Надежда Храмушина
Грибная история
Глава 4. Рассказ Веры Петровны.
Сколько себя помнила Вера, она никогда не ездила к своей бабушке Клаве, папиной матери, и та никогда к ним не приезжала. Другая бабушка, Соня, мамина мама, жила за два дома от них, и Вера постоянно бегала к ней, иногда даже оставалась ночевать у неё. Мама у Веры была тихая женщина, работала бухгалтером у них в Матвеевке. На работе её любили, она никогда ни с кем не ругалась, как другие бабы своих товарок за их спиной не обсуждала. А папа у Веры был полная противоположность тихой мамы, громогласный, шумный, когда он заходил в дом, казалось, что места сразу становилось меньше. Он работал на тракторе, и ему даже не надо было напрягаться, чтобы его перекричать. У Веры было два брата, один старший и один младший, с которым она нянькалась с самого его рождения. Веру с детства мать учила и шить, и вышивать, и пироги печь, и варенье варить. Все женские премудрости деревенского хозяйства Вера постигла, когда ей ещё не было и десяти лет. Мама была строгая, а папа, наоборот, единственную дочурку обожал без меры, даже баловал её. И если уж у него завелась лишняя копеечка, Вера знала, будет новое платье, или ленты, или туфельки.
Когда она окончила восемь классов, отец её повёз в город, подать документы в медицинское училище, на фельдшера, о чём она мечтала все свои сознательные годы. А на обратном пути, после города, он решил привезти её к своей матери, в Каневку, что за сорок километров от их родной Матвеевки. Накануне вечером, она слышала, как мать с отцом спорили, маму совсем не было слышно, зато отец распалился не на шутку. Из всего услышанного Вера поняла, что мама почему-то не хочет, чтобы они с отцом заезжали к бабушке Клаве. Но отец, если хотел, мог настоять на своём. Утром, когда мама её разбудила на автобус, который должен был довести их с отцом до райцентра, она ей шепнула, чтобы она ничего от бабушки не брала, никаких подарков. И надела ей на шею маленький крестик на тонкой верёвочке. Вера заупрямилась, не желая надевать крестик, но мама строго сказала, чтобы она его не снимала, пока там будет гостить.
В городе они остановились у какого-то их дальнего родственника, он не особо им обрадовался, но они только и переночевали у него одну ночку, а утром поехали в медицинское училище. Документы у Веры приняли, а председатель приемной комиссии сказал, что с таким аттестатом пусть Вера не сомневается, её сразу возьмут. И они с отцом поехали на вокзал.
К вечеру того же дня они добрались автобусом до деревни Каневка, где жила бабушка Клава. Деревня была меньше, чем их Матвеевка, но дома были у всех добротнее, и жили тут люди побогаче. Бабушка Клава была юркая старушка, с живыми и острыми глазами, с сыном она даже не обнялась, а кивнула ему, словно они вчера расстались. Зато на Веру она внимательно уставилась, оглядела её и довольно сказала:
– В нашу породу пошла. Хорошо. – Потом подошла к ней и обняла.
