Моника Мерфи
Миллион поцелуев в твоей жизни
Она со вздохом упирает руки в бока.
– Мистер Ланкастер, я не одобряю употребление подобных выражений в моем классе.
– Прошу прощения. – Хотя я нисколько не раскаиваюсь, и ей это известно.
– Не сомневаюсь. А раз вы все никак не можете успокоиться, найдите свою напарницу по проекту. Приведите ее обратно в класс, хорошо? Очень не хотелось бы ставить ей прогул. – Когда я остаюсь на месте, уставившись на нее во все глаза, Сков указывает на закрытую дверь. – Ну же, идите. Отыщите Рен и приведите обратно.
Я беру свою сумку, чтобы в ней никто не копался (не доверяю никому из недоумков в этом классе), и выхожу из кабинета, не зная толком, где может прятаться маленькая напуганная девственница после того, как поцапалась с дрянной девчонкой, а потом назвала меня мерзавцем.
До сих пор не могу поверить, что она это сделала. Таких слов нет в ее лексиконе. Вот почему сказанное ею так меня шокировало.
В последнее время она делала многое, что совсем не в ее духе.
Я слоняюсь по коридору, убивая время. Проверяю телефон, но там ничего интересного. Заметив туалет для девочек, я мешкаю, подумав, что она может быть именно там.
Без колебаний подхожу к двери и проскальзываю внутрь, а потом резко останавливаюсь, увидев Рен, которая стоит перед раковиной и смотрит в зеркало. Она поднимает взгляд и ловит мой в отражении, а уязвленное выражение ее лица норовит разрушить стену вокруг моего сердца.
– Чего тебе?
По голосу слышно, что она плакала. Любому другому парню не понравился бы этот звук, и я пытаюсь убедить себя, что я не из их числа. Я могу не обращать внимания. Ну обижена она, ну плакала.
Что с того?
Но чем дольше она смотрит на меня такими грустными глазами, тем больше во мне усиливается чувство вины.
– Сков прислала меня, чтобы привел тебя обратно в класс, – наконец выдаю я.
Рен стреляет в меня взглядом.
– Скажи ей, что я не приду.
– Не думаю, что у тебя есть выбор, Пташка…
– Не называй меня так! – кричит она, поворачиваясь ко мне лицом. Ее щеки намокли от слез, глаза раскраснелись. – Просто… уходи. Ты добился желаемого, верно? Моя самооценка спущена в унитаз. Я осознала, что у меня нет настоящих друзей. Никого, кто знает меня по-настоящему. Никто не спрашивает, как у меня дела, не интересуется, все ли хорошо. Всем плевать. Моя жизнь – настоящий бардак. Надеюсь, ты доволен.
Я хмурюсь.
– С чего мне быть довольным оттого, что с тобой творится непонятно что?
– Потому что ты меня ненавидишь. Думаю, ты пытаешься выгнать меня из школы. Знаю, что это твои владения. В итоге ты убедишь всех, что я никчемная, и у меня не останется иного выбора, кроме как уйти навсегда.
– Ох, да брось ты, Рен. Ты драматизируешь.
– Все из-за тебя! Ты меня до этого довел. – Она всплескивает руками. – Этот мир принадлежит Крю Ланкастеру, а мы все просто в нем живем, так?
Нет, не так. Мне кажется, что я делю свой мир с Рен, даже когда не желаю этого. Она не похожа ни на одну девушку, какую я когда-либо знал: независимая умница, но вместе с тем высокомерная маленькая ханжа. Но, несмотря на ее надменный вид, я вижу, что ей небезразлично: она мечтает нравиться людям, направлять девушек к правильным, по ее мнению, решениям, например быть такими же недотрогами.
Рен постоянно ищет одобрения.
Внимания.
И ото всех его получает.
Только не то внимание, какое ей нужно.
Не то, которое ей могу дать только я.
Глава 12
Рен
Я неохотно иду за Крю обратно на урок психологии, всю дорогу не произнеся ни слова. Он тоже молчит, хотя его тело едва не вибрирует от каких-то неясных эмоций.
Не знаю, что его беспокоит, и мне все равно. А если я?
И хорошо. Надеюсь, я свожу его с ума. Он поступает со мной точно так же, так что все справедливо.
