полная версия

Михаил Олегович Бабиенко
Больные люди

Сегодня же в плане моей рабочей деятельности ничего интересного не произошло. Все работали в обыкновенном режиме. Из-за малого количества работников было значительно тише, и мне это пришлось по душе. Странно, что я в принципе устроился в такую компанию, раз уж люблю уединение и тишину. Мог бы тогда и фрилансером устроиться. Хотя я пытался, но просто не нашёл подходящих вакансий.

Лена сегодня снова заходила ко мне, расспрашивала меня о моих делах, о моём настроении, прижималась ко мне, обнимала. Конечно, это можно было бы посчитать за домогательство, но она меня хотя-бы не изнасиловала, и на том спасибо. Да и я не находил, как тут к ней докопаться. Ну обнимает и обнимает, что с того? Я, конечно, ворчал на неё и просил прекратить со мной обжиматься, но она меня не слушала, и я просто сдался в какой-то момент.

Один раз она предложила мне встретиться в подсобке. Конечно, я понимал, что от неё можно ожидать чего угодно, поэтому отказался. Но она взяла меня за руку и буквально потащила туда, толком не спрашивая меня. Я пытался ухватиться за столы и стулья, но всё тщетно: она слишком быстро шла и слишком сильно тянула. Когда мы-таки зашли в подсобку, она развернулась и закрыла дверь. И тут у меня возникло две мысли: либо она и есть убийца и она убьёт меня за то, что я чуть не сдал её на допросе, либо она снова хочет сотворить какое-то непотребство. Оба варианта ужасали в равной степени.

И вот я, подготовившись к обоим исходам, схватил стоявшую у стены швабру. Да, оружие не самое эффективное, зато ударить можно. Нет, Лену я бить вперед не собирался, а только в том случае, если она на меня полезет. Но Лена как будто и не собиралась лезть на меня. Она какое-то время просто стояла у двери и разглядывала меня. В подсобке было довольно темно, но её глаза сверкали, словно у кошки. Я решил всё-таки разъяснить происходящее:

– Лена, что ты делаешь? Ты меня убить хочешь? Или трахнуть?

Лена будто не услышала мой вопрос. Она так же стояла у двери, почти не двигаясь и не проявляя никаких эмоций. Клянусь, она даже не дышала! Застыла, будто статуя. Прошла где-то минута, и меня это начало по-настоящему пугать.

– Лена? – спросил я.

И тут эта дьяволица как прыгнет на меня! Я даже ничего не успел предпринять. Швабра упала из моих рук и укатилась к стене, а я оказался на полу. Лена поднялась и села на меня сверху.

– Лена? Ч-что ты делаешь? – спросил я, заикаясь.

Лена наконец проявила какую-то эмоцию. Угадайте, какую? Улыбнулась, конечно же! Хотя нет – скорее ухмыльнулась, но это один хрен.

– Что такое, Сашенька? Испугался? – спросила она так нежно, как будто она моя мама, успокаивающая меня ночью после приснившегося мне кошмара. Только вместо матери была эта демоница, вместо сна – реальный кошмар.

– К-конечно испугался! Что ты творишь? Не можешь потерпеть до ночи?

– Нет. – мило сказала она. – Я хочу кое-что провернуть прямо сейчас…

Она улыбнулась так широко, что я увидел у неё клыки. Причём, судя по всему, достаточно острые. Зачем ей клыки? Я уже не понимаю, кто она: дьяволица? Инопланетянка? Вампир? Кто она? Какие ещё открытия мне предстоит сделать?

А Лена тем временем опустилась к моей шее. Тут я нашёл в себе какую-никакую уверенность и сказал:

– Слезь с меня. Что ты собираешься сделать?

– Я хочу только прикусить твою шею… – ответила Лена.

– Зачем?

– Чтобы пометить тебя. Чтобы все понимали, что ты мой и только мой.

Радикально. То есть она не просто уверена, что я полюблю её, а уже заранее меня приватизирует. Причём таким вот образом. Хорошо хоть, что не вырезала ничего на голове, как в том фильме Тарантино.

Лена приблизилась к моей шее и аккуратно куснула. Кожу она, конечно, не пробила, но это было довольно больно. Тем не менее, я сдержал крик. А Лена тем временем подняла свою голову, и наши взгляды встретились. Её глаза прямо-таки горели.

