Михаил Олегович Бабиенко
Больные люди
– Лена, ты мне нравишься. Только так я могу выразиться. – сказал я.
Лене от моих слов вроде и полегчало, но чувствовал я, что она не до конца удовлетворена этим ответом.
Что ж, не буду лукавить, Лена меня сильно удивляет в последнее время. Раньше она казалась мне весёлой и беззаботной, а теперь её таковой не назовёшь. Она стала более чуткой, серьёзной, когда надо. Теперь сразу видно, что это зрелая девушка, способная сопереживать. Да, она меня напоила и трясла из меня какую-то информацию, но ведь она же меня и успокоила, и спать уложила, и помогла мне избавиться от похмелья. И, когда я увидел её тяжёлый, полный раздумий взгляд, мне самому стало тяжело. Я понял: сейчас я должен максимально искренно ей сказать, что люблю её. Я прикоснулся к её подбородку и хотел сказать:
– Лена, я…
И тут из ниоткуда, словно гром в ясный день, появился старый знакомый – следователь. Он шёл непринуждённо и подошёл к нам так, будто мы друзья много лет:
– О, приветствую, Александр Дмитриевич! И Вам привет, Елена Игоревна. – с этими словами он демонстративно поцеловал её руку. Она отшатнулась в сторону. – Как у вас дела, товарищи? Как проводите законные выходные?
Лена сделала более дружелюбное выражение лица.
– Здравствуйте, Владислав Егорович. У нас всё хорошо. Вот, гуляем с Сашей по парку. А вы как?
– Рад за вас. А что я? А я тоже отдыхаю. Слушайте, а могу я поговорить с гражданином Гордоном?
– А зачем вам это? – спросила Лена строго.
– Да так. Обсудить кое-какие детали об убийстве гражданина Михалева. Я хотел бы опросить гражданина Гордона о его коллегах и обстановке в офисе в целом. Полагаю, гражданин Гордон, – обратился он ко мне, – это вас не затруднит?
Он постарался незаметно подмигнуть мне, но получилось очень уж заметно.
– Лена, я тебя надолго не оставлю. – сказал я. – Можешь пока на лавке посидеть. Я подойду. Не бойся, я тебя не оставлю.
Мои слова, по-видимому, мало её успокоили. Она была какой-то напряжённой, будто меня не следователь уводит, а какой-то подозрительный тип. Хотя, учитывая, как «дружелюбно» вёл себя следователь, действительно могло показаться, что он подозрительный тип.
Мы отошли в сторону к одному старому дубу и встали рядом с ним. Мы отошли так далеко, что наша речь вряд ли была бы слышна. Следователь вынул из внутреннего кармана серого пальто пачку сигарет и предложил мне одну. Я отказался. Он взял одну в рот и зажёг. Затянувшись, он спросил:
– Вы узнали о вашей ненаглядной что-нибудь новое?
Так и знал, что он меня об этом спросит.
– Слушайте, чего вы лезете? – спросил я в ответ. – Вы следователь, узнавать о людях – это ваша работа. Не моя.
– Я вас понимаю, – сказал следователь, – но и вы меня поймите: никто так не приближён к гражданке Гордеевой, как вы. Только вы способны узнать о ней новую информацию. Я, конечно, тоже пытался узнать, искал в архивах, но про неё всё очень мутно написано. Приехала то ли из Мурманска, то ли из Архангельска. Родители вроде и родные, а вроде и приёмные. Её биография невероятно темна. И я надеюсь, что вы сможете узнать о ней что-то.
Надеется он на меня. Нашёл, на кого надеяться. Да и просил ли я надеяться на себя? Не припомню такого. Не люблю, когда люди чего-то от тебя ожидают, не спросив, хочешь ли ты этого сам. Будто следить за Леной – это мой долг.
– Да и, в конце концов, разве вы не хотите узнать о ней побольше? – спросил следователь.
Чего лукавить? Хочу, конечно. Только не понимаю, какой у него интерес. Ей Богу, меня окружают люди-загадки: девушка с непонятными мотивами, следователь с непонятным интересом и сестра, скрывающая от меня что-то. Легко ли жить, когда не понимаешь людей вокруг? Не потому, что не способен понять, а потому, что они сами ничего не говорят – ни словесно, ни письменно, вообще никак. Нет, это невероятно трудно.
