Дмитрий Морозов
Клык и коготь
Когда судьба говорит тебе – нет
А рок смеется и твердит – никогда
Найди в себе силы ухмыльнуться в ответ
Оскалив клыки – и шагнуть в никуда
Есть путь богов и есть путь героев. Это путь побед, блестящий и безупречный до первого поражения. Это идеал человека.
Есть путь демонов и путь палачей. Это путь предательства и обмана, способный уничтожить и победителя, и побеждённого. Это стезя зверя.
Остальные пути – лишь комбинации этих двух, ибо человек и животное всегда сражаются за душу хлоя. Суметь разбудить в себе ярость дикого зверя, очистить разум от эмоций, дав возможность решать сердцу – иной путь, путь клыка и когтя, когда зверь в теле борется со зверем в душе. И нет победителей в этой борьбе. Просто проигравшие выбывают, навеки обрастая шкурой – а остальные делают ещё один крохотный шаг. Шаг по бесконечному пути клыка и когтя.
Из изречений древних искателей истины народа хлоев.
Катакомбы тянулись, казалось, бесконечно. Лужи под ногами, сырость камней, низкие потолки, разводы граффити на стенах. Только боязнь выглядеть немужественным перед идущими позади девушками мешала всё бросить и направиться к выходу. Неясный тусклый свет налобного фонаря создавал причудливые тени, играя выступами и провалами стен, рисуя свои, непонятные узоры, перекликающиеся с художествами диггеров, прошедших вчера.
Ну зачем он, привыкший к раздолью полей и лесов, потащился в эту подземную сыромять? Престижно? Модно? Или польстили туманные обещания проводника показать какую-то новую, недавно открытую часть подземелий со странными рисунками, на фотографиях которых была видна древняя руна духа пространств? Дед, когда был жив, учил его полузабытым знакам, значения которых сам почти не понимал – и что с того, что один из них мелькнул на смазанной фотке, среди груды костей? Стоило ли это потраченного времени, брошенной интересной книги и нынешнего таскания по промозглой сырости глубоко под землёй? Отдать дань современной моде на экстрим? Макс поневоле усмехнулся. Что знают об опасности эти бледные и худые, выросшие на пепси дети, щекочущие себе нервы тенями заброшенных катакомб. А каково висеть на скале на одной руке без всякой страховки, глядя на раскинувшуюся под тобой тайгу, лихорадочно нащупывая на поясе запасной нож взамен сломавшегося? Или из последних сил упираться рогатиной в землю, чувствуя кровавое дыхание стремящегося к тебе зверя, в агонии пытающегося дотянуться до своего убийцы? Ах, это не модно и не престижно, сейчас в лес ходят только с оптикой и в сопровождении умелых лесовиков… Там, откуда он родом, рогатина была обычным делом, и не вызывала никаких дополнительных эмоций… так зачем он тут? Парень прислушался к шагам идущей позади Насти и вздохнул. В тайге с девушками проблема, и умения общаться с прекрасным полом у него было маловато. Поэтому несколько слов, произнесённых нежным голоском, оказалось достаточно, чтобы всё бросить и второй час таскаться по подземным коммуникациям, изображая из себя крутого диггера – впрочем, судя по насмешливым взглядам проводника, невысокого щуплого парнишки, небритого, в грязном танковом комбезе, не более успешно, чем остальные в их смешанной и совершенно незнакомой компании. Макс уже совсем собрался подойти поближе к Насте и попытаться заговорить, как подземные своды вздохнули и тяжело опустились у группы за спиной, отрезая обратную дорогу.
Проводник, подскочивший к завалу, разом перестал улыбаться – стукнув пару раз по каменной громаде небольшим кайлом, он совсем посмурнел и повёл подопечных дальше, пытаясь набрать на сотовом какие-то номера. После нескольких неудачных попыток странно успокоился и угрюмо пошёл вперёд, почти побежал, ловко маневрируя в узком коридоре. Но минут через пять разгорячённая бегом группа уткнулась в каменную осыпь, засыпавшую проход.