– У тебя такая мягкая кожа… – сказала она заворожённо.

– Ты сделала, что хотела? Отпусти меня! – грозно потребовал я.

– Подожди, это только начало… – сказала Лена.

Опять эта фраза. Она её и в дневнике моём записала, и вслух сказала. Простите, а если ЭТО только начало, то что тогда, прости Господи, будет дальше? Что может быть ещё хуже?

И тут Лена впилась в мои губы своими. Как я уже говорил, её губы мягкие. Правда в прошлый раз я это чувствовал немного другим органом, а сейчас чувствовал, «как положено» – губами. Да, её губы были мягкими и горячими, а вкус был приятный – видимо, какая-то особая помада. Я, конечно, опешил, но не решался её оттолкнуть. Возможно, потому что она одновременно с поцелуем схватила меня за горло крепкой хваткой. Получалось, что она душит меня сразу двумя способами: поцелуем и руками. Только нос был способен дышать, но этого было для меня недостаточно. Я начал задыхаться. Я пытался оттолкнуть Лену, но она словно приросла ко мне и не отталкивалась никак. У меня выступил пот, сердце бешено забилось. А Лена, продолжая целовать меня, умудрялась хихикать. Эта экзекуция продолжалась минуты четыре, потом я отключился.

Когда я очнулся, я увидел Лену, увидел подсобку и понял, что времени прошло немного. Я жадно хватал такой дорогой для меня теперь воздух. Голова кружилась. Я попытался встать, но Лена снова положила меня на пол.

– Подожди, Сашенька, тебе надо полежать. Отойди слегка. – сказала она заботливо.

Тут ко мне снова вернулся разум.

– Что?.. Зачем?.. Почему ты меня…?

– Что? А, почему я душила тебя? – догадалась-таки Лена. – Прости, слегка переборщила.

Я нашёл силы приподняться.

– Что значит «переборщила»? Ты меня чуть не убила! Зачем же ты меня душила?

– Ого, а ты рифмоплёт, Сашенька. – посмеялась Лена. – Я… просто хотела схватить тебя за воротник, но перестаралась.

– Боже мой…

Я встал на ноги.

– Больше так не делай. Хочешь поцеловать – не души.

– Хорошо, милый.

– И не называй меня «милым». По крайней мере, не на работе.

– Ладно, ладно, не кипяшуй.

Мы с Леной вышли из подсобки и вернулись на рабочие места. Меня с этого момента волновало несколько мыслей: почему моё сердце так забилось, когда Лена душила меня? Почему в какой-то момент я почувствовал что-то вроде тепла по всему телу? Почему у меня произошёл стояк в этот же момент? Не знаю. Может, жарко стало от волнения, а встал у меня из-за того, что Лена сидела на мне. Возможно.

Когда рабочий день кончился, я собирался уйти раньше Лены, чтобы она за мной точно не увязалась. За такие выкрутасы я её точно не собирался пускать сегодня домой. Но она – хитрая жопа – юркнула из-за моей спины и встала передо мной, держа завёрнутую в целлофановую фольгу пиццу. Я удивился:

– Это мне зачем?

Лена смутилась (что для неё, напоминаю, нетипично):

– Просто… я хотела… извиниться перед тобой.

– За попытку меня придушить?

– Да…

– И пицца – это как усиление твоих слов?

– Считай, как хочешь.

– Лен, ты меня прости, конечно, но ты поступила невероятно жестоко по отношению ко мне. Хотя я много хорошего для тебя сделал. Зачем каждый раз применять ко мне насилие, извиняться, а потом вновь наступать на те же грабли?

– Я… не хотела…

– Я очень слабо верю в то, что ты случайно меня душила, поскольку я слышал, как ты хихикала. Ты явно намеренно всё это сделала.

Лена не нашла, что ответить, и посмотрела себе в ноги.

– И ещё: ко мне домой я тебя больше не пущу. Не хочу тебя видеть.

