Дмитрий Морозов
Пленники вечности
– Без умелых рук, – бормотал толмач, косясь на разгневанного вельможу, – куклы сии – куча хлама.
– Так я вместе с артистами кукол забрать могу, со всей их колесной чепухой расписной.
«А зачем забирать? Можно ведь оплатить гастроли… » – хотел сказать назгул, но сдержался, чуя, что Басманов может на нем сорваться.
Та же мысль, видимо, пришла на ум и опричнику.
– Хорошо, – сказал он. – Нужно знание какого-то Ариосто и его латинских виршей, куклы и умелые руки. Еще что?
Артист, по тону уловив, о чем речь, принялся жестикулировать и говорить, приплясывая от возбуждения.
– Балаганщик глаголет – ни за. что не согласится гильдия на иностранный, не сицилийский театр. Будут чинить великие препятствия, ославят на весь белый свет.
– А отпускную возьмут? – поинтересовался назгул.
Толмач, уловив одобрение во взгляде князя, перевел вопрос. Артист на миг замолчал и перестал дергаться. Потом вновь затараторил.
– Говорит, что весьма много злата надо доставить в Геную, где сейчас верхушка гильдии проживает.
– Значит, за взятку примут в артистическое сообщество, – удовлетворенно кивнул назгул. – Артисты во все времена продажные, как отважные. Ничего не меняется.
– О чем это ты? – подозрительно покосился на него Басманов.
Спохватившись, ангмарец прикусил язык и отошел к Дрели. Там они принялись жарко шептаться.
Князь взял комедианта за бутафорскую пуговицу на дублете, притянул к себе и сказал, глядя сквозь него:
– Сейчас же иди в лагерь русских, в шатер князя Басманова, и жди. Надобно мне подробнее тебя расспросить. Не бывает такого, чтобы Руси что-то надобно было, и руки коротки оказались.
В это время появился Ярослав, и ангмарец решил, чего вахта по охране князя подошла к концу.
– Отпустишь ли меня к отряду, княже, или прикажешь при себе состоять? – спросил он.
– Ступай к своим воинам, но будь в моем шатре к вечерней трапезе. С этим балаганом нужно что-то решать.
И Басманов удалился вместе с засечником, недовольно поглядывая на растущий на глазах шатер комедиантов.
Толмач принялся что-то втолковывать кукольнику, указывая на широкую спину опричного воеводы. Тот разразился в ответ бурным потоком непереводимых итальянских идиом, закончив их во все времена известным жестом – рубанув себя по бицепсу сложенной руки ребром ладони.
Дрель, давясь от смеха, поспешила врезаться в толпу. За ней поспешил и назгул, размышляя, не на беду ли он завел разговор с грозным князем.
Глава 17
Балаганные разговорчики
Шатер князя, разбитый по приказу Никиты Романовича, ярко выделялся на фоне простых стрелецких палаток и крытых возов. У входа валялись гербовые рыцарские значки, собранные по всему тирзенскому ратному полю, так же, как и перед шатром Серебряного. Только стан Басманова не украшала геральдика: опричный воевода не любил сообщать целому свету о своем местопребывании.
Ангмарец не без удовольствия потоптался по вышитым серебряными и золотыми нитями грифонам и драконам, кивнул знакомым ратникам на входе и вошел. Толмач был тут как тут, равно как и экспансивный комедиант. Сам воевода восседал на лебяжьих подушках, в просторном татарском халате, прихваченном золоченым кушаком. Таким его назгул никогда не видел, отметив про себя, что богатырскую стать опричнику придавал отнюдь не контур доспехов. «Видно, – подумал ангмарец, – физкультурой баловался с детства, или от природы такой ладный… »
Прямо перед князем лежали несколько кукол, принесенные из театрального шатра. Басманов с нескрываемым интересом шевелил рычажками и приводными веревочками, хмурясь и что-то бормоча себе под нос.
– Хитро, – сказал он, поднимая глаза на вошедшего. – А я думал, что сложнее органной пищали или механического соловья крымского хана ничего и не бывает в целом белом свете.
Ангмарец присмотрелся. Ничего особенного, решил он, простые рычажки, правда, весьма изящно и тонко сделанные.
Это – в смысле управления фигуркой. А вот что касается доспехов и костюма… Да, образцовским куклам до этих далеко, заключил назгул.
В шатер вошел косящий на один глаз мужчина в солидном возрасте, в синем стрелецком кафтане. Тут же сорвал с головы лисью шапку и приноровился мести пол седыми кудрями.
