Михаил Нирут
Финист Урван и око василиска
Глава 9. Смирение
Замврий пришёл в себя лишь спустя несколько часов. Весь мокрый – с головы до ног. Лампада тоже до краёв наполнилась слезами чародея, а на полу, в том месте, где оставалась неприбранная лужица крови, теперь раскинулось мутно-водянистое пятно.
Урван всё это время молча сидел в углу. Он не хотел прерывать колдуна в его раскаянии и ожидал момента, когда тот отойдёт от шока. Тогда он попытается вновь воззвать к его совести и попросить предотвратить безумный план, созревший в голове Зинона.
Замврий откинул полку в столе и достал два высоких хрустальных бокала. Бережно поставил их на столешницу, силясь ненароком не разбить. После чего, опираясь на тросточку, в полной тишине подошёл к стеллажу с книгами. Вытянув левую руку до самой верхней полки, выудил оттуда бутылку заморского вина. Подобно старому пирату, вцепившись зубами в пробку, одним движением вырвал её. С открытой бутылкой поковылял обратно к фужерам.
Урван насупился. Он подумал, что Замврий от горя решил упиться вином. Сейчас, когда на кону стоит судьба мира, напиваться точно не стоило. К сожалению, ничего другого на данный момент чернокнижнику он не мог предложить.
Волхв стал спиной к финисту и закрыл собой бокалы. Он поставил бутылку на стол и потянул левую руку к внутреннему карману лапсердака. Незаметно вытащив стеклянную колбочку, наполненную зельем, сыпанул её в один из фужеров, а после взял бутылку и наполнил их до краёв.
Чернокнижник взял оба бокала в одну руку, другой всё так же опираясь на трость, направился к финисту. Остановившись напротив хранителя, один фужер оставил себе, а другой, с зельем, протянул Урвану.
– Ты хочешь, чтобы я составил тебе компанию? – недоверчиво спросил всадник.
– Всё так, – ответил маг.
Финист взял кубок и поднёс к лицу. Один бокальчик вина не повредит – подумал он. Скорее наоборот. Виноградный напиток расположит сердце чернокнижника к хранителю, и тогда добиться от него освобождения станет гораздо проще.
Замврий залпом осушил фужер, и его лицо тут же недовольно перекосилось. Ему редко доводилось пить алкогольные напитки, и даже обычное вино давалось нелегко. Несколько секунд он стоял с перекошенной гримасой, пока не ушла горечь.
Настал черёд Урвана. Одно мгновение он колебался, но вскоре одним движением выпил весь кубок. Едва успел опустошить бокал, как на коже появился непонятный зуд. Она зачесалась так, словно его укусили сотни оводов. Такая реакция никак не могла случиться от обыкновенного вина.
Первое, что подумал хранитель, – чернокнижник его отравил. Он посмотрел на дно фужера, но ничего не обнаружил.
– Ты меня отравил, колдун? – спросил финист и посмотрел в глаза волхва.
– Нет, – спокойно ответил Замврий. – Я дал тебе свободу, о которой ты просил.
– О чём ты?
– Это зелье для превращения в ворона.
Ошарашенный Урван вновь уставился в бокал. То, с чем он так отчаянно боролся, теперь внутри него. Его феникс, преодолев искушение, не принял в себя скверну, а он по беспечности вкусил. Он фактически на мгновение стал как василиск, и божий противник.
– Зачем ты это сделал, чернокнижник?! – заорал финист, не сдерживая себя.
– Это твой единственный шанс убраться отсюда, – всё так же спокойно ответил Замврий, не реагируя на крик Урвана. – Слушай меня внимательно, хранитель. Когда выпорхнешь из грота, поднимись повыше к вершине. Лети так, чтобы пик у тебя был по правое крыло, дальше спускайся к подножию горы. Будь аккуратен. Горные потоки весьма суровые и капризные, а ты неопытный оборотень. Предупреди горожан о надвигающейся катастрофе и пусть они уходят из города.
– А как же ты?