Лена стояла, как в ступоре. Я собирался было уйти, но вдруг услышал странные звуки: что-то вроде всхлипываний. И тут я обернулся и увидел немало удивившую меня картину: Лена стояла и плакала горькими слезами. Она еле сдерживалась, чтобы не зарыдать во весь голос, и лишь тихо всхлипывала, стискивая зубы и чуть закрыв красные от слёз глаза. В её плаче, казалось, собралась вся мировая скорбь и трагичность. Ощущение было такое, будто она узнала о смерти любимого человека. А может, это я умер для неё, когда сказал, что не хочу её видеть?..

Мне вдруг стало её… жалко, что ли? Сначала я пытался её успокоить на расстоянии.

– Тише, тише, Лена, не плачь. Всё хорошо. Никакой трагедии не произошло…

Мои слова явно ей не помогли, ибо для неё моя жестокость, проявленная ранее, была трагедией. И в какой-то момент я это понял. Я вспомнил всё, что она сказала мне в день, когда мы пошли в кафе. Она ведь меня хорошим человеком считала. Она призналась мне в любви, в конце концов! И я, видимо, порушил её веру в меня. Мне сделалось больно в сердце. Ощущение было такое, будто я любимого человека обидел, плюнул ему в душу. Я решился на отчаянный шаг: я подошёл к Лене и крепко её обнял обеими руками. Она от такого опешила и перестала плакать.

– Лена, прости. – начал я. – Я слишком резко тебе всё высказал. Если ты действительно не специально сделала то, что сделала, то я забуду это. Тем более, я не пострадал. Сегодня я тебя пущу к себе.

Лена тоже крепко обняла меня и уткнулась мне в плечо своим носиком.

– Правда?.. – спросила она, заикаясь от слёз.

– Да. Чистая правда.

Я не видел лица Лены, но понял: она улыбнулась. Не хитро, как обычно, а искренне, радостно, как нормальные люди.

– Только пообещай, что больше не будешь так делать. Хорошо? – спросил я.

Лена кивнула.

Мы отправились ко мне домой вместе. Всю дорогу меня терзали сомнения: а правильно ли я поступил? Ведь я твёрдо верил, что поругал Лену за дело, но, как только она прослезилась, я резко изменил своё мнение, и вот мы уже едем домой. Я поддался её слезам? Она купила меня ими? Или же дело во мне? Мне столько раз в жизни приходилось плакать, что, когда плачут другие, у меня сердце разрывается. То есть да, это жалость как она есть, но она имела бы место быть, если бы с Леной поступили несправедливо. А тут все складывалось так, как должно было, но я почему-то простил её, лишь бы не видеть, как она плачет. Будто передо мной была не Лена, а Соня. С каких это пор я не хотел видеть Лениных слёз? Уверен, во времена старшей школы я бы наслаждался таким зрелищем. Значит, с возрастом я стал мягче и терпимее. Хорошо это или плохо? Ей Богу, не знаю.

А пока мы ехали на трамвае домой, а я размышлял о сложившейся ситуации, сидя, как обычно, у окна, Лена прижималась ко мне и обнимала так нежно, что у меня мурашки шли по коже, и я сильно смущался. В какой-то момент я совсем забыл о своих мыслях и просто смотрел на Лену. В этот момент она казалась такой милой и невинной. Я улыбался: отчасти от того, какая Лена милая в данный момент, отчасти – от осознания, что эта дьяволица точно что-то ещё вытворит. Оставалось лишь надеяться, что это «что-то» будет не таким опасным.

21 сентября, 22:02

Сегодня рабочий день не состоялся. На электростанции, питающей электроэнергией в том числе здание нашей компании, затеяли ремонт кабелей, а потому электричество отключили. Николай Степанович, конечно, был недоволен, но ничего поделать не мог и решил отправить работников домой, дав им часть работы с собой. После того, как все получили работу на дом, все отправились по домам. Мы с Леной разминулись: она сказала, что ей надо кое-что сделать дома, так что она подойдёт ко мне домой позже. «Небось, вещи для переезда ко мне упаковывать будет» – подумал я. Мне, правда, было не сильно интересно, что она там делает, поскольку у меня были свои планы: я собирался навестить Мишу Баркова в тюрьме. Я не слышал, чтоб ему предъявили официальное обвинение в убийстве, но и из-под стражи его не выпускали. Хотелось его навестить, чтобы дать понять, что о нём помнят. Пока я шёл в милицию, я раздумывал о Мише и о том, может ли он быть убийцей. Да каким образом? Он тихий, нелюдимый, почти как я. Конечно, я из-за своей и его нелюдимости был с ним мало знаком, но мы часто обменивались уставшими от работы глазами, сидели рядом в кафетерии, иногда болтали на отвлечённые темы, что почти всегда заканчивалось неловким молчанием. Хотя, если вспомнить случаи других серийных убийц, то они, как правило, тихие и непримечательные. По такой логике, Лена не может быть убийцей, ибо слишком она вычурная и чудаковатая. Такую просто приметить. А Миша, наоборот, тихий. Такого никогда подозревать не будут. Хотя именно отсутствие подозрений может быть подозрительным… Так, я потерял логику того, о чём писал. К чёрту.