Побледнев, парнишка глухо сказал:
– Призрак катакомб. Его проделки. Он отрезает нам все ходы наверх. Только вниз.
Все замолчали. Конечно, никто не сомневался, что их найдут и спасут – в 21 веке, да ещё и в городской черте, с известным маршрутом, но – червь сомнения уже проснулся и принялся за дело. Девчонки побледнели, и одна из них, умудрившаяся и в подземелье накраситься, собралась было упасть в обморок.
– И куда мы можем идти? – Макс старался мыслить практично – стоять вблизи осыпающихся стен было чревато.
– Вы хотели посмотреть новые места, украшенные рунами? Туда, похоже, нас и гонят. И делают всё, чтобы вы не передумали. Пошли, что ли? – Проводник усмехнулся и повёл притихшую группу к узкому лазу, ведущему вниз.
Зал был огромен. Конечно, лишь для подземелья. Он не шёл не в какое сравнение с тем же актовым залом института, но тут, глубоко под землёй, после часового протаскивания сквозь узкие щели, и достаточно просторная комната с высоким потолком, в которой можно стоять выпрямившись, покажется Красной площадью. Все разом повеселели, принявшись растирать уставшие от скрученных поз ноги, кто-то достал миниатюрный примус, собираясь разогреть принесённую в небольших рюкзачках еду, кто-то зажёг фонарь помощнее, освещая комнату – и Макс увидел…
Странный рисунок змеился по стенам, сползал на пол, образуя правильные круги, начерченные друг в друге, уходящие один в другой подобно спирали – но при этом замкнутые. Древняя краска оставила в плитах пола небольшие желобки, словно была настолько едучей, что вытравила след, навсегда впитавшись в камень тёмной синью, багровой краснотой и тусклой зеленью. Краски, с трудом проступавшие из темноты, были едва заметны – к тому же на них трудно было смотреть пристально, сразу начинала кружиться голова, куда-то уплывало сознание, словно…
– Примус! Вырубайте, блин! – Проводник подскочил и торопливо повернул вентиль, уничтожая тонкий огонёк света.
– Что такое? Девушки хотят горячей пищи!
– Похоже, нас закупорило плотно. Нет доступа воздуха. Нужно срочно искать выход, идти дальше, на другую сторону, может, там завалы не такие сложные.
Макс, в другое время непременно ужаснувшийся бы, сейчас слушал в пол уха. Им овладело странное беспокойство. Прямо перед ним, на стене, была начертана руна внутренней свободы! Открывающая нечто, ведущее как наружу, так и во внутрь – так объяснял значение непонятной закорючки ему, ещё совсем маленькому, дед. И два отпечатка ладоней – как ключ активации. Вернее, ладони человека – и звериной лапы. Но почему никто их не видел? И на фотографии, которую им показывали в общаге, был совсем другой рисунок! Впрочем, он сам был не уверен в том, что видит – картинка плыла, словно покрытая слоем текущей воды.
Проводник тем временем, торопливо сбросив поклажу, велел остальным ждать и нырнул в очередной лаз. Несколько парней, поколебавшись, устремились за ним. И тут стены подземелья дрогнули, словно от землетрясения – и принялись осыпаться, отрезая оставшихся в зале от остального мира.
Макс торопливо подскочил к стене и приложил ладонь к отпечатку другой, чужой ладони на рисунке. Почему-то ему казалось: это самое важное сейчас – и он может опоздать. Что-то кричали девушки, рушился камень – а сибиряк колебался, глядя на второй отпечаток – звериной лапы. Наконец, решившись, аккуратно положил ладонь на след когтей – и застонал от боли. Словно тысячи игл впились в руки. Что-то начало происходить в подземелье, древние круги пришли в движение, закружились, каждый в свою сторону – и под ногами Макса и испуганно сгрудившихся в центре зала студентов раскрылся тёмный, хищный провал…
Макс был стройным и обманчиво хрупким. Родившись в семье сибиряков, людей крепких и статных, он с самого рождения рос худым и щуплым – по крайней мере, в глазах своих родственников. С рано испортившимся зрением, с тонкой, почти девичьей талией и вечно мешающими ему руками Макс так же отличался от сбитых, крепких фигур отца и старших братьев, как обычная собачонка выделяется в стае волкодавов.