– Если бы мы знали правду о горожанах, мы бы никогда так не поступили. К сожалению, я в таком состоянии не смогу догнать брата и рассказать ему о подвиге дивногорцев. Я дождусь его здесь и постараюсь убедить не отдавать око.
– Но зачем было меня обращать?
– Любишь кататься, люби и саночки возить. Почувствуй, какого это быть птицей. Скажи спасибо, что на тебе нет всадника, как на фениксе, – отшутился Замврий, пытаясь хоть как-то расслабить Урвана. – Убежать из этой пещеры по-другому никак…
Урван скрутился калачиком. Он почувствовал боль, словно в него одновременно впились тысячи игл. Его кожа горела, как если бы её облили маслом и подожгли, все органы ежились, будто их зажали в железные тиски и с силой сдавили.
Финист стремительно уменьшался в размерах. Кандалы спали с его кистей и с лязгом ударились об пол. Он опустил голову, посмотрел на руки и вместо волос увидел, как лезут чёрные вороньи перья, а сами они превращаются в крылья. Лицо удлинилось и образовало массивный клюв, а из задницы вырос хвост. Ноги трансформировались в лапы с четырьмя пальцами с острыми когтями.
Мгновение спустя юноша обернулся вороном. Пребывание в теле птицы вызывало странные и необъяснимые чувства, хотя физического дискомфорта Урван уже не ощущал. Окружающая обстановка и обычные предметы враз стали поистине гигантскими, что вызывало у него немалое удивление. Но самым сложным оказалось привыкнуть к круговому зрению, присущему всем пернатым. Если на лице человека глаза находятся в передней части и позволяют легко фокусироваться на одном предмете, то глаза ворона располагаются по обе стороны морды и увеличивают обзор, захватывая одновременно практически всё вокруг.
Урван попрыгал к выходу из грота. У обрыва остановился, расправил крылья и застыл, не решаясь прыгнуть. Вдруг стало страшно. Появилась внезапная необъяснимая робость, несмотря на то, что он множество раз совершал полёт, сидя на фениксе. Наконец, почуяв восходящий поток, собрался с духом и бросился вниз со скалы, одновременно активно махая крыльями. Во время падения воздух ощущался не как газ, а как вода, густая и плотная, что тоже было несколько странно и непривычно.
Нащупав баланс, ворон перешёл в горизонтальный полёт и стремительно понёсся в направлении города. Урван чётко следовал маршруту, проложенному Замврием. Он забрался к вершине дивной горы и облетел её по правой стороне, а после спустился к подножию.
Через два часа полёта показались очертания Дивногорска. Над городом сгущались сумерки, а в бледно-розовом небе кое-где зажглись первые звёзды.
Практически сразу хранитель заприметил горящий перелесок. Он полыхал необычным жёлтым огнём, точно таким, какой излучает его феникс. Языки пламени поднимались над землёй в три раза выше, чем при обычном лесном пожаре.
Урвану стало понятно, что это полымя каким-то образом связано с соколом. Возможно, птица успела плюнуть огнём в грифона, но промахнулась. Пламя попало в рощу и подпалило её.
У восточной крепостной стены толпились люди. Они водили хоровод вокруг нового свеженасыпанного четвёртого кургана. Перекопанная почва делала насыпь полностью чёрной в отличие от зелёных соседних. Люди держали в руках свечи, высоко поднимая над головой.
Четвёртый холм в долине княжеских могильников свидетельствовал о принадлежности его Вольдемару четвёртому. Только он мог быть захоронен рядом со своими отцами и только князьям насыпали столь высокие гробницы.
Хранитель понял – сейчас идеальный момент, чтобы предупредить горожан о надвигающейся беде. Ведь когда все жители вместе, легче принять совместное решение. Кроме того, смерть повелителя могла стать существенным доводом, который поможет людям решиться оставить город. Если они с трудом смогли отогнать одного грифона, то против гигантского василиска у них нет ни единого шанса.