– Оставь это, мил человек, – безразлично повел рукой Басманов, не отводя взора от распростертого «орландо». – Никита Романович говорил, ты всякую германскую машину разобрать можешь, и две новые собрать.
– Так мы, того-этого, княже, в пищальных замках разбираемся, воротах да всяком таком…
Мастер пушечного наряда бормотал, а сам буквально пожирал куклы горящими глазами. Видно было невооруженным взглядом, что страстно жаждет он их тут же разодрать, как тот Чикатилло, посмотреть, что внутри, а может – даже подковать напоследок.
– Глянь пока, служивый, потом слово молвишь – осилит ли кто такое у нас, али закордонники нас обошли в умении?
Мастер под протестующие крики комедианта схватил «орландо», словно паук муху, и выволок из палатки. Толмач урезонивал причитающего сицилийца.
– Не знаю, – протянул Басманов, весело поглядывая на комедианта, – как эти бесовские фигуры шевелятся, и может ли кто уразуметь сие. Но что касаемо доспеха на истукане и платьицев – в моем поместье пара кузнецов да три девки за ночь подобное осилят.
– Дозволь слово молвить, – подал голос назгул и по кивку начал: – Про Ариосто и его вирши закор-донник правду говорит. Вряд ли кто из простых людишек сможет все прочесть и запомнить.
Он особо выделил слово «простых».
– А кто сможет? – прищурился опричник.
– Есть у меня такие в отряде, кто совладал бы. Да мало того, перевел бы кое-что и на нормальный язык с басурманского.
–т– Так это целому монастырскому подворью не по силам, – покачал головой Басманов. Ангмарец упрямо продолжал:
– Монахи долго переводить будут, мои скорее управятся.
– Это уже дело, – заметил Басманов. – Государь по-германски разумеет, балаганщики тоже. На первый раз сгодится. Но если по сердцу придется ему представление, то надо по-нашенски. Отрядишь нужных людей… Что нос воротишь? Не обидят их, князь ручается, мало тебе? Не к зверю в логово отпускаешь, чай!
– Лучше бы, княже, мы бы перевели, на папире записали, и заслали бы в Москву. А там комедиантов живо научат по-русски представление давать.
Басманов хотел было осерчать, но только вздохнул.
– После обговорим. Дальше что скажешь?
– Надобно для этого найти книжицу этого самого Ариосто. Иначе придется со слов записывать латиницей… Возни много.
Спросили у комедианта, где взять творение средневекового рифмоплета. Тот удивился, пожал плечами. По его словам выходило, что он от своего отца и деда выучился наизусть декламировать множество стихов, а само произведение никогда не видел и не интересовался им.
– Ничего, – сказал на то Басманов. – Велим купцу новгородскому Баженову достать. Он у черта ступу купить может, если расстарается. Он как раз поставками для воинства занят. На днях, Никита Романович говорил, сам пожалует.
Ангмарец стал пересказывать замыслы Дрели, загоревшейся идеей собственного театрика:
– Они в своей заморской артели действительно годами учатся куклами управлять. Но и мои людишки кое в чем собаку съели. Смогут очень быстро научиться управлять куклами, надо только пару раз глянуть, как закордонники орудуют.
– Этот вот нахал, – указал подбородком на комедианта Басманов, – хотел воспротивиться. Говорит, шельмец, что в святая святых его богадельни нечего чужакам соваться. Но я его урезонил. Кому надо – посмотрят на их бесовское искусство.
Опричник внимательно посмотрел на ангмарца.
– А может, твои волшебные люди еще и кукол изготовить смогут?
– Простеньких смогут, – сказал назгул. – Но не чета этим, конечно. Тут настоящие золотые руки нужны.
Басманов рассмеялся.
– Если бы сказал, что сей час изготовишь фигуры колдовские, ей-богу поддел бы тебя на дыбу. Уж больно много для простых христиан смыслят твои воины.
«Это что, дружеская шутка? – спросил у себя назгул. – Или он всерьез? Может – плюнуть на всю эту затею? Но нет, уже поздно. Да и Дрель скулит, хочет какого-то настоящего дела для себя, устала по кораблям да бивуакам мотаться… »
– Выходит по твоим словам, – сказал опричник, – что нужно только книжицу достать, мастеровых да кузнецов изыскать, и можно свой собственный балаганчик запускать во вражьи земли?