Попадёт такая в свору кудлатых здоровяков, способных в одиночку справиться с матёрым хищником – и вынуждена всегда быть на вторых ролях, ловя на себе снисходительно-жалеющие взгляды…
Отец не раз вздыхал, пробовал брать с собой на стройку, где работал прорабом – но Макс с трудом ворочал и один мешок с цементом. Где ему было, по молодецки свиснув, подхватить сразу два и легко сбежать с ними на верхний этаж новостройки, как беспечно делал его предок…
Он любил ходить с братьями в лес – долгие ночные переходы по тайге, выстрелы на вскидку, ориентируясь не столько по цели, столько по интуиции и движению – всё это было необычайно увлекательно. Однако тащить день за днём рюкзак, битком набитый обломками с вкраплениями опала, нефрита и других полудрагоценных камней, тратить время в узких штреках, орудуя кайлом, накручивать круги по квадратам, выискивая женьшень – всё это выматывало его, вызывая внутренний протест. Братья вздыхали и всё чаще выдумывали предлоги, что бы отказаться от "маломощного балласта"…
В конце концов глава семьи плюнул и отправил отпрыска в Москву – учиться, благо науки всегда давались "хлюпику" легко и он смог поступить в институт – пусть не в самый престижный, но зато близкий отцу по специальности.
– Зодчие у нас в роду всегда были, давай учись. Глядишь, будем строить здания по твоим проектам. За лето в лесах женьшеня достаточно набрали, оплатить учёбу хватит. А там, глядишь, человеком станешь. Тебе головой нужно себе на жизнь зарабатывать – руками ты разве что на хлеб с квасом наработаешь… – И снисходительная усмешка в глазах отца резала сердце почище острого лезвия.
Привыкший во всем слушаться более авторитетных и крепких родичей, Макс послушно отправился в столицу. Прошло совсем немного времени, он только начал привыкать к жизни в суматошном, вечно куда-то спешащем городе, у него появились новые друзья, среди которых он, на своё удивление, выглядел крепышом – как симпатичная одногруппница потащила его в этот диггер-поход…
Сознание возвращалось неохотно, рывками. Чернота раскрывающейся бездны, страх быть погребённым под каменным обвалом – и странные, непонятные круги перед глазами. Мелькнула и пропала морда незнакомого зверя – гигантская, закрывающая весь обзор: узкие вытянутые вверх глаза, длинный приплюснутый нос и огромные, тонкие уши с кисточками на концах… Вновь разноцветные круги – и небо! Странное, чужое небо улыбалось оторопевшим людям, лежавшим на вершине пологого холма, со всех сторон окружённого растительностью. Розовое, с фиолетовыми прожилками облаков, оно могло бы быть даже красивым, но было абсолютно чужим – и потому пугающим.
Кто-то ойкнул, кто-то застонал – и люди стали подниматься, неуверенно озираясь… Девушки испуганно смотрели вокруг, одна явно была готова устроить истерику, но тут высокий, спортивного сложения парень уверенно вышел вперёд, оглядываясь по сторонам.
– Похоже, нас забросило достаточно далеко от дома. На всякий случай будем считать, что мы попали в глухие места, не связанные с цивилизованным миром. За неимением более достойных кандидатов, назначаю себя вашим командиром и объявляю о необходимости как можно быстрее привести себя в порядок, определиться со сторонами света и двигаться в направлении возможных поселений, ища дороги и другие признаки жизни.
Он снисходительно оглядел своих попутчиков, задержавшись презрительным взглядом на Максе и ещё одном щуплом пареньке – единственным представителям, кроме него, мужского пола. Почти вся группа отважных диггеров была набрана в архитектурном институте, где учился Макс – этот же качок явно был с физкультурного отделения.