Дом у бабушки Клавы показался Вере хоромами. Две больших комнаты, светлая веранда, чистый просторный двор, с конюшней и курятником. Живности бабушка Клава держала много – у неё была корова с телёнком, козлиное стадо, кур несметное количество. И всё это хозяйство у неё сторожила огромная серая псина с жёлтыми злыми глазами. В доме, кроме бабушки Клавы, жила ещё и её мать, Анна Трифоновна, ей было лет сто, не меньше, которая еле ходила, но голос имела зычный, командирский, видать отец Верин в неё и пошёл. И ещё жил с ними внук Митька, который остался сиротой после смерти их дочери, Лены, которая умерла ещё молодой, и оставила двухлетнего сынишку. Митьке было уже семнадцать, он окончил школу, и осенью должен был уйти в армию. Веру все приняли хорошо, поселили в комнату к бабушке Анне и бабушке Клаве, а отца разместили в соседней комнате, вместе с Митькой. Бабушка Клава сразу показала Вере всё своё огромное хозяйство. Особенно Вере понравился маленький и ласковый телёнок Буська, который сразу зажевал и обмуслявил весь подол её нарядного платья, и всё тёрся своим крутым лбом об её живот. В огороде у бабушки Клавы тоже был полный порядок, она подвела Веру к грядке с крупными спелыми ягодами клубники, и сказала, что бы она ела столько, сколько в неё влезет. Потом бабушка Клава повела её к соседям, где была девочка Вериного возраста, Галинка, познакомила их, и уже скоро Вера себя почувствовала так, будто прожила в этой Каневке всю свою жизнь. Они с Галинкой прогулялись по деревне, зашли к сёстрам Постниковым, Тане и Зине, и все вместе пошли на речку. Её двоюродный брат Митька тоже был здесь, со своей невестой Алёной. На берегу вечерами собиралась вся деревенская молодёжь, было очень весело, Вере с ними очень понравилось. Разбрелись они все с речки далеко за полночь. Бабушка Клава дожидалась её у открытых ворот, улыбнулась ей, спросила, понравились ли ей ребята, не обижали ли её. Потом накормила её вкусными пирожками с лесной земляникой, запивала она свежим молоком, и бабушка Клава наглаживала её голову, повторяя, что она их кровиночка.
Очень Вере понравилось у бабушки Клавы. Отец её с утра шёл на покос, или помогал ремонтировать что-то по хозяйству, а вечером к своим друзьям уходил. А Вера утром спала столько, сколько хотела, никто её не будил, а наоборот, все ходили на цыпочках. Потом, когда она проснётся, бабушка Клава сама ей расчёсывала волосы, заплетала тугую косу, кормила, поила, и Вера бежала к Галинке, своей подружке. Они обсуждали своих школьных товарищей, своих друзей, подружек. Болтали обо всём на свете. Тогда Галинка и открылась Вере, что с первого класса была безответно влюблена в своего одноклассника, Ваню Кудинова. А Ване нравилась Любка Соловьёва, которая была местной красавицей, дочкой председателя колхоза, и на всех смотрела свысока, словно королева. Вера видела этого Ваню, но, если честно, ничего особенного в нём не заметила. Зато ей понравился Витька Соловьёв, брат счастливой соперницы Галинки. Каждый вечер они собирались на бревне у реки, и до поздней ночи по всей деревне разносился их смех и разговоры. Вера приходила после посиделок домой, бабушка Клава её терпеливо ждала, укутав в толстом одеяле её любимое картофельное пюре или гречневую кашу. Проголодавшаяся Вера уминала за обе щёки еду, а бабушка тихо расспрашивала её что, да как, кто что сказал, кто кому что ответил. Вера впервые почувствовала такой интерес к своей жизни, и вскоре она уже сама, без лишних расспросов, рассказывала бабушке о деревенских новостях и о симпатиях между девчонками и мальчишками. Бабушка сидела напротив неё и смотрела на неё умными внимательными глазами, кивала головой, поддакивая Вере. Так незаметно пронеслись три недели, которые они с папой провели в Каневке. Вере не хотелось уезжать, тем более последнее время Витька Соловьёв её каждый вечер провожает до ворот, смущённо заглядывая ей в глаза. И от этого румянец разливается по щекам у Веры, а сердце начинало стучать так громко, что она боялась, что его услышит бабушка Клава, стоящая у ворот. И баба Клава предложила Вере, чтобы она осталась у неё до сентября, и пообещала договориться с отцом, который сначала даже не хотел даже слышать об этом. Но бабушка Клава уговорила его, и он уехал, строго наказав Вере слушаться бабушку, долго не гулять, хорошо есть. А бабушка Клава пообещала привезти Веру домой. У Веры было ещё полтора месяца полной свободы! И тут разыгралась настоящая сердечная трагедия у её подруги Галинки. Ваня начал провожать Любу Соловьёву после посиделок домой. И не просто провожать, они шли самой дальней дорогой, через фермы, за пожарной каланчой, и домой совсем не торопились. Шли они не спеша, что-то тихо обсуждая, иногда Люба весело смеялась, а Ваня обнимал её за плечи. Галинка примчалась утром к Вере домой, с красными глазами после бессонной ночи, и рассказала ей это. Вера сразу спросила, откуда она всё это знает. Оказывается, Галинка проследила за ними. Увидев, как изумилась Вера, узнав, что она следила за влюблённой парой, Галинка не выдержала и разрыдалась. Прибежала баба Клава, увидела рыдающую Галинку, села рядом и выслушала сбивчивый рассказ Галинки, прерываемый всхлипываниями. Галинка понемногу выговорилась и успокоилась, и они с Верой пошли за стол, где бабушка Клава напекла целую стопку ароматных блинов.