Пришёл я, в общем, в милицию. Участок был приличный. Приличный в том плане, в каком можно описать приличное гос. учреждение в России: стены кое-как, но подкрашены, пол не сломанный, потолок белёный, окна целые, с решётками. Милиционеров было штуки четыре, все они были заняты своей работой. Остальные, видимо, на выезде.

Я подошёл к столу в приёмной и спросил:

– Могу я навестить арестованного?

Сидевший за столом сотрудник, до того уткнувшиеся в лежавшие на столе бумаги, лениво поднял голову и спросил:

– Чего? Что вам надо, товарищ?

– Мне бы навестить арестованного, Баркова Михаила Фёдоровича. Его 19-го числа арестовали и забрали, как я понял, в это отделение. Могу я встретится с ним?

– Молодой человек, – начал устало сотрудник, – часы приёма совершенно другие. Только в 16:30 можем вас принять.

– А. Хорошо, спасибо. – сказал я и хотел было уже уходить, как вдруг из двери сбоку от входа вышел… Миша Барков. Вышел он спокойно и так обыденно, будто просто ходил по делам в поликлинику. Увидев меня, он немало удивился.

– Саша Гордон? А ты что здесь делаешь? – спросил он мягким и высоким голосом.

– Тебя навестить хотел.

– А? Спасибо. Но меня уже отпустили за отсутствием улик.

– Поздравляю.

– А ты чего это не на работе?

– А там свет отрубили, нас отправили по домам. Можешь домой идти.

– А? Ф-ух, слава Тебе, Господи. А то я уж думал, что после нар сразу к компьютеру.

С этими словами он просто вышел из отделения.

Улик нет, говорите? Может, это действительно значит, что и вины его нет, но, поскольку я уже тогда думал о том, что он может быть убийцей, то и отсутствие улик меня не убедило. В конце концов, когда Чикатило в первый раз поймали в 1984 году, то его тоже отпустили за отсутствием улик. Но он-то в итоге и был убийцей. Да, я в детстве смотрел «Криминальную Россию». После Лены меня никакие Чикатилы не могли напугать.

Вдруг из-за двери, откуда ранее вышел Миша Барков, вышел следователь Владислав Егорович Семёнов – тот, кто, очевидно, и вёл дело об убийстве Сереги Михалева. Увидев меня, он, до того уставший, несколько просиял:

– О, Александр Дмитриевич! Какая встреча!

Он подошёл и живо пожал мне руку.

– Хотели арестанта навестить? Ну, вы чуть припоздали. Мы отпустили его. Всё-таки он не виновен.

– Правда? Ну и отлично. – сказал я.

– Но это хорошо, что вы зашли. Я бы хотел с вами поговорить.

– По какому вопросу? – поинтересовался я.

– По вопросу убийства, очевидно.

– Но я не смогу вам сказать чего-то нового. Я ничего не знаю.

– Уверен, что знаете. И мы эти знания из вас вытащим.

Я немного испугался. Следователь это заметил.

– Да не пугайтесь вы! Пытать не будем. Я даже предлагаю выйти из этого душного отделения и пойти прогуляться куда-нибудь в более приятное место. У вас нет работы, случаем?

– Нет. У меня сегодня день практически свободный.

– Отлично. Пошли, друг мой.

Не сказать, что в отделении было прямо-таки душно (по крайней мере, там было теплее, чем на улице), но мы всё же вышли из помещения, и Владислав Егорович, ведомый некоей чуйкой, пошёл по улице. Я пошёл за ним, не понимая толком, куда он идёт. Он сказал, что хочет поговорить в каком-то приятном месте. Но в каком? Он хоть сам в курсе, куда идти?