Тот уловил направленные на него взгляды и, уверенно подбоченясь, направился вниз с холма.
– Стой. – Макс сам удивился собственной уверенности. Впрочем, вокруг него был лес – пусть со странно тёмной, но всё же зелёной листвой, пусть незнакомый – но всё же лес.
– Не спеши. Если места глухие, наверняка местное зверьё непуганое и может напасть. Никуда не ходить по одному, минимум – двое, лучше – трое. И у каждого должно быть оружие!
Парень вновь улыбнулся.
– А кого мне брать для поддержки, тебя, что ли? – Он заржал, вызвав снисходительные улыбки на лицах девчонок (сочувственная усмешка Насти резанула сердце), и ловко вытащил из кармана перочинный ножик. Лезвие сверкнуло на солнце – новоявленный командир уверенно принялся спускаться к кустам, на ходу бросив:
– Я на разведку! Посмотрю, можно ли под этими деревьями пройти и нет каких-либо тропок.
Макс огляделся. Люди находились на вершине холма, в который вросли несколько валунов и камней поменьше – но все деревья теснились у его подножия, а от скал не было возможности отломить даже небольшой осколок, мало-мальски подходящий под оружие. Одна из девушек, поколебавшись, вытащила из сумки газовый баллончик.
– Вот. Перцовый. Подойдёт?
Сибиряк отрицательно помотал головой.
– Не больше чем перочинный нож. Это крупного зверя только разозлит. Даже если удастся попасть ему в глаза, он начнёт вслепую мотаться по поляне, выискивая обидчика. Тут нужно что-то, позволяющее держать его на расстоянии – крепкая длинная палка, например. Ещё лучше – рогатина или копьё. Всё это можно было бы сделать прямо здесь, на опушке, прежде чем соваться в гущу деревьев. Ладно, будем надеяться на лучшее. И в тайге, бывает, месяцами нужно ходить, прежде чем встретишь рысь или тигра…
Но тут раздался громкий то ли рёв, то ли шипение. Звук – словно гигантской кошке кто-то наступил на хвост. Впрочем, почему кто-то? Виновник переполоха уже мчался обратно на вершину холма, испуганно втягивая голову в плечи, когда из-под полога леса вслед за ним выскользнула на свет огромная фигура. Выскочила – и замерла, оценивая обстановку. Гибкая, полная странной грации – несмотря на тёмные, ороговевшие пластины брони на боках, она поражала странной смесью ловкости и силы. Казалось, с черепахи сняли панцирь, разрезали самым причудливым образом, украсив острыми шипами – и снарядили этим огромную рысь, увеличив всё это до размеров буйвола. Глядя на ажурную броню и перекатывающиеся под ней мышцы, не у кого не возникло сомнения – в случае опасности все эти пластины легко встанут друг в друга, образуя твёрдый, усыпанный шипами холм. Вот только воображение отказывалось понимать – от кого вынужден защищаться столь причудливым образом такой мощный и явно опасный хищник?
Огромная тварь зевнула, показав оранжевую глотку, ряд острых зубов с внушительными клыками – и села на землю прямо под деревьями, устремив внезапно ставшим спокойным, почти сонным взгляд на убегающую жертву.
Спортивный парнишка, почти добравшийся до валунов, внезапно застыл. Тело его замерло на полушаге в положении, исключающем всякую возможность равновесия, рот раскрылся в беззвучном крике – он, медленно взлетев над землёй, принялся дрейфовать в сторону раскрытой кошачьей пасти – и жёлтых, немигающих глаз.
Когда до жертвы осталось не более трёх метров, зверь прыгнул – и принялся терзать неподвижно висящее в воздухе, ещё живое тело, во время этой экзекуции так и не сумевшее издать ни одного звука. Белоснежные клыки тут же покраснели, кровь хлынула во все стороны…
Одна из девушек съежилась под камнями – её стошнило.