– Зачем тебе нужен, этот Ванька? – С улыбкой спросила бабушка Клава Галинку – Нешто нет других парней? Вон Терентьев Пашка, хороший парень, не хулиган, серьёзный, за ним, Галинка, ты всю жизнь будешь, как за каменной стеной!
– Не надо мне Пашку! Я Кудинова люблю! – Упрямо вздёрнув свой курносый нос, сказала Галинка – Я дождусь его. А лучше, я их рассорю, а может Любка в город уедет.
– Конечно, и рассорятся они, и она в город уедет, да только Ванька никогда не будет с тобой.– Задумчиво проговорила бабушка Клава, подкладывая ещё сливочек на блюдце.
Вера и Галинка переглянулись. Потом Вера подозрительно посмотрела на бабушку и спросила:
– Бабушка, а ты откуда знаешь это? Ты разве гадать умеешь?
– Нет, Верочка, я не умею гадать, я это и так вижу.
– Ты знаешь, что будет дальше? Бабушка, а скажи мне тоже, что у меня будет дальше? – Вера соскочила и подбежала к бабушке.
– А почему мы с Ваней не будем вместе? А с кем он поженится? А я тогда за кого замуж выйду? – Галинка тоже соскочила с места.
– Ну-ну, соскочили они! – Бабушка Клава отмахнулась от них – Об учёбе надо думать, рано ещё о женихах печаловаться. А в будущее тоже не безопасно заглядывать. А как там ловушка какая?
– Какая такая ловушка? – Удивилась Галинка – Что это такое?
– А это серое пятно такое, то есть будущее ещё само качается между несколькими путями, а ты заглянул туда, и увидел там серое пятно, словно туман, и подумал, что это болезнь какая, или даже смерть. И всё, как приговор свой зачитал, туда теперь тебя и поведёт твоя судьба.
– Да ладно, бабушка, посмотри, Витька Соловьёв меня любит? – Вера с надеждой посмотрела на бабушку.
– Любит, любит, ты сама только голову не теряй. Она тебе очень пригодится.
– А когда Ваня рассорится с Любкой? – Спросила Галинка – Скоро? Этим летом? Не могу смотреть, как они ходят вдвоём по деревне!
– А ты не смотри! – Бабушка Клава серьёзно посмотрела на Галинку – Незачем на чужое счастье смотреть. Своё ищи.
Когда девочки наелись, бабушка Клава убрала за ними посуду и пошла в огород. Галинка прижала палец к губам и тихо сказала Вере:
– А у бабы Клавы есть тайничок с заговорами? – Видя недоумение Веры, она добавила – Раз она умеет заглядывать в будущее, значит, умеет колдовать, и значит, есть у неё разные вещи, с помощью которых она может всё, что захочет пожелать. И ещё, в том году у нас Марта, телушка наша, не вернулась с пастбища, так твоя бабушка маме сказала, где её искать! Ты поняла? Мы можем этим воспользоваться! И загадать сами всё, что захотим!
– Ты что! А если у нас не получится? – Испугалась Вера – Мы только всё испортим.
– Ничего мы не испортим! Если твоя бабушка полуграмотная умеет всё делать, то мы тем более разберёмся! – Горячо заспорила Галинка.
Спорили они, спорили, и решили только посмотреть, так, одним глазком, просто для интереса. Вера выбежала во двор, увидела, что баба Клава в огороде копается, а баба Анна на лавочке возле соседского дома сидит с соседкой. Ну и давай шнырять по сундукам и шкафам, всё проверили, ничего нет. Вспомнила Вера про тёмный чуланчик, который у бабушки в сенях. Зашли они в чуланчик, а там, на верхней полке, за шторкой, лежит мешок холщовый, под слоем пыли. Сдёрнула Галинка мешок, а из него кость выпала на пол. Кость жёлтая, и на ней зарубки, и зарубки сделаны, словно знаки какие-то. Склонились над ней девчонки, а дотрагиваться боятся.