Ворон неуклюже бахнулся на вершину кургана. Не имея опыта приземления в новом облике, не удержался на ногах и упал, перевернувшись через голову. Кое-как вскочив на задние лапы, встал в полный рост и вытянул клюв. Люди в изумлении таращились на странную птицу. Для них подобное явление становилось чем-то вроде знака свыше.
Финист обратил внимание на стоявшего ближе всех к нему витязя. Одинокий и отрешённый, он был единственным, кто не водил хоровод. На теле воина броня сидела идеально, а доспехи ярко сверкали в лучах заходящего солнца. Казалось, латы сделаны из чистого серебра и отполированы до зеркального блеска.
Воин стоял без шлема. Вместо него голову украшал красивый лавровый венок. Новый князь? Приглядевшись повнимательнее Урван признал в ратоборце Ярослава. Его пышную шевелюру и пронзительные синие глаза ни с чьими другими невозможно спутать. Без своего нелепого кафтана, в доспехах он выглядел хоть и непривычно, но степенно и мужественно, как и подобает правителю.
Хранитель чрезмерно удивился неожиданным поворотом судьбы. Решение дивногорцев ему показалось безумным. Ведь сейчас горожанам необходим человек способный объединить их перед надвигающейся катастрофой, но уж никак не сумасбродный поэт.
Сетования Урвана прервала внезапная сильная боль. Его кости затрещали, а перья стали осыпаться словно соцветия с одуванчика. Ворон увеличивался в размерах, одновременно трансформируясь в человека.
Хоровод резко остановился. Воины бросали свечи и торопливо выхватывали мечи из ножен. Свист клинков ещё больше подхлёстывал и без того напуганных солдат. В страхе им померещилось новое нападение оборотней.
Превращение закончилось спустя несколько мгновений, и перед толпой предстал финист. Неуклюже расставив руки в стороны, он попытался подать голос, но одумался, да так и застыл в ожидании.
На лицах ратников испуг сменился удивлением. Они не понимали, что происходит и во все глаза смотрели на всадника, периодически переглядываясь друг с другом. Лишь новоиспечённый князь сохранял самообладание. За свою жизнь он успел узнать множество баллад и к подобным фокусам давно привык.
– Как это понимать? – громогласно заявил архонт.
Только сейчас финист осознал несуразность своей позы. За время полёта он привык держать конечности растопыренными и, обернувшись человеком, продолжал следовать этой манере. Смутившись, он немедленно спрятал руки за спину.
– Мужи, братья дивногорские, вам немедленно нужно бежать из города! Василиск спешит сюда, чтобы дотла уничтожить селение, а вас пожрать!
Толпа зашумела. Смятение охватило собравшихся. Люди возмущённо зашептались, делясь друг с другом соображениями и страхами. Некоторые из солдат разворачивались и уходили прочь.
– Мало нам грифонов, теперь ещё и василиск придёт по наши души, – буркнул один из воинов, покидая сборище.
– Дело было гиблое изначально, и какого лешего мы тут оставались, – проворчал второй и также пошёл следом за первым. – Всё зря.
– Что ты сеешь смятение, финист? – громко заявил князь. – А может ты вовсе и не финист? Я что-то ни разу не слышал, чтобы всадники обращались в животных. Немедленно объяснись или я лично зарублю тебя.
Угроза расправы от Ярослава восхитила Урвана. Теперь князь не казался смешным скоморохом, а представал настоящим воином, заслуживающим уважения. К сожалению, сейчас его твёрдая позиция грозила бедой всем оставшимся в живых горожанам.
– Я был в убежище оборотней и пытался их убедить отказаться от мщения. Но Зинон не внял моим мольбам и по-прежнему жаждет уничтожения города. Более того, он даже захотел заключить с василиском сделку: его око взамен на полное разрушение Дивногорска. И сейчас он на полпути в Нахаш. К счастью, когда он улетел, я уговорил Замврия оставить вас в покое. Он в тайне от меня подсыпал зелье и превратил в ворона, чтобы я смог предупредить вас.