– Нужно заплатить отпускную артели в Генуе, – стал перечислять назгул, – посмотреть несколько раз на работу залетных артистов. Ну – и время надобно на перевод, изготовление кукол и обучение.
– Завтра закордонники дают спектакль, хотелось бы посмотреть после них на умение твоих людишек.
Ангмарец вздохнул, недобрым словом помянув Дрель.
– Так не готов никто еще…
– Это ничего! – Басманов категорично рубанул воздух кулаком. – Тряпичных кукол сделаете, наплетете чего, да хоть сказку какую.
«Хозяин барин, – сделал неизбежное умозаключение ангмарец и завершил его еще более плоским шахматным афоризмом: – Тронул – ходи».
– Ну, что там этот обозный умелец?
Словно услышав голос опричника, вернулся мастер, передал «тело» куклы хозяину. Тот недоверчиво принялся осматривать свою собственность, едва ли не обнюхивать, недовольно ворча.
– Что скажешь, служивый? Тот развел руками:
– Воистину – хитры латиняне! Тонко сделано, с умом и сноровкой.
– Хватит чужое хвалить, о себе скажи. Возьмешься сделать подобное?
– Если бы мне струмент найти нужный, да помозговать пару деньков… Только, княже, будет ли шевелиться эта натура? Доспех скуем, словно настоящую бронь. Палочки да веревочки я привяжу к нужным местам, а дальше…
– На то иные есть людишки, – Басманов выглядел довольным, победно поглядывал на итальянца, охающего и причитающего над «орландо». – Сейчас же берись струмент разыскивать, остальные дела побоку. Я сам о тебе обозному воеводе слово молвлю. Кто у вас там?
– Малюта Скуратов-Бельский. Басманов рассмеялся:
– Как же я запамятовал? И сюда опричные верные люди пришли. Так что не бойся никого, займись куклами, да побыстрее.
Ангмарец повернулся к мастеру.
– Здесь в городе есть отличная кузнечная артель. У них любой тонкий инструмент купить можно.
Мастеровой замялся, но Басманов уже кликнул Ярослава:
– Приставь людей к сему человеку, да злата ему отсыпь, сколько надо. В лагере тебе удобно ли работать?
– Лучше бы потише место, – честно сказал мастер. – В городе.
– Хоть в ратуше. Где найдешь подходящие палаты, туда и садись дело делать. А воспротивится кто – вот к нему обратись, к Ярославу. Он мигом хамов на место поставит моим именем.
Мастеровой оторопело принял из рук Ярослава звякнувший мешочек, сильнее обычного кося глазом, промямлил:
– Без счета деньгу даешь, княже?
– И ты счета не веди. Закончатся, или иная нужда какая – опять же, к Ярославу. Помни, нужное для государя свершаешь.
Мастер удалился, испросив соизволения.
– Надо бы ему одну из кукол дать для примера, – заметил ангмарец вслух. – Только, сдается, пришлось бы тогда итальяшку в железа заковывать.
– По памяти изобразит, – отмахнулся Басманов. – Для первого раза сойдут и неказистые. А потом видно будет.
Отпустил он вскоре балаганщика и толмача. На-згул ждал продолжения, но Басманов пригласил его трапезничать.
– Если все ладно пройдет, – спросил он погодя, – людей для нашего балагана дашь?
– Уже есть такие, кто просится, кому ратная служба в тягость.
– Поди – девицы ваши?
– Они, княже. Хотят свет повидать.
– Странное для девиц желание, духовник бы не одобрил. Да и есть ли он, духовник-то?
– Как не быть, – соврал ангмарец, чувствуя, что уши его начинают пламенеть. – Только на войне как-то далеко оказался.
– Ну-ну, – покачал головой Басманов. – Кому другому я бы такого окаянства и паскудства не спустил. Но вы – странная дружина.
– Но и верная, княже, разве нет? Басманов помолчал.
– Настанет час, боярин, – сказал он со значением, – когда ты сядешь рядком, и расскажешь мне кое-что…
– Может, и настанет, княже.
Они некоторое время смотрели друг другу в глаза, потом опричник поднялся с подушек и потянулся, хрустнув суставами.
– Поздно уже, завтра дел невпроворот.
– А что насчет особого дела для Легиона?
– Не тот час для беседы ты выбрал, боярин. Разберемся с балаганом и иными делами, потом и о прочем поговорим.
Вернувшись к своим, ангмарец напустился на Дрель:
– Князь на меня волком смотрит, как в первый раз смотрел. И далась тебе эта затея? !