Гигантская кошка тут же подняла треугольную голову. Уши, встав торчком, безошибочно уловили источник звука, разглядев движение меж камней; взгляд твари снова стал сонным – а девчушка, замерев на вздохе, медленно взмыла в воздух, уставившись на людей полными ужаса глазами… поплыла прямо к оскаленной, залитой дымящейся кровью пасти…
Макс вскочил и кинулся вниз, с холма – навстречу кровавой бойне внизу. Нет, он не был самоубийцей, и чётко понимал свои шансы – но девушка, которая сейчас смотрела на него широко открытыми глазами, полными слёз – этой девушкой была Настя! Оцепенение, хватившее его при виде висящего в воздухе парня и гигантского хищника, владеющего левитацией, схлынуло – и в душе разгоралась ярость предстоящей схватки. Он не строил иллюзий: нападение с голыми руками – перцовый баллончик, сжатый в ладони, считать явно не стоило, означало немедленную и жуткую смерть. Разум нашептывал совершенно другие действия – пересидеть за камнями, дождавшись, пока гигантская тварь насытиться, тихонько уйти по другому склону холма, первым делом обзаведясь каким-нибудь приличным оружием, и попытаться спасти оставшихся в живых. Но сознание отступило перед первобытной яростью, проснувшейся в нём при виде дикого хищника, расчётливо выбирающего себе кровавую жертву. Подбежать, полоснуть струёй баллончика по глазам, заставив страшную кошку выпустить жертву – и протянуть как можно дольше в схватке с незнакомым монстром, давая Насте возможность вновь укрыться за камнями… Этот план не оставлял ему никаких надежд – зато давал их красивой девушке, учившейся на параллельном курсе и не замечавшей худого, нескладного парня, робко на неё поглядывающего…
Сибиряк издал воинственный крик, привлекая к себе внимание, заставляя противника отвлечься от неспешного подтягивания к себе очередного "лакомого кусочка" – крик, внезапно закончившийся полустоном, полурычанием – кошка мотнула головой, отчего девушка кубарем покатилась по склону и устремила свой взгляд на подбегающего к ней парня. Краем глаза Макс успел увидеть, как безвольно лежит Настя – она явно или потеряла сознание, или была не в силах пошевелиться – когда странная тяжесть навалилось на тело, приковывая к земле, лишая последних сил, помрачая разум. Было трудно пошевелить даже пальцем, подумать о чём-то кроме медленно и лениво приближающихся гигантских клыков, залитых человеческой кровью…
Не осталось ни сил, ни чувств, разум словно заснул, и эмоции притупились, заставляя воспринимать окружающее как сон – лишь только ярость, первобытная ярость зверя, сражающегося за свою стаю, за свою самку, не желала сдаваться, разгораясь где-то в груди парня буйным костерком.
Кошмарная тварь двигалась не спеша, словно танцуя, или исполняя какой-то древний ритуал. А может, просто растягивая удовольствие – заглушив первый голод, она могла себе это позволить. И, встретившись с оранжевыми глазами зверя, Макс понял: она знает о нём, о его нелепом плане, об остальных людях – там, на вершине холма, и не остановиться, пока не уничтожит всех, наслаждаясь страданиями нелепой двуногой добычи. Одного за другим, съедая мозг и запивая свежей кровью…
Чужое знание вошло в разум человека, но не наполнило его ужасом – казалось, предел дрожания от страха был пройден, лопнул под напором ненависти и животной, звериной ярости к наглому врагу, посмевшему играть с ним, как кошка с мышкой – волна бешенства омыла застывшее тело, наливая мышцы и суставы силой, первобытным напором, меняя, переделывая… Всё вокруг стало размытым, мироздание внезапно уменьшилось до размеров точки – и вновь развернулось, но теперь он уже был свободным – и сильным!
