, висящего над камином, а сразу справа от камина небольшой бар. Ничего выдающегося. Скромное убежище на случай, когда нам надо находиться вдалеке от нашего особняка, спрятанного под самым носом у чародеев. Когда прибывало слишком большое количество чародеев или других бессмертных, мы предпочитали скрываться в этой хижине. Но даже в убежище нам хотелось жить хоть и с минимальным, но комфортом, а значит, камин, бильярд, спутниковое телевидение и интернет – минимальный набор магов в укрытии.
– Ремис, не желаешь поиграть?
Ремис лишь мельком посмотрел на бильярд, а потом и на меня. Ответом было только едва заметное мотание головой. После чего он плюхнулся на диван рядом с Дориусом и продолжил попивать бренди.
– Как хочешь. – Немного разочаровавшись, я обратил свой взор к Элли, она-то уж никогда не была против развлечься. – Элли, а ты?
– А когда я упускала возможность надрать тебе зад?
– Ты просто неравнодушна к моему заду, признайся уже наконец!
– Это вряд ли…
Я уже хотел было ей возразить, но она подняла вверх палец, чтобы я «захлопнулся», а после указала в сторону Дориуса:
– Ничто не сравнится с задницей Дориуса, ты даже с его пятками не сравнишься!
Увидев, что Дориус ржет, я вздернул вверх брови и спросил его:
– А что, у тебя какие-то особенные пятки?
– Сам не знал, но даже не проси, не покажу.
Заметив, что Ремис уткнулся в свой бокал и даже не следит за ходом разговора, Дориус толкнул его локтем:
– Эй, тебе стоит немного расслабиться.
– Я думаю, – наконец-то Ремис посмотрел на нас, – может… не знаю, может, мне позвонить чародеям?
И конец веселью.
– Не думаю, что это отличная мысль, – тихо прошептала Элли.
– И кому именно ты хочешь позвонить? – деликатно спросил Дориус.
Ремис пожал плечами, а потом ответил:
– Не знаю, может, друзьям, у меня были друзья.
– Ты думал, что у тебя были друзья.
В отличие от Дориуса я не собирался деликатно намекать, что у него, кроме нас, больше никого нет.
– И чего ты ждешь от них? Что они, зная, кто ты такой, спокойно расскажут, что у них там сейчас происходит? Прямо так и слышу ваш диалог: «О, привет, Ремис. Как поживаешь с магами? Отлично? Ну и здорово! А Алика у нас, но ей не так весело, как тебе. Может, и ты к нам присоединишься, вернее, к Алике? Приезжай, у нас тут есть гламурная клетка для таких, как ты!»
– А что? Диалог примерно таким и будет, хотя насчет гламурной клетки не уверена.
Элли похлопала себе по подбородку наманикюренным пальчиком и продолжила:
– Ремис, я согласна с Маркусом, тебе ни к чему подобный диалог с чародеями. Кроме того, они могут вычислить, откуда поступил звонок.
– Ладно, но в замке живет лекарь, она не чародей и всегда хорошо относилась к нам с Аликой. Можно позвонить ей.
– С чего ты взял, что лекаря, который даже не чародей, поставят в известность о том, что происходит? – Дориус не придерживался моей линии поведения, а, как всегда, вел спокойный и рассудительный диалог.
– Не знаю, но вдруг к ней поступили раненые и она что-то слышала от них? – не унимался Ремис.
Я с грохотом кинул шары на стол, и все разом посмотрели на меня.
– Если ты о раненых чародеях на барже, то раненых не осталось. И потом, чародеи и без лекаря быстро залечивают повреждения. На кой черт чародеям вообще нужен лекарь?
Когда я сказал это, то как ни в чем не бывало продолжил расставлять шары в линию у одного из бортов бильярдного стола.
– Пока чародеи еще не достигли бессмертия, им часто нужна помощь, когда они учатся создавать зелья или на тренировках получают травмы.
Кажется, Ремис вспомнил некоторые эпизоды из своего псевдочародейского ученичества, поскольку на его лице появилась улыбка.
– Еще раз: нет, Ремис, нельзя им звонить. – Элли тоже начала раскладывать шары на столе. – Наберись терпения, уверена, что чародеи сами скоро дадут о себе знать так или иначе.
– Я не могу сидеть тут и просто ждать новостей о смерти моей сестры!