– Извините, а куда мы идём? – осмелился спросить я.

– А вы сами как думайте? – спросил в ответ следователь.

Приехали. Теперь я должен отвечать на вопрос, который сам и задал.

– В кафе?.. – спросил я озадаченно.

– Так точно! – сказал весело следователь и пошёл дальше.

Мне почему-то кажется, что он и сам не знал, куда идти, и понадеялся на меня. А я каким-то чудом оправдал эти надежды.

После недолгого пути мы пришли в кафе «Тёплый вечерок». Внутри не было никакой иллюминации – лампы все перегорели, – и единственный источником света были мутноватые окна. За дубовыми и грязноватыми столиками в разных местах сидели деловые мужчины в чёрной одежде, жалкого вида алкоголики в поношенных куртках и девушки в довольно фривольных платьицах, прикрытых пальтишками. Бандиты, алкоголики и проститутки, в общем. Меня такой контингент несколько напряг, но виду я не подал. А моему спутнику вообще было хорошо в такой обстановке: зайдя в это царство деклассированных элементов, он весело помахал всем рукой. Все сидящие никак на это не отреагировали. Мы прошли к дальнему столу, который был чище остальных и подальше от любого здешнего посетителя. Когда мы со следователем присели за стол, к нам тут же подошла девушка-официантка в коротких джинсовых шортиках, в красно-чёрной клетчатой рубашке и с коротко выбритыми и покрашенными в серый цвет волосами. Она вежливо спросила:

– Что вы хотели бы заказать?

Я несколько смутился, а вот Владислав Егорович живо ответил:

– Несите нам два чая с лимоном. И желательно очень горячих – сегодня погодка промозглая.

Официантка легонько поклонилась, записала заказ и ушла на кухню. Я в это время придвинулся к следователю и спросил:

– А здесь безопасно?

– Ну да. – ответил следователь легко и непринуждённо. – А что, есть сомнения?

– Ну, здесь какие-то мутные типы сидят…

– А, ты про посетителей? Нет, это не бандиты. Это простые работники местного завода.

– Какого завода?

– По производству видеооборудования. В том числе и для видеонаблюдения. Очень нам помогает в следствии.

– А девушки?

– Это актрисы местного театра. Они всегда так одеваются. Но они абсолютно чисты.

– А алкоголики?

– Ну, вообще-то это работники ликёроводочного завода. Любят выпить, но немного. Никогда их не видел в зюзю пьяными.

Вот так вот за минуту мои представления об этом месте были перестроены. Теперь это не укрытие преступников и людей с низкой социальной ответственностью, а место сбора чуть ли не самых крутых людей в городе. Почему «крутых»? Потому-что, я уверен, даже им платили больше, чем мне.

– А так мы будем обсуждать убийство?

– Убийство? Может, но немного. Я бы о другом хотел с вами поговорить.

Вот те раз. Как внезапно планы меняются.

– Понимаете ли, Александр Дмитриевич, – продолжил следователь, – вы очень интересный человек с виду. Хочется узнать о вас что-нибудь этакое.

Я был слегка озадачен.

– Это как-то связано с делом?

– Почти. Как бы вам объяснить?.. – следователь чуть призадумался. – Ваша личность, как мне кажется, очень поможет в решении этой задачи.

– Разве? – удивился я. – Как же? Я же ничего толком не видел.

– Это факт. Но, что-то мне подсказывает, что вы как-то с этим связаны, пусть и не осознаёте это в достаточной мере. Может, вам известны детали, которые вы считаете бесполезными, но которые на самом деле имеют большое значение в деле убийства.

Он говорил достаточно уверенно, так, что я даже на секунду призадумался: а вдруг он прав? Вдруг я тут действительно замешан, просто не понимаю этого?

– Хотите сказать, я попал в чью-то спланированную игру и выполняю роль пешки?

– Ну, всё более прозаично, Александр Дмитриевич… Кстати, могу я звать вас «Сашко»?

– Да, можете.