Люди, наблюдающие за застывшим парнем, внезапно увидели, как его тело окуталось пеленой, затуманилось – и стало расти, обрастая шерстью и осыпая землю обрывками одежды. Крик, доносившийся со склона холма, стал низким и сменился звериным рыком… Огромный, чёрный с серыми подпалинами медведь прыгнул на застывшую в удивлении кошку, не готовую из охотника стать добычей – и, не обращая внимания на хлынувшую из разодранной в клочья от шипов шкуры крови, принялся рвать на части куски брони кошки, добираясь до тёплой плоти… Инопланетный монстр заревел, метнулся вперёд – и два тела, сплетясь в клубок, принялись кромсать подлёсок и друг друга…
Зрители, наблюдающие за схваткой, затаили дыхание – и не только на вершине холма…
Дикий рык взвился над схваткой, но в нём всё чаще доносился торжествующий рёв медведя – и жалобное повизгивание большой кошки… В чёрной жёсткой шерсти когти монстра путались, застревая в клубках кожи и тугих мышцах, а небольшие, но сильные лапы медведя легко выворачивали пластины брони, погружаясь в чужую плоть, как в масло, вырывая куски, добираясь до жизненно важных органов. Врут те, кто говорит, что время в такие моменты останавливается – скорее оно спрессовывается в наполненные жизнью мгновения, заставляя попавших в них проживать всё гораздо плотнее, чувствуя каждую секунду, словно час…
Для остальных всё спуталось – огромный медведь прыгнул вперёд, слившись на несколько мгновений в единое целое с белоснежным бронированным монстром и вот уже окровавленный чёрный зверь встаёт над поверженным противником, оглядывая мир залитыми кровью глазами…
Люди, радостно высыпавшие на вершину холма из-за скал, остановились: странный медведь, весь в ошмётках бурой крови, увидев двуногих, рыкнул и ринулся на новую добычу. Ярость, бушующая в груди зверя, требовала выхода. Немного косолапя, он стремительно взбирался на холм, выбрасывая из-под лап куски дёрна… Земляне кинулись врассыпную, но тут из кустов наперерез бурому хищнику выскочила поджарая фигура совершенно седого волка. Белый как лунь зверь встал на пути несущегося наверх Макса – и поймал взгляд налитых кровью глаз… Медведь притормозил, занося лапу для удара – и застыл, заворожено разглядывая в чужих зрачках собственное отражение. Своё человеческое "Я".
Детство и щемящие душу походы в лес. Реже – с родственниками, чаще – одному, в ночную пору, слушая ароматы лесной чащи и любуясь полной луной. Неловкость в потасовках со сверстниками – словно боясь смять, покалечить хрупкие человеческие тела – неловкость, прочно вошедшую в его жизнь. Слабость его земного обличья – обратная сторона сила и гибкость оборотня высшего круга. Ярость зверя – тщательно подавленная, скрываемая ото всех и прежде всего от самого себя животная часть своего естества, настолько мощная и цельная, что не смогла пройти слияние с людской ипостасью, отгородившись от неё, сделав человека более чистым и уязвимым, а Зверя – более мощным. Дикая и неистовая, но вполне контролируемая вторая часть живущего на две стороны… Судорога вновь свернула пространство, туманя зрение ошарашенным наблюдателям и вот уже две фигуры встают с земли, два обнажённых силуэта: Макса – и какого-то старика.
Шаман Ирк’х, бывший глава рода Сломанной ветви, был встревожен. Странные сны, необычные предчувствия, неясная тревога – он не понимал, что происходит. Гадательные руны отказывались служить, огонь священного костра исправно пожирал жертвы, но отказывался говорить, зверёк – помощник дрожал и тянул вглубь лесов, в зону диких тварей. Наконец Ирк’х сдался и, поручив племя заботам младших шаманов, последовал в чащу, следуя неопределенному предчувствию и подсказкам своего крига.