Видимо, Дориус хотел что-то ответить, но его опередила Элли, которая к этому времени расставила в линию все шары:
– А кто говорит сидеть и просто ждать? Можешь пока поиграть с нами в бильярд! – И ведь Элли искренне полагала, что это отличный совет.
Если в данный момент посмотреть на лицо Ремиса, станет понятным выражение «челюсть упала на пол». Кажется, он даже не нашелся, что ей на это ответить.
– Ремис… Ремис, посмотри на меня.
Дориус опять немного толкнул Ремиса локтем и, когда тот оторвал свой взгляд от Элли, которая тем временем безмятежно проверяла свой кий, и перевел взгляд на Дориуса, продолжил:
– Слушай, мы мало что можем сделать в данный момент. После того как мы сбежали, уверен, на нас объявлена вселенская охота. Умнее будет затаиться, поверь, я знаю, о чем говорю. В желании спасти одного мага ты можешь подставить всех нас. Этого ты хочешь?
– Нет… нет, конечно, нет! – Слава богам, он пришел в себя и начал трезво мыслить.
– Знаю, эмоции зашкаливают, но постарайся взять себя в руки, – Дориус натянуто улыбнулся Ремису, – эмоции для мага крайне важны, а умение держать их под контролем жизненно необходимо, вот тебе мой первый магический урок.
Откидываясь на спинку дивана, Ремис сказал очень тихо:
– Вот же ирония! Алика так долго сохла по Кремеру и в итоге именно в его лапы и угодила. Ну, может, перестанет теперь по нему тайно вздыхать, если выживет, конечно.
И хотя на эту его реплику никто не нашелся что ответить, я почему-то подумал: может, это и есть некий ключ к ее спасению? Ведь Алика очень даже красивая девушка! Хотя вряд ли древний наемник падок на магичек.
Элли прибавила звук музыки и встала напротив меня у края бильярдного стола. Размяв плечи и повращав головой в разные стороны, уставилась на меня со своей призывающей к горячему бою улыбкой.
– Ну что? Ты готов к надиранию зада?
– Играем с кием или только магией? Я сегодня добрый, так что выбор за тобой, дорогая.
Я сегодня не столько добрый, сколько воодушевленный. У нас был сложный, хоть и недолгий бой с чародеями, а я не валяюсь в отключке в своей кровати. Значит, в следующих боях я смелее и активнее смогу использовать свою силу, когда рядом Источник, а это уже дарит огромные возможности.
– Шутишь? И тем и другим, конечно. Но только, чур, не жульничать! За один удар можно применить что-то одно!
– Договорились! У кого право первого удара?
– А это мы сейчас выясним. – Элли подошла ко мне вплотную с шаром в руке. Ее шары были красные, мои – черные. – На счет «три» подбрасываем шар, и чей раньше взлетит, ударится о потолок и окажется вновь в руке, тот первый и делает удар.
– Договорились. – Я взял в руки черный шар. – На счет «три».
– Раз! – Мы чуть отошли друг от друга. – Два…
Я подмигнул Элли и выкрикнул:
– ТРИ!
Одной рукой я подкинул шар, придав ему ускорения телекинезом, а другой рукой применил другую силу и начал вытягивать силу из руки Элли, тем самым не позволив ей ускорить полет своего шара. Это было проделано так быстро, что Элли даже не поняла, что произошло.
– Готово!
Естественно, мой шар быстрее вернулся мне в руку. Элли поймала свой шар и посмотрела на меня, сильно прищурив глаза.
– Что-то мне подсказывает, что ты мухлевал!
– Элли, да за кого ты меня принимаешь? – Я постарался изобразить обиду на ее слова.
– За Маркуса! – Досада на лице Элли не была наигранной.
Я сделал реверанс и указал ей рукой вернуться на свою позицию за столом, а сам пока выставил свой первый шар для удара, расположив его по центру перед шеренгой других своих шаров. Стол поделен поровну, и у каждой лунки, которую я защищаю, стоит по одному моему шару. Я взял кий и наклонился для первого удара по шару, наметив себе ближнюю лунку: там Элли не разместила свой шар, а значит, путь открыт.
Битва началась!
Я ударил по черному шару прямо по направлению к лунке, шар помчался с огромной скоростью, но в какой-то момент, чуть не угодив в лунку, просто отпрыгнул от нее.
– Ты же не думал, что я оставлю лунку неприкрытой, правда? – улыбаясь, спросила Элли.
Черт, я именно так и подумал.