– Хорошо. Ну так вот, Сашко, вы не совсем правы. Хотя даже я тут в своей правоте полностью не уверен, но что-то мне подсказывает, что это правда. Поэтому я пытаюсь эту версию проработать, и вы мне в этом поможете.

– Что ж, если вы действительно в этом убеждены, – попытался быть более уверенным и серьёзным я, – то я вам помогу, чем смогу.

– Вот и чудненько. – подытожил следователь с весёлой улыбкой на лице.

Нам принесли наш чай. Он был довольно горячий и, что меня сильно озадачило, он был очень уж сладкий – будто половину стакана занимал именно сахар. Лимона я из-за этой сладости почти не чувствовал. Следователь отпил немного и, поправив воротник своего пальто, продолжил.

– Итак, Сашко, вы вот работаете дизайнером, то есть по специальности. Ну и как? Много вам платят?

– Ну, платят более-менее, не жалуюсь. На продукты и выплаты за квартиру хватает.

– А вы в однокомнатной квартире живёте или нет?

– Нет, нашёл недорогую двухкомнатную. Я там с сестрой живу. У неё своя комната, а я в гостиной сплю.

– Понятно. Ну и как вы можете описать такую свою жизнь?

– Ну, терпимо. Можно было и лучше, но это вполне себе среднестатистическая жизнь в нашей стране, как я думаю.

– Ясно. А есть кто-то, кто портит вам жизнь?

– Таких людей много. Иногда это просто прохожие. Или соседи мои – сволочи те ещё.

– А что насчёт гражданки Гордеевой?

Почему всё в моей жизни сводится к Лене?

– Ну, тут сложно объяснить. Мы с ней знакомы ещё со школьных времён. Тогда она была хулиганкой и издевалась надо мной. В основном, словесно. И вот сейчас мы встретились, и она, как мне кажется, почти не изменилась. Только стала почему-то более дружелюбной по отношению ко мне.

– Ну, эту дружелюбность я заметил. – ответил следователь. – Она к вам так и жалась. Но вы говорите, что она издевалась над вами и продолжает до сих пор. А на других людей это её поведение распространяется? И распространялось ли в школе?

Я хотел было ответить «Да», но вдруг задумался: а над кем она издевалась в школе, кроме меня? Поразмыслив немного и покопавшись в чертогах разума, я понял, что она ни с кем больше так себя не вела. Даже наоборот: она с остальными была очень мила и общительна, и только со мной превращалась в Дьяволицу.

– А зачем вам это? – спросил я озадаченно.

– Ну, просто мне кажется странным, что из всех бывших жертв своих издевательств гражданка Гордеева преследует после школы именно вас. Тогда складывается ощущение, что только вас она и травила, а больше жертв у неё не было. Или же вы были, так сказать, «любимчиком». Ну так что? Она только с вами себя так вела?

Я решил ответить честно.

– Похоже, что я был такой один.

– Так-с… – пробубнил следователь под нос и отпил чаю. – То есть она к вам привязалась?

– Ну, в каком-то смысле…

– Нет, вы не так поняли. Может, у неё присутствует некая одержимость вами? Иначе зачем ей с образованием хирурга идти работать в ту же компанию, где работаете вы? Зачем она постоянно ходит за вами? Зачем жмётся?

Любовная одержимость? Звучит, конечно, интересно, но всё же не знаю, можно ли применить подобное к Лене. Она, конечно, странная, но думаю, что она просто садистка, но никак не психопатка. Хотя тут от одного до другого один шаг, конечно.

– Не думаю. Скорее, это просто душевные порывы, которые мне не понять. – ответил я.

– А как вы к ней относитесь? – спросил следователь.

– Крайне неоднозначно. Я не понимаю её. Это девушка-загадка. Я, конечно, не специалист в чтении людей и никогда им не был, но вот её я понять не могу. То ли безумная, то ли у неё всё продумано… Так, погодите. А вам это зачем?

– Просто так вышло, что гражданка Гордеева представляет интерес и для меня. Она крайне неординарная персона, на мой взгляд. Таких людей немного, особенно в нашей Сибири.

– Для вас она неординарная, для меня – просто раздражающая. И таких людей очень много, и не только в нашей Сибири.