– Там в мешке ещё что-то брякнуло. – Сказала Вера и открыла мешок.
В мешке лежал старый ржавый замок, привязанный к тонкому шнурку. Только достала Вера замок со шнурком, взяла его в руки, покрутила его, как шнурок начал дымиться от свободного конца. Она от испуга сначала выронила его из рук, но потом они с Галинкой спохватились и начали тушить его, наступая на дымящийся и ползущий к замку слабый огонёк. Но сколько бы ни топтали они его, огонёк упрямо полз к замку. Вера сбегала в сени, зачерпнула из умывальника ковшом воды и вылила на шнурок. Вода пошипела, и на деревянном полу образовалась большая лужа. Но шнурок словно был заговорённый. А он и был заговорённый, и это Вера сразу поняла, потому что стены чулана задрожали, сначала тихо, потом посыпалась пыль из щелей на потолке. Галинка схватила её за руку, и они выбежали на веранду. Им было видно через дверной проём, как огонь по шнурку дополз до замка, раздался щелчок, и дужка замка раскрылась. И всё. Стены перестали дрожать, больше ничего не горело, и ничего дальше не произошло. Девочки осторожно заглянули в чулан. Вода с пола ушла через узкие щели между досками, замок лежал открытый, а кости нигде не было. Они быстро закинули замок обратно в мешок и убрали на полку. Чулан закрыли и побежали на улицу.
Вера всё-таки решила рассказать бабушке, что произошло в чулане. Она до вечера мучилась, и на душе у неё было неспокойно. Ребята смеялись и шутили, а она сидела, думая только об этом открывшемся замке и пропавшей кости. Витя пошёл ей провожать, но она припустила домой чуть ли не бегом, и он остался на берегу, растерянно смотря ей вслед. Бабушка стояла так же возле ворот, поджидая её. Вера подошла к ней и сразу же начала говорить:
– Бабушка, прости, мне кажется, мы что-то там испортили у тебя, там из мешка выпали вещи, замок открылся, так что-то загорелось, мы потушить не могли. Мы всё убрали, но кость пропала.
Бабушка с минуту смотрела на Веру, потом молча повернулась и пошла в дом, Вера за ней. Бабушка зашла в чулан и достала мешок. Она заглянула в него и опустила руки. Потом села на лавку и задумалась.
– Бабушка, мы всё тебе испортили? – Жалобно спросила Вера.
– Девонька ты моя! – Бабушка взяла Веру за руку – Ты даже не представляешь, что вы тут наделали.
Она встала и вышла из чулана. Вера видела, как разом опустились плечи у бабушки, и она словно стала меньше ростом. Что она наделала! Зачем только послушала эту глупую Галинку, с её сердечными муками.
– Иди, спать ложись. Избу пока не закрывай. Митька придёт, сам закроет. Меня не жди. – Сухо сказала бабушка и вышла в тёмный двор, на ходу надевая платок на голову.
Вера всё не решалась закрыть дверь в избу, хотя светлый силуэт бабушки уже слился с темнотой, а она всё стояла и прислушивалась к темноте. Где-то лаяли собаки, кто-то крикнул на них, потом заскрипели несмазанные петли, запуская домой запоздавшего хозяина, потом всё стихло, и Вера пошла к себе в комнату. Она легла на койку, уткнувшись в подушку, и плакала, ещё не зная, но уже предчувствуя то, что прочитала в глазах бабушки.
Утром, когда она проснулась, баба Клава уже хлопотала на кухне, а баба Анна сидела на лавке в комнате, и мотала нитки на большой клубок.
– Иди Верочка сюда, заплету тебя, потом позавтракаешь. – Баба Анна похлопала по лавке рядом с собой.