Состояние внутренней чистоты, делающее его невидимым для тварей, опасных и для посвящённого высшего уровня, помогло дойти до неясной цели предчувствий – холма каменных врат, расположенного в зоне охоты касадга, одной из наиболее опасных тварей среди дикой чащи. Ирк’х вздохнул и принялся устраивать малый круг опеки – сферу, в которую местная живность не сунется своими ментальными щупальцами. Сбор трав, настоянный на эскриментах самых пахучих зверей леса, плюс ворожба крига и естественное защитное укрытие местности – и можно было ждать, ни о чём не беспокоясь. Что шаман и сделал, потому что твёрдо знал – если сюда забредёт зверь, способный преодолеть круг опеки, волноваться уже будет незачем – поздно. На второй день ожидания Ирк’х почувствовал как беспокойство, разлитое в воздухе, стало закручиваться в тугую спираль. Словно кто-то всё сжимал и сжимал невидимую пружину, собирая в одну точку вселенские силы. Поднялся ветер, взметая пыльные вихри вокруг оскаленных скал. Когда казалось, что природа не выдержит и деревья вместе с валунами сорвутся в гигантский хоровод, кроша друг друга в мелкую пыль – но всё закончилось едва ли не быстрее, чем началось. Солнце, выглянув из-за нахмуренных туч, осветило успокоенный холм – и на его вершине заискрили в остатке хоровода серебристые пылинки. А в тот момент, когда последняя упала на землю, среди камней стали появляться лежащие фигуры – одетые в пёстрые раскрашенные одежды, но вполне похожие на хлоев.
Ирк’х с улыбкой наблюдал за их первыми шагами в незнакомом мире, ожидая, когда они проявят себя, позволят оценить свои силы и способности. Но время шло и никто из пришлых не спешил надевать шкуру. Неужели ущербные? Иногда такие появлялись или рождались среди их народа. Предоставленные сами себе, они погибали очень быстро, не способные дать слабое, больное потомство. И это было правильно. Он полностью укрепился в своём мнении, когда один из чужаков, не сменив облика, направился в лес, размахивая искусственным, нелепым, тонким когтем – даже ребёнок из народа хлоев легко выбил бы его из руки слабого пришельца, перебив и коготь, и руку. Шаман совершенно не удивился результату, услышав рёв вышедшего на охоту касадга, и увидев магическую атаку опасной твари. Ирк’х лишь прикрыл глаза и устроился поудобней внутри круга опеки: приходилось ждать, пока касадг утолит жажду крови и, прикончив чужаков, заляжет в спячку. Он почти поверил, что предчувствия его обманули – когда услышал чужой, незнакомый рык и, открыв глаза, увидел небывалое: один из пришельцев сменил шкуру и кромсал опаснейшего из хищников леса, словно ребёнок свою первую добычу. При этом его боевая ярость затмевала достижения воинов народа хлоев, а презрение к собственным ранам – умения шаманов. Как завороженный, наблюдал за схваткой, впав в транс, позволяющий замечать и различать малейшие оттенки происходящего. Но лишь когда воин начал подниматься на холм, Ирк’х понял: тот впал в боевую ярость и теперь опасен всем без исключения, даже своим спутникам. Зверь в нём победил человека, и требовалось умение его, верховного шамана высшего круга, чтобы вернуть воина с тропы священной схватки. Не раздумывая, прервал круг опеки и встал перед впавшим в безумие чужаком. Поймав его взгляд, велел кригу соединить сознания в единую цепь – ментальную, однако в эти мгновения более прочную, чем стальная.
От единства взглядов – к единству чувств. От единства чувств – к единству разумов. Старый шаман расслабился, противопоставляя напряжению воина – собственную мягкость, его неистовству – безмятежность, его зверю – собственную человеческую суть. Ярость воина потекла в него бурным потоком, но он привычно усмирял его, подавляя в себе вспышки эмоций. Ирк’х позволил чужой душе заглянуть в свою, распахнув её как можно шире – и заглянул в чужую, жадно впитывая образы незнакомого мира. Это было захватывающе, но гораздо важнее было уловить момент, когда чужой мозг успокоиться и начнёт искать выход из незнакомого места, в котором очутился. Именно тогда шаман подбросил в чужое сознание свою любимую картинку: себя самого, совсем ещё юного волчонка, впервые ощутившего потребности разума и решившего сменить облик в поисках истины и гармонии. Ощущение мягкости внутренней сути, позволяющей преобразоваться в новую форму, более совершенную в ментальном плане, хотя и проигрывающую в физическом. Одновременно он мягко начал собственный переход, удерживая чужое сознание – и с удовлетворением почувствовал, что оно следует за ним.