Элли потратила свой ход магии на защиту, значит, ее удар будет кием. У меня остался ход магией, но я не хочу тратить его на защиту, для этого мои лунки прикрывают шары.
– Я не пойму, это что за игра такая? – послышался вопрос Ремиса, адресованный явно Дориусу.
– Это… даже не спрашивай, просто смотри. Можно сказать, это спонтанное изобретение Элли и Маркуса. – Дориус явно болел за Элли и был сосредоточен на игре.
– Ок, и каковы правила? – Ремис с энтузиазмом в голосе заинтересовался.
– Кто первый загонит шары в лунку противника, тот и победил.
Я лишь на секунду отвлекся от игры, чтобы дослушать Дориуса, как услышал вопль Элли:
– Есть!!!
С моей стороны стола в лунке был шар. Как? Ведь проход защищал мой собственный шар. Она использовала магию помимо кия.
– Ты использовала магию!
В ответ Элли кокетливо расправила свой короткий топик с огромным вырезом и стряхнула несуществующую пыль с короткой джинсовой юбки.
– Не придумывай, я владею кием не хуже магии. Удар был от борта, я сдвинула твой шар, отчего мой рикошетом отлетел к противоположному борту, отскочил и вернулся четко в лунку.
– Ты хоть сама поняла, что сейчас сказала?
Элли, конечно, отлично играла в эту игру, но врать так и не научилась.
– Милый, скажи ему, что я заработала очко честно!
Когда мы оба посмотрели на Дориуса, он откровенно веселился, а Ремис обратил теперь все свое внимание на нас и на происходящее на столе.
– Я вам не судья, разбирайтесь сами.
Потом он повернулся к Ремису и добавил:
– Правила, говоришь? А тут одно правило: кто кого обманет так изящно, что другой не заметит.
– Неправда, тут есть свои нюансы, но мы играем честно, правда, Элли?
– Конечно, дорогой! Ну? Ты уже подсобрал штанишки и готов сразиться по-взрослому?
Элли вздернула вверх свои прекрасные бровки, явно кидая мне вызов.
По-взрослому, говоришь?
– Попридержи юбчонку, девочка, дабы не сорвало!
Краем уха я услышал, как тихо засмеялся Ремис. Маг есть маг – эмоции и сумасшествие нас вскоре объединят.
Единственным источником света в этой «ловушке» был мой огонь. И хотя этого было достаточно, чтобы не спотыкаться о шикарную каменную мебель, но вот все остальное… Для того чтобы изучить в деталях все закоулки пещеры, узнать, где тут и что, да еще разобраться, что это за пещера такая, моего осветительного прибора было недостаточно. Но если погасить огонь и плюхнуться на кровать, уснуть мертвецким сном, то отсутствие света в пещере было бы сейчас уместным. А я уже точно решила, что вскоре поближе познакомлюсь с этой невероятных размеров кроватью, сразу после того, как съем все аппетитное, что расставлено на столе в лучших традициях дорогих ресторанов. А это я успела рассмотреть даже при том скудном освещении, что дарил мой огонь на ладошке.
– Тут так красиво, но я не вижу лампы или хоть какой-то свечки. Не могу же я тут так и стоять как светильник! – буркнула я.
К тому же, «подрабатывая» светильником, мне будет неудобно принимать пищу.
Кремер медленно осмотрел меня с ног до головы, задерживая взгляд на определенных частях тела, и от его пристального и обжигающего взгляда мою кожу стало слегка покалывать, а внизу живота я отчетливо ощутила трепет.
– Это как посмотреть. – Он поднял свои немного прищуренные глаза и встретился со мной взглядом. – Если ты полностью разденешься и подойдешь ближе к столу, держа огонь, то у меня был бы романтический ужин при свечах, так сказать.
Казалось бы, это должно было меня разозлить, но почему-то лишь вызвало желание осуществить задуманное Кремером. Одно «но»!
– А я, как ты предполагаешь, останусь голодной? У нас явно разные понятия о романтическом ужине.
Кремер стал медленно ко мне приближаться.
– Не волнуйся, я бы не допустил того, чтобы ты осталась неудовлетворенной… ужином, – он подошел вплотную ко мне и провел пальцем по моим губам, – я бы накормил тебя… досыта.
Когда я сильнее наклонилась к Кремеру и хотела прижаться к его пальцам плотнее, он подмигнул мне, развернулся и отошел в сторону.