Вера села к ней на лавку, баба Анна сняла свой тёмный гребень с головы и начала её причёсывать. Она медленно вытягивала прядь за прядью, и что-то приговаривала, певуче, словно читала книгу, и Вере становилось хорошо от этих её слов. Она и не заметила, как и сама начала повторять за бабой Анной обещание хранить в тайне их дела, их слова, их тайное купно́. Вера уже не удивлялась своему обещанию. Само пришло к ней понимание того, кто они, кто теперь она, что такое купно, в котором она теперь будет до скончания своих лет. Баба Анна заплела ей косу, а бабушка Клава подошла к ней, положила ей на голову свою руку и сказала:
– Ухожу я, ты встаёшь на моё место, и как гору-затребу с места не сдвинуть, как через плечо Луну не перекинуть, так и ты прилепись к купну заговорённому, как к кости белой, как к крови красной. Будьте мои слова острее острия, тяжелее топора, темнее булатной стали. Пристали мои слова к телу белу, к мощам, к костям, тебе не стонать, слёз не ронять. Ключ в море, замо́к мой в поле.
Потом бабушка Клава подвинула стул к Вере, села напротив неё. Она взяла её обе руки и сжала их. Вера сидела и не шевелилась. Тяжёлым грузом навалилось на неё знание того, что сейчас здесь произошло.
– Вера, родная моя! Из далёких веков, от ведуньи Симилии пошёл наш род. Это она написала нам закон, по которому мы должны были жить, и слово, по которому мы должны были умирать. Там, на той стороне, она встречает каждого своего потомка, и строго спрашивает с него, как он выполнял её наказ, и суд её строг и справедлив. Много веков назад из нашего леса ушли последние духи-хранители леса, оставив после себя отмеченные волошбой места. Оставили они в лесу ведунью Симилию, чтобы она следила за тем, чтобы никто не потревожил покой заповедного леса, пока волшебство не источится в нём. Нельзя было допустить, чтобы люди, пусть и нечаянно, прикоснулись к великому волшебству, вызвав ненароком необратимые последствия. Симилия собрала вокруг себя верных людей, и образовала купно́ хранителей. Тогда они ещё не выходили к селениям людей, жили в лесу, и жизнь их была трудна и полна опасностей. Потому что всегда, во все времена, находились охотники за магическими вещами. Лучше как следует охранять заповедные места, чем потом искать бесценные потери и возвращать их на своё исконное место. Век за веком охраняли они лес, передавая своим детям сокровенные знания и опыт. Конечно, появлялись среди них иногда и чёрные ведьмы, которые пытались получить могущество и силу, подпав под лукавство поганых демонов. Купно всегда с ними разбирались, стараясь исправить всё, что было сделано и не сделано ими. Время шло, и из леса уходила не только память о духах-хранителях, но и та добрая сила, вложенная ими в могучие деревья, которые хранили лес. Старые деревья умирали, прожив свой долгий век, на месте их поднималась молодая поросль, не знавшая силы духов. Лес становился просто лесом. Но в недрах его оставались места, где всё так же дремала великая сила лесных духов. И всё так же приходили в лес охотники за этой волшебной силой, они не дремали, они ждали своего часа очень долго. И вот произошло событие, размотавшее целый клубок последствий, которые до сих пор аукаются, нарушив покой и леса и людей. Однажды в лес проник злобный речной бес, и могучие деревья поймали его, запутали в своих корнях, и утащили под землю, чтобы пропал он, сгинул навеки, как и все ранее пленённые лесом твари. Но на нашу беду он попал в грибницу, мирно растущую под землёй, на сокровенном месте. Дремавшая в грибнице волшебная сила растворила в себе беса, но поганое его нутро заразило её, и она переродилась в хитрую демоницу Вере́ду. Притаилась Вереда, надолго притаилась, понимая, что если выдаст себя, разорвут её сильные недремлющие корни, погубят. И обманула она лес, прикрывшись от него добрым волшебством грибницы. Но время шло, лес старел, старели и охранные заклинания его. И настал день, когда Вереда поняла, что теперь она свободна. Она уничтожила добрый тёплый покров грибницы, которым укрывалась