Мы входим в класс, и я сразу же спешу к столу мисс Сков, приобретя виноватый вид, когда она смотрит мне в глаза.
– Простите, что ушла, – тихо произношу я. – И за вчерашний урок тоже извините меня, пожалуйста. Просто я… сейчас в дурном настроении, хотя это не оправдание.
Она со вздохом кладет руки на стол.
– Все нормально, Рен.
Я уже готова отвернуться, но она продолжает.
– Мне тут пришла в голову мысль, что если ты хочешь сменить напарника и работать с Сэмом, то я не возражаю, – говорит Сков.
Я поворачиваюсь и хлопаю глазами, потрясенная ее предложением.
– Правда?
Она кивает.
– Вижу, что с Крю тебе очень некомфортно.
Так и есть. Он без преувеличения гнался за мной, хватал и запугивал. Нужно сейчас же рассказать Сков о его поступках. Как сильно он мне докучал.
Так, что и не описать.
Но тогда придется рассказать о том, почему он за мной гнался и что я видела. А значит, парней в итоге исключат из школы, и все по моей вине.
Не хочется брать на себя такую ответственность. Или навлечь их ненависть.
– Вы уже говорили с Сэмом о смене напарников? – спрашиваю я.
– Нет. Еще нет. Но Натали тоже ко мне подходила с просьбой назначить ей другого напарника и упоминала, что хочет работать с Крю. Это идет вразрез с моим видением проекта, но мне неприятно видеть тебя такой несчастной. – Она останавливает на мне понимающий взгляд. – Такое чувство, что ты плакала.
– Все нормально. – Я пожимаю плечами, а затем оглядываюсь через плечо и вижу, как Натали пытается заговорить с Крю, который упорно ее игнорирует, а Эзра не сводит с нее щенячьего взгляда. Я снова поворачиваюсь к учителю. – Я не хочу менять напарника.
Сков вскидывает брови едва ли не до линии роста волос.
– Ты уверена?
– Да. – Я киваю непоколебимо под стать своей решимости. К тому же…
Не желаю, чтобы Крю работал с Натали. Так она почувствует, что победила, а мне этого не хочется.
Она не заслуживает этого. Как и его самого.
– Если продолжишь работать с Крю, я не стану терпеть твои ежедневные эмоциональные вспышки. Ты же это понимаешь?
– Да, мэм. – Я в смущении опускаю голову. Обычно я не допускаю, чтобы меня что-то так легко задевало. Хотя в действительности ко мне никто никогда не пытается цепляться. У меня есть сторонники, которые уважают мои слова, а те, кто не разделяет мои взгляды, обычно просто оставляют меня в покое.
Так было до появления Крю. Он постоянно ко мне цепляется, и меня это нервирует.
Но где-то в глубине души я вовсе не испытываю от этого отвращения. Маленькое, темное зернышко удовольствия каждый раз раскрывается при его прикосновениях.
Когда Крю пытался удержать меня силой, когда обхватил рукой грудь, я должна была испытать отвращение. Испугаться.
И я испугалась. Сперва. Но вместе с тем чувствовала что-то еще. Было волнующе знать, что, возможно, он меня хочет. Я слышала это в его голосе. Чувствовала в прикосновениях.
В тот момент он в самом деле меня хотел. Даже если всего на мгновение.
– Ну хорошо. Тогда давай, принимайся за работу, – велит мисс Сков, и я иду в конец класса, где за соседними партами сидят Крю и Натали.
– Так мы поменяемся напарниками? – щебечет она, поглядывая на Крю.
Он даже не смотрит на нее. Все его внимание сосредоточено на мне.
– Нет, – говорю я, мотая головой и не сводя с него глаз. – Останемся в тех же парах.
– Господи, Сков такая стерва, – бубнит Натали себе под нос, а затем встает с места и садится за свободную парту рядом с Сэмом.
Я сажусь на стул, который она только что освободила, и стараюсь подавить ощущение торжества, накрывшее меня волной. Бросаю рюкзак на пол, открываю его и, достав тетрадь с карандашом, кладу их на парту.
– Сков стоит на своем? – Меня, согревая, окутывает низкий голос Крю.
Не сдержавшись, отвечаю ему загадочной улыбкой.