И всё же следователь понял, на что давить. Хочу ли я узнать о Лене? Да. Получается, он уповает на то, что я, имея общий с ним интерес, помогу ему. Он хитрый. А я не знал, как его перехитрить и знал, что он, вероятнее всего, не отстанет так просто, так что я решил рассказать ему про дневник. Пусть это даст ему мало, но уж извините – у меня больше нет ничего.
– Я был у неё в квартире. – начал я. – Она строго-настрого запретила мне открывать один ящик, но, поскольку её рядом не было, открыл. Там лежал дневник.
– Дневник? – спросил следователь. – Такой же, как у вас?
А он-то откуда знает, что я пишу дневник?
– Не знаю. В Ленином дневнике ещё были фотографии.
– Какие именно?
Я решил показать ему сфотографированную страницу дневника с таинственной фотографией какого-то парня. Следователь сильно прищурился и внимательно осмотрел фотографию.
– У гражданки Гордеевой очень красивый почерк. Только не совсем понятный. Да и фотография размытая, почти ничего не понять.
– Я тоже не совсем понял, кто на фотографии. И что написано, тоже не понял. Разобрал только три слова: «тот самый», «он» и «любимый».
– Тут дата указана. Судя по всему, это студенческие годы гражданки Гордеевой. Училась она в Питере… как и вы.
– На что это вы намекаете?
– А вы точно не можете опознать человека на фотографии?
– К сожалению, нет.
– А я, похоже, опознал.
Невозможно. Если я, глядя на подлинник снимка, не смог догадаться, то как догадался он, смотря на переснятую фотографию? Качество же ещё хуже стало.
– И кого же вы опознали? – спросил я заинтересованно.
– Вас, само собой.
Меня? Меня, чёрт возьми? То есть Лена шпионила за мной в те годы? Как? Я ни разу не сталкивался ни с ней, ни с кем-то, кто был бы похож на неё. Неужели она так хорошо скрывалась?..
– Она определённо больна вами. – продолжил следователь. – В психиатрии, кстати, название такому придумали: «Синдром Адели». У дочки писателя Гюго Адели была буквально любовная одержимость одним офицером, усугублявшаяся тем, что любила она его безответно. В конце концов она попала в психбольницу, где и прожила остаток своей горькой жизни.
Чего-чего, а вот одержимых мне в жизни не надо. Смотрел я «Изгоняющего дьявола», помню, что одержимость – вещь не самая приятная.
– Так если она одержимая, то почему она обычно ведёт себя адекватно? – спросил я.
– А кто вам сказал, что это постоянно проявляется? По шизофреникам, если это лёгкая форма, иногда даже и не скажешь, что они больны. Хотя иногда и они проявляют эту болезнь. Ну, странно ведут себя, например. Лена, случаем, не вела себя странно последнее время?
Конечно, так и хотелось разного рода странности объяснить её характером, но некоторые вещи всё же выбивались.
– Ну, как-то раз она не опьянела, хотя выпила две трети бутылки вина. Ещё ей спать долго не надо, по её словам. Когда Серегу Михалева, Царствие ему Небесное, убили, она и бровью не повела.
Следователь поминутно кивал головой и хмыкал в ответ.
– Ну, такое иногда встречается. – спокойно сказал следователь. – Однако чаще всего – по отдельности. А здесь всё в одном. Как я и говорил, гражданка Гордеева – персона неординарная.
Я решил рассказать и про то, как она зачем-то трогала меня, пока я спал напитым в вечер четверга.
– В четверг этой недели она меня напоила. Я человек непьющий, и, видимо, по этой причине опьянел я после третьей рюмки коньяка. Она меня начала расспрашивать, где я был, что делал, не открывал ли я ящик, который она просила меня не открывать. Я на это – стыдно признать – разразился упрёками в том, что она мне жизнь испортила…
– А почему стыдно? Разве вы не говорили, что она вас травмировала психически в детстве?
– Так в этом-то я её и попрекал. А она меня в ответ успокоила, положила на кровать, потом таблетку от головы дала, бульоном напоила, чтоб похмелье прошло. Она позаботилась обо мне. А я ей такие вещи наговорил…
– Ну, не волнуйтесь. Думаю, её это не сильно задело. А что странного она сделала всё-таки?
– Ну, пока я лежал пьяным, она пристально на меня смотрела и всё трогала руками.
