Михаил Евгеньевич Московец
Лестница желаний
– Сколько дошли? – пауза. – В прошлом городе одиннадцать человек.
Возмущенный гул разнесся среди собравшихся.
– Да врет он все!
– Не могли одиннадцать дойти…
– Они бы не выполнили так много желаний! Сколько ж это денег…
Толпа держалась единым гудящим организмом. Конферансье переглянулся с артистами, видимо, донося мысль: здесь ловить нечего.
Эти приезжие явно считали нас трусами.
Тут меня что-то торкнуло, и я молча вышел вперед. Кажется, даже гул стих. Не смотря на конферансье (то ли из гордости, то из боязни передумать), я вошел в широкую дверь и остановился перед первой ступенькой.
– Считайте, – буркнул я кому-то позади себя.
Я неуверенно встаю на первую ступеньку…
– Двести шестнадцать, двести семнадцать, – слышу я голос конферансье.
Моя кисть белая от старательного держания за перила. Предплечье начинает ныть, но я стараюсь не обращать на это внимания. Пристально смотрю под ноги, чтоб не оступиться: страховки ведь нет, и если падать – то насмерть. Кажется, зрение фокусируется уже не так хорошо; на глаза потихоньку опускается пелена.
– Двести шестьдесят три…
Я останавливаюсь отдышаться и задираю голову кверху. От резкого движения по всему небу заискрились звездочки, и я закрываю глаза, чтобы не свалиться в обморок. Тело начинает пошатывать; вторая рука цепляется за перила, но глаза я не открываю – нужно прийти в себя.
Глубоко и ровно дышу, успокаиваясь.
– Все хорошо? – спрашивает снизу голос.
– Да, – бурчу себе под нос.
Сами поймут, когда пойду дальше.
Отпускаю левую руку и поднимаюсь выше, решив не глядеть под ноги: мой мозг сам знает, куда наступать. На удивление, шагается немного легче. Неуверенная улыбка проскальзывает на моем лице, но я быстро прячу ее: нужно сохранять концентрацию.