– Видимо.
* * *
Оставшуюся часть недели учебные дни проходят однообразно. Ничего особенного не происходит, и мы все готовимся к итоговым экзаменам и проектам в преддверии зимних каникул. Я изо всех сил стараюсь не замечать Фига и никогда не оказываться с ним наедине в классе. Даже опаздываю, хотя мое место всегда остается свободным и ждет меня. Больше никто не хочет сидеть за первой партой в центральном ряду.
Мэгги отдалилась от меня, наверное, без конца пытаясь помириться с Франклином, и больше со мной не общается.
Ну и ладно. Мне все равно.
Я наблюдаю, как со мной общаются в школе, в особенности одноклассники, и понимаю, что пребываю на задворках всех дружеских компаний среди старшеклассников. Никто не принимает меня по-настоящему и не ищет со мной общения.
Это удручает. Я ничего не замечала, пока Крю не обратил на это внимание, и порой кажется, что я хочу вернуться к своему прежнему восприятию. Когда я верила, что всем нравлюсь, и считала всех своими друзьями. Когда думала, что оказываю позитивное влияние, которое приносит пользу.
О, девочки из младших классов по-прежнему хотят со мной общаться, поэтому я сижу с ними за ланчем, ведь больше не с кем. Но они обращаются ко мне, чтобы почувствовать себя увереннее в выборе, который сделали. Большинство рано или поздно сдастся. Они найдут себе парней. Влюбятся. Будут заниматься сексом.
А я останусь не у дел.
Только урок психологии и проект вызывают у меня опасения. Необходимость каждый день видеться с вечно ухмыляющимся Крю не проходит бесследно, но я стараюсь улыбаться несмотря ни на что. Поддерживать максимально деловое общение, что непросто, ведь мы должны копнуть поглубже и попытаться понять друг друга.
Я уже сдалась. Не могу его понять, как бы ни старалась. Он подлый, но при этом постоянно сверлит меня пылким взглядом, словно представляет обнаженной или вроде того. Рядом с ним мне не по себе.
И не всегда в плохом смысле слова.
Но я не уступлю Натали. Знаю, она все еще злится, что Крю работает в паре со мной, а не с ней. Какая жалость. Ей придется с этим смириться.
Он мой.
Когда наконец-то наступает пятница, я могу выдохнуть с облегчением. В выходные планирую навестить родителей и с нетерпением этого жду. Не потому что очень хочу с ними увидеться – всего неделю назад мы вместе праздновали День благодарения, а потому что в субботу мы с папой пойдем на выставку, где представлены картины перспективной художницы, чьи работы мне очень нравятся. К тому же мне хочется уехать из кампуса. Я уже устала здесь находиться, а до зимних каникул еще две недели.
А еще впереди мой день рождения и большая вечеринка, которую я собиралась устроить для своих мнимых друзей. И зачем я утруждаюсь?
Отменю ее. Кто бы на нее пришел? Там ведь не будет ни наркотиков, ни алкоголя. Я удивлюсь, если кто-то заглянет.
Гоню эту удручающую мысль прочь, пока она не раздавила меня окончательно.
Я иду по коридору на последний урок, как вдруг слышу, как кто-то прокашливается позади меня.
– Рен, привет.
Я оборачиваюсь и вижу перед собой улыбающегося Ларсена фон Веллера.
Он, как и я, в выпускном классе. Тихий. Умный. Спортивный, но не придурок в отличие от некоторых качков, которые учатся в этой дурацкой школе. Он привлекателен, с каштановыми волосами и карими глазами. Худой, но мускулистый.
– Привет, – отвечаю я с легкой улыбкой, гадая, с чего он вдруг со мной заговорил.
Мы дружили в девятом и десятом классах, когда у нас было больше совместных уроков, и мы часто виделись в течение дня. Но можно сказать, что в одиннадцатом наши пути разошлись, когда мы выбрали разные учебные программы, и теперь редко общаемся.
– Как ты? – интересуется он.
– Хорошо. – Я киваю, оглядывая коридор, и ловлю на себе любопытные взгляды проходящих мимо людей, которые гадают, с кем я разговариваю. – А ты?
– Не жалуюсь. – Он непринужденно улыбается. – До меня тут дошли слухи.
