Михаил Евгеньевич Московец
Кружок самоубийц
Мужчина в разнотонном костюме резко поднимается и почти бежит к выходу. Очевидно, не выдерживает умиротворенного спокойствия.
Виктор не говорит ни слова, лишь провожая его глазами. Трудно сказать, уверен ли он в возвращении этого человека либо тут же забывает о нем, мысленно исключая из «круга», дабы не нарушать положительную статистику.
Тело рядом со мной негромко посапывает. Косясь в его сторону, я наконец ощущаю на себе благодать познания: это великолепная тактика – напиваться до беспамятства – чтобы не думать о самоубийстве! Думаю, стоит принять ее во внимание.
Один из группы, что перед началом стояла около стола с красной скатертью, поднимается со своего места и направляется к большому термосу с чаем.
Интересно, такая расслабленная атмосфера создается нарочно или спонтанно?
Я равнодушно поворачиваюсь к окну: в раскрытой форточке – словно метеоритный дождь – мелькают продолговатые капли, многие из которых оседают прямо на стекле. Я невольно улыбаюсь, и в моей голове отчетливо воспроизводится воспоминание августовской ночи в горах Грузии, когда мы с друзьями, заплутав в бесконечном серпантине, случайно набрели на старую советскую обсерваторию.
Небо там было поразительно чистым; им хотелось любоваться вечно. Работники обсерватории бодрствовали, так как пропускать наблюдение метеоритного дождя и роя хвостатых комет было для них преступлением. Все вместе мы – астрономы с приборами и планшетами и обычные зеваки с двумя вылупленными глазами – долгое время таращились на чернющий небосвод, наблюдая за полосой Млечного пути, звездами, кометами и спутниками.
Затем работники пригласили нас внутрь, к телескопу, который был настроен на Сатурн, бывший в самой близкой к Земле точке. Конечно, мы согласились, ведь никто из нас не видел настоящую планету вблизи: кремового оттенка шар, покрытый песочными кольцами. Планета не двигалась и не изменялась, но мы еще долго глазели на этот застывший в космосе газовый гигант…