долгие годы. Вереда стала себя считать хозяйкой леса. У неё было преимущество, её никто не видел и не слышал. Тело грибницы спокойно росло среди корней, но кровожадность, полученная от беса, гнала другую её часть за кровью. Она сначала извела всё малое зверьё в округе, насыщаясь тёплой кровью. Насытившись, она засыпала, но снова и снова неутолимый голод и жажда гнали её из логова. Но у зверья есть чутьё, и они стали обходить стороной это гиблое место, и Вереда начала голодать. Однажды она почувствовала сладкий вкус добычи, от неё пахло теплом и едой. Ослеплённая от долгого голода Вереда схватила её и потащила под землю. Но слишком большой добычей был для неё человек, он вырвался и убежал, а у неё надолго остался вкус сладкой крови. Силой с человеком ей было не справиться, так сказать не по рту кусок, это она поняла. Но она была хитра и коварна, она умела ждать. А ещё в ней оставалась частица колдовства, отставленная лесными духами. И следующую свою жертву Вереда, прежде чем накинуться на неё, окутала мороком, измотала, гоняя сквозь колючие и густые кусты, и только после этого ей удалось выпить её до последней капли. Теперь она стала расти быстрее, и силы у неё прибывали и прибывали. Но ей нравилось играть с людьми, хотя она уже могла без лишних усилий справиться с ними. Она разговаривала с ними, заманивая всё дальше и дальше в дебри, сводила их с ума, и они становились напуганными и смешными. Потом она пила их, испытывая великое блаженство. И она бы так и продолжала жить, питаясь кровью одиноких путников, да неожиданное событие поставило всё её существование под угрозу. Собрался один человек построить себе дом на том месте, где было её логово, прямо над ней, вот Вереда и разъярилась. Это для неё означало смерть. Она была привязана своей грибной сущностью к этому месту, и не могла покинуть его, поэтому она начала колдовать, открыв себя, запугивать людей, и этим привлекла к себе внимание Марфы Опалиной, которая в ту пору возглавляла купно. Еле живая Марфа вернулась после того, как окунулась в разум Вереды. Не один год пыталась Марфа найти и уничтожить Вереду, но невозможно было отыскать её тайное логово, и все заклятия и колдовские зелья проходили сквозь неё, как вода сквозь песок. Вереда подкарауливала путника, морочила его, выпивала всю его кровь, возвращалась в своё логово, и сразу засыпала, становясь тиной, или глиной, или ещё чем-то, непохожим на живое существо. Так получилось, что пока Вереда была мала, её не удалось уничтожить. И только после того, как Вереда полностью изничтожила всех жителей одной деревни, Марфе во сне пришло откровение от Симилы. Она нашептала Марфе древний ритуал против кровожадных демонов и показала, где взять последний дар, оставшийся от лесных духов, и показала место, куда должна была выползти Вереда. Но цена такой ловушки была жизнь хранительницы. Марфа нашла дар духов, и потом три дня и три ночи, без отдыха, вместе со всем своим купном, наполняла его новой силой. После этого Марфа пришла в деревню, к которой ползла под землёй Вереда, и стала её там ждать. Прошло ещё много времени, но Марфа стойко ждала того часа, когда сможет закрыть Вереду, сковать её. Ночь, в которую Вереда напала на деревню, выдалась настолько тёмной, что не было видно ничего на расстоянии вытянутой руки, даже вечная луна отвернулась от земли, не изливая на неё свой извечный свет. Марфа почувствовала под ногами лёгкий гул и холод, поднимающийся, как голодный зверь, по её ногам. Она ждала, закрыв глаза, и прогнав все мысли из своей головы, чтобы ненароком не выдать свои планы, и не вспугнуть Вереду. И как только её начало затягивать в холодную, сырую землю, она обвязала вокруг своей талии заговорённый пояс с зашитыми в него тремя покровами, и прочитала заклинание:
Ножом тебя высекаю
На горячие угли выкладываю
Закрываю водной гладью
Закрываю каменной твердью
Закрываю снежной метелью
Сама сверху сажусь
Тебе губцом называюсь.
На ветху и на новцу
На перекрой-месяцу
На все зори, на утреннюю, дневную
Вечернюю и ночную.
Вечно.
