Михаил Михайлович
Re: Гиппократу
За столом стоял большой стул обтянутый натуральной кожей какого-то животного с широкими, удобными подлокотниками и специальной ортопедической спинкой. Этот черный трон был выклянчен из кабинета заместителя главного врача после его увольнения по причине внезапного insult. По левую сторону от сияющих чистотой, после еженедельных помывок, оконных стекол расположился вместительный шкаф для картонных папок и специальной литературы по юридическим вопросам. Дверцы в шкафу отсутствовали и поэтому расставленная в библиотечном порядке документация немедленно давала понять каждому входящему, что у хозяина данного кабинета все вопросы под контролем, все сведения имеются, и сам он может решить любую рабочую ситуацию. Еще были два матерчатых кресла, стеклянный столик с керамической вазой и шоколадными конфетами в ней. Узкий, красный с золотыми узорами ковер растянулся от самой двери до окна. Чтобы не пачкать ковер я застелил его небольшими ковриками у входа и у себя под стулом. На вешалке висел белый халат на случай посещения лечебных подразделений. В часы отдыха горячий cappuccino из автоматической кофеварки, красовавшейся здесь же, наполнял помещение, уже содержащим тонкий запах моих духов, ароматом изысканности. В такой атмосфере и протекали тревожные рабочие будни.
Последнее время работы было немного. Иногда заносили для проверки какие-нибудь бумаги и справки. Но было несколько судебных разбирательств, которые беспокоили меня и заставляли всматриваться в большой объем нормативных актов. Мало того, что это занимало много времени, так еще и предстоящий результат был скальпелем на воде выведен. Два дела касались имущества больницы. Одно о возврате денежных средств за некачественную уборку помещений. Два о причинении вреда здоровью. И вот эти «О причинении вреда здоровью» были самые скверные. Суммы, которые требовали истцы от лечебного заведения, были равны сумме трех новых машин для скорой помощи. Разумеется, все эти убытки должны быть сведены к минимуму, если не к нулю. А это требовало немало сил и стараний. Я не очень любил все эти дела связанные с компенсацией за вред здоровью. С одной стороны жалко пациентов, с другой стороны врача, который теперь может лишиться работы или хорошего renommée. Ну а если я завалю процесс, так это отразится как на моем профессиональном портфолио, так и на моей премии. В общем (если такое бывает) палка не о двух, а о трех концах.
Будучи личностью не очень общительной и не жалующей гостей в своем кабинете, я всегда старался избегать долгих диалогов и отдавал предпочтение монологам наедине с самим с собой. Когда мне надоедала и эта форма коммуникаций, то я писал письма виртуальным друзьям по e-mail или в социальных сетках. Теперь, открыв свою электронную почту, я обнаружил входящее письмо от «Hippoсrates@ya». Это был мой старший друг и консультант по рабочим проблемам. Свой вопрос ему я сформулировал еще несколько дней назад и вот теперь, в начале рабочей недели, когда кажется, что все еще только предстоит, я был рад прочитать ответ. «Добрый друг, рад, что ты не забываешь о нашей дружбе! С удовольствием отвечаю на твой вопрос, тем более, что и для меня он оказался новым. По судебному иску Энной считаю, что необходимо занять жесткую позицию. Прооперированная нога Энной в вашем лечебном заведении могла получить осложнения не только в результате самой некачественно выполненной операции. Самостоятельные неправильные реабилитационные действия пациентки, игнорирование рекомендаций лечащего врача в послеоперационный период также могли стать причиной тех осложнений, о которых она указывает в заявлении. На том и стой! Подкрепи свою позицию документами от физиотерапевта Желаю быстрого процесса и победы в портфолио!-)». Меня очень обрадовал его ответ и я, сделав пометки в рабочем блокноте, стал размышлять. Энная обратилась с заявлением к главному врачу, в котором указала, что требует оплатить ей повторную операцию в другом медицинском заведении, так как в нашем ей провели некачественную процедуру. Разумеется, получив мой отказ, она, заручившись поддержкой адвоката, направилась в суд. Несколько месяцев подряд мы встречаемся в зале судебных заседаний и обмениваемся мнениями, а иногда и упреками. Но, кажется, в этом деле будет поставлена точка в ближайшее время.
Ближе к часу обеденному неожиданно раздался мобильный телефонный звонок, дернув мою руку с ложечкой тростникового сахара, нависшей над парами ароматного чая. Звонила жена моего хорошего друга с которым мы не виделись очень давно. В последнем нашем разговоре месяц назад по видеосвязи он делился со мной радостью новых спортивных достижений своего взрослого сына, рассказывал о планах на отпуск. Я помню, мы много тогда шутили и рассказали друг другу несколько анекдотов. Это был один из немногих людей в моей жизни, с которым я мог говорить непринужденно и развязано, хотя он был старше меня на двадцать лет. Пройдя нелегкий путь профессионального спортсмена, получив высокие награды и степени мастерства, он трудился тренером.
– Здравствуй, – сказала она, – Роман у вас в больнице, палата 313. Его прооперировали после аварии. Он пока в искусственной коме.
Рассказав кратко историю произошедшего, она с грустью попрощалась. Несколько минут я сидел в задумчивости и глядел на свой белый халат, затем на телефон. Незамтно для самого себя я встал и начал медленно ходить по кабинету. Пройдя много раз мимо страдающих от болезней людей, побывав в самых неуютных отделениях больницы, мне казалось, что я уже приобрёл иммунитет к внезапному сочувствию и сопереживанию. И теперь моё сердце и разум соединившись в одну точку, которую не знает ни одна отрасль медицины, не давали мне покоя и вызывали внутренние тревожные колебания. Еще немного помедлив, я направился в отделение, где лежал Роман. По дороге снова и снова меня охватывало желание отрешиться от происходящего и смотреть на всё, как и прежде, с точки зрения невозмутимой практичности. Это значило, что необходимо в первую очередь поговорить с лечащим врачом, затем заведующим отделения, обратится к главному врачу больницы, в общем, сделать все, что необходимо, чтобы Роману стало легче, а мои тревожные колебания исчезли. Но настырная надежда гнала прямо в палату, утверждая из глубины оптимизма, что когда я войду туда всё будет как и прежде: я поздороваюсь и проговорю с Романом пару добрых часов. Поборов все рациональное, надежда провела меня мимо кабинета заведующего и поставила перед фактом, перед лицом человека в коме, о котором я так много знал прежде, но ничего не знал теперь. Это был, как будто, чужой человек, отделенный от меня закрытыми веками, перевязанной головой, капельницей, белой больничной простыней и, казалось, гробовым молчанием.