– А? – Господи, что же он знает?
– Ага. Что ты едешь домой в эти выходные. – Ларсен улыбается.
Я хмурюсь.
– Где ты это услышал?
Выражение его лица становится смущенным, и он прячет руки в передних карманах.
– Моя мама упомянула об этом, потому что я тоже еду домой. Мои родители пригласили твоих на ужин в субботу вечером, и твоя мама обмолвилась моей, что ты тоже придешь.
– О. Да, видимо, приду. – Я и не знала, что наши родители дружат, но мой отец никогда не отказывается от дружбы. Он почти всех в своей жизни воспринимает как потенциальных клиентов, поскольку занимается недвижимостью. В его видении кто-то всегда хочет что-то купить или продать.
– Будет приятно поболтать, согласна? – спрашивает он, шагая со мной в ногу.
– Несомненно. – Я мимолетно улыбаюсь ему, останавливаясь возле двери своего класса. – Значит, завтра увидимся.
– Жду с нетерпением. – Он одаривает меня ослепительной улыбкой. – До завтра, Рен.
Ларсен спешно уходит, растворяясь в толпе, а я смотрю ему вслед, прислонившись к стене, чтобы не мешать ученикам, которые торопятся на последний урок.
– Что это такое было, черт возьми?
Я оборачиваюсь и вижу рядом с собой Крю, который провожает Ларсена свирепым взглядом.
– Ты о чем?
– О Ларсене. Почему он трется возле тебя?
Я морщу нос в отвращении от выбранного им слова.
– А это не твое дело.
Я спешу в класс, и Крю идет за мной по пятам.
– Мое, потому что я знаю, что этот парень – хренов извращенец.
– Видимо, вы с ним большие друзья. – Я ухмыляюсь ему через плечо и усаживаюсь на соседний стул.
Последнюю пару дней мы просто сосуществовали рядом, но в этот миг я рассержена и готова высказать ему все, что думаю.
– Этот мудак мне не друг. Он самодовольный болван, – выпаливает Крю, усаживаясь.
– Кого-то напоминает. – Я бросаю рюкзак на пол и устремляю на него сердитый взгляд. – Не лезь, Крю. Тебя это не касается.
– Касается, если он начнет подрывать твое психическое состояние. Нам еще вместе работать над проектом.
– Мое психическое состояние нестабильно только из-за тебя. – По привычке достаю тетрадь с карандашом. Крю ничего не станет мне рассказывать. Никогда не рассказывает. Я могу без конца засыпать его вопросами, а он все равно будет молчать. Это раздражает.
Он раздражает. Назвал Ларсена извращенцем, а они даже не друзья. Откуда ему знать?
– Он его усугубит, – парирует Крю.
– Как? – Мне искренне любопытно. – Что же такое ужасное он может со мной сделать?
– Боже, да ты и правда сама невинность?
Я вздрагиваю от его слов. Мне тошно от его попыток пристыдить меня за то, что я хороший человек. Я не такая испорченная, как он, и ничего с этим не поделаешь.
– Уж лучше я буду невинной, чем такой несчастной и пресыщенной, как ты.
Крю не реагирует на оскорбление.
– Ты правда хочешь знать, что задумал Ларсен?
– Сделай одолжение.
– Он прикидывается милым перед девушками. Будто и мухи не обидит. Весь такой стеснительный, понимаешь? Строит из себя приличного парня перед доверчивой девушкой, а потом она оглянуться не успеет, как уже стоит перед ним на коленях с его членом во рту, пока он снимает все взаимодействие на камеру, – объясняет Крю.
Я отпрядываю от его слов. Звучит прямо-таки ужасно. А Крю говорит об этом так цинично, используя слово «взаимодействие».
Неужели в его понимании к этому и сводится секс? Просто взаимодействие? Обмен телесными жидкостями? Отвратительно.
– Он это снимает? – спрашиваю я, понизив голос. Не желаю, чтобы кто-нибудь меня услышал. На нас с Крю и так слишком многие обращают внимание, и я не представляю почему.
Крю кивает с угрюмым выражением лица.
– А потом продает своим друзьям.
У меня вырывается громкий вздох.
– Что? Зачем?