Меня этот разговор начал немного напрягать. Мне что, в обычной жизни Лены мало? Так нет же, тут ещё и следователь, который вроде должен расследовать преступление, не видит в нём ничего такого, а вот в чём видит, так это в «гражданке Гордеевой». Нет, хватит с меня Лены! Она и так слишком много в моей жизни маячит и будет маячить! Не надо, чтобы со мной её обсуждали чужие люди. Подумав об этом, я встал, вытащил из кармана две купюры по пятьдесят рублей и положил на стол.

– Спасибо за чай, Владислав Егорович. Мне пора домой.

Когда я уже повернулся и пошёл по направлению к выходу, я вдруг услышал, как Владислав Егорович в спину говорит мне:

– Проверьте её квартиру! Уверен, что там будет много интересного…

Продолжения фразы я не услышал, так как покинул помещение. Погодка была промозглой, дождь грозился полить, как из брандспойта, в любой момент. Я шёл по улице, всё думая о словах следователя. Может, мне стоит сходить к Лене в квартиру? А она это одобрит? А как к ней попроситься, чтобы это выглядело убедительно и прилично? А что делать, если она откажет? Не ломать же дверь или окно. Потом я подумал, что о таких вещах задумываться странно и что мне бы лучше подумать о том, как Лену хоть немного отдалить от себя. А то вламывается ко мне в квартиру, когда захочет, и делает со мной, что ей вздумается. Тут я зацепился за слова «хоть немного отдалить». Почему я именно так это сформулировал? Разве я не мог подумать о том, чтобы «выгнать её»? Неужели я не хочу терять с ней связь полностью? Видимо. В конце концов, она умеет общаться, она иногда милая и может проявлять доброту. Если убрать её перегибы, то она кажется хорошей подругой. Да, видимо чуть отдалить её будет правильным решением. Решением, которое не воплотится в жизнь, ведь Лена, скорее всего, на такое не согласится, а даже больше будет ко мне липнуть. Да, иногда меня посещают странные мысли, но уж такой я человек.

Когда я, погружённый в свои размышления, дошёл-таки до своей квартиры, то увидел странную картину: Лена стоит на лестничной клетке в фартуке и перчатках и о чём-то громко спорит с двумя моими «любимыми» соседями: алкашом Георгием Васильевичем и пенсионером Леонидом Алексеевичем. Кто забыл, напомню: один мне мешает своими посиделками, другой – своими придирками. Но тут случилось событие в высшей степени интересное: три человека, что раздражают меня, сцепились в схватке! Мне даже стало интересно, что было предметом их спора, и я подошёл ближе, стараясь не афишировать своё присутствие. Но эти трое всё же меня заметили.

– А, вот ты где, гнида! – сказал пенсионер так, будто я его сын, пропивший деньги и пришедший просить в долг из его пенсии. – Я разве не говорил, чтобы ты не водил баб в квартиру? Они же покоя мне не дадут!

В другой ситуации я бы просто сжался в комочек, но сейчас рядом была Лена, и я понял: я должен доказать ей, что могу постоять за себя! Поэтому я принял самую уверенную позу и сказал:

– Леонид Алексеевич. При всём моём уважении к вам, как к пенсионеру и ветерану труда, я не принимаю ваших претензий. Я не снимаю у вас квартиру, и, следовательно, не должен выполнять ваших требований. Более того, эта девушка – девушка, а не «баба», прошу быть уважительнее, – не шумливая и не составит вам хлопот.

– Ах ты сволочь! Да за кого ты меня принимаешь?

– Ага. – ввязался в разговор до того стоявший в стороне Георгий Васильевич. – Смотрите-ка, какой интеллигент стоит! Небось считает, что он нас лучше!

Я понимал, что долго я не выдержу, даже ради того, чтобы восстановить перед Леной свою честь. Поэтому я попытался поставить их на место одной фразой:

– С такими мудаками, как вы, я не собираюсь выяснять отношения.

Это только ухудшило ситуацию. Эти «мудаки» начали орать на меня изо всех сил, и вскоре их крик стал напоминать невнятный гул, от которого гудело в ушах. Я готов был упасть в обморок, но вмешалась Лена и, встав между мной и ними, сказала уверенно и чётко:

– Вы не слышали? Он не хочет с вами дело иметь! Перестаньте его беспокоить! Между прочим, он отличный хозяин и у него в квартире всегда порядок. Так что не надо тут докапываться до него на пустом месте. Уйдите, а не то полицию вызовем управдома, и он уж с вами разберётся.