– Меня задрала ваша война, да и девчонок тоже. Нужно, раз уж мы тут очутились, посмотреть на Европу. Рим, Париж, Берлин… Да и дело для опричнины нужное, разве нет? То-то Басманов за него ухватился, как клещ. А Легиону необходимо постоянно доказывать свою нужность, особенность. Иначе сгинем все.
– А не боишься в Европе сгинуть? Чуму подхватить, или в застенки попасть? Здесь ты в самом сердце русской армии находишься, под защитой тысяч мечей. А в жалкой кибитке с несколькими спутниками —цена тебе по нынешнему веку копейке равняться будет.
– Посреди воинства! – фыркнула Дрель. – Это вы сейчас такие молодцы. Школьную историю забыл? Что здесь начнется через весьма короткий промежуток времени? Вольно вам Орден трепать, а как навалятся со всех сторон поляки, литовцы да шведы…
Ангмарец приложил палец к губам:
– Ты что, коза эльфийская, совсем мозгов лишилась? Нам ведь о таком знать не положено, договаривались же…
–< – Решили уже, закрутилась машина опричная, – примирительно сказал Шон. – Так что зря воздух сотрясать?
Ангмарец напустился на него с жаром:
– Что-то ты, ирландец, частенько эльфам поддакивать начал.
Шон посмотрел на назгула взором доброго и заботливого санитара из сумасшедшего дома. Командир Легиона словно в стену врезался, замолк и присмирел. Ирландец помолчал для значительности и сказал тихо:
– Девчонок наших, и правда, надо пристроить куда-нибудь. То ли замуж выдать, то ли в театр определить…
– А сами мы не можем свою судьбу решать? – возмутилась Майка. – Нашлись опекуны!
– Точно, – тряхнула челкой Тора. – Клуб клубом, дружина дружиной…
– Цыц, – шикнул на них Шон и вновь обратился к назгулу: – На кораблях им не место. И не только потому, что баба на корабле суть нонсенс. Не ровен час потопят «Федора Крюгера», или еще какая беда приключится… В походы с собой таскать – рисковать зазря.
– Есть еще место дислокации наших в пустоши, у реки Ижоры, в вотчине Зализы, – напомнил ан-гмарец.
– А вот туда ты нас силком не заманишь, – решительно возразила Дрель. – Я с ними еще с Питера не в ладах. У них там батюшка, свой устав, свои порядки.
– Тогда точно – негде вас оставлять без риска. А что, Майя, Тора, верно замуж не хотите?
Девушки переглянулись.
– Эту глупость мы всегда успеем сделать. Все-таки боязно от своих отделяться, – сказала старшая лучница. – Ас Легионом наши избранники вряд ли уживутся. Одно дело вместе в поход пойти, другое дело – судьбу разделить нашу странную.
– Вы втроем в театр намылились? – поинтересовался ангмарец у отрядных девиц.
– Ну уж нет, – Майя для убедительности покачала пальцем перед самым носом назгула. – Я в детстве в куклы наигралась. Была лучницей, ей и останусь.
– А я думаю, – грустно выдавила Тора. – Война меня пугает, все же не бабье это дело. А оставлять нас и впрямь негде, тут Шон прав на все сто. С другой стороны – какая-то Европа вшивая, гастроли, в отрыве от коллектива…
Дрель победоносно оглядела мужчин и своих товарок:
– У меня другие кандидаты есть. Мужского пола.
– Это кого же ты сманила? – недобро поинтересовался назгул. – У нас и без кукол весь народ наперечет.
– Ты-то помолчи, мордорские злыдни ничего в высоком искусстве не понимают. Это Шонова проблема.
Руководитель маленькой «ирландской» тусовки опешил.
– И кто же решил меч на куколку сменить?
– Кормак, Не ожидал? Он, между прочим, в театральном училище год с хвостом оттрубил.
Шон схватился за голову.
– А почему я об этом последним узнаю?
– Отчего же последним? Вторым, после меня.
– Пойду к нему, попробую наставить на путь истинный, – поднялся ирландец.
– Попробуй, – пожала плечами Дрель. – Только не очень усердствуй, а то наставите друг другу синяков…
– Ну дела! – Ангмарец посмотрел на эльфийку с явной неприязнью. – Да ты просто диверсию проводишь против Легиона. Акт форменного вредительства налицо.
Эльфийка показала ему язык, встала, и обняла за плечи Майю и Тору.
– Пойдемте, девочки, пусть эта нежить грызет ногти и взывает к Тьме за помощью.
Глава 18
Балаганчик
Утром на ярмарочной площади Тирзена приезжие актеры разыграли сцену из Ариосто. Зрители по большей части вынуждены были стоять, скамеек да лавок на всех не хватило, на них расположились русские воинские начальники, да немцы из ратуши. Детвора облепила крыши домов, обыватели ливонские и стрельцы толпились за сидящими.
Куклы оказались великолепными. Весьма правдоподобно дрались, гремя мечами и копьями по щитам и доспехам, кричали, плакали и смеялись, танцевали и целовались. Вот только русскоязычная публика оказалась несколько разочарована – представление шло на немецком, следить за хитросплетениями незамысловатого сюжета оказалось непросто.
Басманов, восседавший между Серебряным и городским воротилой, слушал внимательно, ибо владел местной речью. Никита Романович же откровенно скучал, поминутно принимался обшаривать взглядом стены и крыши домов, словно прикидывал, где следует расположить пищальников и лучников. Словом, страшно далек оказался воевода от изящного искусства, даром что говорил на германском наречии не хуже опричника, поднаторев во время бесконечных переговоров и затяжных посольств ко двору магистра.
Неистовый Орландо наконец пал, пронзенный множеством мавританских мечей, успев прочитать пару-тройку латинских молитв и сломать легендарный меч Дюрандаль о камень…
Дебелые германские матроны протирали влажные глаза, мужья их обсуждали, где именно стоит выпить пива во славу великого паладина истинной веры, дети суетились под импровизированной сценой, подбирая открепившиеся мечи и иной осыпавшийся реквизит.
Басманов поднялся, поискал глазами ангмарца.
– Сможем и мы такое?
– Да ничего особенного, – сказал назгул. – Если надо – сможем.
– Желаю посмотреть на ваш балаган. Кукол успеете к вечеру пошить?
По наущению Дрели, ангмарец сказал:
– С куклами возни много, мы можем показать представление из живых натур, одетых на манер балаганных истуканов.
– Это как же?
– А к закату увидишь, княже. Басманов приподнял одну бровь:
– Приглашу я и закордонных, так что не ударь в грязь лицом.
«А вот это уже лишнее, – вздохнул про себя назгул. – Одно дело ублажить непритязательный вкус воеводы, совсем другое дело – критика профессионалов». Задуманный Дрелью фарс легко мог вылиться в форменный скандал… Но делать нечего, пришлось солидно кивнуть и раскланяться.
Вернувшись на стоянку легиона, ангмарец застал эльфийку за попыткой закрепить на голове огромный сиреневый бант, сделанный из шелкового плаща какого-то незадачливого крестоносца.
– Это уже слишком, – попытался робко возразить командир отряда, но девицы его и слушать не стали.
– Много ты понимаешь, помоги лучше Кормаку морду мукой припудрить.
– У Басманова с юмором туго, – напомнил на-згул. – Ведь как пить дать велит нас плетьми сечь!
– Небось не велит. Иди уже к ирландцу, или перестань путаться под ногами.
Перед шатром Басманова, под хмурым взором Яр-послава, они обозначили сценическую площадку с помощью пары бочонков и сломанной скамьи, установили палатку для новоявленных артистов.
Вскоре появился князь в сопровождении сицилийца и Серебряного. Никита Романович оглядел новшества, сослался на срочные ратные дела и быстро удалился.
– Хороший мужик, – прокомментировала его ретираду Дрель, – но полный солдафон. Опричник, похоже, натура более утонченная.
– Готовы твои, или как? – поинтересовался Басманов.
– Уже все, княже, сейчас начнут. Появились последние участники действа – отрядные гоблины, волоча с собой блокфлейты, невесть как дожившие до сего дня, а так же трофейный бубен и барабан. Грянула музыка, вернее некий шум, сделавший бы честь группе «Коррозия металла».
Басманов поморщился, откровенно развлекающийся сицилиец засмеялся и задрыгал тонкими руками.
Провальное вступление, за которое ангмарец готов был истребить всех орков и гоблинов, вселенной, наконец закончилось, сменившись на лирическое пение флейты. Девушка Тора превзошла саму себя, с душой исполнив хрестоматийную мелодию «Биттлз» под названием «Уе51егс1ау».
На «сцену» вышел Черный Хоббит, и ангмарец едва ли не в голос застонал. Дрель до последнего мгновения держала его подальше от приготовлений к выступлению. Хотя командир Легиона и знал общую идею, он все равно оказался потрясен до глубины души.