– Чтобы отбить материал? Брось, Пташка. Думаешь, все парни в этой школе не пожелали бы увидеть, как ты стоишь перед кем-то на коленях? – Взгляд, которым Крю окидывает меня, наводит на мысли, что он и сам, возможно, хотел бы видеть меня в таком… уязвимом положении. – Если бы Ларсен сумел это заснять, то стал бы героем школы «Ланкастер».
– Это так… мерзко. – Я сижу, потупив взгляд в парту. Слова Крю снова и снова крутятся в голове. Я не хочу ему верить. Он всегда думает о других только плохое. Никогда не слышала, чтобы Ларсен делал что-то подобное. И хотя стараюсь не вовлекаться ни в какие скандальные сплетни, все же время от времени улавливаю пикантные подробности, но об этом не слышала ни слова.
Ни разу.
– Осторожнее с ним, – говорит Крю зловещим тоном. – Я тебя предупредил.
Сков заходит в кабинет ровно перед звонком и сразу начинает отмечать присутствующих. Я сижу, погрузившись в мысли и закипая оттого, что Крю всего парой отборных слов испортил мне предстоящий субботний ужин.
Это он умеет. Портить мне жизнь.
Звучит драматично, зато правдиво.
Когда Сков велит нам продолжить работу над проектом, Крю удивляет меня, пододвинув свою парту и стул ближе к моей. Зачем он пододвинулся?
Я этого не хочу. Пусть лучше держится на расстоянии. От его близости мне не по себе – и вовсе не в дурном смысле. А это плохо.
Очень плохо.
– Я подумала о том, что ты сказал, – начинаю я.
– И?
– Я не верю.
Крю издает раздраженный вздох.
– И почему я не удивлен.
– Он не похож на такого парня.
– А разве не так все всегда начинается? «О, он был милейшим парнем. Не могу поверить, что он серийный убийца». – Я едва не смеюсь от взгляда, который бросает на меня Крю. – Спустись с небес на землю, Пташка.
– Просто я думаю, что слышала бы о таком от других девушек. Ну, от тех, кого он снял на камеру. – Я морщусь в отвращении при мысли об этом, а еще о том, что бы стала делать сама, если бы подобное случилось со мной.
Вот же унижение. Я бы никогда такое не пережила.
– Ты правда думаешь, что кто-то из девушек станет об этом рассказывать? Они предпочтут забыть, что это вообще случилось. А если бы они и признались тебе в чем-нибудь, ты бы, наверное, прочла им нотацию на тему неверных решений, – предполагает Крю.
Сердце щемит, но только потому, что он, как ни печально, говорит правду.
В свое время я прочла немало нотаций девушкам, которые принимали неверные решения. Неудивительно, почему меня считают склонной к осуждению.
– Наверное, мне пора это прекратить, – признаюсь я еле слышно.
Крю наклоняется ближе и задевает меня плечом, отчего по коже бегут мурашки.
– Что прекратить?
– Постоянно всех осуждать. – Я встречаюсь с ним взглядом. – Ты был прав. Как и все, кто говорил мне об этом.
– Ах, маленькая Пташка кое-чему научилась во время проекта. – Он протягивает руку и заправляет прядь волос мне за ухо. – Я тобой горжусь.
От его прикосновения кожу окутывает теплом, и я пытаюсь прогнать незнакомое ощущение. А еще ему не стоит говорить мне такие слова.
Может статься, что это начнет мне слишком сильно нравиться.
– А ты уже узнал что-нибудь о себе? – с надеждой спрашиваю я, стараясь не обращать внимания на бабочек, которые запорхали в животе от его прикосновения.
– Да, узнал, что ты считаешь меня мудаком.
Я хмурюсь.
– Я этого не говорила.
– И не нужно. Я и так вижу.
Мне уже говорили, что все эмоции написаны у меня на лице…
– А еще ты считаешь, что я веду себя так, будто мне принадлежит вся школа.
– Хм, так и есть.
– Она принадлежит моей семье, – поправляет он.
Я закатываю глаза.
– Как скажешь.
– А ты сегодня дерзкая, Пташка.
– Такой и становлюсь, когда ты лезешь в мои личные дела. – Я постукиваю карандашом по тетради. – Мы вообще будем сегодня заниматься проектом?