– Но ты права, давай посмотрим, может, тут все-таки есть свечи.
Если бы я не была настолько ошеломлена неожиданной сменой его тона и тем, как он резко отвернулся, то, может, и не услышала бы, как он приглушенно хихикнул.
Серьезно? Игривый Кремер? Эта сторона наемника оказалась удивительной для меня, но неожиданно милой. И если прятать улыбку привычно для него, то я так и замерла посередине пещеры с глупейшим выражением лица и широченной улыбкой.
– Не боишься, что я окажусь твоим единственным источником света и тепла? О, грозный Кремер!
– Рассчитываю на это.
Наемник ответил, не повернувшись ко мне, и по его тону мне не показалось, что он все еще шутит. Нет, теперь Кремер говорил жестко и даже грубо, словно сомнения в его словах недопустимы.
И да, не было никаких сомнений в искренности его слов. Мы с Кремером прошли через многое за столь короткое время. У нас не было свиданий, красивых слов, СМС-переписки и обещаний. Но у нас было нечто большее – у нас была общая история совместного выживания.
И вот я стою в центре пещеры, у меня есть сила магии, у Кремера – века опыта смертоносного наемника. Мы с разных полюсов бессмертного бытия. Мы с этим мужчиной не должны быть вместе в одном помещении, не пытаясь убить друг друга, как того требуют обычаи, утвержденные решением Фейсала.
И я задумалась: а что если бы кошка и собака, которые ненавидят друг друга, оказались в ситуации, когда у них нет времени для смертельной борьбы между собой? Как повели бы себя эти животные? Возьмет природа над ними верх и заставит их инстинкты кинуться в схватку атаки и обороны друг против друга или же их инстинкты выведут несчастных на путь выживания, где им придется взаимодействовать? А когда они выживут, что тогда? Отдышавшись и отдохнув, они вцепятся друг другу в глотки или пожмут лапы, покрутят хвостами и станут друзьями?
Мы с Кремером, конечно, не кошка и собака, но мы определенно можем наплевать и на инстинкты, и на решения Фейсала. Разве не это сделали чародеи, сохранив нам с Ремисом жизнь? Разве Кевилс не действовал наперекор Фейсалу?
А что будет, если кто-то не станет выполнять решение Фейсала? Чародеи сохранили жизнь двум магам, а когда стало известно, что маги – Источники, в ту же самую секунду нас должны были прикончить. И вот я с Кремером, и он не убил меня. Не только не убил, он неоднократно спасал меня! Про свою влюбленность в чародея и его поцелуи не стану вспоминать. Уверена, что в решении Фейсала об этом грехе нет ни слова.
Но все же чародеи сознательно и добровольно пошли против воли Фейсала. Для чего?
Пока я размышляла о не предвещающем ничего хорошего нашем совместном с Кремером будущем, услышала чавканье Кремера. Он уже что-то жует. По звуку, похоже, яблоко.
– Вижу, голодными мы не останемся?
– Нет, – с набитым ртом ответил Кремер, – присоединяйся.
Удерживая себя от порыва броситься к столу, я двинулась в сторону очага. Есть, держа огонь, мне не хотелось, поэтому я решила найти хоть что-то, что можно поджечь.
Я присела у каменного очага, одной рукой приблизила огонь к камням, а другой слегка прикоснулась к ним. Они так красивы, что пальцы сами тянутся к ним потрогать. И как только я это сделала, в центре очага вспыхнул огонь, а буквально секунду спустя по всей пещере и на всех поверхностях, где были маленькие каменные шары, появилось пламя.
От неожиданности я отскочила и упала на пол. Пока я пялилась на огонь в очаге, который вздымался вверх примерно на сорок сантиметров, Кремер что-то уронил, и я лишь слышала, что он с шипением выплюнул проклятья и тоже отскочил от стола, явно позабыв про трапезу.
– Ты в порядке? – спросил наемник, подскочив ко мне со своей чародейской скоростью.
– Э-э-эм… да, пожалуй.
Мы оба уставились на огонь в очаге, а потом синхронно стали озираться по сторонам. Да, пещера теперь была освещена, как выставка ювелирных украшений: хоть и присутствует полумрак, но все ценное и значимое подсвечивалось ослепительным светом.
Огонь в моей руке был неуместен, как танцор во фраке в ансамбле народных песен и плясок. Поэтому я поспешила его погасить. После чего Кремер протянул мне руку, помогая подняться с жесткого пола.
– Ну, во всяком случае, вопрос с освещением решен.
Я не то чтобы сожалела об этом, но было как-то жаль, что наш комфорт теперь не в моих руках. Было что-то притягательное в том, что Кремер зависит от меня. Пусть не полностью, но хотя бы от такой детали, как освещение нашего помещения.
Нашего. Какого черта все помещения, в которые я вхожу, я мысленно пытаюсь присвоить?
– Тогда нам ничто не мешает устроить ужин, верно? – Кремер, прижав меня к себе, поцеловал… в макушку.
В макушку? Серьезно?
– Ты прав. – Похлопав его по груди, я ухватилась за остатки его футболки и притянула Кремера к себе для настоящего поцелуя.
Вкус губ Кремера с ароматом яблока оказался на моих губах, и я с наслаждением впитывала его в себя.
Да, он мой, Кремер МОЙ! И никакому Фейсалу или самому Хафисвальду я не позволю забрать его у меня.
И в столь триумфальный для моего внутреннего Я момент желудок издал затравленный и намекающий на голод шум. Именно я отстранилась от Кремера, хоть он и фыркнул в мои губы:
– Кто-то сильно проголодался.
– Да, и я вижу, тут есть чем поживиться.
Оторвавшись от Кремера и приблизившись к столу, я смогла разглядеть этот «праздник живота» во всем его великолепии и разнообразии. От увиденного в моем желудке заурчало еще сильнее, и мне пришлось тяжело сглотнуть.
Стол, который вместил бы не меньше дюжины персон, был заставлен яствами. Это как оазис в пустыне для уставшего путника. Тут и всевозможные фрукты в огромной, но изящной вазе, и блюда с дичью, крышки с подносов Кремер уже успел снять. Блюда еще дымились, как будто бы стол был сервирован специально к нашему появлению. Отбросив от себя эту мысль, я уставилась на огромный графин с розовой жидкостью. Вино?
– Рай. – Иных подходящих слов я не могла найти.
– И все безопасно, я уже проверил, кроме…
Он поднял крышку с одного из подносов, понюхал блюдо и потом кивнул: да, все безопасно.
Я схватила ближайшую ко мне тарелку, положила в нее ножку от курицы или чего-то похожего на курицу, а также добавила к этому овощи и веточку зелени. Еще раз пробежалась взглядом по столу и, решив пока остановиться на этом, плюхнулась на стул. Усевшись на стуле в позе лотоса и приблизив к себе тарелку, я решила, что жизнь налаживается, пусть и в краткосрочной перспективе.
Без промедлений я вкусила сочную мясную мякоть и не смогла сдержать стона наслаждения:
– Как же вкусно!
В спешке пережевывая, я добавила:
– Без обид, Кремер, но ты готовишь гораздо хуже!
На что Кремер лишь усмехнулся и продолжил работать челюстями. Его выбор пал на стейк и кукурузу.
Странно, мы находимся в другой реальности, а тут земные продукты. Не все, конечно, я четко поняла, что ем хоть и вкуснятину, но точно не курицу. А еще нечто, что напоминает картофель, таковым вовсе не являлось. Но какая разница, когда все настолько вкусно?
– Вина? – Кремер поднес графин к моему бокалу.
– Почему бы и нет?
Адреналин, битва за жизнь, красивый мужчина, и все это приправлено вином? Это лучшее сочетание в жизни.
Сейчас этот невероятный мужчина наливал мне вино своими сильными и умелыми руками. Руками, которые должны меня придушить, а не вино разливать, но я их больше не боюсь, наоборот, считаю самыми нежными и надежными.
Я видела перед собой мужчину, которого я люблю все сильнее с каждой минутой, которого хочется обнимать и никуда не отпускать. Хочу почувствовать, как Кремер в ответ на мои объятия так же крепко и уверенно прижимает меня к себе в поцелуе.
Я представила, как его сильное тело придавливает меня, его глаза встречаются с моими в миг, когда он сливается со мной. Со мной, кто так давно жаждет его и так давно мечтает о нем. Как Кремер вжимается в меня, и в какой-то момент становится невыносимо сдерживаться и стоны вырываются из моих губ. И нас, как по спирали, закручивает и закручивает страсть и желание достигнуть наивысшей точки удовольствия – только тут и только вместе, только вдвоем. На какой-то миг он прикрывает глаза, не в силах более сдерживать себя, и начинает усиливать темп, отпуская себя на милость ритма сердца и пульсирующей плоти, которая находится глубоко во мне.
– Да, вино… мне не помешает. – Немного откашлявшись, я прервала этот поток мыслей.
Кремер наливает мне вино, продолжая что-то жевать. Это так… по-домашнему, так мило! До боли в сердце. Кремер стал мне очень близким, из недостижимого идола, врага, напарника по несчастью превратился в человека, которому хочется налить чаю с медом и укутать одеялом в холодный осенний день, когда он смотрит по телевизору ненавистный мне футбол.
Наполнив мой бокал и отставив графин в сторону, Кремер заметил, как я на него смотрю, слегка нахмурился и спросил:
– Что не так? Тебе не нравится?
Я понимаю, что смотрю на его невыносимо прекрасное мужское лицо с высокими скулами и греховными губами, которые теперь сжались в твердую тонкую линию, в его темные и затягивающие в свою глубину глаза и при этом сама нахожусь в оцепенении своих чувств к нему. Наверное, у меня сейчас странное выражение лица. Какие же сильные эмоции во мне вызывает Кремер! Сильные настолько, что их невозможно скрыть.
– Расскажи что-нибудь о себе.
Видя непонимание на его лице, я уточнила:
– Что-нибудь не связанное с войной между магами и чародеями. Расскажи, где ты вырос и где, например, твои родители.
Наемник сделал глоток вина и присел на ближайший ко мне стул. Немного подумав, он откинулся на стуле и улыбнулся мне.
– Я родился и вырос на Севере, сейчас эта страна называется Норвегией. Мои родители…
Кремер опустил взгляд и замолчал.
– Что именно ты хочешь узнать, Алика?
Я поняла, что про родителей ему говорить нелегко. Учитывая, что в среде чародеев никто никогда не упоминал его родителей, это навело меня на ужасные мысли. Маги убили их?
– Твои родители? Кремер, расскажи о своей семье, пожалуйста… – Я тяжело сглотнула. – Они живы?
Он вновь поднял голову, и я заметила уязвимость в его взгляде, даже некую затравленность, ему тяжело говорить о самых родных ему людях. Но почему?
– У меня прекрасные родители. – Он сказал это так, словно сомневается.
Не успела я задать ему еще вопрос, как он продолжил:
– Я не помню отца. Когда я родился, он уже был мертв. Ты просила рассказать что-то, не связанное с битвой между магами и чародеями, но истории о моих близких и войне связаны между собой.
Его слова ударили меня в самое сердце словно ножом.
– Мне жаль… я…
Кремер не позволил мне закончить, он поднял руку, давая знак, чтобы я замолчала.
– Мой отец с честью следовал своему призванию.
Кремер прищурился, явно давая мне время осознать, о каком призвании идет речь.
Его отец яростно выслеживал и убивал магов. Вероятно, Кремер ждал от меня ответной реакции на эти его слова. Но время, проведенное с Кремером, дало мне понять, что неважно, кто ты и для какой цели создан. Есть обстоятельства, есть долг, и порой ты должен просто следовать этому пути, а если возникнет что-то или кто-то, ради чего ты готов свернуть с него, то ты волен выбирать: да, ты можешь свернуть, но ты должен быть готов к последствиям. И это не хорошо и не плохо, это за гранью определений, это просто твое решение и выбранный путь жизни. И единственный суд для твоей души – только твое сердце, оно подскажет, верным ли было твое решение или ты будешь оплакивать последствия до скончания жизни.
Когда Кремер не нашел во мне осуждения или иной эмоции, он продолжил, явно озадачившись моей реакцией:
– Как я сказал, я его не помнил. И не мог помнить. Он погиб за четыре месяца до моего рождения. Моя мама, ее зовут Хельга, жива и сейчас в Олессуне.
– Кремер, почему мне кажется, что тебе больно говорить об отце?
Кремер не сразу ответил, и я уже подумала, что он не захочет продолжать эту тему. Если его отец погиб, и Кремер не спешит делиться семейной историей, то не стоит на него давить. Эта история его семьи не для сторонних ушей. Но Кремер меня удивил.
– Алика, я тебе расскажу. Просто так будет честно, ведь о тебе и твоей семье я знаю больше, чем ты обо мне. Я действительно хочу, чтобы ты знала меня лучше. Может, я совершаю ошибку, но желал бы рискнуть.