– Ссылка в солекопные тоннели к Строгановым – как минимум, – забормотал назгул. – А предварительно – прижигание ступней каленым железом и бичевание…
Плечистый детинушка был одет в длиннополую белую рубаху с несуразно длинными рукавами. На эту вкривь и вкось сшитую штуку, напоминавшую гротескный погребальный саван, заботливые женские руки нашили ярко-зеленую бабочку и ядовито-желтые пуговицы величиной со щитовой умбон каждая. На бритой голове Хоббита красовался высокий колпак, белая от муки морда с помощью угля превратилась в скорбную физиономию Пьеро.
Хоббит воздел руки, качнув свисающими до земли рукавами, и провозгласил жалостливо:
Пропала, исчезла невеста моя, Мальвина сбежала в чужие края.
Один из гоблинов едва не подавился флейтой, второй отвернулся и стал издавать захлебывающиеся горловые звуки, похожие на рыдание.
Следом за модернистским Пьеро, пред очи светлого князя выскочил Артемон. Роль верного и отважного пса исполнял ирландец Кормак. Окрашенные дегтем пучки пакли, изображающие хвост и гриву пуделя особенно удались главному режиссеру.
Когда известный мастер меча издал приглушенное рычание и поклялся извести всех недругов Пьеро и спасти кукол от порабощения злым Карабасом, ангма-рец прошептал, уставившись в облачное небо:
– Бичеванием дело не ограничится. Вырывание ноздрей, колесование и развеяние праха посредством стрельбы из пушки…
Басманов обернулся к нему и недовольно проворчал:
– Боярин, коли неохота слушать, поди к Ярославу со стрельцами. Они за шатром в кости играют, беса тешат.
Назгул вытер холодный пот со лба и шатающейся походкой направился в указанное место. Ярослав без слов протянул ему кожаный стакан и костяные кубики.
– Княже развлекается, – буркнул назгул.
– Это хорошо, – огладил бороду засечник. – А то совсем зачах в трудах своих. Ведь ни соколов ловчих нету, ни псов, да и на медведя с рогатиной тут не сходишь. Нет медведя в Аивонии, всего немчура повыбила…
Назгул попытался погрузиться в игру, но всякий раз вздрагивал всем телом, когда до него долетали особенно удачные или пронзительные реплики Буратино, Артемона или Пьеро.
– Со света сживу, – бормотал сквозь плотно сжатые губы назгул, проигрывая кон за коном. – Перед строем из катапульты расстреляю! Станиславские, Немировичи-Данченко, Шекспиры блин…
– Ты не волнуйся так, боярин, – попытался урезонить его Ярослав. – Коли князь до сих пор не осерчал и не погнал твоих, стало быть – по сердцу пришлось. Небось, не хуже басурманского балагана.
– Изобретательнее, это уж точно, – проворчал назгул, наконец-то выкинув пятерку и шестерку. – Да и с фантазией у наших лучше.
– Опять срамные латинские слова говоришь, – укорил его засечник. – Хоть бы рот после них студеной водицей полоскал… Ведь накличешь демонов адских!
Ангмарец замолчал.
Вскоре представление закончилось. Несмелой походкой назгул направился ко входу в шатер. Басманов встретил его приветливо.
– Вот если так же – да с куклами…
– Будут куклы, будут и спектакли, – пробормотал назгул. – Мастер вестей не подавал?
– Да рановато еще, это же не коня подковать, и не гвоздь смастерить.
Сицилиец вертелся вокруг Дрели, что-то говоря и суматошно размахивая руками.
– Закордоннику понравилось, не стал лаять наш балаган, – заметил Басманов самодовольно, словно сам только что выступал. – Знай наших!
Ангмарец подошел к Дрели. Та уставила на него палец:
– Ничего не говори, ладно. Князь доволен, итальянец даже к себе зовет. Оценил, между прочим.
Назгул медленно достал кинжал и один за другим срезал с головы эльфийки синие банты, потоптался по ним, плюнул и направился прочь от сцены. Через десяток шагов обернулся и крикнул:
– Этот номер может пройти здесь, но не в Европе. Там Буратиной или Оптимистической Трагедией не отделаешься. Придется Ариосто зубрить. Да и спрос есть только на кукол.
– Да мы же так, для затравки… Спонсора ублажить…
Назгул высказал в пространство несколько длинных сложносоставных и насквозь непечатных предложений, погрозил кулаком довольному Хоббиту и едва ли не бегом двинулся к своей палатке.