– Да. Давай. – Крю откидывается на спинку стула, не сводя с меня глаз. – Хочу взять у тебя интервью.
Меня охватывает беспокойство, отчего я сразу начинаю нервничать.
– Может, лучше я у тебя?
– Нет. – Он мотает головой. – Вчера вечером я придумал несколько вопросов. О том, что хочу о тебе узнать.
Почему его слова звучат как угроза?
– Поверь мне. Я не стану все о себе рассказывать.
– Мне казалось, суть проекта как раз в этом.
– Ты должен анализировать меня. Пытаться понять, а не просто выудить у меня всю информацию, – напоминаю я.
– А ты всегда умеешь все усложнить, – его слова звучат утвердительно.
А еще ранят, и мне от этого тошно.
– Ладно. Задавай свои вопросы.
Крю берет телефон, открывает заметки и, нахмурив брови, просматривает все, что туда внес. Я пользуюсь возможностью его рассмотреть, полюбоваться точеными чертами лица. Резкой линией челюсти и мягкими губами. Пропорциональным носом и острыми скулами. Густыми бровями и светло-голубыми глазами. Его лицо, словно произведение искусства, такое можно увидеть на картине столетней давности. У бездушного аристократа в облегающем трико, которое подчеркивает мускулистые ноги, и бархатном пальто, демонстрирующем немыслимое богатство.
Крю вписался бы в ту пору и вписывается сейчас. Каково это, знать свое место? Быть уверенным в нем?
Я думала, что знаю, но с тех пор, как начался проект, сбита с толку. Чувствую себя не в своей тарелке.
– Итак. – Низкий голос Крю вырывает меня из размышлений, и я снова сосредотачиваюсь на нем. – У тебя есть увлечения?
– Какой пространный вопрос. – Погодите, я что, дразню его?
– Зато верный способ узнать, что тебе нравится. – Логично.
– Я люблю путешествовать.
– Где ты уже побывала?
– Много где. Объездила всю Европу. Была в Японии. Ездила в Россию несколько лет назад.
– И как оно? – Я замечаю, что он делает заметки. Хм-м.
– Ходила с родителями на выставку.
– Точно. Они заядлые коллекционеры.
– Да. Мама стала экспертом в мире искусства. Поедет куда угодно, чтобы заполучить понравившийся экземпляр. Мы летали в Россию пару лет назад. В феврале. Стояли жуткие морозы. Мы задержались там на несколько дней, потому что рейсы постоянно отменяли из-за погоды, – объясняю я.
– Как тебе в России?
– Там красиво, но ужасно холодно. Небо постоянно было серым. Может быть, в другое время года мне бы там больше понравилось.
Крю и впрямь что-то печатает в заметках, и мне не терпится узнать, что он написал.
– Чем еще тебе нравится заниматься?
– Я люблю читать.
Крю пристально на меня смотрит.
– Скукотища.
– Без чтения невозможно получить такой средний балл, как у нас, – замечаю я.
– Верно. Но для удовольствия я почти не читаю.
От того, как он произносит слово «удовольствие», меня посещают мысли о…
Порочном.
Чем он занимается ради удовольствия?
– Что еще, Пташка? – спрашивает он тихо. С любопытством.
– Я люблю искусство, – признаюсь я.
– Какое?
– Да любое. Когда тебя всю жизнь таскают по всевозможным художественным галереям, начинаешь ценить то, что видишь. Со временем произведения начинают говорить с тобой. Внезапно у тебя появляется растущий список художников, которыми ты восхищаешься. – У меня вырывается вздох. – Поначалу я противилась. Не хотела ходить в музеи или галереи. Считала, что там скучно.
– В детстве все таким и кажется. Там ужасно скучно, – подтверждает он.
– Именно. Я стала больше его ценить, когда мне исполнилось тринадцать. В некоторые произведения прямо-таки влюбилась. – Уголки моих губ подрагивают в улыбке. – Есть одна работа, которую я открыла для себя пару лет назад и которая стала моей любимой.
Его глаза загораются любопытством.
– И что же это?
– О, да ерунда. – Вообще не стоило в этом признаваться. Ему это неважно. Вовсе нет. – Просто работа, которая меня привлекла.
– Расскажи мне о ней, – подталкивает Крю, и я тут же мотаю головой.