Слова финиста градоначальник воспринял с большой грустью. Против древнего змея горожанам противопоставить было нечего. К тому же с потерей феникса змей не ограничится одним городом. Он попытается уничтожить всех борисфян. И следующей целью может и должен стать стольный город. Именно там решится судьба Гардарики. Чтобы дать бой василиску, царь призовёт воинов со всех земель, а значит, и дивногорцы в конечном счёте окажутся там. Пользы от них в столице будет заметно больше, чем в кишечнике гада. И сейчас важно монарха предупредить как можно раньше, иначе он не успеет подготовиться к внезапной атаке.
– Дивногорцы! – возвышенно крикнул князь и повернулся лицом к толпе. – Идите в город и возьмите всё самое ценное. Мы уходим в Троицк.
Люди принялись засовывать оружия в ножны и расходиться. В воздухе воцарилось всеобщее уныние. У всех без исключения скорбные лица, опущенные плечи и понурый взгляд. В глазах воинов читалась гнетущая тоска. А человек с десять и вовсе разрыдались, не выдержав безысходности сложившейся ситуации, ведь их жертвы и лишения оказались напрасны.
Финист аккуратно стал спускаться с кургана, стараясь не насыпать почвы в сапоги. Князь пошёл навстречу хранителю. Они встретились у основания холма, и Ярослав первым потянул руку.
– Не думал, что тебя выберут князем, менестрель, – сказал Урван, приветливо пожимая руку в ответ.
– Я и сам не думал, но такова была последняя воля Вольдемара.
– Что с моим фениксом?
– После боя дивногорцы отнесли израненного сокола вон в тот перелесок, – князь поднял ладонь и указал пальцем на рощу.
Наездник проследил взглядом в указанном направлении и посмотрел на горящий лес. Сердце Урвана взволновалось и затрепетало, а душа защемила, подсказывая, что его драгоценная птица находится именно там.
– Вольдемар решил поджечь его. Он решил, раз феникс обновляется в огне, то правильно будет запалить лес и помочь ему, ведь он сам не может и…
Финист резко развернулся и бросился к лесу, так и не дослушав князя. В его сердце зародилась робкая надежда. Возможно, феникс ещё жив и отчаянно нуждается в помощи. Хоть Вольдемар и правильно решил, что сокол восстанавливается в огне, однако он не учёл одной существенной детали. Сие тайнодействие феникс никогда не проводил в наших лесах. Для обряда возрождения он улетал далеко на юг, к пальмовым лесам, и только там сам Элогим обновлял его.
Финист нёсся со всех ног. Он очень спешил к своему другу, хотя в глубине души понимал: шансы застать сокола живым крайне невелики. Но даже если птица жива, в таком состоянии она вряд ли сможет дать полноценный бой василиску.
Спустя полчаса финист добежал до перелеска. За всё время он ни разу не остановился перевести дух и отдышаться. Он совсем не чувствовал боли или усталости, всё, что его интересовало в данный момент, – это его феникс.
Урван остановился на опушке в десяти метрах от бушующего огня. Он почувствовал кожей сильнейший жар и на его теле мгновенно проступил пот. Температура пламени была слишком высокой. Она нисколько не отличалась от обычного огня и могла легко погубить его, если он попробует войти внутрь.
Враз нахлынувшее отчаяние подкосило ноги финиста и он упал на колени. После мимолётной надежды его вновь заполонило горькое разочарование. В час, когда он должен быть рядом со своим фениксом, его не оказалось на месте. Но если сокол и жив, вполне возможно, что он считает Урвана недостойным быть рядом с ним.
Хранитель предпринял отчаянную попытку мысленно воззвать к фениксу, но тщетно. Птица молчала.
От безысходности в голову юноши полезли панические мысли. Он считал себя самым неудачливым финистом всех времён, ведь не смог уберечь феникса, а офалмон в ближайшее время неизбежно попадёт к василиску. Всё это приведёт к неминуемому воцарению зла во всём мире, а имя Урвана навеки станет проклято борисфянами.