Взвыла демоническая Вереда, опалённая заклинанием, сначала замерла, а потом начала съёживаться до своих первоначальных размеров. А Марфа вспыхнула, как свечечка, и прилепилась к Вереде сверху, закрыла её, понеслась на ней до её логова, стала ей там и сторожем и могильщиком. Вот так и появился над демоницей первый Губец. Да только не проста была эта ноша. Демоница, которую они охраняли, оказалась опасной и вероломной. Она знала, что не долог век Губца, что с годами он ослабевает, становится только воспоминанием и истлевшей оболочкой. Вот тогда и начинала снова шевелиться Вереда, пытаясь отползти с того места, спрятаться от купна, чтобы снова обрести свободу. Поэтому примерно раз в пятьдесят лет в купне выбирали следующего Губца, и новая хранительница ложилась в матушку-землю, не допуская роста Вереды, чтобы не пробовала она кровушки людской, не губила жизни, а тихо дремала в корнях деревьев. Бывало, что в купне не успевали выбрать Губца до того, как Вереда зашевелится, тогда снова начинались исчезновения людей, слышались голоса в лесу. Иногда Вереда прятала пояс с тремя покровами, утаскивала его в тайное место, и им приходилось его долго искать, чтобы снова унять её.
Вера слушала бабушку, и ощущала себя глупой девчонкой, попавшей в страшную сказку.
– А что за замок открылся? И чья кость лежала в мешке? – Спросила она.
– Я же тебе говорю, много кто хочет воспользоваться ворожбой, стать богаче, сильнее. Обязательно находятся те, кто почему-то думает, что может заставить служить себе неизвестную силу. А уж бесы-то радуются как, когда ещё один человек клюнет на их посулы! Так и произошло тридцать лет назад. Приехал к нам в деревню молодой мужчина, Валентин, работал он машинистом на железной дороге, попал в аварию, обгорел весь, жена его бросила, вот он и приехал к нам. Не знаю, что уж там ему нечистые наговорили про наше место, наверное, наобещали ему новую жизнь. У Валентина отец был отсюда родом, хотя домишко отцовский уже давно сгнил. Его поселили в клубе, пока он себе новый дом не отстроит, а сам он устроился механиком в механизированную колонну. Мужчина оказался непьющим, работящим, шрамы от ожогов его не портили, поэтому дом ему строить не пришлось. Посватался он к Наталке, доярке нашей, хорошей такой девахе, сироте. Зажили они первое время хорошо. Всё вместе, утром на работу, вечером в клуб, в выходные по грибы-ягоды, и всё так дружненько. Очень любил Валентин по лесу ходить, и Наталка тоже. Да только в разум свой он давно запустил чёрную погибель. А мы этого не увидели. И вот весной, только сошёл снег с полей, вечером у нас собрание в клубе, мы с мамой собираемся туда. Слышим стук в ворота. Я побежала к воротам, открываю, а там стоит Валентин, куртка разорвана, сам бледный. Говорит, что на них с Наталкой в лесу кто-то напал, какой-то зверь, Наталку утащил. Я маме крикнула, чтобы шла без меня, и побежала за ним. Только потом я сообразила, а откуда он знает, что именно ко мне надо было прийти, в соседском доме есть мужики, а он именно к нам постучался. И чем дальше мы идём, тем больше я понимаю, что Валентин сам на себя не похож. Он периодически поворачивался ко мне, но я делала вид, что верю ему, и он спокойно вёл меня дальше. И вот он резко поворачивается ко мне и говорит:
– Показывай грибницу свою! И быстрее, я не буду тут с тобой рассусоливаться, мигом к этой дуре Наталке отправлю.
– Что, не получилось у тебя самому открыть? – Спросила я.
– Получится. – Он сделал ко мне ещё шаг – Ещё как получится, да я с местом ошибся. – Достаёт он из кармана гвоздь погнутый, и светится этот гвоздь ядовитым жёлтым светом.
Отступила я от него, не в силах сдержать испуг. Я знала, что это. Это оберу́ч, или золотой ключ. Открывает всё, что закрыто. Из самой преисподней подарок. Он увидел, что я испугалась, расплылся, такой довольный стоит.