– Это скучно.
– Давай, Рен.
Судя по голосу, он очень на меня раздражен, но, назвав меня по имени, побуждает продолжать.
– Она была создана в 2007 художником, который исследует разные средства и использует разнообразные материалы. Как я читала, в ту пору, когда он создал мое любимое творение, он еще был наркоманом.
– Наркоманом? Кажется, это противоречит твоим моральным принципам, Пташка.
– Сейчас он вылечился. Порой люди совершают ошибки. Никто не идеален, – говорю я, пожав плечами.
– Кроме тебя. – Крю ухмыляется мне. – Должно быть, ты самая безупречная девушка в кампусе.
– Брось. Я точно не безупречна, – подчеркиваю я, негодуя оттого, что он мог так обо мне подумать. Сложно соответствовать стандартам всех вокруг. Родителей. Учителей. Школьниц, которые смотрят на меня с уважением. Даже тех, кто считает меня нелепой.
Крю вообще не удостаивает мои слова вниманием.
– Как выглядит эта картина?
Я сажусь прямо, обрадовавшись возможности о ней рассказать.
– Огромное полотно, покрытое поцелуями.
– Поцелуями?
– Да. Художник просил одну и ту же женщину целовать холст, накрасив губы разными оттенками помады Chanel. – Я улыбаюсь, когда Крю хмурится. – И каждый раз она по-разному целовала холст. То сильнее. То мягче. То разомкнув губы, то плотно сжав.
– Ясно.
– Изначально у полотна не было названия, но в мире искусства оно известно как «Миллион поцелуев в твоей жизни». Папа пытался выкупить для меня картину в качестве сюрприза на день рождения, но ее нынешний владелец не захотел с ней расставаться. Есть еще одна похожая работа, но ее тоже не найти.
– И сколько стоит та, которую ты хочешь?
– Много.
– Ясно, что много. Но могут подразумеваться разные суммы.
– Когда ее выставили на аукционе, она была продана частному коллекционеру за пятьсот тысяч долларов.
Крю фыркает.
– Такую легко купить.
– Нет, ведь владелец не хочет ее продавать. Для него она бесценна. – Я беру телефон. – Хочешь посмотреть?
– Конечно.
Я открываю гугл, и не проходит минуты, как нужная картина появляется на экране. От одного ее вида у меня приятно замирает сердце. Бессознательно, как бывает, когда что-то взывает к тебе, затрагивает глубинные струны души.
Меня никогда не целовали, но могу представить, каково было бы поцеловать мужчину и оставить на его губах след от своей помады. Мне кажется, это так…
Романтично.
– Вот она. – Протягиваю телефон Крю, и он, взяв его, рассматривает картину несколько долгих молчаливых мгновений. – Как тебе? Видишь, она будто колышется? Художник велел женщине прижиматься к холсту губами в определенных местах, чтобы создать такую иллюзию.
– Вижу, – говорит он, с прищуром всматриваясь в экран.
– Разве не прекрасно? – В моем голосе сквозит тоска, что случается всякий раз, когда я говорю о своем любимом произведении искусства. Я до сих пор разочарована, что оно не мое. Отец очень старался, чтобы картина стала отправной точкой моей коллекции.
А когда не смог ее достать, то купил другую картину того же художника. Она красивая, но не та, самая желанная.
– Думаю, ты бы и сама могла легко ее воссоздать. – Крю возвращает мне телефон.
– Но я не желаю ее воссоздавать. – Я смотрю на экран, на обожаемое мной полотно с отпечатками помады. – Я хочу эту.
– Сколько у тебя помад Chanel?
– Нисколько. Я редко пользуюсь помадой. – Только бальзамом для губ и тушью. Пожалуй, этим и ограничивается мой макияж.
– С такими-то губами можно не скупиться на помаду, – замечает Крю.
По венам разливается незнакомое ощущение, и я остро осознаю, что он сейчас внимательно рассматривает мои губы.
– Что ты имеешь в виду?
– Тебе никто никогда не говорил?
– О чем?
Крю протягивает руку и касается большим пальцем уголка моих губ, ненадолго его задерживая. От этого едва уловимого прикосновения по моему телу бегут мурашки.
– У тебя сексуальные губы.