– Как именно трогала?
– Ну, гладила волосы, плечо, руки, ноги… Будто исследовала меня, как…
– … как кошка. – докончил за меня следователь.
– Кошка?
– Да. Кошки так могут делать.
– Но ведь Лена человек, а не кошка.
– А вдруг она оборотень?
Учитывая некоторые её странности, я бы и этому факту не удивился.
– Слушайте, я вам рассказал всё, что мог. Могу я пойти к Лене наконец?
– Да, идите. – сказал следователь. – А то она с того времени, как мы отошли, с места не сдвинулась.
Я посмотрел на берег речки. Лена действительно стояла на месте, игнорируя всё происходящее вокруг неё и сконцентрировавшись на нас со следователем. У неё был устрашающий взгляд хищника, готового убить.
– Её взгляд мне не нравится. Пойду я, пожалуй, пока жив. – сказал следователь и усмехнулся. – А вам удачи!
С этими словами он ушёл в сторону. Я быстро подошёл к Лене. Она немедленно вцепилась в мою руку обеими своими.
– Всё, я тебя никуда не отпущу. – сказала она вполне серьёзно, без усмешки в голосе. Это вызвало у меня двоякие чувства: с одной стороны, я был польщён тем, что она дорожит мной, с другой – я испугался того, как СИЛЬНО она дорожит мной.
Прогулка наша длилась где-то час. Всё это время Лена не отходила от меня ни на шаг. Она держала меня за руку, когда мы шли, обнимала меня, пока мы сидели на лавке. Всё это время она почему-то тяжело дышала и была всё такой же томной, как и в начале прогулки. Мы иногда разговаривали, но обычно наш диалог заканчивался ничем. Я понял одно: Лена расстроена. Иначе бы она себя так не вела. И расстроена она из-за того, что я ей не признался. А она так этого хочет… У меня опять всплыл в голове разговор со следователем и этот его «Синдром Адели». Может, это он? Тогда я должен ответить на Ленину одержимость и тоже сойти с ума показать, что я тоже испытываю к ней чувства.
Когда мы вышли из парка и отправились в город, я спросил у Лены, которая всё не отлипала от меня:
– Может, зайдём перекусить?
– Мне не хочется есть.
– Может, тогда возьмём что-нибудь на дом?
– Чего это ты норовишь меня накормить?
– Хочу отблагодарить за помощь по дому.
– Я же по лицу вижу, что врёшь. Явно что-то другое замышляешь…
Я стал думать ещё.
– Может, в кино зайдём? Не хочешь?
– Нет. Я никуда сегодня больше не хочу.
– А чего же ты хочешь?
– С тобой быть. Чтобы всегда ты рядом был, чтоб не уходил никуда, чтоб обнимал меня. Только этого, ничего больше.
Что ж. А её желания куда прозаичнее, чем я думал.
– Я всегда буду рядом, Лена. Ты можешь на меня положиться.
Да, я пытался свою любовь выразить не словами, но иногда без слов никуда.
Лена приобняла меня.
– Спасибо, Саш.
Наступило недолгое молчание, после которого Лена, улыбнувшись, сказала:
– Ладно, уговорил. Давай пиццу купим.
Когда Лена улыбнулась, у меня стало приятно на душе.
Мы пошли в ближайшую пиццерию и заказали «Маргариту». Пока мы ждали заказ, сидя за столиком, Лена, сидевшая напротив, глаз с меня не спускала. Мне кажется, что она ни разу не отвела взгляд и не моргнула, хотя должна была. В какой-то момент я принял это как вызов и начал смотреть ей в глаза в ответ. Но меня хватило только на тридцать секунд. Лена, увидев, что я сдался, усмехнулась и впервые за долгое время моргнула, а затем вновь устремила на меня свой взгляд.
Пока Лена успела раздеть меня взглядом раз десять, пицца приготовилась. Я взял коробку, из которой доносилось тепло и приятный запах, и мы с Леной пошли на трамвайную остановку. И сели мы на трамвай очень кстати: внезапно, вопреки всем прогнозам, пошёл дождь. Причём сильный. Почему каждый раз, когда мы с Леной прогуливаемся за едой, начинается дождь?
Добравшись до нашей остановки, мы прикрыли головы плащами, а я прикрыл коробку с пиццей шарфом, и мы побежали в дом. Когда мы зашли в квартиру, обнаружилось, что мы насквозь промокли.