Я молча пошла к оврагу, который был невдалеке. Валентин шёл следом, стараясь не отставать. Я шла и рассуждала про себя, решая, как мне поступить. Если только его оберуч уничтожить, а его отсюда выдворить, где гарантия, что тот, кто дал ему ключ, снова не направит его сюда, с новым оберучем, да ещё и помощника ему даст.
Мы дошли до оврага и я повернулась к нему:
– Валентин, скажи, что с Наталкой и где она?
– Спит вечным сном. Есть ещё вопросы? – Он победоносно ухмыльнулся – Ты меня не туда привела, я не чувствую грибницу здесь, ты меня не обманешь. Не советую со мной так себя вести.
– Жаль Наталку. – Сказала я, не обращая внимания на угрозы Валентина – Она верила тебе.
– Заткнись! Показывай быстрее!
– Жаль Наталку. Хорошая она была. – Я сотворила первый покров и сказала ему – Кто бы ни был твой покровитель, он больше не найдёт тебя.
Валентин кинулся ко мне, сжимая кулаки, но длинные ветки ели, стоящей рядом, уже потянулись к нему, схватили его, и моментально опутали. Толстая ветка обвила его шею, затягиваясь всё туже и туже. Он с ужасом смотрел на меня, но скоро взгляд его стал мутным и безжизненным. Он упал под ель, и она укрыла его своими густыми ветвями. Я сняла с него оберуч, ещё не зная, как снять с него клеймо хозяина. И сотворила вторые покрова.
На следующий день мы с мамой сотворили над тем, что осталось от Валентина третьи покрова, предварительно взяв кость из его руки, закрыли её на замок, чтобы тот, кто найдёт останки его, снова не оживил его. А теперь кость его, как только ты открыла замок, сразу исчезла. Значит, жди, появится тот, кто захочет найти Вереду.
– Но ведь вы оберуч сломали? – Спросила Вера.
– Да, он стал просто погнутым гвоздём, и он лежит в доме. Теперь он отпугивает незваных гостей. Но таких оберучей, знаешь, сколько можно наделать тому, кто умеет это делать?
– Бабушка, и что теперь будет? – Вера с испугом глядела на бабушку.
– Посмотрим. Я вчера была там, свечение очень слабое, боюсь, Вереда уже зашевелилась. Пришёл мой черёд. – Бабушка отвернулась к окну – Поможешь мне приготовиться.
От этих слов Вере стало не по себе. Хоть она ещё и не понимала, что имеет в виду бабушка, но то, что это будет что-то страшное, она это уже чувствовала. И не ошиблась. С самого утра они с бабушкой вместе выполнили все дела по хозяйству. Митьке бабушка надавала столько заданий, что тот непонимающе смотрел на неё, но не отказывался. Потом бабушка достала из сундука чёрное платье, тонкую шаль с длинными рясами, новые туфли. Она достала из-под матраса тоненькую тетрадочку и протянула Вере:
– Внимательно всё изучи, не торопись, у тебя будет время. У меня его уже нет. Будешь всё делать так, как здесь написано. Пока прабабушка жива, если что не понятно, спрашивай у неё. Но очень на неё не надейся, стара она, и память её давно подводит. Сама старайся во всём разобраться. Не так я хотела тебе передать всё, да видно, судьба такая. Ничего, справишься. Ты последняя в нашем купне. Никого больше не осталось.
Бабушка Клава подсела к бабе Анне, и та ей долго гладила руку, и из старческих её глаз капали на светлый передник крупные слезы. Вера стояла рядом, и у неё тоже по щекам бежали слёзы, ей было жалко бабушку, она понимала, что та навсегда уходит из их жизни.
Бабушка достала из стола небольшую бутылочку, ножом поранила себе палец, наполнила своей кровью половину бутылочки, потом сказала, что и Вере надо тоже так же сделать, чтобы смешалась их кровь. Потом она убрала бутылочку в карман юбки, присела на стул возле двери, кивнув Вере, чтобы та тоже села рядом. Они сидели в тишине дома, и только большие часы в комнате отсчитывали последние минуты, которые бабушка доживала в своём доме.