В мыслях он возжелал себе смерти. Безнадежность и стыд подхлёстывали всадника броситься в огонь, чтобы избежать предстоящих событий, которые так явственно нарисовала его буйная фантазия. Но ещё больше он хотел прекратить тягостные думы, которые неподъемной ношей лежали на его сердце.
Самоубийство показалось ему лучшим выходом из сложившейся ситуации. Гибель избавит от унижения и не придётся видеть последствий своего поражения. Возможно даже, Бог освободит его от страданий и дарует благую участь после смерти. Однако Элогим принимает самоубийство, только если оно сопряжено с самопожертвованием, в противном случае самовольное лишение себя жизни считается страшнейшим прегрешением. Попытка избежать унижения со стороны соплеменников никак не соотносилась с героизмом. В самоубийстве без самопожертвования таилось два тяжких греха – убийство и отчаяние.
Убийство без нужды – попрание Создателя. Ведь только Творец наделяет человека жизнью, значит, только он может её отнять. Человек не может возвратить к жизни ни себя, ни кого-либо ещё, а значит и не имеет права её отнимать. И нет разницы, убивает он себя или другого человека, в любом случае он точно такой же убийца, как и все остальные.
Отчаяние – тягчайшее из оскорблений Всевышнего. Каждому из живущих Элогим посылает свои скорби и испытания, с помощью которых определяет чьё сердце действительно преданно ему. И как наимудрейший наделяет страданий ровно столько, сколько человек сможет выдержать. Иначе это было бы не испытание, а скорее, злонамеренное уничтожение. Но если допустить, что Создатель стремится уничтожить своё же творение, то постаёт закономерный вопрос: «Для чего нужно было его создавать и дарить ему жизнь?» Тогда лучше не созидать человека вообще.
Душа, предавшаяся унынию, категорически возражает Господу. Она требует для себя меньших страданий и словно не верит в мудрость Создателя и заявляет, что живущий на небесах глуп. Получается, что она умнее его и смеет давать советы как правильно управлять людьми.
Чем больше выпадает мучений, тем сложнее сохранить жизнь, разум, честь и веру. Но только в сильном горе проявляется стойкое терпение и победа становится прекраснее. Человек, безропотно претерпевающий скорби, проявляет самую высшую преданность Богу. А это именно то, чего ищет Элогим.
Финист не заметил, как его тяжёлые думы рассеялись, едва он вспомнил о Всевышнем. Рассуждения о Боге и его промысле всегда отгоняют греховные соблазны. На смену мысли о самоубийстве пришли светлые намерения. Пусть отныне он отринут фениксом и, возможно, божественная птица его никогда не простит, но это не повод предаваться самобичеванию и нарушать Божьи заповеди. Элогима ведь не просто так называют всепрощающим. Он всегда принимает тех, кто искренне раскаивается. Даже если люди будут плеваться при встрече с ним, то Господь не оставит их. Золото испытывается в огне, а люди, угодные Богу, – в горниле унижения.
– Прости меня, – тихо сказал Урван и поклонился до земли.
Он встал с колен, повернулся лицом к Дивногорску и окинул крепость взглядом. Люди исходили из города маленькими группами, ведя под уздцы лошадей, нагруженных самым ценным имуществом.
На всех мужчинах была гражданская одежда. Осознавая бесполезность доспехов при нападении василиска и их достаточно внушительный вес, они приняли решение оставить их дома. Вооружились дивногорцы лишь лёгким холодным оружием для защиты от мародёров.
Урван решительным шагом направился к городу. Он решил остаться в крепости и там дождаться василиска. В открытом поле против чудовища у него нет шансов продержаться даже минуту. Тогда как в стенах кремля с его невероятной силой он мог попытаться подольше задержать змея, и тем самым позволить горожанам добраться до Троицка невредимыми и предупредить царя. Возможно даже, если повезёт, ему удастся попасть из баллисты в монстра и пробить его чешую.
К замку финист подошёл к полуночи. Город покидали последние семьи. Погружённые в нерадостные мысли, они совершенно не обращали никакого внимания на идущего им навстречу Урвана. Проходя мимо них в полной тишине, хранитель в душе радовался такому равнодушному к себе отношению. Ведь пока люди заняты своими делами, они не станут отвлекаться и тратить время на оскорбления в его адрес.
Миновав ворота, юноша оказался во внутреннем дворе и сразу увидел свет в одном из окон дворца. И очень удивился. Он не рассчитывал обнаружить в кремле кого-либо из сановников или тем более градоначальника. Разгоняя ночную темноту, свет мерцал на третьем этаже, в том месте, где располагались княжеские покои. По всей видимости, Ярослав ещё не покинул город.
Хранитель прибавил ходу. Вошёл в терем и быстро поднялся наверх. Дверь в опочивальню князя оказалась раскрытой нараспашку, а из проёма лился всё тот же мерцающий свет, что и из окна.
В комнате, как и предполагалось, финист увидел князя. Тот сидел в одиночестве за рабочим столом, облачённый в красивый пурпурный костюм из парчи. На груди красовался роскошный барс из белого золота. Пальцы повелителя украшали изысканные кольца с инкрустированными драгоценными камнями.
Оглядев градоначальника сверху донизу, Урван перевёл взгляд на стол. На столешнице лежала его глефа с убранными клинками. Посох выглядел идеально. Несмотря на падение с огромной высоты видимые повреждения отсутствовали.
Не веря своим глазам, всадник с трепетом подошёл к столу и двумя руками схватился за посох. Из концов древка тотчас же вылезли клинки, объятые синим пламенем. Они полыхали так ярко, как никогда до этого не горели. Оружие кипело энергией и по мановению хранителя могло уничтожить всё вокруг.
– Только в Боге успокаивается душа моя! Ибо на него надежда моя! – восторженно вскрикнул Урван.
Душа финиста наполнилась радостью. Его молитва у рощи потрясла всеведущие небеса, и Всевышний ответил на его воздыхания и слёзы. За отказ от самоубийства Элогим немедленно вознаградил хранителя – вернул ему самое сильное оружие во всей вселенной. Только оно могло защитить от василиска и даже убить его.
– Я знал, что ты вернёшься, финист, – спокойно сказал Ярослав.
– Бог смилостивился надо мной, и я смог вернуться, – ответил Урван и посмотрел на князя. – Где вы нашли глефу?
– Утром её обнаружил один крестьянин.
– Хорошо, что она отыскалась, – Урван опустил оружие и превратил её в посох. – С ним мне будет легче сразиться с василиском.
– Значит ты решил остаться?
– Да, – сухо ответил финист. – Я постараюсь задержать змея, пока вы не доберётесь до Троицка.
– Пошли с нами. В столице всем вместе легче дать бой чудовищу.
– Нет, на обширной местности в борьбе против василиска у меня нет шансов. А вот в крепости змей не сможет маневрировать, как на открытом пространстве. Да и люди не будут путаться под ногами и мешать сражению. К тому же среди стен легче затаиться и неожиданно напасть на монстра. Если я не смогу его убить, то попытаюсь хотя бы изранить, чтобы вы могли благополучно добраться до города и предупредить государя.
– Хорошо. Я уже отправил двух всадников с письмом к царю. Пусть точит копья и готовит баллисты.
– А что ты будешь делать, если самодержец не признает тебя князем?
– Дорогой мой финист, я не пропаду. У меня всё ещё есть домра и голос. Буду петь на улицах столицы и тем зарабатывать на жизнь, как и раньше.
Князь вальяжно встал из-за стола и лёгким движением головы запрокинул волосы назад. Правой рукой он легонько похлопал финиста по плечу.
– Прощай, Урван, и да поможет тебе Элогим. Надеюсь, мы ещё встретимся.
– С Богом, снежный барс Дивной горы.
Князь ощерился, услышав свой титул. Он убрал руку с плеча финиста и направился к выходу. Оставшись в одиночестве, хранитель положил глефу на стол, а сам упал на колени и стал славословить Бога.