– Так, Лена, ты первая иди в душ. Я тебе одежду принесу.
Лена тихо кивнула.
Пока она готовилась умываться, снимая мокрую одежду в душе, я рыскал в шкафу в поисках более-менее подходящей одежды. Удалось найти только мои боксеры да старую, но целую и чистую футболку. Взяв всё это, я зашёл в ванную. Лена, что логично, умывалась за шторкой. Я положил одежду на стиральную машину и оповестил об этом Лену. Когда я уже собрался уходить, она сказала:
– Саш, не уходи.
Я опешил. Что значит «не уходи»? А что мне здесь делать?
– Что случилось, Лен? Тебе нехорошо?
– Можешь…помыться со мной?..
Мой уровень шока представить сложно, особенно на бумаге.
– Но… я не могу. Ты же там…
– Голая? Так ты меня уже видел без одежды. Залезай давай.
Я решил, что мне всё равно не отвертеться. Тем более, я же поклялся Лене не оставлять её никогда, поэтому эта просьба должна быть выполнена. Я же стараюсь держать слово.
Я снял одежду и залез в ванную. Вода шла с прикреплённого к потолку душа, попадая, правда, только на одного человека. Но могла попадать и на двух, если сильно сойтись друг с другом. Мы с Леной, видимо, синхронно об этом подумали, и она сказала:
– Подойди ко мне. Так вода и на тебя попадёт.
Мы сошлись, крепко прижавшись друг к другу. Смотреть было особо некуда, поэтому я смотрел Лене в глаза. В глаза, а не на грудь, заметьте.
– Можешь потрогать, если хочешь. – сказала она.
Потрогать что? Тут много значений имеется. Я человек невинный (ну, по крайней мере, я так думаю), а потому мне пришёл в голову вариант: волосы. Да, она хочет, чтобы я волосы ей потрогал. А может, и помыл. Я впустил свои руки в её шевелюру.
– Ты про волосы подумал? – спросила она. Правда, без усмешки, как я от неё ожидал, но серьёзно. Серьёзная Лена меня начинает пугать.
– Ну, д-да. – ответил я. – А ты имела ввиду что-то другое?
– Я думала, ты хочешь потрогать мою грудь. Она мягкая, думаю, тебе понравится.
Что ж. Невинность моя сыграла злую шутку со мной.
Я долго не решался, но всё же аккуратно притронулся к её груди. Да, она мягкая и упругая. От прикосновений у меня мурашки пошли по коже.
– Сожми сильней. – попросила Лена.
– А тебе не будет больно? – спросил я.
– Всё равно. Сожми, прошу.
Я сжал одной рукой, потом другой. Лена застонала. Я поспешно убрал руки.
– Прости, прости! Я не хотел так больно сжимать… – начал извиняться я.
– Не убирай руки. Продолжай в том же духе. – попросила Лена.
Я продолжил. Лена стонала, только тише с каждым сжатием, прикусывала губу. А я стоял и недоумевал, но продолжал сжимать её грудь. К слову, это дало какой-то эффект: я чуть успокоился, расслабился.
– Тебе…нравится? – спросила Лена.
– Да. – честно ответил я.
Только из-за успокаивающего эффекта, не более!
– Тогда я тебе помогу… – сказала Лена и начала было протягивать руку к моему кое-какому органу, как я выключил воду.
– Надо экономить воду, а то счета огромные придут. – сказал я.
Мы вышли из душа, вытерлись и переоделись.
Пицца почти не промокла и, более того, не утратила своего тепла и аромата. Я ел с большим аппетитом, а вот Лена аккуратно откусывала небольшие кусочки и жевала очень медленно. Выглядело это очень эстетично, если честно.
И всё же, хотя я попытался что-то сделать, Лена выглядела задумчивой и печальной. Неужели, я недостаточно доказал, что люблю её? И что же мне делать?
Пока я думал об этом, прогремел гром. Лена, к моему удивлению, испугалась и вскочила со стула.
– Ты чего? – спросил я. – Не бойся.
Я решил выключить свет и электрические приборы, чтобы в случае попадания молнии в щиток не случилось короткого замыкания. Когда в квартире наступила почти полная тьма, мы с Леной улеглись на кровать в гостиной. Я лежал спокойно, а вот Лена была всё ещё задумчива.