Такая угроза подействовала: они как-то сжались и неуверенно пошли в свои квартиры, что-то злобно бормоча себе под нос. А Лена повернулась ко мне и, поцеловав меня в щёку, сказала:

– Молодец! Ты очень хорошо защищался. Особенно мне понравилось, когда ты их «мудаками» назвал. «С такими мудаками, как вы, я не собираюсь выяснять отношения» – передразнила она меня.

– Ой, да ладно. Ничего такого.

– Ладно, проехали. Пошли в квартиру, поможешь убраться.

Мы зашли в квартиру, в которой во всю кипела работа. Соня протирала пыль на полках, а Лена, зайдя в квартиру, сразу же бросилась продолжать то, что она делала, пока ей не помешали соседи, – обметала паутину. Её, конечно, было не так много, ведь мы убирались каждые выходные, но Лена старалась изо всех сил обметать так, чтобы потолок блестел.

– А зачем вы устроили уборку в четверг? – спросил я.

– Ну, время есть свободное. Тем более, нам с твоей сестрой показалось, что можно сделать квартиру ещё чище. А то тут кое-где пыль уже легла.

– Ясно. Тогда я могу пол помыть.

– Ну вот и чудненько. – сказала Лена. – Так, ты мой на кухне, а мы с Соней помоем в её комнате и в гостиной…

– Нет, я помою везде сам.

– Почему?

– Не хочу, чтобы вы утруждались.

– Да ладно тебе, Сашенька. Мы справимся.

– Я хозяин квартиры, мне её и мыть.

Когда они закончили убирать пыль, я налил полное ведро воды, добавил туда каплю моющего средства и начал усиленно, не упуская ни угла, мыть пол. Иногда Лена с Соней подходили ко мне, дабы помочь, но я, усталый после двух серьезных разговоров за сегодня, просил их в сторонке посидеть. Они, конечно, не обижались, но смотрели на меня обеспокоенно – видно, боялись, что я устану. Причём меня удивило то, что они не сидели и отдыхали, а всё время меня проверяли и каждые десять секунд спрашивали, как я, – будто я царевич Алексей, который каждый момент жизни может легко пораниться и умереть. Особенно волновалась Соня, которая так и ходила вокруг. А в один момент я увидел, как они обе сидят за столом на кухне, а Лена приглаживает Соне волосы. Моя сестра выглядела подавленной.

– Что случилось? – спросил я.

– Просто твоя сестра переживает. – сказала Лена. – Она говорит, что ты много работаешь и сильно устаёшь. Мы бы с ней сделали уборку, но ты себя не жалеешь.

Это уже вообще абсурд какой-то. Что значит «не жалею»? Неужели они ТАК сильно за меня переживают? Особенно моя сестра. Выглядела она так, будто я не уборку делал, а избивал себя плетьми. И я решил, что так продолжаться не может:

– Не волнуйтесь за меня. Я сегодня вообще не работал. Так что некоторая физическая нагрузка мне не помешает. – И, подумав, добавил. – Вы можете помыть в ванной и на кухне, а я домою гостиную.

Лена с Соней сразу расцвели.

– Вот видишь? – спросила меня Лена. – Лучше уж полагаться на нашу помощь.

Не понимаю я этих девушек. Может, из-за того, что почти не общался с представительницами прекрасного пола.

Впрочем, в чём-то они были правы: я действительно устал. Когда я закончил и вылил ведро с грязной водой в унитаз, я прилёг на диван. Я начал дремать, но в полудрёме вспомнил, что мне ещё работу доделать надо. Я взял ноутбук, быстро закончил работу и собирался было с чистой совестью заснуть, как вдруг Лена в коридоре, не обращаясь ко мне, сказала:

– Чёрт, её я, похоже, в квартире забыла…

Слово «квартира», словно выключатель, вернуло меня в сознание. Вспомнился разговор со следователем, когда он посоветовал проверить Ленину квартиру, и мои размышления по этому поводу по дороге домой. Я решил, что, видимо, другого шанса у меня не будет, встал и, подойдя к Лене, стоявшей в коридоре в пыльном фартуке, сказал: