Михаил Нирут
Финист Урван и око василиска
Глава 7. Князь
Архонт и менестрель сидели в княжеских покоях за столом и пили вино. Они оба долго молчали и не решались начать разговор. Градоначальник недвижно смотрел в стенку камина, лишь иногда томно вздыхая. Бард не сводил с него глаз, пытаясь понять, о чём думает повелитель.
Неожиданно тишину нарушил стук дверного молотка. Князь был настолько глубоко погружён в свои мысли, что никак не прореагировал. Он по-прежнему смотрел на свою печь и молчал.
– Войдите! – громогласно крикнул Ярослав, не дождавшись ответа Вольдемара.
Голос менестреля взбодрил князя. Он встряхнул головой словно после глубокого сна и повернулся лицом к входу в спальню. В покои один за другим вошли сразу несколько человек: слуга, Фёдор со своими послужильцами и ещё пятеро из княжеской дружины. Солдаты с трудом удерживали посох финиста. Обливаясь потом, прерывисто и тяжело дышали.
От увиденного градоначальник и певец привстали со своих кресел. Они уставились на шест хранителя, точно поражённые молнией. Старые друзья никак не ожидали увидеть легендарную глефу без её хозяина.
– Оружие финиста? – вопросительно проговорил князь. – Где вы его обнаружили?
– В нескольких верстах отсюда, – готовый к такому вопросу, сразу ответил прислужник.
– Вероятно, она выскочила из рук всадника во время атаки грифона, – вмешался бард.
– Его случайно нашёл крестьянин, когда шёл к сестре в соседнее село, и решил подобрать, – вклинился ратник. – Но, когда не смог поднять шест, понял, что тот заколдован. Смерд прибыл в Дивногорск и доложил городской страже о своей находке. Узнав об этом, я тотчас же отправился проверить волшебный посох.
– Этот простолюдин проявил великую бдительность и заслуживает награды. Отвесьте ему пятьдесят рублей и отпустите. И вы, храбрые воины, молодцы, что не оставили слова смерда без внимания. Вашему отряду выпишут тысячу серебряных, а витязь справедливо разделит их между вами. А теперь положите шест на стол и ступайте отдохните. Вы заслужили.
Кряхтя, послужильцы направились к столу. Аккуратно положили глефу, когда та прижалась к столешнице, мебель затрещала. Под тяжестью шеста стол изогнулся и провалился в центре, а ножки разъехались в разные стороны. Ещё немного и он полностью бы развалился.
Воины поклонились и поспешили покинуть княжеские покои. Когда последний из них удалился из комнаты, остались только слуга и пятеро дружинников.
– Прекрасная находка, – выдохнул Ярослав. – Жаль, ей нет применения, ибо только финист может управлять глефой.
– Он обязательно явится, – твёрдо ответил князь.
– Ты веришь, что Зинон с Замврием его отпустят? – скривился Ярослав.
– Я верю в Бога.
– Вера в Элогима не отменяет желания мести братьев, которое с каждым годом все больше и больше разгорается в их полных ненавистью сердцах. Они убьют любого, кто станет на их пути.
– Бог ли не защитит избранных своих?
– Будем надеяться, повелитель, – ответил Ярослав.
Князь улыбнулся и направился к камину. Остановившись перед головой барса, расстегнул верхнюю пуговицу рубахи и вытащил из-за пазухи ключ. После чего вставил его в пасть каменного зверя и провернул по уже известной схеме: трижды влево, немного прямо и два раза вправо.
Комната завибрировала как при землетрясении, а стенка камина медленно поползла в сторону. Дружинники вместе с прислужником испугались. Они стояли в растерянности, не понимая, что происходит. Ярослав же сохранял хладнокровие. Много лет назад он видел, как архонт открывал потайной ход в шахту, поэтому сейчас оставался спокоен.
Когда плита утопилась в стене, воцарилась тишина. Воины стояли и переглядывались между собой. У всех на лицах выползло удивление и растерянность.
– Витязи мои, не бойтесь, – будничным голосом заявил князь, повернувшись к солдатам лицом. – Спуститесь на дно шахты и принесите оттуда большой зелёный камень. Водрузите его на левую башню от ворот.
Градоначальник перевел взгляд на придворного и продолжил отдавать распоряжения:
– Добрый мой слуга, передай всем воеводам мой приказ. Пусть войска собираются на стенах и готовятся к обороне. Если вы увидите грифонов, ни в коем случае не открывать огонь без моего разрешения.
– Да, мой князь, – робко ответил слуга и поклонился в пояс.
Прислужник развернулся и поспешил прочь. Он, подгоняемый страхом перед скорым нашествием чудовищ, торопился немедленно выполнить возложенную на него обязанность.
Между тем ратники один за другим прошли внутрь камина и через минуту скрылись в темноте колодца. Архонт и менестрель остались в помещении одни.
– Что ты задумал, повелитель? – спустя долгое молчание, наконец, спросил Ярослав и вопросительно посмотрел на Вольдемара.
– Я более чем уверен, что они сегодня придут за камнем, – спокойно ответил князь и тут же раскрыл свой план: – Я намереваюсь выменять проклятое око на финиста.
– Отдать? Ты в своём уме? А если они его попытаются использовать для злых целей? Например, с его помощью уничтожат город.
– Бог не допустит этого. Он помогает даже в самых безвыходных ситуациях. Вспомни, что случилось во время боя с жестоким змеем. В самый критический момент люди воззвали к Всевышнему о помощи, и он послал нам феникса. Наш Бог никогда не оставлял нас один на один со страшным бедствием, не оставит и сейчас.
– Я боюсь, владыка, что не в этот раз, – сухо бросил поэт, всё ещё продолжая сомневаться.
– Не страшись, мой добрый Ярослав. Прежде чем люди вновь обратятся к Богу, мы должны всё сделать со своей стороны для освобождения хранителя и уничтожить источник наших бед, дабы не было препятствия в нашей молитве к Элогиму.
– Что значит «уничтожить источник зла»?
– Скоро узнаешь.
Вскоре из камина послышались лязганье доспехов и тяжёлая поступь. Вольдемар и Ярослав как по команде одновременно повернули головы к источнику звука. Через минуту из проёма показались дружинники, неся багровую ткань, на которой лежало око василиска.
Ратники подошли к архонту и остановились в шаге от него. Бард обратил внимание, что воины стоят прямо и бодро. На лицах витязей отсутствовал пот, а это значит, камень, несмотря на свой внушительный размер, лёгкий.
Князь одобрительно кивнул. Дружинники в знак почтения наклонили головы и проследовали к выходу, унося с собой изумрудный камень. Когда дверь за ними захлопнулась, градоначальник проследовал к камину. Размашистым движением он взял с полки небольшой конверт, несколько раз прокрутил его в руках и, убедившись в целостности печати, направился к менестрелю.
Подойдя почти вплотную к барду, князь протянул документ. Ярослав насупил брови, осторожно взял странный конверт и принялся его внимательно рассматривать. Поверх клапана красовался красный сургуч с изображением снежного барса.
– Что это? – спросил менестрель и посмотрел в глаза Вольдемара.
– Это мои распоряжения тебе, на тот случай, если со мной что-то случится.
– Ты думаешь, до этого дойдёт? – в голосе барда звучала робость.
– Не знаю, мой старый друг, но нужно быть ко всему готовым.
Неожиданно распахнулась входная дверь, и в покои вошёл придворный. Он остановился перед градоначальником в двух шагах и почтительно поклонился в пояс. Менестрель и властелин крепости одновременно перевели взгляд на слугу.
– Господин! Ратники выстроились на стенах и ждут вашего приказа, – отрапортовал слуга.
– Пора на стену, – твёрдо сказал архонт. – Спасибо, теперь ступай.
Решительным шагом градоначальник пошёл к выходу. Ярослав быстро откинул ворот кафтана, положил письмо во внутренний карман и пошёл следом за ним. Князь так спешил, что поэт еле за ним поспевал. В волевой походке повелителя чувствовалась абсолютная уверенность в неизбежности предрекаемых им событий, а точнее визите оборотней.
Старые друзья спустились на первый этаж, вышли во двор и поднялись на левую башню крепости. К моменту их прихода дружинники уже успели доставить офалмон на вершину бастиона. Общими усилиями водрузили его на невысокий постамент из-под одной из многочисленных статуй, которые раньше наполняли Дивногорск повсеместно.
Градоначальник встал возле ока, повернувшись спиной к стене. Всё внимание воинов приковалось к нему. Витязи застыли в ожидании напутственных наставлений командующего. Его последний приказ не атаковать чудовищ, привёл всех в замешательство. Многие остались в недоумении и жаждали объяснений. Они предполагали наличие некого секретного плана и теперь горели желанием узнать подробности.
Князь окинул взглядом войска. Хоть он и считался прекрасным оратором, но в сию секунду не знал, что сказать. Правитель осознавал необходимость открыть ратникам правду, которую он скрывал много лет, и объяснить, наконец, кто им противостоит. Однако сейчас, впервые в жизни, Вольдемар испытывал стыд за свои действия. Ведь именно он стал причиной многочисленных бед, с тех пор преследующих дивногорцев. Если бы тогда, много лет назад, он проявил к сиротам главную добродетель Всевышнего – милосердие, а не превратную праведность, то все несчастья горожан удалось бы избежать.
Вольдемар боялся, что после чистосердечного признания его имя отныне будет проклято среди единоплеменников. Каждый раз, когда кто-то из потомков начнёт поминать его, то немедленно станет добавлять прозвище «треклятый». Ещё больше он страшился предстать перед судом Вседержителя. Все его праведные труды перечёркивались одним поступком, которому нет оправдания и нет прощения.
– Мужи и братья Дивногорские, – наконец, собравшись духом, громогласно изрёк князь. – Доселе наш город жил тихо и мирно, но ныне время спокойного жития закончилось. Вам известно, что сейчас мы противостоим двум опасным грифонам, однако для вас тайна, кто скрывается под маской этих чудовищ. Чтобы вы и дальше не оставались в неведении, открою секрет. Эти монстры – наши сироты Зинон и Замврий.
После объявления имён князь замолчал. Суровые лица ратников переменились на изумлённые. Многие из них помнили этих мальчишек. Втайне от князя некоторые даже подкармливали их. Они выкидывали вместе с мусором хорошие куски хлеба, зная, что ребята в поисках пропитания обязательно пойдут по помойкам.
– Когда-то я бессердечно обошёлся с ними, – продолжил Вольдемар. – И теперь они вернулись отомстить. Их отец пытался с помощью магии украсть этот камень, но мы с моим верным другом и оруженосцем Ярославом остановили колдуна. Тогда мне казалось, что жестокое обращение с его детьми может послужить хорошим примером, дабы вы даже не думали заниматься чародейством, памятуя об их злосчастной судьбе. Видя их страдания, многие жители приходили с просьбой усыновить их, но я бесчеловечно отказывал всем, а тех, кого таки уличали в помощи бедным детям, повелевал жестоко бичевать. Сейчас же, по прошествии многих лет, я осознал, что совершил ошибку. Вместо жестокости их надо было обогреть, вместо презрения – накормить, а вместо наказания – полюбить. Они не виноваты, что родились в семье презренного отца. Я навлёк на вас беду. Своим безответственным поведением заставил сирот озлобиться на нас и возжелать расплаты. И сегодня я твердо уверен, что они прилетят. И когда они приблизятся к замку, заклинаю – не мешайте им! Ибо теперь наша цель попытаться спасти финиста. Пусть лучше заберут камень, но вернут нашему народу хранителя, иначе мы точно обречены. Простите меня, братья и сестры, ибо я виноват.
Вольдемар медленно поклонился в ноги перед своими ратоборцами. Ошеломлённые признанием воины молча ответили тем же. Градоначальник развернулся лицом к долине и застыл в ожидании прибытия оборотней. Ему не терпелось закончить размен и заполучить финиста.
После слов князя, боевой дух дружинников заметно ослаб. Оказалось непросто осознать и принять тот факт, что чудовища, перебившие столько людей, – это те маленькие сироты, с которыми горожане в своё время так бессердечно обошлись. Но они поступили жестоко вопреки своему желанию, вынужденные подчиниться злой воле князя. Снедаемые томными мучительными раздумьями они также застыли рядом с повелителем в ожидании вторжения.
Спустя два часа на горизонте появился синий силуэт. Он становился всё больше и больше, превращаясь из маленькой точки в красивого крылатого льва. Каждый взмах крыльев подобно грому накрывал всю долину.
Увидев грифона, заскучавшие было воины сразу засуетились. Крепость моментально наполнилась шумом и бешеной суматохой. Баллисты загудели, когда в них орудийный наряд принялся заряжать копья. Они начали заряжать луки и арбалеты, и через несколько минут все отряды стали плечом к плечу и ощетинились наконечниками снарядов.
Князь поднял ладонь высоко вверх, сигнализируя запрет на атаку. Лев подлетел к крепости на расстояние выстрела и начал летать вдоль стены взад-вперёд, ожидая внезапного нападения. Воины, послушные приказу военачальника, стояли недвижно. Зинон, убедившись в безопасности, взял курс на левую башню. Осторожничая, он медленно приземлился перед градоначальником.
Повелитель посмотрел льву в глаза, ожидая увидеть в них кровожадного монстра. Но, к своему удивлению, обнаружил беззащитного сироту. Перед ним предстал несчастный ребёнок, испытавший много зла от жестокосердного правителя.
– Ты вернёшь нам финиста? – спокойно спросил Вольдемар и опустил ладонь.
Грифон устремил взгляд с князя на офалмон. Своим видом камень напоминал прекрасное произведение искусства. Зелёное око в лучах солнца переливалось изумрудным светом. Однако каким бы изысканным он ни казался, вблизи него душу пробирало отвращение.
Лев перевёл взор с камня на градоначальника. Вольдемар понял, что Зинон не собирается возвращать Урвана. Он прилетел за оком, а наличие заложника гарантировало ему безопасный проход к проклятому камню.
Грифон вскинул лапу и вмиг блеснули когти. Острые словно лезвия и здоровые точно кавалерийские сабли они представляли грозное оружие. Князь раскинул руки крестом и смиренно склонил голову перед чудовищем.
– Прости меня, Зинон, – быстро проговорил Вольдемар и закрыл глаза.
И тут случилось нечто совершенно неожиданное. Оборотень молниеносно ударил когтями и разрубил градоначальника на семь частей. Голова отлетела в сторону и упала к ногам Ярослава. Разделенное на две части туловище рухнуло на близстоящих дружинников. Ноги, также разрезанные пополам, свалились со стены.
Всё произошло столь стремительно, что никто не успел среагировать. Воины впали в оцепенение. Бард застыл подобно каменной статуе, забрызганный кровью. Ещё секунду назад Вольдемар вдохновлял их на бой с чудовищами, а теперь так бесцеремонно и жестоко убит.
Лев бросился к оку, схватил его пастью и, раскинув крылья, рванул вниз с бастиона. Стреломётчики, наконец, пришли в себя и выпустили вслед удирающему оборотню два снаряда. Копья со свистом пролетели над грифоном, едва не задев. Дружинники принялись судорожно палить из луков и арбалетов по монстру, но толстой коже чудовища они доставляли беспокойства не больше чем занозы.
Зинон всё удалялся и через минуту стал вне досягаемости орудий защитников крепости. Орудийный наряд, как и предполагал регламент, вновь заряжал баллисту, хотя и было очевидно, что грифон уже не вернётся.
Ярослав наблюдал за всем разинув рот. Ратоборцы поочерёдно поворачивали головы к менестрелю, ожидая от него услышать как им действовать дальше. Ведь последние сутки он не расставался с князем, и кому как не ему знать последние замыслы повелителя.
Трясущимися руками поэт откинул кафтан и вытащил конверт. Не раздумывая, сломал печать на клапане и вытащил письмо. Менестрель развернул сложенный пополам листок и увидел длинный текст.
«Да будет воля Божья!
Мой дорогой Ярослав, если ты читаешь это письмо, то я, скорее всего, мёртв. И в этот трагический час хочу исповедоваться перед тобой, моим другом. Моя душевная боль нестерпима. Всё время мучает один и тот же вопрос: как я, будучи просвещён в вере своих отцов, смог допустить страдания безвинных сирот?.. Перед глазами с неизменным постоянством всплывают жуткие видения бедных детей, выброшенных мною на холодную улицу. То они предстают проснувшимися в слезах, то ищут в темноте отцовскую руку и ждут ласкового слова… Мою душу наполняет страх и стыд: страх, что Бог проклянёт меня, и стыд, что дивногорцы от меня отрекутся.
Если бы в своё время я приютил сирот, а лучше усыновил, то всё могло пойти по-другому. Добрым примером воспитал бы хороших сыновей, а не злых оборотней и колдунов. Даже если бы из-за этого мои подданные лишись наглядного примера, вреда магии, то невелика потеря, ибо пользы от воспитания сирот было бы значительно больше.
Но я – человек, и как человек я согрешил. Господь явил свою правду над неправдой моей. Я верю, что Он смилостивится перед моими слезами. Элогим милосердный, он любит раскаивающихся и слушает молящихся. И человеческий суд также смягчает приговор при чистосердечном раскаянии. А вечный Бог по милости своей даёт кающемуся избавление от вечного осуждения.
Душою я предчувствую, что сегодняшнюю встречу с Замврием и Зиноном не переживу. Я совершил грех, и за этот грех час расплаты настал. Земное наказание хоть и неизбежно, но не так страшит как наказание небесное. Его я боюсь больше всего. Я виноват перед тобой и дивногорцами за все беды, что выпали нам в последнее время, и я хотел бы уйти из этого мира хотя бы с одним прощением – твоим.
Что будет с городом, я не могу знать, но отныне его судьба в твоих руках. Теперь ты – князь. Пока я жив, Дивногорск обречён, но я верю, что с моей кончиной Всевышний смилуется над городом и его жителями. После моей смерти я прошу тебя, как старого друга, сделать мне одолжение. Приглядывай за моим сыном, ибо я знаю, что раз я угнетал чьих-то детей, то и моего ребёнка ждёт та же участь. Бедное дитя я отослал в столицу, дабы он мог избежать страшной судьбы, уготованной его отцу. Прости меня, брат. Прости от всего сердца».
Дрожащими руками Ярослав опустил письмо. На его глазах проступили слёзы. Слова его друга настолько потрясли его, что он не мог выговорить ни слова.
Воины по-прежнему смотрели на менестреля. В их взглядах смешались отчаяние и надежда. Страх за своё будущее терзал мужественные души ратоборцев. Со старым князем они прошли множество войн и ещё больше сражений. Для них он был живым символом, не меньшим по значимости, чем флаг или герб. Сейчас же он мёртв, и всех мучил вопрос, кто же теперь их возглавит?
– Что сказал повелитель? – послышался голос из толпы.
– Князь очень раскаивается за свой поступок и просит вас простить его, – ответил бард после недолгого молчания.
– А что нам делать? Кто теперь станет главнокомандующим? – спросил арбалетчик.
Вопрос стрелка заставил поэта испытать смущение. Он никак не рассчитывал в одночасье превратиться из простого трубадура в светлейшего князя. Ещё более неловко было объявить о решении повелителя, будучи облачённым в свой нелепый кафтан. Его кунтуш больше подходил для будничных представлений в вонючем кабаке, чем для объявления последней воли правителя.
Ратники могли воспринять слова барда, как нелепую шутку. Им сейчас с трудом давалось душевное равновесие, и лишний раз их нервировать не стоило. Безусловно, если бы он сейчас стоял экипированный в доспехи, то объявить княжескую волю стало бы куда проще.
– Вольдемар просит меня стать вашим князем, – набравшись решимости, с волнением в голосе сказал Ярослав.
Слова поэта вызвали удивление. Воины переглядывались между собой и что-то шептали друг другу на ухо.
Неожиданно из строя вышел ратник. Ярослав присмотрелся к нему и узнал в нём Фёдора. Он шёл неспешно, слегка покачиваясь. Витязь остановился в двух шагах возле лежавшей на полу головы господина. Церемониально склонился над ней и нежно, почти как младенца, поднял отрубленную часть тела за щёки, а после так же торжественно вознес над собой.
– Разве наша верность заканчивается со смертью повелителя? – заговорил ратник. – Нет! Раз такова была последняя воля князя, значит, мы её исполним.
Воин почтительно опустился на одно колено перед трубадуром, удерживая над собой голову Вольдемара. Ратоборцы, наблюдавшие за витязем со стороны, пришли в движение. Сначала поклонились послужильцы ратника, а после по одному стали падать на колени и все прочие воины. Через минуту все стояли в коленопреклонённой позе.
– Князь умер. Да здравствует князь! – возвышенно заявил Фёдор
– Я не достоин, но я сделаю всё ради Дивногорска, – ответил Ярослав и поклонился в пояс.
– Мы ждём твоих приказов, князь!
– Прежде нужно похоронить Вольдемара. Соберите тело, а после заката созовём вече и решим, как быть дальше.
Ярослав выпрямился, развернулся и пошёл прочь со стены. Ратоборцы дружно остались стоять на коленях и в таком положении передавали через головы останки туловища умершего повелителя к сапогам Фёдора. Два ландскнехта отыскали за стеной оторванные ноги Вольдемара и положили конечности к остальным частям.
Когда тело правителя было собрано, солдаты дружно поднялись. Растерянные, они в полном молчании стали расходиться по своим лачугам.