– Лен, что с тобой? – спросил я. – Я тебя расстроил?
– Нет, это не твоя вина… – сказала Лена.
– Лен, прости, что недостаточно следую твоим ожиданиям. Я понимаю, чего ты хочешь, и пытаюсь это делать…
И тут громыхнуло так сильно, что ваза на подоконнике затряслась. Лена прикрикнула и прижалась ко мне, обхватив руками. Я вдруг понял, что это – мой шанс показать Лене, что я её люблю. Я начал ласково гладить её по волосам.
– Леночка, милая, тише. Всё хорошо. Я рядом. И буду рядом всегда.
Лена, уткнувшись мне в грудь, тихо спросила:
– Саш, ты любишь меня?
Я решил, что не время для отговорок, и сказал:
– Да, люблю. Ты очень умная, заботливая, добрая. А ещё ты милая. Невероятно милая. Это мне в тебе и нравится.
Вдруг я почувствовал, что моя грудь становится мокрой, и услышал всхлипывания.
– Лен? Ты чего плачешь? Всё хорошо… – начал было успокаивать её я.
Но тут она подняла голову, и я увидел сиявшую на её лице улыбку. Это были слёзы счастья.
– Я так рада, что ты, наконец, признал, что любишь меня… – сказала она.
И вот теперь я не понимаю: она весь день манипулировала мной или серьёзно переживала?
– Слушай, Саш… Можешь… почесать меня за ушком?
– Ей Богу, ты как будто кошка. – удивился я.
– Может быть… Ну, почешешь?
Делать нечего. Я потянул свою руку и начал аккуратно чесать кожу за её левым ухом. Она от этого улыбалась, прижимала руки и ноги к телу и всячески извивалась, то и дело потирая голову об меня. Похоже, версию с кошкой-оборотнем отвергать нельзя.
Когда я закончил, Лена приобняла меня.
– Спасибо, Саш. Мне было очень приятно.
– Да ладно тебе. Почесать за ушком – не такой большой труд…
– А я не только про это. Ты ведь переживал за меня сегодня, верно?
– Да, ты ведь такая грустная ходила…
– Спасибо, что волновался и пытался приободрить. А ещё ты, видимо, пытался доказать любовь делом, пригласив меня куда-нибудь поесть, а?
Она мысли мои читает или что?
– Ну, как бы да. – ответил я.
– Спасибо за твои старания. Хотя одного «спасибо» тут, вероятнее всего, будет недостаточно? Твой друг говорит за тебя…
Да, каюсь, у меня снова встал. Слишком уж эротично Лена себя веля при почесывании за ушком.
– Нет, Лен, я лучше удовлетворю себя сам.
– Зачем тебе мастурбация, когда есть я?
– Я не хочу тебя постоянно использовать в сексуальном плане. Это будет крайне некрасиво с моей стороны. Ты тоже должна быть согласна на это.
Может показаться, что я тут пытаюсь играть в благородство, но нет: я действительно так считал. Лена, может, и поняла это, но сказала:
– Не надо изображать невинность. Я ведь тоже этого хочу. Я уже вся мокрая.
– Мокрая? Где? Тебе дать новую одежду? – спросил я.
Ну да, я не понял, что она говорила о своей возбуждённости.
– Да нет же. Я имею в виду, что я очень возбуждена сейчас. – уточнила Лена.
А я и не знал, что почёсывания за ухом дают такой эффект.
– Впрочем, насчёт переодеваний…Есть у меня один вариант.
Лена вынырнула из моих объятий и пошла в коридор. Оттуда послышалось шуршание пакета и одежды. «Неужто она ролевые игры решила устроить?» – подумал я.
И тут Лена появилась в гостиной в костюме демона. Как вы понимаете, специализированном для всякого рода извращений. Там и чулки были, и всё в таком духе. Я в этом малость не разбираюсь, а потому, к сожалению (или к счастью) не смогу описать этот костюм.
– Как тебе? – спросила Лена и повертелась так, будто у нас тут шоу «Модный Приговор».
– Ну, это… – хотел что-то сказать я, но потерял дар речи.
– Сразу же видно, что тебе нравится. – за меня ответила Лена. – Ты же в своём дневнике меня всё Дьяволицей кличешь. Ну, вот: твоё желание исполнено.
У меня два вопроса: во-первых, как эта чертовка (в прямом смысле слова) посмела лезть в мой дневник? Во-вторых, почему-это она решила, что я, называя её Дьяволицей, выражаю желание видеть её в подобном костюме? Тогда я был в недоумении, но одновременно с этим и счастлив, ведь Лена снова стала самой собой. Вот такого от неё можно было ожидать.
– Лена, это, конечно, красиво, но почему ты решила, что мне нужны такие наряды на тебе?
Я так пытался сказать, что Лена мне нравится такой, какая она есть.
– А что? – спросила Лена игриво и подошла ко мне вплотную, от чего я очень сильно смутился. – Пытаешься сказать, что я тебе нравлюсь обычной? Но если бы я была обычной, это было бы скучно. Я извращенка и обожаю делать это по-особому. Ты же тоже извращенец, да?
Если честно, я сам уже сомневаюсь на свой счёт. Но тогда я, пусть и малость неуверенно, но всё же чётко и ясно сказал:
– Нет, я не извращенец.
На что Лена только ухмыльнулась (ну, типичная её эмоция) и сказала:
– Увидим.
Сказав это, она схватила меня за грудки и повалила на кровать, затем навалилась сверху и страстно меня поцеловала. Шок от неожиданности отошёл, и я попытался вырваться. Но вскоре мои руки, до того безрезультатно отталкивавшие Лену, крепко обхватили её талию и, наоборот, прижимали её ближе. Мои глаза закрылись, разум отключился. Мысленно я будто находился в абсолютной пустоте: всё вокруг исчезло, и остались только я и Лена. А вокруг ощущалось какое-то приятное тепло, обволакивающее всё тело. А я, ни о чем не думая, просто утопал в этом тепле. Я не задумывался о том, что делают мои руки, поэтому я не заметил, как они произвольно расстегнули замок на Ленином наряде. Она, по-видимому, была не против. Когда она наконец оторвала свои губы от моих, она увидела моё раскрасневшееся лицо с гримасой блаженства.
– Какой ты милый. – сказала она. – Нравится, когда тебя берут силой?
Сейчас понимаю, что вопрос был страшный, но тогда я просто ни о чём не мог думать и потому ничего не ответил.
– Ну, раз уж ты расстегнул мой костюм, то, так и быть, я сниму его. А ты взамен должен будешь целовать меня от губ и дальше вниз…
С этими словами она элегантно стянула свой наряд, оставшись в одном лишь нижнем белье. Был ли я против того, чтобы выполнять её приказ? Возможно. Но тогда я чувствовал невыносимый жар по всему телу и никак не мог привести в порядок свои мысли, и мне казалось, что, только удовлетворив Ленино пожелание, моё тело успокоится.
Я аккуратно взял Лену за плечи и поцеловал в губы, затем спустился и начал невольно оставлять своими интенсивными поцелуями засосы на её шее.
– Тоже решил пометить меня, чтоб все знали, что я твоя? – спросила Лена.
Я делал это, не особо соображая, что я делаю. Казалось, будто меня ведут какие-то инстинкты, которые разум в нормальном состоянии способен подавить, но только не сейчас. Оставив на Лениной шее пять или семь красноватых следов, я спустился ниже и начал прикасаться губами к её спортивному торсу. Я никак не мог оторваться от её тела. Оно было такое гладкое, тёплое, сильное… Тело Лены было, словно наркотик: я не уставал прикасаться губами к каждому миллиметру её кожи. Наконец, я добрался до самого низа. Лена, не произнося ничего, сняла трусики. Таким образом она намекала, что работа моя ещё не кончена. А жар в моей голове лишь усилился, и я не мог размышлять о том, стоит ли это того. Не раздумывая долго, я начал ласкать её языком. Говорю честно: на вкус было солёно, иногда горько, а в какой-то момент я почувствовал нечто липкое. Было не слишком приятно, и хотелось прекратить, но мой язык будто действовал самовольно и не останавливался. Лена же сначала приятно постанывала, а затем начала прямо-таки вскрикивать от удовольствия. Наконец, она была удовлетворена. Я поднялся и вытер свой рот, который был в чём-то липком и бесцветном.
– Это было прекрасно… – сказала Лена не без удовольствия в голосе. – Войди же в меня. Теперь можешь быть сверху.
От мысли о том, что я могу овладеть этим прекрасным телом прямо сейчас, у меня голова пошла кругом. Я быстро снял с себя лишнюю одежду и, не теряя времени, приблизился к Лене и аккуратно, медленно вошёл в неё.
И тут пожар в моей голове разгорелся с небывалой силой. Казалось, что уже ничего, кроме самых первобытных, животных инстинктов, не преобладает в моей голове. Я двигался интенсивно и рвано, не переводя дыхания и не останавливаясь ни на секунду. Дыхание стало тяжёлым, в глазах поминутно темнело, а моя голова приятно кружилась от кислородного опьянения. А в ушах раздавались громкие, пронзительные стоны Лены:
– Боже! Боже! Как хорошо!
«И ты ещё смеешь взывать к Господу Нашему после всего того, что сделала?» – вдруг появилось в моей голове. Я понял, что мой разум не отключился, не дал выход инстинктам. Именно мой разум – такой невинный с виду, но такой извращённый и опьянённый развратом на деле, – вёл меня. И от понимания этого я почувствовал какое-то моральное наслаждение. От невероятно приятного ощущения, прошедшего по всему моему телу, я буквально впился в шею Лены, в её губы. Она же обхватила мою шею своими руками и впилась в мою шею в ответ. И мы забыли обо всём: о времени, о пространстве. Для нас ничего не существовало, кроме друг друга.
Не знаю, сколько прошло времени, но, пока мы, уставшие и довольные, наконец не легли на кровать, на город опустился вечерний беззвёздный мрак. Жар прошёл, и я ощутил, как же сильно болят мои мышцы, особенно на спине. Но вместе с этим я чувствовал расслабление и покой. Лена лежала рядом, приобняв меня за грудь и положив свою голову на моё плечо. Я спросил обеспокоенно:
– Лена, ты как?
– Я? Мне понравилось. Не знала, что ты так хорош…
– Тебе не было больно?
– Ты переживаешь за меня?
– Конечно. Я же вёл себя, как зверь дикий. И ты так кричала…
– Не бойся, Саш. Всё хорошо. Мне понравился секс с тобой. Ты молодец. А тебе понравилось?
– Ну… Да, я определённо доволен.
И тут одна мысль, как молния, сверкнула в моей голове, и я её сразу же высказал:
– Лена, мы же не воспользовались защитой!
– А зачем? – спросила Лена, вертя пальцем у меня на груди. – Разве ты не хочешь ребёночка от меня? А я вот очень хочу…
– Но я не готов сейчас брать на себя такую ответственность. Нам нужно сначала разобраться в своих отношениях, определить планы на будущее, найти стабильный и достаточный для воспитания ребёнка доход, и только тогда об этом.
Лена немного удивилась, но постаралась не подавать виду (что у неё не получилось) и спросила:
– Ты уже планируешь нашу совместную жизнь?
– Ну конечно. Куда же без планирования. Но знай. – я взял её руку. – Если ты сохранишь этого ребёнка и родишь, я не против. Это исключительно твоё решение. И если он будет, то я постараюсь вырастить его. Я вас не брошу.
Лена обомлела и мило улыбнулась.
– Саш, я рада…
«А мне только и надо, чтоб ты была рада» – хотел сказать я.
–…что ты так ярко отреагировал. – докончила фразу Лена и рассмеялась в голос. Я был в недоумении. – Саш, я приняла противозачаточные. Никакого ребёнка не будет. Я ведь и сама сейчас не хочу его и тебя обременять не буду.
Ах ты ж чертовка! А я ведь честно говорил, от всего сердца.
А Лена тем временем закончила смеяться и сказала:
– Но я всё равно рада, что ты хочешь жить со мной и что ты меня не оставишь. Я так долго ждала этих слов… Я так долго ждала нашей встречи…
– Ты ждала?.. Погоди, когда ты поняла, что любишь меня?
– В тот момент, когда мы впервые встретились. Я поняла, что я рождена, дабы любить тебя, а ты рождён, дабы любить меня. Это случилось очень давно. Ты даже и не помнишь этого, но скоро вспомнишь…
– Нет, Лен, нашу первую встречу я прекрасно помню. Помню, что одета была ты в спортивные шортики и олимпийку. Помню, как ты для виду хвалила моё сообщение по истории. Помню до последнего слова всё то, что ты мне сказала… Нет, не думай, что я всё ещё злюсь. Просто я говорю, что такое трудно забыть… – и тут я решил спросить ещё кое-что. – Слушай, у меня к тебе есть вопрос касаемо твоего отношения ко мне в школе.
– Спрашивай, милый.
– Почему ты надо мной издевалась?
– Потому что любила.
Ответ исчерпывающий, однако.
– А если серьёзно? –спросил я.
– А я серьёзна. – ответила Лена. – Тогда я не совсем умела выражать свои чувства, и в особенности чувство симпатии. С другими-то я ещё держалась, а вот с тобой… Мои чувства к тебе были слишком сильны. И ты был слишком мил. И даже слишком добр. Помню, как-то я зимой забыла тёплые вещи и мёрзла. Я сидела в пустом кабинете и всё пыталась согреться, как вдруг ты пришёл и накинул на меня плед. И ещё так смутился смешно. Я тебя спросила: «Ты чего-это?». А ты лишь смущённо плечами пожал. Но в глазах твоих я видела, что ты тоже испытываешь ко мне чувства. У тебя глаза…ну, не то что бы горели, но в них светился, пусть и не очень яркий, огонёк. И, клянусь тебе, этот огонёк согрел меня больше любого пледа.
Я слушал заворожённо, будто какую-то чужую, выдуманную историю. Это казалось мне слишком невероятным, чтобы произойти в реальности. Не могло быть такого, чтобы я тогда принёс Лене плед. Но она говорила так уверенно, что у меня создавалось полное впечатление того, что это действительно было, просто я забыл это.
– Лена, я не могу перестать удивляться. – сказал я. – Ты с каждым днём открываешься для меня с новой стороны. Боюсь представить, чего ещё я о тебе не знаю.
– Скоро ты многое обо мне узнаешь… – сказала мне Лена загадочно и, положив голову мне на грудь, уснула спокойным девичьим сном.
Мне уже не было никакого дела до её секретов и тайн – я был страшно вымотан. Наверное, больше, чем за всю неделю. Мне только страшно становилось от осознания того, ЧТО я сделал. Конечно, Лена меня успокоила, сказав, что ей всё понравилось, но мне казалось, что я переусердствовал. И как только я мог себя вести, словно дикий зверь? Я как будто был одержим и сам себя не контролировал. Но нет: я ясно ощущал, что делаю всё по своей воле. Так вот я какой в реальности? Оказывается, глубоко во мне прятался страшный человек, который проявлял себя лишь в моменты похоти. И как же мне теперь жить с осознанием этого? Я посмотрел на Лену. Она мирно сопела на мне.
А вот что я к ней чувствую? Не признался ли я ей только для того, чтобы она не печалилась? Возможно, я действительно что-то к ней чувствую. Если подумать рационально, то Лена определённо изменила мою взрослую жизнь: она привнесла в неё до того потускневшие краски, новые, до того не испытанные ощущения. И не сказать, чтобы мне было прямо плохо. А если и случалось что-то плохое, то Лена искренне старалась компенсировать это чем-то хорошим. Она пытается помочь мне, чем может, и это не может не радовать. Она вкусно готовит, хорошо убирается. Она дружна и общительна с моей сестрой. Ну, это если думать рационально. А если подумать о чувствах, то Лена мне всё равно нравится. Есть в ней странное, но гармоничное сочетание страстности, беззаботности и игривости с нежностью и добродушием. И это меня притягивает. Кажется, что нет, не кажется: вот оно – моё идеальное счастье, о котором я мог только мечтать.
Мне стало тепло на душе, и лёгкая улыбка показалась на моём лице. Я прикоснулся рукой к тёмным и шелковистым волосам Лены. От одного прикосновения к ним становилось легче. Вдруг она медленно протянула свою руку к моей, взяла её и, притянув к себе, прижалась к ней головой. Боже мой! Это было так мило!..
Да! Я ЛЮБЛЮ ЕЁ! Я ЛЮБЛЮ ЛЕНУ!
24 сентября, 19:07
Несмотря на вышеописанный день, что сулил, как мне казалось, лишь хорошее, сегодняшнее воскресенье выдалось очень тяжёлым. Почему? Дело в Соне. Нет, она не доставила мне проблем или, по крайней мере, не доставила их намеренно.