Ярость, застилавшая рассудок, внутренний огонь, позволяющий быть самим собой – и кем-то ещё, пропали, и Макс ощутил себя прежним – угловатым, нескладным пареньком, стоящим на склоне холма… совершенно голым.
– Блин! – Не обращая внимания на окружающее, он бросился к остаткам собственной одежды, живописно разбросанной по склону. От рубашки остались только ни на что не пригодные лоскуты, но брюкам неизвестно почему повезло больше. Торопливо драпируясь ажурными лохмотьями, парень бросил взгляд в сторону леса – и замер. Внизу, у подножия холма, словно прошёл массированный огонь артиллерии, пропахав почву, изломав и изрядно проредив росший там кустарник и деревья, и вдребезги раскатав страшную прежде гигантскую кошку. Всё было в крови, обломках брони и обрывках белоснежной шкуры. Но странно – при виде валяющихся кусков мяса Макс испытывал необычное, доселе неизведанное чувство внутреннего торжества и какого-то животного удовлетворения. Он даже шагнул поближе, разглядывая место неистового сражения – когда увидел чудом уцелевшую голову спортивного парнишки, первым попавшего под действие незнакомой магии.
Все мысли и чувства разом вылетели из головы человека, он согнулся в три погибели – его стошнило. Чьи-то крепкие руки приподняли его голову, поддерживая на весу. Жёсткие пальцы пробежались вдоль спины, нажимая на точки у оснований позвонков – сразу стало легче, голова прояснилось, спазмы отступили.
– Настоящий воин не должен выражать свою скорбь столь открыто. Вначале ты должен позаботиться о своих спутниках, среди них немало самок, и они в шоке. А потом мы похороним твоего друга и ты, если пожелаешь, сможешь повторить свой странный ритуал.
Макс оглянулся – возле него, поддерживая его под руки, стоял незнакомый ему человек, говорящий на странном языке, певучем и щёлкающем одновременно – и Макс его понимал!
– Что произошло? Кто вы? Это вы нас выручили?
Но тут у края поляны зашевелилась пришедшая в себя Настя, все вопросы пришлось отложить на потом, приняв как должное принятую помощь и бежать успокаивать, ободрять, утешать…
Через несколько часов на вершине холма горел небольшой костерок, разожженный успевшим одеться и поделиться странной, чуть мешковатой, но удобной одеждой с сибиряком пришельцем, кипел в небольшом котелке травяной сбор, один запах которого прояснял мысли, а несколько глотков позволяли расслабиться и успокоиться. Все собрались вокруг этого оазиса тепла и мира, протягивая руки к огню… При этом пришельца, так и не проронившего ни одного слова, всё делавшего молча, знаками показывая остальным, что именно он предлагает, все сторонились – но ещё больше сторонились Макса. Девушки старались сесть так, чтобы огонь был преградой между ними и оказавшимся оборотнем парнем, таща за собой чуть пришедшую в себя, ничего не понимающую Настю… Да и оставшийся в живых паренёк, которого, кажется, звали Вадимом, держался от него подальше.
Останки их предводителя, столь торопливо умчавшегося на разведку, были похоронены тут же, среди камней, в неглубокой яме, с наваленными сверху камнями. Имени его никто не знал, так что просто нарисовали на куске скалы над ним крест – и дату.
Теперь же, все сидели растерянные, переживая шок и потерю – и запивая всё это травяным настоем, который никто бы не рискнул назвать чаем…
– Меня зовут Ирк’х, я глава рода Сломанной ветви народа хлоев, шаман в пятом поколении. Ближайший посёлок моего народа в трёх днях пути отсюда – вон в той стороне. Посох странного пришельца, на этот раз заговорившего по-русски – довольно чисто, но со странным, певучим акцентом, махнул рукой в сторону горизонта, где медленно садилось заходящее солнце.
