– Триста семь, триста восемь…
Хочется услышать крики птиц. Приятно находиться на высоте птичьего полета, вот так – без всяких страховок и спасения. Прямо как птица – надеешься только на свое тело, свои крылья (или руки). Малейший ветерок – и тебя снесет с пути.
Ноги шагают уже тяжелее. Надеюсь, что все же от усталости, а не от трусости.
Только что чуть не споткнулся о ступеньку и замер, вцепившись двумя руками в перила.
– Триста восемьдесят три, – доносится снизу.
Всего сто с лишним остается. А как спускаться вниз?
Эта мысль предательски залетает в мою голову и тут же поселяет ужас. Ладно забраться, но нужно же как-то спуститься на землю!
Зачем-то я оборачиваюсь назад и различаю вдалеке одно слипшееся пятно – фургона и людей. Ноги мои подкашиваются, и тело оседает на ступеньку, прижавшись к перилам. Кажется, оно уже не слушается меня.
– Все хорошо? – спрашивают снова.
– Да, – отвечаю я еще тише, чем в первый раз.
Все совсем не хорошо. Но остается всего сто с лишним ступенек…
Неимоверным усилием воли я поднимаюсь на ноги. Кажется, снизу это вызывает одобрительные выкрики – не уверен, что это не галлюцинации.
– Триста восемьдесят четыре, – считаю себе под нос. – Триста восемьдесят пять.
Ноги еле двигаются, но я обязан дойти хотя бы до четвертой сотни. Гордость и честолюбие теперь тащат меня наверх.
– Триста девяносто.
Коленки подкашиваются, отчего я спотыкаюсь чуть ли не на каждой ступеньке. Однако, испытывая муки, подобно Прометею, я заставляю себя подниматься выше. Шаг за шагом, поступь за поступью…
– Четыреста.
Я останавливаюсь, не ощущая ничего. Путь вперед кажется все таким же бесконечным, как и в начале; а оборачиваться я даже не хочу.
Усталость тяжестью сваливается на меня, и тело снова оседает на ступеньку, вызывая глухой стук.