Стеклянные глаза таращатся на меня. Я уверен, что они ничего не различают дальше своего носа, но мне становится не по себе: пульсирует мозг, воротит живот, сводит ноги.
Я сижу еще некоторое время, убеждая себя, что отведу взгляд только тогда, когда захочу. Первым отворачивается тело, зашагав дальше. Поднимаюсь и я.
Запахов в подъезде нет: все здесь как будто стерильное – не чистое, а пустое, полое. Нет содержания, наполнения, и создается впечатление, что подъезд – это всего лишь декорация, оставленная на заброшенном павильоне.
Каждый этаж в точности повторяет все предыдущие, как брат-близнец.
На серой стене вижу цифру «4». Захожу в дверной проем и иду на приглушенные звуки где-то в глубине помещения.
В конце коридора виднеется свет, более яркий, чем на лестнице.
Отворяю дверь и захожу в просторную комнату с голыми, но выкрашенными белым стенами. Глаза слепит, и я прикрываю их ладонью, давая привыкнуть.
Около дальней стены вижу стол с красной скатертью; на нем – большой железный термос, видимо, с чаем или кофе. В центре комнаты – стулья, расставленные по кругу.
Навстречу мне идет средних лет человек в коричневом свитере, из-под которого торчит воротник бежевой рубашки. Вероятно, этот человек – главный.
– Здравствуйте, вы в наш «круг»? – неподдельно улыбается он мне.
– Да.
– Пожалуйста, присаживайтесь. Если нужно – на столе чай, зеленый и черный.
– Не нужно.
Он заботливо усаживает меня на стул, а я делаю вид, что мне это приятно.
– Скоро начнем, – широкая улыбка его располагает к себе.
Я сижу на пластиковом стуле в ожидании начала. Около стола с красной скатертью небольшая группа людей разговаривает о чем-то с явным интересом, перебивая друг друга. Одинокий мужчина стоит у открытой форточки и курит; но почему-то кажется, что он больше дышит дождливым воздухом и успокаивается, чем удовлетворяет тягу к сигарете. На нем темно-синий костюм, а протертые локти и колени выдают преклонный возраст пиджака и брюк; при ближайшем рассмотрении замечаю, что брюки, скорее, черные, то есть от другого комплекта.